19 марта 2024, вторник, 14:38
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

14 сентября 2007, 08:58

Иван Грозный на «Путях России»

Российско-британский университет МВШСЭН и Междисциплинарный академический центр социальных наук (Интерцентр) в начале года провели четырнадцатый ежегодный международный симпозиум "Пути России. Преемственность и прерывистость общественного развития России". С некоторым запозданием мы публикуем аналитический репортаж о нем, обогащенный комментариями участников и других экспертов.

Если посмотреть на то, как менялись темы ежегодного симпозиума с 1993 по 2007 год, то хронологический перечень названий конференции может напомнить таблицу времен английских глаголов (полный список тем см. в прим. 10). Первые восемь лет (1993-2000) это был оптимистичный Present Continuous - «Куда идет Россия?», потом он на один год сменился оценивающим Present Indefinite «Кто и куда стремится вести Россию?» (2001), затем грустным Perfectом «Куда пришла Россия?» (2003), перейдя в наполненный целой палитрой настроений из Past/Perfect/Present/Future теме «Пути России» (2004 – н/в).

Изменения общего настроения симпозиума, пожалуй, передают и цвета сборников материалов Симпозиума: на нашей книжной полке томик за томиком высятся фиолетовый 1994 г., зеленый 1995 г., малиновый 1996 г., голубой 1997 г., небесно-голубой 1999 г., темно-синий 2000 г., устало-коричневый 2001 г., зеленый 2002 г., ярко-желтый 2003 г., малиновый 2004 г., революционно-оранжевый 2005 г. и бледно-розовый 2006 г.

Интересно, какой будет обложка 2007 г. – в  этом году в ряде дискуссий на симпозиуме незримо витали призраки Ивана Грозного и его последователя Иосифа Сталина (на «Исторической» и «Экономической» секциях) (к моменту публикации статьи оказалось, что она будет сиреневой). Секции «Социологии пространства» повезло больше, её, по отзывам некоторых участников, посетил дух художника Павла Филонова – ключевого субъекта формирования географических образов России. На «Лингвистической» секции говорили о наследии Гарольда Гарфинкеля, Ирвинга Гофмана, Эдмунда Гуссерля и Альфреда Шутца  –  ученых, никогда не писавших о России, но работы которых помогают российским методологам анализировать, что происходит в России здесь и сейчас:

Если на «Исторической» секции исследователи пытались воссоздать историческую спираль российской истории, то на «Культурологической» секции ученые собирали «паззл» из современных тенденций культуры, к концу обсуждения сложившийся в знакомый с детства напиток «Советский», потерявший свою крепость и получивший название «Советское light».

Как появилась тема?

Как не раз бывает в истории, у одного и того же события есть целый ряд интерпретаций. Нас позабавило, что на вопрос «Кто придумал тему?» мы получили несколько различных версий.

Исполнительный директор Интерцентра Александр Никулин предположил, что тема симпозиума стала плодом коллективных раздумий и «появилась из текущей социально-экономической и политической ситуации. Когда оргкомитет прояснял для себя особенности текущего момента в обществе, то все признали, что существует какое-то ощущение «дежа-вю», повторяемости психологических ощущений, социальных героев, вопросов, которые периодически всплывают в России. В связи с этим и родилась тема преемственности и прерывистости российского развития».

В свою очередь, Ректор МВШСЭН Теодор Шанин отдал весь приоритет первоназывателя темы американскому историку Моше Левину (Moshe Lewin), почетному профессору истории университета Пенсильвании: «Само развитие ситуации было таким. Левин предложил выступить на нашем симпозиуме с темой преемственности и прерывистости в России. Я обрадовался и сказал, что мы будем рады его пригласить и рады, что он выступит, затем сразу же расширил эту идею и предложил коллегам взять тему выступления М. Левина как тему всей конференции 2007 года. Эта идея была принята, предложенная тема оказалась очень ценной. Мы не всегда определяем общую тему годичной конференции, иногда мы задаем только темы секций и пленарных заседаний.

Мое приглашение Левину, выступить на симпозиуме, было вызвано, прежде всего, тем, что, на мой взгляд, Левин — лучший историк-специалист по СССР и современной России в США. У него очень ясные и четкие взгляды на тему «советского века», он сильно выделяется среди своих коллег по американским университетам своей заинтересованностью в проблематике, удачным созданием новых концепцией, объясняющих то, что происходило, серьезным базированием на фактах российской жизни XX-го века».

По мнению Теодора, тема, предложенная Левином, оказалась очень удачной, и это в не малой степени способствовало успеху конференции. Как заметил Шанин, универсального рецепта успешности симпозиума никто не знает, но тема Левина сработала прекрасно. «Она усилила интерес людей к симпозиуму, был большой интерес к работе не только пленарных заседаний, но и различных секций. Было много народу на заключительном пленарном заседании. Обычно последнее заседание бывает сравнительно небольшим, а в этом году оно вызвало серьезный интерес у участников симпозиума. Тематика, поставленная Левином, была в воздухе, на поверхности, и хотя она была так очевидна, почти не было конференций на эту тему.

Ученые об этом постоянно говорят. Одни говорят, что всё, что мы сейчас видим, это брежневская Россия. Другие говорят, нет, ты о чем, все совершенно по-другому. В этом смысле тема, поставленная Левином, заставила нас взяться серьезно за проблему, интересовавшее всё научное социогуманитарное сообщество.

Возможно, Левину удалось задать тему именно так, потому что он смотрел на ситуацию в России со стороны. Мы вышли на тему, которая существовала, но не было оформлена, и это помогло исследователям не только заняться описанием текущих процессов, но и попытаться понять причины происходящего. На мой взгляд, наука не только в том, что ученый «рисует» картинку, наука — это когда задаешь вопрос: «Почему?». Какие механизмы социального свойства могут дать объяснение того, что происходит в России? И здесь мы как раз подвинулись в эту сторону».

Некоторые наши собеседники более критично оценили значимость докладов Моше Левина, прозвучавших как на открытии, так и на закрытии Симпозиума. Один коллега посетовал, что Левин не сказал ничего нового, и год за годом высказывает одни и те же мысли. Другой считает, что американский историк был как-то «не в тему», показался очень далеким от тех проблем, которыми живут россияне.

Живой Журнал отреагировал на выступление Левина следующим откликом молодого участника конференции: «Состоялся ежегодный съезд партии [социологов]. Такого я еще, откровенно говоря, не видел и не слышал. Вроде как состав, как мне казалось по секциям, омолодился, стал более междисциплинарным, открытым, но пленум оказался довольно-таки консервативным и скучным. Особенно “порадовал” своей предсказуемостью Левин, который говорил как бы о прошлом».

Поясняя свою мысль уже в комментарии Полит.ру, Наиль Фархатдинов (ГУ-ВШЭ) отметил, что сейчас занимается проблематикой прошлого, и поэтому шел на доклад Левина именно с надеждой прояснить для себя некоторые вещи, но этого не произошло. «Название доклада звучало заманчиво, потому что был намек на проблематизацию обыденных представлений. Тяга к прошлому [обычно] воспринимается как данность, но я ни разу не слышал объяснений тому, почему отношение к прошлому столь трепетно среди обычных людей, а теперь и среди исследователей. От Левина я ждал конструктивного доклада, но никак не рассказы о времени Сталина и прочем. Они мне действительно показались неуместными и, разумеется, в этом случае не понравились».

* * *

О чем же говорил Моше Левин? Приведем отрывок из его выступления в заключение Симпозиума: «Если кто-то думает, что история влияния истории — это только русская традиция, он ошибается. Поживите в Англии, и вы увидите, как это имперское прошлое влияет на ежедневное настоящее, в т.ч. и отношение к России. Например, там до сих пор не могут простить, что Россия не пропустила Англию через Крым в Индию. …Прошлое живет, и история никуда не уходит. Оказывается, она действует, и прошлое участвует в настоящем.

Эту конференцию уместно закончить, концентрируясь на сталинизме и Сталине. Сталинизм, как система, действительно продукт прошлого, потому что он заведомо копирует уже существовавшую систему и это не литературная выдумка. …Для Сталина личность Ивана Грозного была очень важным фактором, определяющим его поведение.

Нам кажется уместным задать вопрос: “К чему Сталин сумел вернуть Россию: к крепостничеству или рабству?” Во время НЭПа не было ни одного, ни другого. В 1930-е гг. была коллективизация, и понятие крепостничества часто бытовало среди крестьян и интеллигенции. К 1937 году дело дошло до массового террора, где разница между двумя категориями более не играла большого значения. Эти десятки и сотни тысяч были смертниками, ожидающими исполнения приговора.

После смерти Сталина оказалось, что Россия была вполне способна совершить прыжок на высший этап социального развития, и для этого ей не были нужны никакие деспоты. Напротив, раз и навсегда было доказано, что Россия не нуждается органически в деспотическом руководстве. Более интересно звучит другая формула: Когда Россия имеет деспотов, избавляться от них ей нелегко...»

Общие впечатления

Первое, что поразило на конференции в этом году – это обилие слушателей. Симпозиум, ежегодно проходящий в Шанинке, пользуется неизменной популярностью, но прошедший научный форум был ознаменован аншлагами, аудитории порой не вмещали всех участников, приходилось искать дополнительные стулья, чтобы уместить всех желающих выступить или услышать доклады по траектории развития России.

По мнению одного из организаторов работы Симпозиума, А. Никулина, «прошедший симпозиум был в некоторой степени типичным симпозиумом, в хорошем смысле этого слова, сохранена его классическая структура, время пленаров и т.д.»

Декан факультета социологии и политологии МВШСЭН Д. Рогозин был менее дипломатичен: «Мне показалось, что [на симпозиуме] второй год меньше сумасшедших, коэффициент их присутствия значительно уменьшился. Я не слышал этих безумных возгласов: “Давайте спасать Россию!” У нас на секции вообще этого не было».

Главной удачей конференции, по общему мнению, было большое участие ученых из регионов и зарубежных стран, а также молодых исследователей из России и из-за рубежа. Многим показалось, что, наконец, удалось по-настоящему включить в действие принцип междисциплинарности, работы на стыке нескольких социогуманитарных дисциплин. Кроме того, по отзывам участников, азарт научный дискуссий был порой столь большим, что у исследователей не было времени пойти пообедать и даже выйти на «пять минут».

