Прёт стеной мимо дома нашего
Хлам, забытый в углу уборщицей…
И случайные прохожие
Кувыркаются в «неотложки».
Хотя имя Ленина предано анафеме, кино по-прежнему – в строгом соответствии с указанием Владимира Ильича – является для наших властей важнейшим из искусств. Отличие только в том, что сегодняшнее российское кино не имеет никакого отношения к искусству, а превратилось в откровенную пропагандистскую помойку.
Вернее, сначала отечественный кинематограф превратили в просто помойку – в чистый масскульт. Если он и выполнял сверх того пропагандистские функции, то есть вбивал зрителям в мозги убогие мещанские ценности, эстетический примитивизм, потребительство, антиинтеллектуализм, индивидуализм, культ силы, вульгарный гедонизм и т.п., то лишь потому, что сами фильмы делались такими же эстетически убогими, эгоистичными мещанами-приспособленцами (вроде каких-нибудь Панкратова-Черного, Эйрамджана или Никиты Михалкова), а власть это вполне устраивало (собственно, и сама власть состояла из таких людей). Если же это сопровождалось откровенно разнузданной антикоммунистической пропагандой, то опять-таки лишь потому, что такая пропаганда соответствовала умственному уровню и эстетической ориентации этих мещан и приспособленцев (продюсеров, режиссеров и сценаристов), с одной стороны, и вполне устраивала власть – с другой.
То были годы, когда «Кремль и окрестности» вопросы идеологии не очень волновали, поскольку их очень волновали вопросы передела собственности.
Ловкие и беспринципные люди давным-давно усвоили, что куда выгодней потакать порокам, нежели заботиться о добродетели. Отсюда – вакханалия самой разнузданной пропаганды, которую пираты свободного предпринимательства, вооруженные новейшими достижениями науки и техники, обрушивают на голову человека с улицы. Свобода коррупции начинается с разложения самих исполнителей. А в жертву приносится общество…
Скотт Ниринг. «Свобода: обещание и угроза»
Но настало время – и в верхах осознали, что необходима новая официальная идеология. Первоначально, как многие еще помнят, она называлась «национальной идеей». Была поставлена задача такую идеологию разработать и «внедрить в массы».
В кино это «задание партии и правительства» начали обкатывать первоначально на телефильмах – в основном на телесериалах. Расчет был верным: число телезрителей, безусловно, заметно превышает число посетителей кинотеатров, к тому же телепродукция фактически навязывается зрителю, проникая почти в каждый дом без дополнительных усилий и затрат (чтобы пойти в кинотеатр, надо еще оторвать задницу от дивана и, кроме того, заплатить деньги за билет), да еще и искусно создавая при этом эффект ненавязчивости, домашнего, расслабленного, заведомо добровольного восприятия.
Так на телеканалы – вслед за классическими «мыльными операми» – градом посыпались сериалы, посвященные восхвалению обычных убийц из спецслужб и спецподразделений, «героически» борющихся со звероподобными кавказцами. Причем кавказцы поголовно – включая женщин, детей и, кажется, даже мертвецов – были, разумеется, бандитами, террористами и вообще нехристями, а доблестные бойцы спецслужб и спецподразделений, наоборот, были простыми, «в доску своими» – то есть сильно пьющими, матерящимися, антиинтеллектуальными – парнями, привлекательными «суровой мужской красотой» (мачо с запахом портянки), твердыми в своих принципах («сивушное братство», «фронтовая дружба», «родину, шашку и жену не отдам никому» и т.п.) и, безусловно, православными. Очень скоро к злобным кавказцам добавились не менее отталкивающие мусульмане вообще, действующие из разных заграниц.
Параллельно с этой волной пошла вторая волна телефильмов и сериалов. В них главными положительными героями выступали царские жандармы и сыщики, борющиеся с кровожадными революционерами. При этом, естественно, жандармы изображались «рыцарями без страха и упрека» и интеллектуальными гигантами, а революционеры, само собой, были предельно шаржированы – все как один выглядели ущербными, умственно неполноценными (а если умными, то психически нездоровыми), антигуманными, аморальными, завистливыми, ну, и были, ясное дело, «жидо-масонами». Оставалось только недоумевать, почему же это сборище психов и дураков смогло в конце концов победить «рыцарей без страха и упрека» и интеллектуальных гигантов. Один такой сериал, неоднократно повторявшийся – «Империя под ударом», – выдвигался даже на какую-то премию каких-то там «правоохранительных органов». Я просил трех знакомых историков русского революционного движения написать рецензию на этот сериал, но ни один не смог: всем становилось дурно после просмотра первой (в крайнем случае, второй) серии – так густо, выше всяких пределов, сериал был нашпигован самой разнузданной черносотенной ложью.
Обкатав эту пропагандистскую методику на сериалах, озабоченная созданием «новой национальной идеологии» власть перешла наконец к «большому» (то есть рассчитанному на просмотр в кинотеатрах) кино. Отчасти этот переход был связан с тем, что все большее и большее число людей – причем в первую очередь образованных и достаточно политически грамотных – переставало смотреть телевизор, чувствуя все большее и большее отвращение к постоянно деградирующему (умственно и эстетически) российскому телевидению. Опять же и кинокритики, к чьему мнению прислушивалась эта аудитория, по большей части презрительно игнорировали сериалы, считая их «низким жанром».
Важная задача по донесению «новой национальной идеологии» до населения средствами кино была возложена на своих, питерских – на режиссера Алексея Балабанова и продюсера Сергея Сельянова. Так на свет появились (вышли в прокат) пресловутые «Брат» и «Брат-2».
