Евгения Абрамова, Полит.ру: Как долго Вы работаете в Московском музее современного искусства?
Алексей Масляев, куратор, сотрудник Московского музея современного искусства: С февраля 2009 года.
Е.А.: Как Вы туда попали?
А.М.: Это была достаточно обычная, с моей точки зрения, практика: в ММСИ появилась вакансия. Мое место работы на тот момент вызывало у меня определенный дискомфорт, ментально мы с этим местом принципиально не совпадали. Я искал какие-то альтернативы: с одной стороны, возможности работать и зарабатывать сколько-то, чтобы на эту зарплату жить; с другой, поиск был связан с профессиональным ростом, с моими представлениями о профессиональном развитии в культурном поле.
Я полагал, что музей является тем пространством, которое предоставит мне необходимые условия развития, и достаточно комфортный, интересный, увлекательный режим работы. Сергей Хачатуров (арт-критик – Е.А.) рассказал о существовании вакантного места и вывел меня на руководителя выставочного отдела музея Алексея Новоселова. На первой встрече Алексей озвучил несколько вариантов работы в музее, связанных не только с координационной работой при подготовке выставок, но, в том числе, возможности реализации себя в научном отделе музея и в отделе, занимающемся связями с общественностью.
Был какой-то этап, связанный с моими размышлениями, и размышлениями музея о моей кандидатуре, была стадия согласования с руководством – господином Церетели, и с финансовым директором, госпожой Поповой. И, исходя из своих мотиваций, я предпочел работу в рамках выставочного отдела по планированию, организации выставочной деятельности музея.
Е.А.: Как называется Ваша должность?
А.М.: Научный сотрудник Московского музея современного искусства.
Е.А.: Что входит в Ваши обязанности?
А.М.: Мои обязанности во многом отличны от тех, которые мы могли бы предположить, руководствуясь «научным сотрудником» как характеристикой какой-то трудовой деятельности. С моей точки зрения, деятельность научного сотрудника связана с определенным исследованием и разработкой конкретной проблематики. Кроме того, она отсылает к академическому дискурсу, принадлежности к академическим кругам: университетам, научным институтам и так далее. И это не всегда применимо для характеристики работы сотрудника музея.
Мои функции – это все то, что предполагает организация выставок: подготовка, монтаж, контроль работы выставки, отслеживание оценок выставки. Мои обязанности также связаны с документами, которые сопровождают выставку: информационными, контрактными, связывающими музей и партнера в рамках выставки, или с разработкой документации, если выставка реализуется самим музеем.
В настоящий момент у нашего отдела нет необходимости полностью составлять договор между музеем и кем-то еще, эти функции выполняет юридический отдел. Но эта координация между выставочным отделом и юридическим была подтверждена не так давно. Когда я только начинал работать, то написание договора по существующему шаблону осуществлялось сотрудником выставочного отдела.
Это, конечно, всего лишь один из примеров, помимо этого можно говорить о работе с подрядчиками, которые занимаются строительством и инсталлированием, экспозиционным решением, если музей не имеет возможности реализовать это самостоятельно.
Если обобщить, то задача сводится к поиску, согласованию, приобретению и комплектованию выставки во всех ее аспектах. Начиная от архитектуры пространства, заканчивая булавками, которые могут потребоваться для той или иной работы. И, обладая «исследовательским потенциалом», эта деятельность не содержит академической составляющей.
Е.А.: Какие выставки Вы организовали в музее за два года?
А.М.: Самые разные. Как Вам известно, выставочная деятельность музея весьма насыщенна, музей имеет четыре площадки, возможности по представлению музейных событий довольно большие и работа подчас очень интенсивная. И хотя штат выставочного отдела маленький – не два человека…
Е.А.: А сколько?
А.М.: Выставочный отдел музея сейчас состоит из десяти человек. Я считаю, что это - то необходимое число сотрудников, которое позволяет реализовывать деятельность музея в полной мере.
Е.А.: Сколько выставок Вы организовали?
А.М.: Примерно 10 выставок.
Е.А.: У Вас восьмичасовой рабочий день с часовым перерывом на обед и трудовой договор?