Междисциплинарность

На самом ли деле удалось добиться органичной работы, сотворчества представителей разных наук? Т. Шанин отмечает: «Центральная характеристика этих конференций — её междисциплинарность, в этом году мы продвинулись очень серьезно, и какой-то мере неожиданно для нас. Мы коллективно решили, что междисциплинарность очень хороша, но надо ее углубить, потому что есть опасность в закрытии границ дисциплин по секциям: все социологи уходят в один «угол», историки – в другой, между собой они не разговаривают и только где-то в конце конференции они видят друг друга: «Ой, как интересно!».

Что мы сделали на этот раз? Мы сделали так, чтобы секции были междисциплинарными, чтобы трансдисциплинарность действовала внутри каждой из тематических групп. Секция Александра Никулина была географически-социологическая-историческая, а у Бориса Дубина была комбинация политологии и социологии. Практически в каждой секции были выступления и дискуссии представителей разных дисциплин. Я думаю, что с точки зрения концептуальной – это очень серьезный шаг вперед, и я буду "воевать" за то, чтобы это удержать. Мы поняли опасность “закрытия” дисциплины – секции не должны быть монодисциплинарными. Все руководители секций были очень довольны прошедшими дискуссиями. Конечно, каждый из них думает, что это результат его личной работы. Но если посмотреть на это сверху, видя все секции одним махом, то это удача не столько личностная, не столько случайная, сколько структурная. Мы изменили структуру, и это принесло хороший результат».

На Западе междисциплинарность очень часто называют трансдисциплинарностью. Так, немецкий философ Юрген Мительштрасc поясняет: «Точно понятая междисциплинарность не строится на коммуникации между [научными] полями и дисциплинами, и она не витает над ними как абсолютный дух. Вместо этого, она помогает избавиться от дисциплинарных тупиков, которые блокируют разрешение проблем и возможность соответствующих ответов исследователей. Междисциплинарность фактически является трансдисциплинарностью» [3].

Как бы то ни было, на симпозиуме удалось добиться настоящего взаимодействия разных дисциплин. Так, социолог Илья Штейнберг заметил, что: «Междисциплинарность выразилась не только в форме, но и содержании. В центре симпозиума действительно стояла тема, и вокруг нее были исследователи, которые по-разному на нее смотрели. У меня возникла такая ассоциация: как будто есть некая коробка, в нее кладут темы, участники сверлят дырки, сами смотрят в них и поворачивают к нам, хотят, чтобы и мы тоже посмотрели через их перспективу. Может быть, обсуждаемая проблема так и осталась в коробке, и мы её не решили, но то, что мы посмотрели на неё и с точки зрения «третьего сектора» (НКО), и этнографии, лингвистики, искусствоведения, Бог весть чего, это действительно обогащает. С одной стороны, это, может быть, препятствует более углубленному развитию в какой-то одной области, но это дает и новые мысли, идеи, горизонты, перспективы, и другого такого междисциплинарного места как Интерцентр, пожалуй, нет. В узком профессиональном кругу социологов мы всегда можем собраться, а вот собрать представителей разных дисциплин — это дорого стоит».

Географическая широта

Еще одним плюсом в работе Симпозиума стало широкое привлечение ученых из регионов. А. Никулин отмечает, что «…организуя работу симпозиума, мы старались увеличить число исследователей из регионов. Обычно столичные конференции превращаются в этакий междусобойчик местных московских элит,  поэтому мы старались, чтобы на нашей секции были представлены ученые из провинции. При этом нам пришлось пожертвовать некоторыми московскими докладчиками, ради того, чтобы получили голос коллеги из регионов».

И. Штейнбергу из Саратова есть с чем сравнивать. Кроме двух симпозиумов он был на всех 14! («Ветеран — не ветеран, но где-то около того»). На его глазах прошла некоторая эволюция конференции. В 2003 г. он написал статью в юбилейном сборнике «Куда пришла Россия?»-2003, где критиковал симпозиум, что он превратился в закрытый московский клуб (подробнее, см. [1]). Это была точка зрения регионального исследования, с которой многие соглашались. Татьяна Заславская на это тогда среагировала так: «Это не наша вина, а беда, потому что не можем найти деньги» и т.д., но, к сожалению, это ситуацию не меняло.

И. Штейнберг: «Четырнадцатый симпозиум переломил негативную традицию, которая возникла пять лет назад. На этот раз деньги нашлись, приехали представители из регионов, внеся свой вклад в дискуссию, расширили границы, рамки дисциплин. Были исследователи из Саратова, Санкт-Петербурга, с Урала, из Иркутска и других городов Сибири. Когда они выступали и представляли свой взгляд на вещи, то это всегда было интересно. Научное пространство сейчас разорвано. Что такое жизнь ученого сегодня? Это статьи, обмен мнениями на конференциях, неформальные разговоры. Конечно, мы и виртуально можем общаться, по e-mail или в Живом журнале, но живое общение, конечно, ничем не заменишь. Для регионального ученого очень важно получить такой положительный заряд, почувствовать атмосферу живой дискуссии, реального научного сообщества, которое возникает только в ходе живого общения».

А. Никулин также заметил, что одним из основных отличий этого форума от многих предыдущих стало большее количество иностранных гостей. «Хотя симпозиум всегда позиционировал себя как международный, коллег из-за рубежа было не так много, в этом году их было гораздо больше». В дискуссиях на конференции участвовали Алексей Берелович, Франсуаза Дос и Карина Стакетти (Франция), Бонет Пилар (Испания), Джудит Пэллот (Великобритания), Даниэль Берман и Моше Левин (США), Мартин Мюллер и Петер Линднер (Германия), Цой Айонг (Южная Корея) и другие коллеги.

Участие молодых

По мнению многих участников, активное участие молодых исследователей стало большой удачей Симпозиума. Исторически сложилось, что «Пути России» были в большой мере конференцией шестидесятников и поколения, следующего за ним, а в этом году удалось преодолеть «монопоколенческую» традицию.

Так, Т. Шанин отметил, что «в этом году произошел прорыв — появилось сильное представительство молодежи, молодое поколение “стройными рядами” начало входить в конференцию. Это было и на секции Льва Гудкова и Бориса Дубина, и на секции Александра Филиппова и у других коллег. Мы раньше много говорили о том, что необходимо участие молодежи, но не получалось, а теперь получилось».

С ним соглашается политолог Алексей Зудин: «Не знаю, было ли это раньше или нет, но получилась очень хорошая подсекция внутри секции Дубина и Гудкова. Она была посвящена социологии культуры, в её рамках были доклады молодых ученых. Все выступления были интересными, несмотря на различную степень зрелости, способность авторов справляться с волнением и структурировать материал. Невольно возникла очень интересная перекличка между докладом В. Римского о политических активистах, замкнутых на себя, на карьеру и не обращающих никакого внимания на интересы тех граждан, интересы которых они должны отстаивать и представлять, с темой стилистических особенностей постсоветских памятников, которые выделяются похожими характеристиками – они полностью самодостаточны, замкнуты на себя и, в общем, существуют сами по себе, во славу тех авторов, кто их поставил: мегаломана Церетели и всяких постсоветских хозяйственников (доклад Н. Дарсавелидзе «Советское как неточная цитата (на материале современных московских мемориалов»)).

Зачем же нужны «Пути России»?

Какую же роль играет Симпозиум «Пути России» в социогуманитарной науке? Что думают об этом сами организаторы? Т. Шанин полагает, что «симпозиум стал важной частью существования обществоведов России. Те формы дискуссии, которые мы выработали — пленарные заседания и секции — доказали свою эффективность. Мы не с ходу вышли на такую организацию работы симпозиума. Выработка оптимальной структуры потребовало времени. Мы на каком-то этапе отменили все секции, потому что были коллеги, которые сказали: «А мы хотим послушать все доклады». Но оказалось, что без секций плохо.

Мы выработали структуру симпозиума примерно три года назад, и казалось, что мы дошли до окончательной «идеальной» формы. Нет, мы продолжаем созидательную работу в продвижении структуры, а не только в том, чтобы собирать интересных ученых. Создалась определенная модель действия, это не просто неизменная встреча раз в году, но и модель: «Когда мы встречаемся? Зачем встречаемся? Как мы сорганизованы? Что происходит после встречи?».

А. Никулин, в свою очередь, полагает, что «…уникальность симпозиума состоит в том, что он производит диагностику, констатацию текущего момента. Будущий историк, изучающий прошлое России, сможет по томам «Путей России» (сейчас их 13, а будет еще больше), как по срезам, по спилам дерева ощутить дух времени 1990-2000-х гг. Есть другие конференции, другие симпозиумы, но они обычно узко политологические, исторические, экономические, а на нашем симпозиуме представлен спектр голосов разных дисциплин».

Остановимся подробнее на работе Секций конференции, которых было пять. В рассказе мы используем интервью и комментарии руководителей Секций, а также их выступления на заключительном пленарном заседании (программа конференции).            

РАБОТА СЕКЦИЙ

«Историческая» Секция 1. Вопросы преемственности и прерывистости в российской истории.

Руководитель Секции А. Никулин отмечает: «Работа секции нашей секции была разбита на две части, резко отличавшиеся между собой. Ее первая часть была посвящена историко-культурологическим, историко-философским вопросам, там были классические доклады о западниках и славянофилах, имперской и революционной традициях, разделении города и деревни, о базисных, фундаментальных характеристиках российской традиции с амплитудой в один-два века, с соответствующими циклами преемственности и прерывистости».

Владимир Пантин в своем докладе «Циклы реформ и контрреформ в истории России» отметил, что история воспринимается им не только как «ключ к настоящему, но и к будущему. Без истории понять, что происходит нельзя». Он предложил хронологию циклов реформ и контрреформ XIX-XX вв. в России. По Пантину реформы и контрреформы – это не просто циклы маятника, а волны, шаги модернизации, столь безумного расточительного порядка, что эта модернизация оборачивается «погромом» собственного общества. Ключевая роль в этом разрушающем раскачивании маятника принадлежит продолжающемуся социокультурному расколу общества. Каков же выход? По мнению Пантина, в идеологии российских реформаторов должны органично соединиться идеи либерализма с представлениями об ответственности государства в социальной защите людей.