Помнится, фильмы вызвали шквал откликов. Причем – за редким исключением – чисто профессиональные вопросы никто из кинокритиков не обсуждал. Никого, например, не интересовала операторская работа. Какая там операторская работа? Тоже мне Рерберг, Лебешев и Железняков! Хотя в «Брате», в отличие от «Брата-2», операторская работа все же была, было что обсуждать. А если кто вспоминал об актерской работе, то лишь для того, чтобы справедливо заметить, что ее нет, поскольку сами фильмы не предполагают, что актер может себя проявить, продемонстрировать, на что способен (даже Сергей Маковецкий и Виктор Сухоруков в «Брате-2» – единственные, кто играет, – всего лишь повторяли уже неоднократно сыгранную роль, а это, простите, называется халтура). Некоторые критики, помню, справедливо вспоминали о слабости, непроработанности, малой убедительности сюжета (особенно в «Брате-2») – но лишь скороговоркой. Зато всех – впервые за долгие годы – взволновали вопросы идеологии.
Фильмы Балабанова насаждали вполне определенные идеи: воинствующий индивидуализм, неприкрытые ксенофобию и расизм, культ силы, восхваление мещанства в его уголовном варианте, эстетический примитивизм, бытовой имморализм, идентификацию по биологическому (а не социальному) признаку.
Не случайно на роль положительного героя был выбран ветеран Чеченской войны, легко и спокойно, как машина, убивающий людей. Конечно, людей нехороших: кавказцев-рэкетиров, «братков», американцев вообще и негров в частности, «хохлов»… Словом, пришел солдат с войны (внимание: неправой!) – и давай наводить свой, новый порядок. Вообще-то, в этом нет ничего нового: у американцев такие фильмы появились как раз во время Вьетнамской войны (их аналог Чеченской) – «Рожденные терять», «Инцидент», а кульминации эта тема достигла, разумеется, в «Рэмбо». Итак, «Брат» – это наш «Рэмбо». А относительно того, что такое «Рэмбо» и с какой целью был снят этот фильм (тоже нашумевший в свое время), двух мнений быть не может. Балабанов отрабатывал социальный заказ: помочь обществу избавиться от «вьетнамского синдрома» (в нашем случае, видимо, «афганско-чеченского») и реабилитировать агрессивно-имперские настроения.
И эта роль – роль «простого русского парня» с подчеркнуто простыми русскими именем и фамилией «Данила Багров» – совсем не случайно была поручена Сергею Бодрову, уже примелькавшемуся по программе «Взгляд», с его предельно открытым, честным, наивным лицом. Помнится, кто-то говорил, что человеку с таким лицом можно поручить роль Эйхмана – и евреи простят ему Холокост. Нужен был, то есть, не просто положительный герой, а положительный бесспорно, в силу самого факта своего существования, без всяких дополнительных обоснований.
Поскольку главный герой должен был пропагандировать воинствующий, превосходящий даже пресловутые протестантские образцы, индивидуализм, Данила в «Брате» и был изображен «волком-одиночкой», ни в ком по большому счету не нуждающемся, и одиноким предельно. Каждый раз, когда зрителю казалось, что очередная встреча закончится дружбой или любовью, выяснялось, что это просто иллюзия: в реальности никто – ни Немец, ни трамвайщица, ни тем более наркоманка Кэт – не вызывали в Даниле никаких подлинных чувств, не были ему нужны. Это – сознательная идеологическая установка: зрителю внушалось – нельзя никому верить и ни к кому привязываться, можно и нужно рассчитывать только на себя, никакой сентиментальности, никакого коллективизма – «отрыжки тоталитаризма», нужно строить свою судьбу и карьеру, идя по трупам (в фильме это – не образное выражение, а образное воплощение: действительно трупы). Это та составляющая «новой национальной идеологии», которая активно направлена против «коммунистического коллективизма».
В связи с этим вполне естественным оказывалось, что главный положительный герой Данила – киллер. Ничего другого он не умеет, конечно, но и киллер – нужная и уважаемая в обществе профессия (собственно, в 90-е так оно и было). Говоря иначе, зрителю внушалось, что «чисто ка-анкретные паацаны» – это вполне нормальные, обычные люди и их образ жизни тоже – вполне нормальный и обычный. Именно так и надо жить, если хочешь чего-то добиться в жизни. Озверевший от ужасов капитализма обыватель, ставший уголовником, – вот он, пример для подражания.
Данила Багров поразил кинокритиков своими открыто ксенофобскими филиппиками – в адрес кавказцев, евреев, американцев еще в «Брате-1». В «Брате-2» ксенофобия просто стала преобладающей темой и окрасилась в откровенно расистские, ку-клукс-клановские тона. Не случайно именно эта составляющая фильма вызвала такой восторг у наших ультраправых (а заодно и КПРФовских «патриотов», увидевших в Багрове не только «защитника русского народа» и «мстителя за развал Советского Союза» («Вы мне еще за Севастополь ответите!»), но и «борца с американским империализмом»). Но и в этом на самом деле не было ничего нового – в далеком 1970 году в той же Америке много шума наделал ныне почти забытый фильм Джона Эвилдсона «Джо». И главный герой этого фильма тоже поражал зрителей и критиков постоянными ксенофобскими филиппиками. И, кстати, гору трупов нагородил не меньшую, чем Данила Багров: «покрошил» целую коммуну хиппи…
Именно ксенофобская («патриотическая») составляющая насаждаемых с экрана взглядов резко выросла от «Брата» к «Брату-2» – в точном соответствии с тем, как она выросла и в настроениях социальных верхов, и в составе строившейся «новой национальной идеологии» в период Путина. Знаменитое «Вы гангстеры? – Нет, мы русские!» в «Брате-1» прозвучать еще не могло, как и претензия за Севастополь. И уж тем более это касается сцены, в которой выполнен знаменитый наказ «мочить в сортирах», поскольку когда снимался первый фильм, это основополагающее указание еще не было высочайше произнесено.