А.М.: Да.
Е.А.: Мы с Вами обсуждали вопрос о переработках. Вы считаете, что переработки вызваны производственной необходимостью, тогда оплачиваются ли они, или Вы считаете, что это Ваша личная инициатива, которая и не должна оплачиваться?
А.М.: Работа во внеурочное время и выходные дни ситуативна, и описать ее в целом довольно сложно. Музей действительно предоставляет компенсацию – это либо дополнительный выходной, либо оплата. Это регулируется нормативными документами, где сумма за час работы после 19 часов в будние дни и работы в выходные дни фиксирована.
Е.А.: Вы уже получали такую компенсацию?
А.М.: Да.
Е.А.: У Вас есть необходимость подрабатывать? Является ли зарплата в ММСИ для Вас достаточной, чтобы жить в Москве? Вы снимаете квартиру?
А.М.: Я снимаю комнату, за которую отдаю практически половину своей зарплаты, а зарплата составляет около 30 тысяч рублей. Я не могу сказать, что эта сумма достаточна для того, чтобы жить; она позволяет мне кушать и иметь возможность два раза в год – на дни рождения и на Новый год – покупать более-менее, как мне кажется, хорошие подарки моим ближайшим друзьям и родственникам, родителям, сестре.
Но планирование собственных расходов не является моей сильной стороной, поэтому я достаточно часто нахожусь в ситуации, когда у меня нет денег.
Е.А.: Я нигде не нашла информации о Вашем образовании. Где Вы учились, есть ли у Вас высшее образование?
А.М.: Мое первое образование – специалист. Это были увлекательнейшие шесть лет в Московском инженерно-физическом институте. Я по первому образованию инженер-физик. В области ядерной физики и ядерных реакторов. Это было интересно, полезно, с точки зрения мышления, способности что-то решать, анализировать.
Е.А.: Когда Вы его закончили?
А.М.: В 2009 году. И мое второе образование, которое я в настоящий момент получаю – это РГГУ, факультет истории искусства, кафедра истории и теории культуры. Это магистратура.
Е.А.: Вы сдавали вступительные экзамены?
А.М.: Точно.
Е.А.: Там бесплатное обучение?
А.М.: Да, я учусь бесплатно, потому что мое первое образование не имело деления на бакалавриат и магистратуру.
Е.А.: У вас есть какое-то объяснение Вашего перехода от ядерной физики к современному искусству?
А.М.: Я не могу описать переориентацию своей практики, профессиональной деятельности и обращение к современному искусству как событие, имеющее точную дату и время. Я думаю, такого «события» не было, хотя я, может, об этом просто-напросто не помню.
Мне кажется не столь важным, что явилось определяющим фактором. Было много всего: это связано и со школьными годами, и со студенчеством… И это заняло бы довольно долгое время - рассказ о том, как моя субъективность формировалась на уровне принятия решения работать в определенной профессиональной области.
У меня было ощущение, что как раз маловероятна реализация себя в области технической ввиду понимания моих возможностей что-либо делать, интересов и способностей.
Хотя это любопытная трансформация, и я сейчас могу с удовольствием решить то или иное уравнение в качестве упражнения, получить удовольствие от детерминированности, четкости, упорядоченности математического анализа. Предельной ясности и краткости. Это, конечно, колоссальное переживание, но профессиональная деятельность, может быть, не столь романтична, как можно представить.
И действительно, как можно описать техническое научное сообщество? Ядерная область - штука сверхважная и сверхсложная. В России можно по пальцам пересчитать институты, которые этим занимаются. Это очень небольшая группа ученых, способных предложить революционные, прогрессивные шаги, например, по конструированию тепло-выделительных элементов. И они между собой о чем-то увлекательно треплются. И о чем именно, понять совершенно невозможно - человек, попав в их компанию, будет сторонним наблюдателем. Плюс ко всему, они не очень-то любят разговаривать. В принципе, такой социальный феномен как общение, коммуникация, подчас сведен к каким-то основным паттернам и способам контакта с окружающим миром в виде, не знаю, просьбы сходить в магазин и купить продукты, потому что идет эксперимент, и от установки отойти нельзя.