На секции были рассмотрены и другие вечные противоположности в дискуссиях российской интеллигенции: проблемы западничества и антизападничества, города и деревни. Так, Ольга Малинова выступила с докладом «Западничество и антизападничество в России: Поиски национальной идентичности в контексте догоняющей модернизации (XIX – XXI вв.)». Географ Татьяна Нефедова начала свой доклад «Город и деревня в социальном пространстве России XX в.» со слов: «Хочу опустить всех на землю в конкретном смысле этого слова». Как отмечает Александр Никулин, «в её выступлении с помощью слайдов была продемонстрирована очень тревожная тенденция возникновения «черных дыр», особенно в сельской местности, проблема фрагментации социального пространства России, и, конечно, проблема дифференциации бедных и богатых регионов».

История России ни на минуту не позволяла исследователям расслабиться. Как рассказал Никулин, «ближе к ночи, под занавес нашего заседания, когда уже стемнело, начались «ужастики». Наша коллега из Оксфордского университета Дж Пэллот презентировала свой проект «Прерывистость и преемственность в российской истории и географии мест заключения» (в основном на примере Пермской области). В нем было показано, что с одной стороны, есть определенная эволюция в сторону гуманизации мест наказания, но сохраняется главная составляющая еще со времен царской России: чем дальше отправили, тем лучше.

Последние два доклада были посвящены сталинскому периоду истории. Я считаю, что сталинское в России не преодолено…»

Собственный доклад А. Никулина «Intel-процессор и сталинские процессы: де-жавю менеджериальной паранойи» касался одной из тем преемственности и прерывистости – перенятия западного опыта: «Например, наш советский лозунг «Догоним и перегоним» во многом идеологически ориентировался на образцы, изложенные в знаменитых книгах Тейлора и Форда. Меня заинтересовал другой относительно современный американский бестселлер, по которому учатся менеджеры уже пост-советской России – это книга основателя и президента корпорации «Интел» Эндрю Гроува «Выживают только параноики. Как использовать кризисные периоды, с которыми сталкивается любая компания» («Only the Paranoid Survive: How to Exploit the Crisis Points That Challenge Every Company»), с его рекомендациями как вести бизнес и вообще как себя вести в современную компьютерную постиндустриальную эру. Мое выступление было построено на сравнение управленческих стилей Э. Гроува и «вождя всех времен и народов» И.В. Сталина.

Я обнаружил, на мой взгляд, несколько потрясающих совпадений. Гроув отмечал, что его книга не про настоящих параноиков, но про озабоченных карьерой людей, все время выискивающих врагов, желающих разрушить их бизнес, все время стремящихся быть начеку, в условиях обострения конкурентной борьбы. Руководитель “корпорации СССР” Сталин говорил похожие вещи: “Надо быть бдительным, кругом враги народа, классовая борьба обостряется”. Алгоритмы поведения, алгоритмы принятия решений поразительным образом совпадают. Конечно, уровень Сталина был покруче Гроува, но принципы мышления и поведения были похожими. Гроув, разумеется, не может и не хочет прибегать к репрессиям сталинского времени, но отмечает, что в любой корпорации надо обязательно поддерживать чувство страха, чтобы подчиненные боялись.

Здесь мы видим общую культурную постановку вопроса. Здесь дело в самом мироощущении, что вокруг тебя конкурентная борьба: «Будь начеку, будь бдителен». Если ты ощущаешь, что вокруг тебя мир атомизированных индивидов, ведущих между собой конкурентную борьбу, то тогда точка зрения Гроува торжествует: «Все мы параноики, только одни более умные, а другие более глупые». …В шутку можно было бы сказать, что если поменять двух героев местами, то Гроув был бы великолепным образцом сталинского наркома, которого бы наверняка в конце 1930-х гг. репрессировали, т.к. он слишком много знал о работе советской системы. Сталин в американских условиях стал бы технократом-супербосом мафии, который бы избавился от конкурента Аль Капоне столь же энергично, как он изничтожил Гитлера, но он бы не смог стать ни президентом США, ни руководителем корпорации “Интел”».

Вторая часть Исторической секции была посвящена проблеме великой утерянной альтернативы – крестьянской цивилизации в России, историческому потенциалу сельского хозяйства. Она, в основном, была представлена учеными-аграрниками, учеными-крестьяноведами.

Интерцентр и его Центр крестьяноведения и аграрных реформ регулярно приглашают профессионалов, в т.ч. и из регионов:

А. Никулин комментирует: «…Прежде всего, речь шла о возможности развития после революции великой крестьянской страны более органичным путем. Об этом говорил В. Логинов в докладе «НЭП как многоукладная альтернатива российской истории», привлекая современный опыт Китая и Индии.

А. Посадский в докладе «Русское крестьянство в первой половине ХХ века и проблема субъектности в истории» и собравшиеся коллеги констатировали, что остается неуловимым тип «человека с ружьем», который сделал революцию, существует несколько версий, кто это были: крестьяне-солдаты, вернувшиеся с Первой мировой и затеявшие великую революцию и гражданскую войну. Здесь было представлено несколько альтернатив, социально-психологических типов, которые мы обсуждали на нашей секции».

В. Малязев («Столыпинская реформа: невозвратное прошлое») рассказал об административном дирижировании аграрными реформами. Ольга Фадеева продемонстрировала современные аспекты исторической многоукладности села на примере Новосибирского региона.

Что же в итоге, к каким закономерностям пришли исследователи на секции, посвященной проблемам истории России? Отвечая на этот вопрос, Александр Никулин продекламировал стихи В. Высоцкого «Я думаю – ученые наврали, / Прокол у них в теории, порез: / Развитие идет не по спирали, / А вкривь и вкось, вразнос, наперерез». По его словам, секция пыталась «эти “вкривь и вкось”, “вразнос”, “наперерез” реконструировать и попробовать сложить в некоторое подобие спирали».

* * *

«Экономическая» Секция 2. Проблема «колеи» (path dependency problem) в социально-экономическом развитии России.

Из выступления Александра Аузана на заключительном пленарном заседании: «…Секция, которую мы вели с Вадимом Радаевым, была посвящена проблеме «колеи» в социально-экономическом развитии России. Говоря иным языком, …мы обсуждали проблему принудительной преемственности, когда не хочешь, а все равно преемником являешься. Мы попробовали её обозначить в названии секции как проблему «колеи», в классическом названии path dependency problem, поэтому основными докладчиками были экономисты, но эту проблему с нами охотно обсуждали и географы, и социологи, и историки, у нас была очень пестрая аудитория.

Я начну с проблемы номер 1: названия самой «path dependency». Приятно отметить, что я тут же подвергся справедливой критике. …Перевод этого термина как проблема «колеи» возник три года назад на этой самой трибуне, когда я выступал на Одиннадцатом симпозиуме, и предложил переводить это как проблема «колеи». Наверное, это не совсем правильный перевод. Я согласен, что он не совсем точен. (Кстати, Виталий Найшуль предложил другой перевод: «Это не «колея», это «сундук», оттуда можно разные вещи доставать»).

Мы на протяжении обсуждения возвращались к тому, в чем все-таки проблема «колеи»… От пройденного пути зависит всё и дальше разговор принимает характер трюизмов, что у каждого человека есть своя история, у общества есть история, и у отрасли есть история, и нельзя ее игнорировать. И проблема преодоления такой зависимости, звучит странно. Говорят: «Надо становиться Западом». «А мы не хотим становиться Западом!» «Ну не хотите, и не надо». Все разговор закончен. Поэтому в чем же сама проблема?

…Мы пришли к пониманию того, что проблема связана с траекторией, причем траекторией, которая статистически фиксируется. Фактом является то, что такой феномен есть, он зафиксирован Мэдисоном в статистических таблицах, что страны расходятся друг с другом по ВНП на душу населения, что разрывы становятся сильнее, и что очень мало стран, которые меняют свою орбиту. …Итогом дискуссии по поводу постановки проблем, стало то, что речь идет о некоторой инерционной траектории (может быть, так точнее, чем говорить о «колее»). Но в чем особенность инерции этой траектории, в отличие от физической инерции, гаснущей из-за силы трения? Она может усилиться под воздействием тех или иных факторов. Это не просто “что-то дотянулось от Ивана Грозного, слабее-слабее и, в конце концов, ослабло”. Эти инерционные силы могут нарастать или нет, и почему они нарастают, это вопрос механизма, как устроена сама закономерность.

Далее А. Аузан дал свой комментарий к постановке проблемы, отметив два два мнения, которые, на его взгляд, не противоречили тому, о чем говорилось, но добавили неожиданный взгляд на инерционные траектории: "Во-первых, это взгляд В. Найшуля, который сказал: «А зачем её преодолевать? Ее нужно использовать в виде возможных рекомбинаций». И он привел два примера, один удачный и один неудачный… Первый касался рынка. Действительно рынок, потеряв романтический ореол 90-х гг., фактически сейчас принят. Он уже не воспринимается как лучшее будущее, а как нечто реально работающее. Виталий Найшуль утверждал, что это не вполне соответствует давним представлениям, которые рождены в крестьянских хозяйствах: “Бог строит цену”, недородов и пр. А второй его пример касался парламента, он сказал, что у нас с парламентом, как способом согласования групп интересов, никак не получается, потому что признаком российского парламента является одно: “Он при всех [властях] разгонялся”. Инерция не обязательно подлежит преодолению, она может быть использована. Но этот вопрос …как найти этот вариант рекомбинации, так и остался открытым.

И второе, по-моему, очень существенное замечание принадлежит профессору А. Заостровцеву: бывает, что инерция хороша, и выходы из «колеи» приходится насильственным путем прерывать. Речь идет об Италии и Германии середины 20-х гг. Они были в другой инерционной траектории. Потом что случилось то, что немцы называют катастрофой нацизма, и они с большими усилиями вернулись к своей прежней траектории. В этом смысле, не всегда преодоление наследственной траектории следует считать положительным фактом».