Но если кругом враги и положиться можно только на себя, то как, по какому принципу искать если не «братьев по оружию», то хотя бы союзников в такой тяжелой борьбе, как борьба со всеми? Оказывается, по признаку кровного родства. У Данилы есть старший брат, которого играет Сухоруков. Вот этот брат и есть тот, с кем вместе надо действовать. Потому что брат. А то, что он бандит и убийца и вообще запомнился отечественным зрителям по эпохальной фразе «Стволы нужны! Стволы – вот наша сила!», это неважно. В «Брате-2» это «кровное родство» будет ненавязчиво распространено на русских вообще («русские своих на войне не бросают!»). Итак, «кровь и почва». Всё понятно?
Был у Балабанова момент, который, помнится, ставил критиков в тупик: увлечение Данилы «Наутилусом Помпилиусом». То, что оба фильма были переполнены поп-роком (а не просто попсой или уголовным «шансоном», как можно было бы ожидать), – это еще более или менее понятно, рассуждали они. Но «Нау»? Это же кумиры «неформалов»-интеллигентов эпохи Перестройки, это же заведомо не то, на что должен «западать» Данила! И почему-то никто не хотел замечать, что речь шла уже о другом, выродившемся, посткормильцевском «Наутилусе», «Наутилусе», превратившемся в поп-рок.
Но главное даже не это. Главное то, что сама встреча с «Наутилусом» случайна. То есть неважно, кто это – «Наутилус» или еще кто-то. Хавай, что есть. Не капризничай. Вокруг всего много, можешь выбрать из доступного – и нечего привередничать. Подвернулся Бутусов (знаменитость) – значит, Бутусов. Подвернулась бы еще какая-нибудь знаменитость – была бы она. Собственно, в «Брате-2» так и есть: там подвернулась Салтыкова – и Данила сразу же использовал ее как сексуальный объект, поскольку музыкальные потребности его – крайне скудные – уже вполне удовлетворены «Наутилусом Помпилиусом». Бедная Салтыкова! Ведь какое изощренное оскорбление ей нанесли! Она-то думает, наверное, что она певица, а оказывается…
За образцовое выполнение социального заказа А. Балабанов был, разумеется, отмечен вниманием «верхов». «Брат-2» был признан лучшим фильмом года в 7 номинациях из 11 (!); отвратительный – но зато идеологически правильный – журнал г-на Грымова «Fакел» назвал Балабанова «великим режиссером» (великим, понимаете, великим!!!) и утверждал, что когда, дескать, «мы» (видимо, «новые русские» à la г-н Грымов) «хватаемся за пистолеты и городошные биты, защищая свое национальное достоинство (есть такая нация – «новые русские», и у нее есть отдельное «национальное достоинство». – А.Т.), это, конечно (sic!), справедливо». По балабановским «шедеврам» была создана компьютерная игра, призванная укреплять «национальное достоинство». Наконец, был устроен грандиозный концерт в «Олимпийском» – с показом по телевидению, вылившийся в праздник продажности поп-рок-тусовки и укрепления «патриотизма». Западные корреспонденты (например, Эндрю Хиггинс из «Уолл-Стрит джорнел») однозначно восприняли это как насаждение ксенофобских (и, в частности, антиамериканских) настроений.
«Новая национальная идеология» – уголовно-ксенофобская – продолжала и дальше насаждаться средствами кино и телевидения: балабановскими «Жмурками» и в особенности «Войной», «Азазелем» и «Спецназом», «Турецким гамбитом» и «Бригадой», наконец, удостоенной высочайшей похвалы «9 ротой».
Но в «верхах» потихоньку стало возникать некоторое беспокойство и желание скорректировать идеологию. Первые «сигналы» наверх послал, наверное, Даниил Дондурей – человек, превративший блестящий кинематографический журнал «Искусство кино» в попсовое издание и, что немаловажно, член президиума Совета по культуре и искусству при Президенте Российской Федерации.
По следам «Брата-2» он написал наделавшую шума статью в «Известиях», где констатировал с напускным недоумением, что «новый русский» «средний класс», оказывается, настроен ксенофобски (хотя общеизвестно, что фашизм – это движение именно «среднего класса»). На статью Дондурея потом долго ссылались заинтересованные лица – в основном, правда, из-за цитировавшихся в ней слов «главного национального секс-символа» (определение Дондурея) Сергея Бодрова: «Не меньше, чем фашистов, я ненавижу антифашистов». И в этой статье, написанной специально так, чтобы обратить внимание президента (там слово «Путин» стояло в заголовке, а такие статьи в администрации президента неизбежно попадают в обзор прессы для Путина), верноподданный Дондурей забил тревогу: ай-ай-ай, а в фильме-то два главных злодея – не кавказцы и не негры, а банкиры. И это в эпоху международного рынка ценных бумаг, с пафосом напомнил один благородный дон другому, еще более благородному.
А и правда. Вон всякие «красно-коричневые» ведь именно так всё и восприняли. Знаменитый в узких кругах Влад Шурыгин так и написал в газете «Завтра»: дескать, настоящий фашист, как явствует из фильма – это банкир. А КПРФовский «патриотический» адвокат Дмитрий Аграновский, солидаризируясь с Шурыгиным, задавал только один вопрос в своей восторженной статье о «Брате-2»: почему же Данила главного злодея – банкира – не убил? Общественность, дескать, недоумевает. И невдомек было Аграновскому, что Балабанов – не дурак, чтобы восхвалять убийства банкиров (не на свои деньги фильмы снимает), что он как раз это-то и внушает: рядовых «братков», негров там, хохлов, кавказцев убивать можно, а вот банкиров – ни-ни. Народ, как выяснилось, все равно не понимал и требовал «мочить в сортире» именно банкиров.