Это я к тому, что это очень специфическая область, мы с ней абсолютно не совпадаем. Я совсем по-другому себя воспринимаю, и мой социальный опыт по-другому развертывается. Я в принципе достаточно социально активен...
Что здесь более важно – это интерес, связанный с какими-то наиболее общими ознакомительными инициативами: чтением книг или посещением семинаров. Мой интерес удовлетворялся посредством лекций Анатолия Осмоловского на «Проект Фабрика» и Даши Пыркиной в МГУ, через «Art times» - интернет портал, который был связан с обзором московских событий, и до того момента, как он стал частью «Openspace». Посредством работы в галерее «Победа» на «Винзаводе» - до разделения их на галерею Ирины Меглинской и галерею «Победа» и деятельности в non-profit институции «Art&Science space».
Е.А.: Вы перечисляете знакомство, но что здесь было первой работой?
А.М.: «Art times».
Е.А.: Вы писали туда?
А.М.: Это продлилось всего месяц. Ввиду двух причин. Первая из них – моя компетенция. И моя видимая неспособность представлять культурные события в необходимом формате. Описывать с помощью определенного языка, используя нужные акценты. И второй момент – «Art times» закрылся, и началась его интеграция в «Openspace».
Е.А.: Вы как куратор еще делали выставку «junk» в ММСИ в рамках Второй молодежной биеннале современного искусства, организованной ГЦСИ. С Вами как с куратором ГЦСИ заключал договор?
А.М.: Нет.
Е.А.: А с художниками?
А.М.: Нет, но музей – да, и с куратором и с художниками.
Е.А.: Какова была схема оплаты?
А.М.: Сама ситуация «оплатите мне мою работу» для биеннале молодого искусства абсурдна. Не потому что ГЦСИ плохой, или музей плохой.
Е.А.: Тогда, если ММСИ заключал с Вами договор, что было предметом договора?
А.М.: Определенный порядок взаимодействия.
Е.А.: Без оплаты?
А.М.: Договор, как Вы понимаете, может содержать пункт, связанный с гонораром, а может и не содержать. Помимо этого, он включает в себя пункты, которые проясняют финансовые затраты на производство работ, транспортировку и прочее.
Е.А.: То есть, Вы, как куратор, за свою деятельность, как я понимаю, получили гонорар?
А.М.: Нет, конечно. Мне хочется верить, что никто не получил. Но это связано с политикой биеннале молодого искусства.
Е.А.: Считаете ли Вы, что такая деятельность должна оплачиваться?
А.М.: Конечно, но с определенными оговорками. Я хочу здесь ответить с позиции сотрудника музея: не нужно тратить большое количество денег хрен знает на что. Выделять средства на то, чтобы оплачивать работу, которая не подкреплена, по сути дела, ничем – ни компетенцией, ни представленным результатом.
Е.А.: Я не вполне понимаю – Вы, как музейный сотрудник, считаете свою деятельность как независимого куратора, хрен знает чем?
А.М.: Безусловно, нет! Я склонен воспринимать свою работу критически, но позитивно. Но в рамках биеннале прошло в общей сложности около 30 кураторских проектов. И я скорее к этой ситуации апеллирую. У меня вызывает большие сомнения необходимость оплачивать работу, которая не является ни компетентной, ни прогрессивной, ни новаторской.
Алексей Масляев – куратор. С 2009 года является научным сотрудником Московского музея современного искусства. С 2009 года и по настоящее время обучается в магистратуре РГГУ по специальности «Культурология ХХ века». В сентябре 2009 года в составе кураторской группы (А. Жиляев, А. Титова, М. Чехонадских) организовал выставку «Квартирник». В рамках 2ой Московской международной биеннале молодого искусства «Стой! Кто идет?» курировал выставку «junk». В конце 2010 года выступил куратором персонального проекта Таус Махачевой, «Поддерживающие действия». Сотрудничает с российскими периодическими изданиями, в том числе, «Художественным журналом».
Описаниепроекта Полит.ру «Условиятруда творческих работников». Всематериалыпроекта.