Феномен инерционной траектории, «колеи», признан, а вот в чем состоит её механизм? А. Аузан пояснил, что «с 1985 г. появилось несколько теоретических гипотез, почему это происходит. Надо сказать, что количество возможных объяснений множится, но все они остаются гипотезами. Профессор Рустем Нуреев сделал хорошую ретроспекцию дискуссий, начиная от Пола Дэвида (Paul David) и феномена QWERTY… Есть разные рода объяснения, и более новая гипотеза связана с т.н. «проклятием ресурсов». В мировой теории она возникла в 1995 г. и опять-таки есть объяснения, доказывающие и опровергающие такую связь.

В применении к России мы, конечно, это обсуждали, начиная с углеводородных цен. О чем свидетельствует опровержение этой гипотезы? Что абсолютные запасы ресурсов ни о чем еще не свидетельствуют. Есть очень успешные страны, которые обладают большим запасом ресурсов, которые не болеют «голландской болезнью» и не попадают в низкую траекторию. …Уточнения показали, что зависимость создается при большой доле ресурсов в экспорте. Если в экспорте есть высокая доля природных ресурсов, тогда зависимость довольно вероятная, и когда эти ресурсы не дисперсны, а сконцентрированы. Были дискуссии, относится ли это только к углеводородам или и к другим запасам русского экспорта прошлых веков: пушнине, меду и др.

По-моему, очень интересные новые версии возникли прямо в ходе обсуждения этих механизмов. Они были связаны с зависимостью от пространства. Что Россия все время пыталась, имея специфический фон огромного пространства, его удержать или расширить, и это довольно много объясняет в ее истории.

…В итоге пришли к тому, что все 6-7 обсуждавшихся гипотез этой зависимости не сильно противоречат друг другу, они скорее играют роль факторов и именно это позволяет, пожалуй, объяснить феномен усиления инерции зависимости.

На усиление инерции может действовать демографический переход, резкие маятниковые колебания, революции, реакции и т.д., обострение такого «ресурсного проклятия» как наличие большой доли ресурсов в экспорте, которые мы ощущаем последние годы. Когда они вместе концентрируются, мы начинаем очень остро ощущать эту проблему и ее обсуждать. На самом деле, это – некие форсирующие факторы, это – осложняющие обстоятельства».

Кроме того, А. Аузан рассказал о том, что исследователи говорили о связи с близким будущим или далеким прошлым: «Скажем, Р. Нуреев в своем докладе проанализировал, можно ли говорить о наследовании определенных институциональных механизмов с XIV-XV веков, есть ли связь с некоторыми старыми механизмами азиатского способа производства.

Леонид Григорьев подчеркивал, что он не верит в воздействие от Ивана Грозного, но поверит, если ему докажут, что от Грозного такими то звеньями это доходит до Анатолия Чубайса, т.к. в воздействие приватизации по Чубайсу и событий последнего пятнадцатилетия на инерцию он не только верит, но и готов продемонстрировать. Он довольно быстро получил ответ на свой вопрос, потому что специальным разделом наших обсуждений, был анализ траекторий отдельных институтов. Доклад профессора Александра Сунгурова был несколько неожиданным. Он говорил об институте омбудсмана. Вариативность траектории и инерции этого института были связаны и с наличием челобитных в русской истории, и с возникновением/не возникновением прокуратуры, рядом, вместо или против омбудсмана.

…Картина эволюции этого института была подкреплена рассказом о том, как работали жалобы по бытовым вопросам в Советское время, какое значение имела такая категория как «забота» - от преамбулы брежневской Конституции до конкретной реализации в тех или иных организационных связках, возможностях бюрократии. То, что у нас состоялся разговор о движении отдельных институтов не противоречило той генеральной и очень тяжкой проблеме, которую мы обсуждали». (Заключительные выводы, предложенные А. Аузаном, см. ниже).

* * *

«Культурологическая» Секция 3. Повторение как социальный феномен.

Приводим мнения о работе Секции как участников обсуждения, так и одного из её руководителей.

Алексей Зудин: «Доклады на нашей секции были очень интересными. Мне, в частности, больше всего понравился доклад Галины Зверевой из РГГУ о дискурсе власти, о тех языках, которыми пользуется власть («”Повторение пройденного”?: дискурсивные практики российской власти в условиях сетевой культуры»).

Борис Дубин попросил меня сделать доклад по теме национализма. В ходе подготовки к выступлению меня в особенно минорное настроение ввергла фраза, которую я прочел в одной из научных статей. Возможно, она принадлежала Алексею Миллеру, известному слависту, историку, который хорошо и много пишет о национализме, что вообще-то тема национализма всегда заканчивается мордобоем, поэтому я и пришел в соответствующем настроении. Хотя мы на секции и затрагивали такой острый сюжет, обошлось, к счастью, без кровопролития.

В печальной теме этнической проблематики я не специализируюсь, поэтому я совершил обычную гуманитарную хитрость: в начале немножко поговорил на тему национализма, а потом сделал доклад о том, о чем я хочу. Тема моего доклада – «Традиционализация и укоренение политических инноваций: к постановке проблемы», то, как сейчас в России политические традиции и инновации соотносятся с культурным контекстом.

Я имел неосторожность, которой грешат те, которые редко выступают на секциях (а у меня был большой перерыв в выступлениях на “Путях России”), начать с критики базовой концепции Б. Дубина и Л. Гудкова. Правда, я нападал не “в лоб”, а ставил под вопрос некоторые из их оценок и выводов, оставаясь в рамках их теоретических построений и используя эмпирический материал Левада-центра. Насколько мне это удалось, не знаю, но, по-моему, людям было интересно».

И. Штейнберг согласен с тем, что данная Секция была чрезвычайно интересной: «Большинство докладов были не оторваны от исследований, под ними была исследовательская база. Это всегда, конечно, привлекает и дает ощущение достоверности результатов. Такое сочетание теории и эмпирики всегда радует.

Хотя выступления Б. Дубина, А. Береловича, В. Римского, Г. Зверевой, вроде бы, касались разных тем, но все они сходились на феномене социального повторения. С одной стороны, мы видим попытку возрождения традиций, а с другой стороны, когда мы возрождаем, то не всегда понимаем, а что мы собственно хотим возродить, сталкиваются разные представления, модели этого возрождения. То ли мы возрождаем то, что существовало до революции, то ли в советский период. Из чего состоит этот конструктор, и механизм этого конструктора? Когда эту тему начинают обсуждать специалисты в разных дисциплинах, то получается очень интересная и забавная вещь.

Мы увидели, как возникают традиции в масскультуре. Галина Зверева (РГГУ) рассказала, что масскультура — такой конструктор, в которой никакие части не отвергаются: там есть и советские части, и имперские, и совсем новые, непонятно откуда взявшиеся — все это существует вместе и называется новой традицией. Пятьдесят лет назад дети пели песни, прославляя вождей и делая критические укоры взрослым, и сейчас их потомки, другими словами, но делают тоже самое. Как возникает эта традиция — такое «дежа вю», откуда это, какую функцию она несет? Это было проанализировано очень интересно.

Был хороший доклад Владимира Римского (Фонд «ИНДЕМ») о «третьем секторе», об общественной активности российских граждан. Было показано, насколько сильно недоверие граждан к институтам. У тех, «кто был сделан в СССР» (как поет О. Газманов), призывы заняться общественной деятельностью вызывают стойкое отвращение. У человека, которого призывают к общественной деятельности, есть большие подозрения, что он будет использован непонятным образом, непонятно в чьих интересах. С другой стороны, что происходит с молодыми? У них нет такого негативного опыта, а в то же время они действуют точно так же. Откуда они научились, откуда такая преемственность? Непонятно. И В. Римский попытался дать свою интерпретацию происходящего, и это объяснение было основа на результатах конкретных исследований.

Хотел бы отметить и большую работу, проведенную составителями секции Б. Дубиным и Л. Гудковым, насколько тонко они подошли к подбору докладчиков. В начале я был в некотором недоумении, почему я попал именно в эту секцию. Мой доклад «Как возможна этническая община в современном городе» (кто её конструирует, как она создается, для чего, преемственность традиций после разрыва), на мой взгляд, никак не вписывалась в секцию о русском национализме. Я понял замысел ведущих только в момент, когда начал выступать, рассказывая о результатах своего исследования. Оказалось, что организаторы сделали совершенно правильно. Хотя я не говорил о русских общинах, но мой анализ проецировался и на проблемы русских. Немецкие, еврейские, армянские, русские и др. общины действуют примерно одинаково – на лицо общий механизм. Для меня стало очевидно, что мой доклад не случаен в этой секции, а является частью общего замысла: «Как распадается целое и как потом это целое собирается?» Это было очень интересно».

Из выступления Бориса Дубина на заключительном пленарном заседании: «Наша секция, которую вели Лев Гудков и я, была посвящена «Повторению как социальному феномену» и это собственно и было началом, с которого началась вся работа. Если коротко суммировать этот первый посыл, то он состоял в том, что мы имеем дело не с процессами репродукции, привычными для социологии, для её теоретического, концептуального аппарата. Репродукция и работа репродуктивных систем начинается там, где возникает проблема передачи образца, а в современной России мы, скорее, имеем дело с процессами повторения, эпигонизации, попытки адаптироваться, причем со стороны самых разных групп к …процессу распада или разложения советского.

Обживание этого распада, адаптации к нему, были, в частности, представлены в нескольких докладах. С одной стороны, в выступлении В. Римского, который показал, как этот процесс распада действует на низовом уровне людей, вынужденных решать свои жизненные проблемы, так или иначе прибегая к деятельности социальных институтов, существующих, казалось бы, именно для этого, или складываясь в некоторые ad hoc связи между своими людьми. Процесс разложения, распада, атомизации, дробления, был показан в докладе Римского с большой силой, хотя эмоции, которые мы при этом испытывали во время доклада, вряд ли назовешь приятными.