А уж после балабановского фильма «Жмурки» стало ясно, что тема как-то ненавязчиво сама вырывается из-под контроля и ведет не туда: в «Жмурках» уже нет разницы между «братками» и «элитой» – банкирами, депутатами.
Конечно, пускать процесс на самотек было нельзя. Совмещение ксенофобии с социальной ненавистью – это совсем не то, к чему стремились разработчики «новой национальной идеологии». В конце концов, мало ли у нас в «верхах» – даже среди тех же банкиров – людей с нерусскими фамилиями? Это может плохо кончиться. Да и вообще – начнут с богатых с нерусскими фамилиями, а кончат знаем чем. Чай, в Зимнем-то дворце немало людей с русскими фамилиями было. Спасло их это? Вот то-то.
Но ведь и Балабанов банкиров не из подрывных соображений злодеями выставляет. Он же снимает «массовое кино» – для «массового зрителя». А фиг с два убедишь этого «массового зрителя» в том, что банкиры и депутаты – не злодеи, а паиньки. Это все хорошо понимают: и Балабанов, и заказчики.
Нужно было найти выход. И его нашли. Раз реальность противостоит успешному внедрению «новой национальной идеологии» – значит, надо уйти от реальности.
Так появились «Дозоры».
По роману… вышел фильм. После сеанса я спросил билетера, много ли зрителей на него ходят. Он ответил, что много. Но это же галиматья! – воскликнул я. – Ну и что? – ответствовал билетер. – Это также и неплохое развлечение.
Так он преподал мне урок «массовой культуры».
Геннадий Герасимов. «Общество потребления: мифы и реальность»
На первый взгляд, между «Братьями» и «Дозорами» нет ничего общего. Но это – только на первый взгляд. В действительности же и то, и другое – замаскированные боевики. «Братья» – это боевики, замаскированные под «черную комедию» (именно замаскированные, так как натуральная «черная комедия» не навязывает идеологию, а высмеивает ее), «Дозоры» – это боевики, замаскированные под «философскую мистику» (именно замаскированные, так как подлинная «философская мистика» – фэнтези вроде «Властелина Колец» или «Хроник Нарнии» – не претендует на действия в реальном мире). В обоих случаях такая странная маскировка (действительно, зачем маскировать боевик, боевик – вполне самодостаточный и кассовый жанр киномасскульта) призвана скрыть сверхзадачу фильмов: навязывание зрителю угодной социальным верхам идеологии.
А зачем, кстати, делать это скрытно? А затем, что «в лоб» не получается, в этом уже пришлось убедиться: пытались «в лоб» внушать все 90-е, что СССР-де был «империей Зла» и «царством тоталитаризма», а население – не согласилось; пытались «в лоб» в 90-е внушать, что воевавшая под власовским матрасиком против Сталина РОА – подлинные герои войны, а население опять не согласилось; пытались после 1993 года «в лоб» внушать, что расстреливать парламенты – правильно, а население, окаянное, опять упорно не соглашается. И так – много раз. Население у нас пока что слишком грамотное и слишком способное к самостоятельному мышлению. Вот проведут очередную «реформу образования», вырастет новое поколение, способное верить чему угодно (что Солнце вращается вокруг Земли; что Бог создал Мир за шесть дней; что Ленин был Антихристом) – тогда и другое кино можно будет снимать, простое, как плакат «Не влезай – убьет!». А пока приходится маскироваться.
Тихо и ненавязчиво перекочевали из «Братьев» в «Дозоры» некоторые оправдавшие себя находки. Например, введение в фильмы (художественные, не документальные) реальных персонажей, играющих самих себя. В «Брате-2» это были Салтыкова, Якубович, Каспрайтис, Иван Демидов и др., в «Дневном дозоре» – Никас Сафронов, Борис Моисеев, Артемий Троицкий, Юрий Айзеншпис, Шнур и др. Цель этого приема – одна и та же: перепутать вымысел с реальностью, заставить зрителя поверить в почти натуральность происходящего, запутаться, где персонажи, а где живые люди.
Еще одна такая же прямо заимствованная находка: осмеяние коммунистических идей и символов под видом их «позитивного использования». В «Брате-2» братья Багровы вооружаются, готовясь к бою с охранниками банка, в Музее Ленина, под красным знаменем с надписью «Рос. Соц.-Дем. Рабочая Партия. Центральный Комитет. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и превращают «Вольво» в подобие тачанки с «чапаевским» «максимом». Но при этом братья – бандиты и ни к какой революционной партии, ясно, не принадлежат. Никаких революционных речей не произносят. И драться собираются не с классовым врагом и не из идейных соображений, а с такими же бандитами и из-за «бабок»!
Точно так же и Антон Городецкий (Константин Хабенский) в «Дневном дозоре», оказавшись на празднике Темных сил, демонстративно и с вызовом запевает «Варшавянку». Но ведь он – не комиссар на допросе! И конфликт, в который он по сценарию вовлечен, – не классовый конфликт («силы Добра» и «силы Зла» – это не классовые понятия, нет таких общественных классов, как, например, вампиры). Как и в «Брате-2», в «Дневном дозоре» это – обманка, специально подброшенная всяким владам шурыгиным и дмитриям аграновским с целью консолидации нации. И не случайно «Варшавянка» очень вовремя обрывается – прямо перед тем, как возникает первый откровенно революционный образ: в самом деле, «Темные силы нас злобно гнетут» звучит вполне в духе мистического фильма, а вот слова
Но мы поднимем гордо и смело
Знамя борьбы за рабочее дело –
явно уже что-то другое.
А ведь дальше там – и вовсе крамола:
На бой кровавый,
святой и правый
Марш, марш вперед,
рабочий народ.
<…>
Кровью народной залитые троны
Кровью мы наших врагов обагрим.
Смерть беспощадная всем супостатам,
Всем паразитам трудящихся масс,
Мщенье и смерть всем царям-плутократам…
В общем, в чистом виде ст.ст. 105, 205, 2051, 212, 245, 277, 278, 279, 280, 282, 2821, 2822 УК РФ в сочетании с законом о противодействии политическому экстремизму. Оттого мы этих слов и не услышали: заказчики «новой национальной идеологии» знают, что это за слова и к чему они призывают.
Из «Братьев» в «Дозоры» перекочевала и еще одна находка. И там, и там простые граждане изображены в роли безвольной, покорной, мешающейся под ногами серой массы, жертв (вроде Немца в «Брате» или бабушки в «Дневном дозоре»), а жизнью распоряжаются Иные (Светлые или Темные – неважно, да, собственно, устами сына Антона Городецкого в «Ночном дозоре» так прямо и сказано, что нет принципиальной разницы между светлыми и темными Иными). Просто в «Братьях» Иные – это «братки» (ведь между братьями Багровыми и теми «братками», кого они убивают, тоже нет принципиальной разницы, просто почему-то считается, что Багровы – «светлые»).
Так же и ксенофобия успешно перекочевала из «Братьев» в «Дозоры». Просто теперь она приняла «мистический» характер: в «Братьях» «плохая» раса – негры, а в «Дозорах» «плохая» раса – вампиры. А так всё то же самое.
Специально, чтобы ничего не говорить об идеологии «Дозоров», фильмы сопровождала грандиозная пропагандистская кампания. Тем у кампании было две: деньги и спецэффекты. То есть заранее было понятно, что о серьезном говорить не рекомендуется. Вместо анализа фильмов на страницы всех мыслимых изданий выпала «заказуха» (она же «джинса») с цифирью со многими нулями – и обязательно в сравнении: вот, дескать, за первые четыре дня проката «Дневной дозор» собрал 9 миллионов долларов, в то время как «Ночной дозор» – лишь 3,5 миллиона; вот, мы обставили «9 роту» и «Турецкий гамбит»; 10 миллионов долларов «Дневной дозор» собрал всего за 5 дней («9 рота» – за 9, «Турецкий гамбит» – за 14, «Ночной дозор» – за 17). И т.д. То, что хронология премьер совпадает с возрастанием сборов, что доллар обесценивается, денег на рекламу тратится все больше, – это прикормленных журналистов не интересовало. Тем более, что рекламные расходы, скажем, «Дневного дозора» не раскрывались, и все подсчеты были более чем приблизительными (скажем, «Pro Media» считала так: 2–3 миллиона долларов – на телерекламу, да 1 миллион 600 тысяч рублей на наружную рекламу только в Москве, да бесплатный прогон рекламных роликов на Первом канале). То есть, если уж честно себя вести, хорошо бы к скрываемым рекламным расходам того же «Дневного дозора» приплюсовать бюджет ленты (официально – 4,2 миллиона долларов) и время премьеры – до-олгое посленовогоднее безделье, когда одуревшие граждане РФ просто не знали, чем заняться, – а потом уже на всю страну бить себя в грудь, как Кинг-Конг.
Но главное вообще не это. Главное в искусстве – содержание произведения, его общеэстетическое воздействие, качество, идеология, наконец. Когда об этом не хотят говорить, то и создают дымовую завесу. Говорят, как в случае «Дозоров», о деньгах, о количестве спецэффектов, о том, кто присутствовал на великосветской премьере и что именно на этой премьере говорил такой выдающийся деятель искусств, как Владимир Вольфович Жириновский. О том, сколько студий трудилось над компьютерными сценами и сколько именно вошло в фильм кадров, сделанных по технологии CGI (компьютерной генерации образов), сколько именно компьютерно клонированных ворон появилось на экране, сколько литров крови выпивают персонажи… Спрашивается: а на фиг это, собственно, нужно зрителям и читателям? Они что, на фабрике по производству крови работают? Ворон клонируют? Каждодневно общаются с Владимиром Вольфовичем Жириновским? Какое отношение все эти цифры, вороны, жириновские имеют к реальной жизни людей, к их бедам и проблемам? К «монетизации» льгот, «реформе» образования, «реформе» ЖКХ, произволу «правоохранительных» органов, коррупции, деградации здравоохранения и сельского хозяйства и т.п.
Но граждан, ясное дело, никто не спрашивал: их били по голове очень характерной «информацией». Например, «Известия» брали интервью у таких «экспертов», как Леонид Ярмольник, Дмитрий Дибров и Тина Канделаки, которые, конечно, взахлеб хвалили «Дневной дозор». И Дибров гнал запредельную пургу о … Шамбале и Рерихе (ага, он бы еще НЛО и Мачу-Пикчу вспомнил!), Канделаки рассказывала, что «вторая картина соответствует роману даже лучше, чем первая», а Ярмольник после восторгов и поздравлений проговаривался, что фильм «пока не смотрел, но уверен, что там все хорошо» (какой шаг вперед по сравнению с кампанией «проработки» «Доктора Живаго»!). Были, конечно, и правильные эксперты. Например, Виктор Матизен, который в интервью вполне «желтым» «Аргументам и фактам» хвалил «Дневной дозор» за сборы, «древнюю магию и вампиризм» и «соединение гламура с грязью», что является «российским ноу-хау». А также полагал, что требовать от актеров глубокой игры неправильно: «игра должна быть эффектная, а не психологическая». Умри, Виктор, лучше не скажешь!