С другой стороны, в докладе французского коллеги, ныне проживающего в Италии, Алексиса Береловича, эта проблема распада, перерождения, была поднята на материале извечного «треугольника» идей интеллектуального сословия России: власть – народ – интеллигенция. Разложение советского и разные феномены, которые сопровождают этот процесс разложения, были продемонстрированы на вполне геометрическом процессе разложения этого «треугольника», который, в конечном счете, схлопнулся до отрезка некоторой прямой. Это соответственно привело, в логике нашей секции, к постановке проблемы эпигонства.

Участники нашей секции работали с ней, в частности, применительно к проблематике национализма. В докладе Алексея Зудина была поднята проблема о понятии традиционализации и в связи с этим о проблематике национализма и национальной идентичности, что вызвало достаточно оживленную дискуссию, в которой приняли участие Эмиль Паин, Александр Верховский, Илья Штейнберг, Лев Гудков, Святослав Каспэ и др.

Наконец интересным моментом, который как будто начинает выводить нас, исследователей, из проблематики распада, был материал, представленный Галиной Зверевой, которая рассказала, как формируется сейчас новый …официальный дискурс (см. статью Г. Зверевой на Полит.ру). Она назвала его «Матрицей» (по аналогии с известным фильмом с продолжением, где есть картина мира, создаваемая некоторыми силами; внутри этого мира живут люди, не подозревающие, что есть силы, которые эту матрицу создают, а она создается, пересоздается и т.д.).

Надо сказать, что для меня этот доклад был в некотором смысле интеллектуальным потрясением. Со времен подпольно прочитанной «Технологии власти» Авторханова я не видел и не читал ничего столь тонкого и точного по анализу того, как происходит обработка самых разных слов, идей, представлений существующих в социуме и как из них складывается очень интересный по своему устройству дискурс, который ничего не исключает. Его особое свойство, как паразитического существа, состоит в том, что он ничего не исключает. В ход идет всё. И это новый тип эпигонства, ставший в некотором смысле заменой официозной или официальной идеологии, показывает, что можно замечательно объединять православие, самодержавие, народность, Фуко, информационное общество Кастельса и много чего другого.

Важно лишь, чтобы это эпигонство подчинялось трем основным правилам: 1) этот дискурс был позитивным, 2) он должен был технологичным, 3) во главе этого дискурса должны стоять его создатели, без какой-либо альтернативы. Были названы конкретные имена творцов этого дискурса, соперники, различные стратегии и тактики, которые они применяют друг относительно друга (у вас будет возможность прочитать текст этого доклада через полтора месяца на страницах нашего журнала «Вестник общественного мнения»).

…Дискуссионный характер большинства тем и проблем, которые затрагивались на нашей секции, и уровень их разработки, такой во многом непривычной, провокативной, очень интересной и очень качественной, привело к тому, что количество статей, которые мы, как работники «Вестника…», могли бы заказать, оказалось очень большим. Я не помню ни одного из прошедших тринадцати симпозиумов, чтобы так, с «конвейера», эти работы могли пойти в номер.

…Обсуждая заключительную тему культуры как семантической системы, мы отказались от обеда и от всяких других перерывов... Как сегодня работает «советское» в качестве культуры? Это было показано молодыми культурологами, из которых мы вместе с Л. Гудковым рискнули создать целую отдельную секцию. Их должно было быть больше, но, по условиям времени, их осталось только пять.

На очень нетрадиционном материале: современных телевизионных концертов, патриотической прозы; антиутопии в современном политическом массовом романе; мемориалов, которые воздвигаются в основном Москве, но не только в Москве на протяжении последних лет; фильма «Остров» и вообще кинопродукции, которая после 1997 г стала называться «новым русским массовым кино» — на всем этом было показано, как работает «советское» в качестве некоторой рамки, куда может втягиваться всё. В частности, втягиваются и 1990 гг., которые массовое сознание и современное официальное телевидение вычеркивает из картины истории. Вычеркивание 90-х — было также одной из тем работы нашей секции». (Заключительные выводы Б. Дубина о работе его Секции см. ниже).

* * *

Секция 4 “Социологии пространства”. «Организация российского пространства: образцы и реальность»

Своими впечатлениями о работе Секции мы попросил поделиться её создателя и руководителя социолога Александра Филиппова: «Название секции способно, конечно, отчасти ввести в заблуждение: может показаться, что есть люди, знающие правду о пространстве России и, с этой точки зрения, рассматривающие те образы этого пространства, которые бытуют среди прочих, менее сведущих людей.

На самом деле все обстоит по-другому. Пожалуй, один из самых важных итогов наших заседаний состоит в том, что привилегированного доступа к пространству нет ни у кого. Нет ни специальностей, ни специалистов, которые могли бы претендовать на полноту соответствующих познаний. Именно поэтому секция была вполне междисциплинарной, с участием социологов, географов, историков, культурологов. То, что они могли организовать внятное обсуждение темы, к которой подходили столь по-разному, само по себе является серьезным и позитивным результатом.

Почему было выбрано именно такое название секции? Дело в том, что многие исследования, посвященные российской проблематике, страдают от плохо проясненных самоочевидностей. Если мы говорим о прерывности и непрерывности, о повторяющемся и уникальном в нашей истории, то хотелось бы, конечно, быть уверенными в том, что мы можем точно зафиксировать в пространстве ту «вещь», которая так интересно ведет себя во времени. Но пространственные границы исторической России очень изменчивы – и международные, и внутренние. Значит, нам надо как-то иначе определить то, что меняется не только во времени, но и в пространстве. Однако эта изменчивая вещь не может все-таки располагаться где угодно и члениться каким угодно способом. Здесь есть свои возможности и ограничения, есть уже свершившееся историческое развитие и есть только разворачивающиеся и до конца еще не ясные процессы. Об этом и шла у нас речь.

В качестве примера хотелось бы назвать несколько выступлений. Секцию открывал доклад географа и культуролога Дмитрия Замятина, который уделяет значительное внимание тем образам российского пространства, которые содержит художественная культура. Культуролог и философ Михаил Рожанский предпринял попытку синкретического, социо-географического и культур-географического исследования пространства Сибири. Доклад Симона Кордонского содержал уникальные по полноте и многообразию о реально существующих в современной России иерархиях членения самых разных регионов, находящихся в состоянии сложной интерференции между собой как в географическом пространстве, так и пространстве, определяемом разнородными властными компетенциями и обязанностями. Немецкий географ Мартин Мюллер представил свой взгляд – взгляд внешнего европейского наблюдателя – на труды современных российских теоретиков геополитики. Дискуссию обогатило активное участие в работе секции географа Владимира Каганского.

Единой теоретической рамки у докладов не было, да она и вряд ли могла быть. Но все-таки весьма отрадным является то, что обнаружилась принципиальная возможность взаимопонимания исследователей, принадлежащих к разным дисциплинам и разным школам внутри одной дисциплины. Результат нашей работы – это не столько некоторая согласованная позиция, сколько стереоскопический взгляд на сложный и проблематичный объект – пространство России».

По мнению А. Никулина, секция А. Филиппова «отработала очень хорошо: она начала работу год назад и теперь набирает обороты, зримо конституируется как достаточно автономная область обсуждения внутри симпозиума, развивается в интересную традицию».

Прошло и обсуждение работы Секции в Живом журнале. Примечателен такой диалог между социологами K, B и V:

K: - Филонов, кстати, тоже был в МВСШЭН в эту пятницу.

B: - Да ну? Таки сам был? Филонов? Павел Николаевич?

V: - Нет, хуже, тела не было, но дух витал незримо!!!!!!

K: - Его упоминали как ключевого субъекта формирования географических образов.

B: - Боже мой, что же это за место такое - МВСШЭН?

K: - Это место как бермудский треугольник...

* * *

«Лингвистическая» Секция 5. Язык в социальном взаимодействии.

Мы попросили Ревекку Фрумкину поделиться впечатлениями о работе своей секции. Она рассказала, что дискуссия о языке была организована «по инициативе Дмитрия Рогозина, как возможность расширить и конкретизировать круг намеченных ранее проблем [2]. На заседании секции обсуждались те насущные лингвистические проблемы, с которыми сталкиваются социологи в своей работе.

В своем вступительном слове я попыталась очертить круг лингвистических проблем, в рассмотрении которых социологи заинтересованы наиболее радикально. Это доминирующие в социуме способы выражения важнейших смысловых категорий; специфические способы кодификации смыслов, используемые в полевых социологических исследованиях – таких, как опросы, структурированные и неформализованные интервью, речевые взаимодействия с участниками фокус-групп; оценки контента как содержащего/не содержащего особые социально маркированные смыслы – будь то побуждения к социально позитивным/негативным действиям; оценка действий, качеств или умыслов других лиц; эмоциональная окраска речи респондента или конкретного текста/сообщения.

В связи с этим, особый интерес приобретает изучение таких аспектов речи, которыми ранее социологи интересовались лишь от случая к случаю. Такова, в частности совокупность проблем, относящихся к сфере «невербальной семиотики», – тема, которой был посвящен доклад д.ф.н. Григория Крейдлина «Невербальная семиотика: жесты, поза, голос как элементы риторики». Я считаю, что знакомство с книгами Крейдлина очень продуктивно для современных социологов (см. также [2]).

Из доклада к.ф.н. Ирины Левонтиной «Лингвистическая экспертиза как факт новой социальной реальности» можно было сделать вывод о существенном разрыве между «продвинутостью» лингвистов, владеющих достаточно изощренными методами анализа письменного и устного текста, и правовыми установлениями, регулирующими отношение закона к наличию в тексте смыслов с разного вида нежелательными и/или недопустимыми оттенками.

В наших законах, не говоря уже о правоприменительной практике, не проработаны сюжеты, связанные с тем, что слово или даже жест могут быть в определенных условиях приравнены к поступку – например, служить поводом для иска о защите чести и достоинства. Лингвистическая экспертиза предполагает наличие правовой грамотности не только у юристов, но и у самих говорящих».