Но, между прочим, продюсеры фильма в широко известном, много раз растиражированном интервью «Право первой ночи» с серьезным видом пытались доказать, что в «Дневном дозоре» есть эталонные примеры актерской игры – Жанны Фриске и Галины Тюниной. То есть, надо полагать, эти люди никогда не видели игры, скажем, Анны Маньяни или Татьяны Дорониной. Впрочем, себя не похвалишь – стоишь как оплеванный…
Вся эта стратегия заполнения информационного пространства псевдоинформацией, «белым шумом», призванным забить каналы, чтобы туда не попало что-либо нежелательное, успешно сработала в случае «Дневного дозора». В самом деле, многие ли, писавшие о фильме, вспомнили, что «Ночной дозор», с точки зрения критиков, полностью провалился? Многие ли вспомнили, что выбранный на роль режиссера «Дозоров» Тимур Бекмаметов до того поставил лишь два абсолютно провальных фильма? Зато практически все вспомнили о нем как о постановщике рекламных роликов банка «Империал» – как будто это не минус, а плюс, как будто означенные ролики – это что-то вроде всемирно знаменитых и этапных для мирового кинематографа лент наподобие «Броненосца “Потемкина”» или «На последнем дыхании»! Да, конечно, кто-то написал, что реклама банка «Империал» была «самой бесполезной в истории российского креатива», а кто-то вообще, озверев от увиденного, не выдержал и сказал: «Банк “Вампириал”», – но «белый шум» все это забил.
Можно было сколько угодно, как это делал Георгий Герасимов, жаловаться на то, что компьютерные трюки выглядят неорганично и сюжетом не оправданы, что музыкальное сопровождение свидетельствует о дурном вкусе, что «великая битва» по качеству равна трэшевым «Братьям-варварам» и саге о Конане, что скрытая реклама уж очень топорна, что, наконец, «в прокат пошло двухчасовое соединение рекламы, музыки, сериала и телешоу». Можно было, как Лидия Маслова в «Коммерсанте», пенять на «самодостаточность спецэффектов, сумбурность содержания и вольное обращение» с текстом Лукьяненко (который тоже, прямо скажем, не Шекспир и не Уэллс) и сетовать: «заманили доверчивого зрителя агрессивной рекламой, развели на бабки, заморочили, ослепили, оглушили, поматросили и бросили ни с чем». Можно было даже, как Сергей Пономарев в «Комсомолке» гневно восклицать: «Выходишь из темного кинозала в городской сумрак, а в памяти – ни-че-го-шень-ки. Разве что несколько забавных приколов. Не маловато ли на два с лишним часа просмотра?» А можно было, как знаменитый Гоблин, озвереть от халтуры «Дозоров» и начать печатно по пунктам предъявлять претензии: Жанна Фриске играть не умеет (а чему тут удивляться: она же не актриса, даже провинциальная или начинающая, а какая-то экс-«блестящая» экс-поп экс-дива), а «там, где не хватает актерских навыков, их … компенсируют жуткие шмотки из клипа про негров. А один раз даже показала туго обтянутый чОрной кожей зад». Хабенский не лучше: «безуспешно пытается изобразить некоторую родительскую заботу…
Остальные персонажи, кроме Золотухина, не впечатлили совсем. Завулон – всё хитрит, выгадывает, в [censored] нырнёт – из [censored] выглядывает. Бодрые оперативники «Ночного дозора» Медведь и Тигра бегают непонятно где за «тёмными без регистрации». В результате большой начальник Гесер разруливает вселенские проблемы на стрелках при поддержке двух баб в химических шубах и на шпильках. Душераздирающее зрелище.
От диких воплей из первой части – избавиться не удалось. Основная разновидность перехода от одного кадра к другому всё та же, через дикий крик. Персонаж поворачивается, видит что-то страшное, истошно орёт – кадр сменяется. Такое чувство, что никаких других приёмов нет – только орать.
Но картонные персонажи – это полбеды. Главная беда – это сюжет. … Зачем Тёмные, которые вроде как живут за счёт людей и среди людей, хотят всё развалить и людей уничтожить? Непонятно».
Можно было, наконец, как это сделали все перечисленные и еще многие другие, прийти к выводу, что нам под видом фильма подсунули набор клипов (Гоблин написал: «каких-то обрывков»). Но что толку? «Белый шум» все забил. Те, кто заказывал фильм, и те, кто его делал, не интересовались качеством картины. Они ставили суггестивный эксперимент: если накачать (кто-то из критиков написал «зомбировать») зрителей навязчивой рекламой, если везде раструбить о якобы обалденных спецэффектах, удастся ли загнать толпу народа, как баранов, в кинозалы? Ага, удалось. Теперь, чтобы не задавали вопросов, а зачем это, собственно, сделано, поднимем вселенский крик, затеем новую пропагандистскую кампанию – о выручке в 30 миллионов долларов. Мы же в капитализме живем, правильно? При капитализме же главное – прибыль, правильно? Ну вот и ответ. А то, что Первый канал – государственный и что с нынешними ценами на нефть только в дурном сне может присниться, что государство именно на кино решило зарабатывать, до этого еще додуматься надо.
А чтобы никто не сомневался, подчеркнем невероятно широкое и наглое использование скрытой рекламы (product placement) в «Дозорах». Ради такого случая даже специальный опрос «ROMIR monitoring» был заказан: дескать, заметили ли вы product placement в «Дневном дозоре»? И если заметили, то что именно: пиво «Старый мельник» (трудно не заметить, если там рекламный ролик «Мельника» пародируется), автомобиль «Мазда», фильм «9 рота», сок «Добрый» и т.п. (от 15 до 20 позиций). И данные опроса были, вопреки коммерческой логике, выложены в Интернете, на всеобщее обозрение.
Обратите внимание: какая по-настоящему революционная новация в нашем кинематографе – раньше кинематографисты говорили разное: мы, дескать, хотим донести до зрителя свою боль, свою озабоченность, мы хотим заставить его думать, хотим проинформировать, желаем поднять до уровня классики, высоких образцов искусства, или, наоборот: хотим развлечь его, заставить посмеяться, отдохнуть, – всё что угодно, но чтобы настойчиво внушать зрителю: нас интересуют только твои «бабки» – такое в первый раз.
Так ли всё просто? Действительно ли авторам фильма на зрителя как такового совершенно плевать, а интересуют их только «бабки» – ну в точности как сына Антона Городецкого Егора, тоже увлекающегося сшибанием бабок (в самом прямом смысле)?
Оно конечно, к зрителю своему авторы «Дозоров» относятся без всякого уважения, считают его заведомым дурачком, которому можно все что угодно впарить. Иначе не было бы в одном только «Дневном дозоре» такого безумного количества глупостей и нелепых, просто презрительных ошибок. То у них там Егор в маске бегает, то в обычной шапке, то вдруг опять в маске. То в Горсвете все смотрят футбол, матч «Россия – Литва» (август 2004 года), то – на следующий день! – Городецкий в теле Ольги смотрит прямой репортаж с зимней Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити (февраль 2002-го). В кульминации фильма Городецкому рубаху порвали – ан, глядь, он по разрушенной Москве опять в целой бежит. Превращается тот же Городецкий в Попугая, оставаясь в своей одежде – а в гостиницу «Космос» почему-то заходит уже в попугаевой (и кстати, в лифт входит без попугаевой цепи на шее, а выходит уже в ней!). Сцена, в которой Антона Городецкого тянут в разные стороны Егор и Светлана, «треская мир напополам», умиляет тем, что в начале сцены пресловутый Мел Судьбы был у Антона в правой руке, а как время остановилось, Антон достал Мел из левой. Кстати, в сцене с остановившимся временем всё (кроме Гесера и Антона) застыло, а вот снег, как ни парадоксально, продолжал падать! В сцене в душе волосы у Светланы то мокрые, то сухие, то опять мокрые (какая, мол, разница, все равно «пипл схавает»!). Мотоциклы из фуры, преследующей «ЗИЛ» Горсвета, выскакивают на переполненную автомобилями дорогу – а в следующем кадре глядь: дорога пуста, никаких машин! А как это вообще может быть, чтобы сверхмощный седельный тягач не мог обогнать «ЗИЛ»? Это на какого идиота рассчитано? А как это заднеприводный «ЗИЛ» (он же в фильме на дыбы встает, стало быть, заднеприводный), протаранив насквозь тягач и фуру, на одних передних ее за собой тащит? А почему мотор тягача, вывалившийся на капот «ЗИЛа», то недвижим, то вдруг начинает работать? Почему в этой сцене у «ЗИЛа» стекло вдребезги разбивается, а затем вдруг опять оказывается целым?
Наконец, авторы фильма особенно явными дураками считают, видимо, москвичей: показывают (события «Дневного дозора» происходят зимой 2005-го) несуществующий уже памятник Рабочему и Колхознице, давно сгоревшие торговые ряды около метро «ВДНХ», но не показывают памятник де Голлю перед «Космосом», хотя он там уже должен быть! Демонстрируют, что за пять минут, без использования всякого волшебства, якобы можно доехать с Ленинского проспекта, от ресторана «Храм дракона», до ВДНХ. Показывают аэропорт «Внуково», упорно именуя его «Домодедово». Показывают нам в 1992 году автомобильные номера московского региона, хотя такие номера были введены только в 1994-м. И т.д., и т.п. Только искренне принимая зрителя за чмо, можно к нему так относиться.
Поразительно, но создатели фильма даже и не скрывали особо, как они относятся к зрителям. В том самом, знаменитом интервью продюсеров Константина Эрнста и Анатолия Максимова «Право первой ночи», о котором я уже говорил, Эрнст назвал «Ночной дозор» дефлоратором. Этот фильм аудиторию, видите ли, дефлорировал. Или, говоря грубым языком нашей нынешней «элиты» (в том числе «артистической»), трахнул. Так вот что они думают о нас, зрителях «Дозоров», строго говоря, о всей стране! Вот чем хвастаются. Вот они какие крутые. Круче, чем мясники в известной песне упоминавшегося выше «Наутилуса Помпилиуса»: те трахнули «целый город», а эти – всю страну. Впрочем, в песне «Нау» о мясниках далее говорится: «Им этого мало». Оказывается, это было предупреждение. Надо было слушать – и быть начеку.
«Нации, как и женщине, не прощается минута оплошности, когда первый встречный авантюрист может совершить над ней насилие», – писал когда-то Маркс о Франции 1851 года. Но французы могут сказать, что, вдохновляясь тщательно лелеемой – по примеру Эдмона Дантеса – жаждой мщения, они спустя 20 лет отплатили насильникам сполна.
А на кого, интересно, в первую очередь были нацелены «Дозоры»? В означенном интервью есть ответ и на этот вопрос: на «поколение до 25». На молодежь, то есть на тех, у кого меньше всего собственного (в том числе социального) опыта, кто наиболее эмоционален, наиболее зависим от зрительных впечатлений, то есть наиболее внушаем. Последнее легко выясняется из того самого опроса «ROMIR monitoring»: именно респонденты в возрасте 18–24 лет не смогли опознать product placement ни спонтанно, ни даже тогда, когда им дали подсказки (включая конкретные брэнды). То есть не смогли понять, что ими манипулируют, оказались идеальным объектом для промывки мозгов.