Соруководитель Секции Дмитрий Рогозин также отметил интересное выступление И. Левонтиной: «Она занимается судебной экспертизой и вообще лингвистической экспертизой. Одна из её баек была по поводу Доренко. Сергей Доренко в своей передаче сказал, что он, Доренко: «ущемил ему (Лужкову) достоинство». На него подали в суд, а он начал «отыгрываться»: ну как же кто-то может ущемить кому-то достоинство? Он, мол, конечно, имел ввиду другое достоинство. Доренко защищался: “Это вы так понимаете, а я то имел ввиду совсем другое”. Эксперт показала, что в русском языке выражение “ущемить ему достоинство” является однозначной коннотацией на оскорбление» (Сама И. Левонтина поясняет: Дело в том, что в выражении «ущемил ему достоинство» С. Доренко использовал форму дательного падежа ему. По-русски нельзя сказать, например, «задел ему честь», «уязвил ему самолюбие» (здесь должно быть не «ему», а «его»))

«Её рассказ мы перевернули на себя. А как поступать с респондентами, когда они говорит то так, то этак? Как определить, человек ошибся или нет? Это казус или это действительно рефлексия человека? ФОМ, например, очень любит вытаскивать цитатки, взятые из ответов респондентов».

Оба руководителя Секции единодушно выделили доклад Эмилии Азарх («Левада-Центр») «Роль языка в социологическом интервью» об инструментарии социологического опроса, в котором, по оценке Р. Фрумкиной, «рассматривались многочисленные подводные камни, подстерегающие социолога при конструировании вопросов для анкет и интервью. Массовизация социологических опросов привела к усреднению прежних стандартов социологического исследования, рассчитанных на производство штучного продукта, в результате чего социолог-методист постоянно обнаруживает в проектах опросников своих коллег по цеху несоотнесенность рефлексии исследователя с рефлексией респондента. Приведенные Э. Азарх примеры вызвали плодотворное обсуждение».

Д. Рогозин, в свою очередь, отметил тот момент, «когда она поддела меня и ФОМ: ‘Откуда вы берете эти вопросы? Их выбрасывать надо!’, хотя и самих левадовцев за это часто ругают».

Выступление Азарх стимулировало напряженную бурную дискуссию. Всю секцию Рогозин охарактеризовал как «бешеную». Д.Р. восклицает: «Представляете, там была такая дискуссия, что людей пришлось останавливать. Не выступающих, как обычно, а слушателей! Эти проблемы: как спрашивать, как себя вести в коммуникации, как выстраивать отношения с заказчиком — не менее важны, чем судьбы России.

…Было не просто обрывать докладчиков, которые всегда увлекаются своим докладом и забывают об аудитории, и часто она им не нужна, но приходилось обрывать дискутантов, людей, которые задают вопросы, им просто не было конца. Я раза четыре напоминал, что уже обед, он скоро кончится, но никто не уходил. Поэтому я испытал глубокое чувство вины, за тот интерес, который произвела секция на людей, потому что это все уходит, а кушать хочется всегда. Вот что касается напряжения, как в первый день, так и во второй».

Помимо вышеприведенных докладчиков Дмитрий Рогозин отметил работу двух своих коллег: «Мне очень понравились выступления Ревекки Фрумкиной и Сергея Чеснокова, я их очень люблю и они хорошо выступали». Р. Фрумкина, в свою очередь, отметила выступления С. Чеснокова, Г. Саганенко и Л. Хахулиной. Ей понравилось, что «участники заседания, в том числе студенты МВШСЭН, живо откликались на проблемы, сформулированные докладчиками».

Выступая на заключительном пленарном заседании, Дмитрий Рогозин не раз как будто извинялся за прошедшую дискуссию: «”Как волка не назови, он все в лес смотрит”. Так и наша секция. Хотели поговорить о лингвистике, о языке, а опять вернулись к методике».

Его рассказ о содержании работы секции был наполнен гордостью за то, что, мы, вот, не отвлеклись на суетные вопросы бытия, а занимались подлинной наукой, что мы идем по своему пути, не обращая внимания на болезненные колкости и замечания коллег. В выступлении можно было услышать некое кокетство, противопоставление «мы методологи» и «вы, кто не занимается методологией», которое возможно было ответом на научные «атаки» его оппонентов. Без сомнения, Дмитрий вел диалог со своими коллегами, не принимающими его научной программы, многие из которых сидели в зале конференции (их ответную реплику мы, возможно, услышим в следующий раз). Его выступление стало своего рода Социологическим манифестом нового поколения методологов.

Разговор на Секции о языке шел не на социально-политические темы, вместо вопросов «Что представляет из себя современная Россия? И что она представляла несколько десятилетий или столетий назад?» их беспокоил вопрос: «КАК мы говорим о том, что из себя представляет Россия?»:

Д. Рогозин: «”КАК…?” – для нас являлся ключевым вопросом, а он не очень информативен с точки зрения прагматики действия. Многие люди называют нашу работу бантиками, фантиками и еще более мелкими деталями, атрибутами повседневной одежды. У Владимира Ядова была очень хорошая метафора. Он как-то сказал: “Ну да, люди, которые этим занимаются, точат саблю, которую никогда не вынут из ножен, потому что она никогда не понадобится. Уже давно есть автомат Калашникова, а эта сабля будет их детской забавой”. Наверное, сама эта критика выработала у когорты людей, занимающихся методикой, удивительное качество, которое, на мой взгляд, а он может быть ошибочным, присуще научному сообществу и это качество - послушание.

Мы не только не учим людей как жить, но и как работать. Мы даже снижаем планку и говорим, что …мы не ученые, мы методисты. Мы просто смотрим, как происходит накопление знания, о котором вы говорите, как, вдруг, общаясь с респондентом, который мычит, делает паузы по 5 мин, …начинает говорить о своей тетушке, о здоровье, когда его вообще-то спрашивают о политике в стране, о социально-экономических преобразованиях, как из этой «мусорной ямы» вытаскиваются такие хорошие слова о социальном развитии, о детерминантах нашего общества.

”КАК?” Именно на этот вопрос мы и пытались дискутировать, и именно он вызвал жаркие дебаты».

Рогозин подчеркнул огромную роль Интернета, который стал такой прерывистостью, «что его не объять сознанием. Включение в обыденную жизнь людей возможности выражаться без всякой цензуры, возможности говорить на представительских собраниях, при этом, не имея должной квалификации, не проходя каких-то преград, которые нужно было пройти раньше, не имея никакого звания, статуса или чина, мы видим, что эти люди собирают гораздо большие аудитории, которые собирают профессора, которые обладают как бы экспертным знанием. … На мой взгляд, эта черта времени, которую я бы не называл безвременьем, это не черта деградации, это черта современного общества, которое перестало ориентироваться на официозный дискурс и создает свой».

Дмитрий назвал имена тех теоретиков, социальных мыслителей, без которых он не представляет себе подлинного анализа современных реалий: «Что меня удивило и что продолжает удивлять: говоря о современной России, мы продолжаем использовать имена, глубоко чуждых для российской проблематики. Я говорю о А. Шутце, Г. Гарфинкеле, Э. Гуссерле и И. Гофмане. Какое отношение они имеют к современной России? Забыть эти книги и не издавать! И вообще это лишнее! “Это — бантики и фантики”, которые мешают нам думать о современной проблематике, думать о прерывистости и преемственности... Удивительным делом для меня стало то, что мы не можем думать о современности, не включая в ее контекст работы этих мастеров.

Лично мне помогает метафора Бориса Докторова, отнесенная, …к проблематике опросов общественного мнения. Выступая на прошлой конференции, на пленарном заседании, он сказал, что глупо смотреть на современность, как современность, созданную здесь и сейчас, как современность десятилетий советской власти. Опросы общественного мнения распределены на столетия, и мы являемся современниками тех, кто их создавал.

Наша секция показала, что это наши современники, что это люди, которые думали не о России, но которые дают нам интеллектуальный ресурс смотреть, что происходит здесь и сейчас, что происходит, на самом деле, когда мы разговариваем с респондентом, когда мы производим лингвистическую экспертизу, когда мы смотрим, кто такие эксперты».

Касаясь темы экспертности, Д. Рогозин отметил, что вопрос «Кто такие эксперты?» можно задать по-другому: «Кто такие мы, кто претендует на экспертное знание и дает это экспертное знание, кто говорит, что это экспертное знание, что это знание является знанием истинным?»: «Этот вопрос опять можно переформулировать риторически: “Чем вы занимаетесь, ребята? Вы никогда не найдете на него ответ”. Но я осмелюсь утверждать, что если мы не будем заниматься постановкой такого рода вопросов, то наша экспертиза ничего не стоит».

Что заметили участники Лингвистической секции по отношению к экпертности и к языку, как основному носителю экспертного знания, конструктору, благодаря которому это экспертное знание позиционируется? По мнению её соруководителя, «в этой жаркой дискуссии, мы вдруг обнаружили, что не можем найти никаких других маркеров экспертности, кроме лингвистических. Если доводить дело до крайности, то это, конечно, странное занятие, но этим иногда не во вред заняться.

Экспертом является человек, который позиционирует себя как эксперт и получает некоторую аудиторию, и это видно по тем людям, которые начинают рассуждать на темы, в которых не имеют профессионального знания и при этом они воспринимаются адекватно аудиториями, в которых вещают. Примеры характерны для России и не только для нее. Пролиферация экспертности, введение в российский мир такой огромной массы экспертов, претендующих на эту роль, и успешно, в операциональном смысле, её играющие, является феноменом такой прерывистости, которая была бы невозможна, если бы мы обладали старой доброй цензурой, в научном сообществе, выраженной во всяких стратификационных маркерах, не позволяющих какому-то доценту выходить на большую трибуну».

Резюмируя сказанное, Дмитрий Рогозин еще раз извинился за ту методическую компоненту, «которая постоянно возникала …и являлась доминирующим лейтмотивом обсуждения», хотя он «лично старался больше молчать», у него «практически не было возможности выступать, потому что дискуссия была очень жаркая», но, которая неизбежно возникает благодаря постоянному удивлению, «каким образом мы получаем экспертное знание и откуда у нас берется уверенность в нем».

Итоги конференции

Каковы же содержательные итоги? Были ли сделаны прогнозы, которые должны немедленно попасть на столы руководителей всех ветвей власти?

Теодор Шанин, отвечая на это, мог бы рассердиться: «Я слышу вопрос “Что же вы предлагаете? Что нам дала эта конференция?” с тех пор, как я начал работать в России. Я воюю с этим беспрестанно. Я не принимаю точку зрения, оставшуюся от системы мышления советского периода (и пробую уговорить коллег делать то же) и не считаю, что дело ученых — писать отчеты для Политбюро (которые потом пылятся на полках ЦК КПСС и никто их не читает) и что главная задача в жизни ученых — донести какие-то умные мысли до тех, кто имеет власть. Это своего рода «придворная интеллигенция», возрождающаяся и в наши дни. Некоторые ученые не отходят от этого, потому что их воспитали в таком духе.

Раз за разом я слышу: “Что нам дает конференция?” И отвечаю: “Она дает истину”. “А что вы предлагаете сделать?” “Я ничего не предлагаю. Если хотите что-то сделать, делайте. Мы показываем, что происходит, мы определяем причинную картину того, что есть, а вы делайте, как понимаете. Я — не слуга Политбюро”. Ученые должны заниматься поиском истины (Шанин вместо слова «истина» использует в этом контексте эмоционально более сильное слово «правда»). Наша главная задача определить, что есть истина, а что нет. Именно это — наша работа, а если кто-то захочет потом использовать результаты исследований для политической работы, то пусть использует, мы не прячем, не скрываем своих выводов, но не наша задача писать отчетные записки в Политбюро о том, что делать (пусть этим занимаются те, кому платят). Нам платят за истину. Это мой подход».

А вот ответ Директора Интерцентра А. Никулина на наш вопрос "Каковы содержательные итоги конференции?" «Многие коллеги отмечают состояние стабилизации, которая расценивается по-разному. Одни считают, что эта стабилизация уже начинает походить на застой, а другие полагают, что эта необходимый этап перед более динамичным, стабильным развитием российского общества. С точки зрения преемственности и прерывистости было обнаружено очень много образцов того, что прошлое посещает нас вновь, но может быть в новых одеждах. Практически на каждой секции об этом говорилось. …Как и на любом подобном мероприятии делались некоторые прогнозы о будущем России. Я бы предложил относиться к подобного рода прогнозам с уважением и осторожностью».

Свое резюме мог бы предложить и Александр Аузан: «Каков же итог обсуждения проблемы принудительной инерции, которую хотелось бы научиться преодолевать. Было два варианта ответа. Вадим Радаев в своем докладе, который был первый на секции, сразу задал тему для обсуждения. Его тезис был следующим. Нет внутренних возможностей для преодоления, но на преодоление этой самой зависимости работают глобализационные тенденции. Приходят немцы и строят свой гипермакет. И когда эти гипермаркеты поднимутся и в сибирской тайге, они принесут такой набор правил и образцов поведения, которые будут преодолевать инерцию. Обсуждение было достаточно заинтересованным, и реакция была сразу же.

Какой вопрос сразу же встает? Кто будет на кого воздействовать? Когда ТНК приходит в Россию, она играет по правилам страны происхождения или же она начинает соответствовать правилам здешней среды? Скорей всего, это двусторонний процесс, поэтому у нас обсуждались вопросы, связанные не только и даже не столько с процессами глобализации, сколько с поисками внутренних механизмов.

Есть ли внутренние механизмы, которые могли бы ослабить эту зависимость? Похоже, что мы сконцентрировались на звене, которое является с точки зрения разных гипотез решающей. Это - власть, собственность, а главное, связка власти и собственности. Вот самый серьезный вопрос. Связь и переплетение власти и собственности. Этот тот узел, который и привязывает нас к принудительной преемственности. Причем рассмотрение разных факторов позволило говорить и о некоторой последовательности действий.

Очевидно, что необходимы некоторые меры политической конкуренции, чтобы можно было делать некоторые шаги по легализации прав собственности, снижению транзакционных барьеров и т.д. Еще один аспект обсуждения внутренних механизмов этой принудительной преемственности был связан с темой, которая звучала, как я понимаю, на многих секциях, это тема национализма, национальной идентичности, постимперского синдрома, того, что происходит с надинстутициональными ценностями в нынешней России. Есть ли какой-то парадигмальный сдвиг, который наступает в связи с формированием нового государства или его нет и мы получаем некоторый «привет» из прошлого? Или меняется основа и мы идем к модели гражданской нации? Ответы на эти вопросы довольно существенны для того, чтобы понять, какие институты будут более эффективны, какие менее эффективны, какие будут слабеть, а какие усиливаться".

Говоря об общем результате симпозиума А. Аузан отметил, что "доволен необычайно. Мне кажется, что мы очень хорошо продвинулись. Есть не очень много людей, которые не просто интересуются, а занимаются этой проблемой. Не могу сказать, что мы их все собрали, но думаю, что большинство их них… Выяснилось, что у нас нет острых противоречий по постановке проблемы и по подходам к механизмам, хотя надежды на то, какие механизмы сработают, какие ослаблены, у нас несколько разные. Нельзя сказать, что у нас не было острых дискуссий, потому что в нашей секции работал Владимир Ядов, и у нас встречались разные дискуссионные ситуации.

В сухом остатке, мне кажется, что мы очень хорошо продвинулись. К чему мы продвинулись? Мне кажется, что три года назад был очень силен гипноз момента. Когда мы констатировали: “Да, обнаруживается сползание в «колею». Всё, мы опять в «колее» и неизвестно насколько”. Этот шок прошел и сменяется некоторым операционалистским подходом: “Давайте просматривать конкретные зависимости, функциональные связи, на чем это держится и соответственно, насколько крепко это держится”. И поэтому когда Леонид Григорьев сказал: “Давайте просмотрим механизм, цепочку, как действовать, и тогда мы скажем, управляемо или неуправляемо, можем воздействовать или нет”, то мы, по-моему, очень близки к этому операционалистскому варианту, которая говорит о том, что теория path dependency problem возможно выходит на фазу прикладной науки. Вот было бы здорово!»

Борис Дубин, подводя содержательные итоги работы своей Секции, отметил: «Мы сошлись в том, что работа по созданию нового образа советского вылилась в две формы. Названия очень условные, примите их как некую метку, временную формулировку. (Как в старом анекдоте учитель математики говорит: «Возьмем М, нет M много, возьмем N»). …В работах участников молодежной подсекции было показано, что советское сегодня устроено как нечто аллегорическое, т.е. внутри него лежит идея неустранимого разрыва, раскола, ностальгии, что когда-то это было “чем-то”, “всем” и некоторого все более отстраненного созерцания, что “мы же сами из подручных материалов и создаем это советское”. Происходит одновременное опознавание и создание советского в процессе этого опознавания, а мы выступаем в качестве некоторой созерцающей публики: “Боже, когда-то это было наше, и когда-то это было всем”.

Вторая характеристика этого советского, которая очень важна (в начале 90-х годов я занимался этим на материале массовой литературы того времени) заключается в том, что тогда советское выступало как такое “зубастое”, “военное”, “страшное”, “уничтожающее”, а сегодняшнее советское (я использую замечательную характеристику, которую придумала Т.Е. Ворожейкина) — это советское light. “Пейте, оно мягкое, оно вам не повредит, пейте, пейте нашу Кока-колу, она — light”.

Несмотря на такую разность людей, участвующих в работе секции, и тем, вдруг на наших глазах единая картина происходящего начала склеиваться… Оказалось, что мы собрались непросто что-то обсудить, о чем-то покричать, а у нас есть некоторое поле, в котором мы можем обсуждать эти вещи, как реально работающие, и это мне кажется один из незапрограммированных, но реально достигнутых результатов нашей секции».

Есть ли будущее у симпозиума?

Организаторы конференции полны надежд на продолжение её работы. Т. Шанин выразил уверенность, что у симпозиума есть будущее. "Он живет и продолжает расширяться. В нем существует функциональная необходимость для ученых. Во-первых, междисциплинарных конференций мало. Во-вторых, мало конференций, которые привлекают людей из регионов, из других стран. Несомненно, что это отвечает нуждам ученых и России и стран, близких России. Наша конференция — коллективный инструмент, с помощью которого мы можем раскрутить разговор на серьезную тему. Здесь стоит добавить, что Фонд Джона Д. и Кэтрин Т. МакАртуров дал добавочный бюджет на приглашение участников из других городов и стран, и это огромный плюс».

А. Никулин, также выразивший благодарность неизменным спонсорам конференции, выразил уверенность, что: «будущее у симпозиума, безусловно, есть. …Темы для дискуссии «Куда идет Россия?», «Каковы Пути России?» неисчерпаемы. Я чуть-чуть приоткрою тайну: в настоящее время оргкомитет обсуждает тему следующего симпозиума и есть намерение сосредоточиться на рассмотрении проблем культуры».

Обсуждение итогов работы симпозиума показало, что нужно сохранить все лучшее: междисциплинарность, участие ученых из регионов и из-за рубежа. Кроме того, организацию симпозиума стоит начать уже сейчас, т.к. судя по отзывам участников в следующем году нужно будет учесть две общие рекомендации:

 1. На организацию хорошего симпозиума нужно не меньше года

В Живом журнале одна коллега, обсуждая тоскливость научных конференций, когда все настолько скучно и прогнозируемо, что самыми живыми кажутся выступления коллег, не умеющих выступать в формате академических дискуссий, задала такой вопрос: «На конференциях, порой, кажется, что вся жизнь бессмысленна. Способно ли [научное] сообщество сделать так, чтобы жизнь была не только на редких секциях "живых" сообществ. А вообще? …Я никак не могу понять, почему все "умирают" ещё на середине пути? Кто убил надежду?».         

Д. Рогозин отметил, что беда его Секции (а эти слова можно проецировать и на всю конференцию), в том, что не было «общих, связывающих проектов, общих исследовательских интересов. Есть темы, но совместное действие отсутствует. Отсюда, даже интересные выступления, написаны на коленке, презентации ради, по прошлым каким-то сюжетам или впечатлениям».