О том же написал и Гоблин, заменивший «Дневному дозору» кинокритиков, которым, вполне естественно, этот киношедевр всерьез разбирать было западло: «Выросшее поколение детей – оно вообще без претензий. Оно от цигейкового кота (это Гоблин об убогой поделке в «Мастере и Маргарите». – А.Т.) прется, как слон на повороте… любовь с вампиром Костей на любовь как-то не сильно похожа… Хотя, конечно, для детей, выросших на передачах «Дом-2» – это самая что ни на есть любовь, да. Подмигнул, присунул – всё как положено у приличных людей!»
Вернемся к интервью Эрнста и Максимова. Там Эрнст проговаривается, зачем, собственно, сняты «Дозоры»: «Люди ходят в кино, думая, что ходят развлекаться, – на самом деле они ходят за квинтэссенциями опыта. Под видом развлечения картина продает людям определенные коды поведения (выделено мной. – А.Т.), которые позволяют им точнее позиционировать себя в реальности». Что такое идеология? Это – мировоззрение, опрокинутое в практику. Или, говоря языком Эрнста, «определенные коды поведения». Но Эрнст мог бы и не проговариваться – остальные тоже хорошо всё понимают. Даже бравший это интервью Юрий Сапрыкин во вводном абзаце пишет, что Эрнст и Максимов рассказывают ни много ни мало «о роли своего проекта в … развитии русской идеи».
Да и вообще у нас народ (кто старше 25) все-таки «слишком грамотный». Цитировавшийся уже Георгий Герасимов так прямо и режет правду-матку: «Первый канал, как известно – проводник государственной линии. Линия же эта такова: надо вернуть россиянам веру в сильное государство… почему б и вампирам не послужить государственной идеологии?».
Вот и Гоблин полез в бутылку: какая же, дескать, идеология просматривается в противостоянии Светлых и Темных – главном конфликте «Дозоров»? И решил сослаться на Эрнста (логично, на кого же еще?): «Константин Эрнст пояснил так: “…темные – это не злые, это просто люди зачастую очень харизматичные, яркие, просто жизненная тактика которых делать то, что хочется, абсолютно не задумываясь, какие проблемы это создает для окружающих”».
«Напомню, – тихо озверел тут бывший мент и вроде бы, как положено менту, очень циничный человек Гоблин, – чем занимаются “не злые” тёмные в обоих фильмах. В “Ночном дозоре» ведьма за деньги убивает нерождённого ребенка. В “Дневном” – будущий “великий” тёмный Егор убивает старух: просто так, по приколу и для тренировки. Другой тёмный, Завулон, покрывает подростка-убийцу. И ещё по ходу дела организует серию убийств своих ни в чём неповинных товарищей – с целью подставить другого, тоже невиновного, не-товарища.
Хотя, как это теперь модно говорить, “на самом деле понятно”: вор, бандит и убийца – они харизматичные, яркие, просто жизненная тактика у них несколько иная, и они делают то, что им хочется, абсолютно не задумываясь о том, какие проблемы это создаёт для окружающих. Чудесно, просто чудесно слышать такие откровения от человека, заведующего главным государственным телеканалом. Молодец, раскрыл душу».
Гоблин не передергивает. Эрнст объяснял это много раз, например, в том же интервью Ю. Сапрыкину: «Темные – это гораздо более свободные люди, они позволяют себе быть такими, какими хочется. А Светлые более фрустрированные, у них слишком много обязательств, они чувствуют ответственность за огромное количество людей. Темные разрешили себе не иметь этих ограничений, они живут для себя, а Светлые выглядят задерганными невротиками, которые пытаются всем сделать хорошо».
А между тем уже появились всякие шизофренические экзегезы «Дозоров» как борьбы православных сил с «жидо-масонским заговором». А также попытки доморощенных неоконсервативных (то есть ультраправых) «теоретиков» увидеть в фильмах аллегорию наиновейшей российской политической истории, как это сделал Константин Крылов в статье «Разбирая сумрак» на сайте АПН (просто не могу удержаться, чтобы не процитировать!):
«Светлые – это … “понятно кто”. Как бы к ним не относиться, это остатки советской системы, кое-как “вписавшейся в рынок”. После Последней Битвы в 1993 году, с её не вполне определённым исходом (Тёмные остались у власти, но Светлые не были ни перебиты полностью, ни даже наказаны по полной), в России началась эпоха Договора. Он же – на втором уровне Сумрака – Ельцинская Конституция с её Гарантом, он же – на третьем уровне – Система Сдержек И Противовесов. <…>
Не следует, однако, делать вывод, что “дядечка Завулон” – Ельцин. Совсем нет. Скорее, это воплощение духа “семибанкирщины”, этакий обобщённый Гусь-Берёза-Ходор-Фридман. Его манеры и поведение это наглядно демонстрируют и подчёркивают. По идеям он, пожалуй, ближе к Березовскому, по стилистике интриги – пожалуй, к Смоленскому (который, судя по некоторым данным, принимал участие в обвале рубля). Впрочем, это уже детали на грани: мало ли кому что померещится. У Светлых и вовсе нет явных прототипов: какие-то маски натянуть можно, но держатся они плохо, спадают».
Обратите внимание: это всё пишет не сбежавший из клиники душевнобольной, а известный представитель правоконсервативной части «политического экспертного сообщества», главный редактор (!) газеты «Спецназ России», на тот момент – председатель (!) Русского общественного движения (РОД)! Это печатают на достаточно известном «политологическом» сайте, оплачивают из расчета 80 долларов за страницу, всерьез обсуждают, наконец!
Уж если даже Константину Крылову понятно, что «Дозоры» несут в себе вполне определенную (он просто не понимает какую) идеологию, значит, всё, кранты, порок не скрыть.
Так какую же идеологию навязывают «Дозоры»?