Где же выход? Рогозин считает, что к конференции нужно начинать готовиться не менее, чем за год: «Я видел примеры успешных конференций по методике социологических исследований. Когда этап подготовки занимает где-то полтора два года, тщательно выверяются докладчики, идет утряска тем, отдельный бюджет на доработку проведенных ранее экспериментов. Потом еще год уходит на редактуру сборника и его издание. Тогда книга становится событием (конечно, в довольно узком кругу профессионалов), а вся конференция нацелена на систематизацию и общую разработку некоторого направления, которое потом подхватывается другими авторскими коллективами. Бессмыслица рождается безответственным подходом к подобным «тусовкам», ведь к ним нужно готовиться и готовиться тщательно.

Что хорошо, уже сейчас примерно понятна тема следующей конференции. Это «Культура и общество», а, значит, можно подумать и о содержании. Я думаю всерьез инвестироваться в изучение Интернет и культурных сдвигов, связанных с принципиальной интерактивностью и открытостью новых форм социальных взаимодействий. Глава ФОМа Александр Ослон это называет «антропологией Интернета». Пусть так, по крайней мере, есть шанс привлечь к обсуждению думающих людей, готовых инвестировать и время и деньги в разработку этой темы».

Один из молодых ученых, выступавших на конференции, в свою очередь, нерадостно, заметил: «На секциях [симпозиума] никакой исследовательской работы не происходит, более того – вообще никакой работы не происходит. Симпозиум – это рынок плавающих знаков. Предполагается, что вы делаете доклад, отсылающий к проделанной вами работе. Работа может быть интересна или неинтересна коллегам. Во втором случае – вы останетесь прозвучавшим, но неуслышанным.

Бывают "секции аутистов" – каждый роет свою «нору» и периодически, подслеповато глядя на окружающих, делится с ними «нарытым». (Причем, «нарытое» вами никого не интересует, потому что окружающие «роют» в другом направлении.) Однако даже на таких "секциях аутистов" незыблемой остается связь означающего/означаемого – доклада и "того-что-за-ним-стоит", сообщения и проделанной работы.

Мы же порой видим потрясающую ситуацию, когда за докладами не стоит ничего, кроме личности докладчика: его темперамента, убеждений, коммуникативных способностей, убедительности и богатого жизненного опыта, которым он щедро делится. Все сводится к экспрессивному плану самого доклада. Доклад оказывается чем-то вроде банкноты, не обеспеченной золотым запасом проделанной работы. Если научное знание конструируется лишь в процессе коммуникации, то это не научное знание, а чистый "impression management"».

2. Нужно организовать широкое распространение итогового сборника докладов конференции

По мнению Т. Шанина, издание материалов симпозиума в виде отдельной книги является чрезвычайно важным позитивным моментом научного форума:  «Конференция дает возможность исследователям высказаться и потом увидеть свои мысли опубликованными. Это важно не только для историков, для будущего, но и для настоящего. Книжки, которые мы публикуем, становятся достоянием людей».

Но видят ли этот сборник в регионах? Доступен ли он в университетских библиотеках? Социолог из Саратова И. Штейнберг констатирует: «Я с удивлением узнал, что эти томики не доходят до регионов. Их некому распространять. Нет механизма их распространения. Надо продумать этот механизм, в т.ч. попросить гостей из регионов взять некоторое количество сборников, сколько реально можно увезти на себе.

Когда я приезжаю в Саратов, то мне приходится «на пальцах» объяснять, что было на симпозиуме. Я привез с собой свои четыре экземпляра, и все их раздал. Особенно эти сборники интересны молодежи. Когда я рассказывал своим студентам о конференции, то пустил книгу по рядам, одна пропала, мне ее не вернули. Я видел, как студенты переписывали из книги ФИО автора, заголовки статей и это удивительно при наличии Интернета. Казалось все начитанные, «наевшиеся» информацией. …Такой сборник экономит время и интеллектуальные силы исследователя. Что можно найти в Интернете? 5000 статей и миллион ссылок. А в сборнике уже проделана большая интеллектуальная работа, эксперты в своей области отобрали лучшее и этим экспертам можно доверять, что у них не будет “лажи”».

Вместо заключения

Хотелось бы надеяться, что междисциплинарный диалог молодых и более опытных исследователей, как из московского «клуба» ученых, так и из регионов, из России и из зарубежа, в ходе которого отбрасываются или принимаются гипотезы о «ресурсном проклятии» России, провозглашается Социологический манифест методологов «новой волны», определяется культурологический рецепт «Советского light», а пространство России рассматривается сквозь стереоскопическую оптику,  будет продолжен и на следующем Симпозиуме.

«Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства…», эти строки славянофила Н.В. Гоголя из первого тома «Мертвых душ» (1842), ставшие знаменитыми, могли бы стать эпиграфом к любой из состоявшихся дискуссий.

В свою очередь, если бы «западник» – гитарист и клавишник норвежской группы A-Ha – Магни Фурухолмен (Magne Furuholmen) выступил на закрытии прошедшего симпозиума, то мог бы спеть грустную балладу “Past Perfect Future Tense”: «Tell me a story of how it began / Show me the point of departure / There was a road we could have gone down / To avoid our recent disasters…» [4], почти резюмируя работу Секции о зависимости от «колеи» в социально-экономическом развитии России.

Примечания:

Хотелось бы выразить особую признательность А.Ф. Филиппову и Р.М. Фрумкиной за присланные комментарии к работе секций; Г.М. Зининой, А.Ю. Зудину, А.М. Никулину, Д.М. Рогозину, Н. Фархатдинову, Т. Шанину, И.Е. Штейнбергу и другим коллегам, за уточнения и комментарии, данные в ходе интервью или по e-mail.

Действующие лица:

Александр Александрович Аузан – д.э.н., зав. Кафедрой прикладной институциональной экономики Экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, Президент Института национального проекта "Общественный договор".

Борис Владимирович Дубин, в.н.с. Аналитического центра Ю.Левады (прежде ВЦИОМ, ВЦИОМ-А), преподаватель факультета социологии и политологии МВШСЭН, факультета социологии в Институте европейских культур (РГГУ).

Алексей Юрьевич Зудин, доцент кафедры публичной политики ГУ-ВШЭ, преподаватель факультета социологии и политологии МВШСЭН, руководитель департамента политологических программ Центра политических технологий, научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) РАН.

Александр Михайлович Никулин, к.э.н., доцент, преподаватель факультета социологии и политологии МВШСЭН, Исполнительный Директор Интерцентра МВШСЭН.

Дмитрий Михайлович Рогозин, к.соц.н., с.н.с. Института социологии РАН РФ, декан факультета социологии и политологии МВШСЭН, сотрудник редакции «Социологического журнала»

Теодор Шанин, профессор Манчестерского университета, Ректор Московской высшей школы социальных и экономических наук

Илья Штейнберг, с.н.с. Института Аграрных проблем РАН РФ, психолог, социолог, кандидат философских наук, магистр социологии Манчестерского университета.

Александр Фридрихович Филиппов – д.соц.н., профессор, зав. кафедрой практической философии ГУ-ВШЭ, в.н.с. Института гуманитарных историко-теоретических исследований ГУ-ВШЭ, преподаватель факультета социологии и политологии МВШСЭН.

Ревекка Марковна Фрумкина, российский лингвист, психолог, эссеист, автор более двухсот научных трудов, доктор филологических наук, профессор, главный научный сотрудник Института языкознания РАН.

Комментарии:

1. Действительно, в 2003 г. Илья Штейнберг написал: «Региональному (провинциальному) исследователю есть повод закручиниться. Из-за ограниченности средств на приглашение иногородних ученых …симпозиум постепенно преобразовался в московский полузакрытый дискуссионный клуб со всеми его плюсами и минусами. Не буду о плюсах, они всем понятны. О минусах клуба: селекция участников привела к исчезновению из числа «членов клуба» не только «коммунистов-социалистов», национал-патриотов, «силовиков», «глобалистов» и прочих, но и к резкому сокращению представителей региональной науки. В связи с этим из дискуссий стали пропадать забавные информационные парадоксы, которые часто возникали на первых симпозиумах на основе весьма существенных различий тех данных о социальных процессах, которыми располагали исследователи в центре и провинции.

Могу только надеяться, что организаторы будущих симпозиумов смогут изыскать ресурсы, чтобы симпозиум был, если уж не международным, то хотя бы всероссийским. Это очень важно для развития региональной науки. Автор всякий раз возвращался с симпозиума с ощущением, что прочел с десяток самых новых специализированных и реферативных журналов по смежным дисциплинам, что особенно важно в условиях информационного и временного дефицита».

(Цит. по: Штейнберг И.Е. Международный симпозиум «Куда пришла Россия?..» через призму «двойной рефлексивности» // Куда пришла Россия?.. Итоги социетальной трансформации. / Под общей ред. академика Т.И. Заславской. М.: МВШСЭН, 2003. С. 407-408)

2. Р.М. Фрумкина также отмечает: «Мне кажется, что на предыдущих, ставших уже традиционными, симпозиумах «Пути России» роль языка в социальных взаимодействиях не рассматривалась. На симпозиуме 2006 года мне было предложено сделать это, и я воспользовалась форматом пленарного доклада, чтобы среди прочего проанализировать взаимодействия ученых, изучающих социальную реальность, с субъектами этой самой реальности (текст доклада «Психология и лингвистика как контексты социального познания» см. в кн.: Пути России: проблемы социального познания, М., МВШСЭН, 2006, с. 128-144)».

Р.М. Фрумкина пишет: «К сожалению, доклад известного специалиста в области социолингвистики и автора соответствующего учебника д.ф.н. Л.П.Крысина «Русская литературная норма и современная речевая практика (социолингвистический аспект)» не состоялся из-за болезни докладчика. Этот пробел, как мы надеемся, будет восполнен публикацией текста в очередном ежегоднике «Пути России»)».

3. Статья Ю. Миттельштрасса (Jürgen Mittelstrass) “On Transdisciplinarity” (дата захода по ссылке URL 2 апреля 2006 г.)

Полезные ссылки:

4. Слова песни “Past Perfect Future Tense” из одноименного сольного альбома (2005) солиста F. Magne (полное имя гитариста и клавишника норвежской группы A-Ha - Магни Фурухолмен (Magne Furuholmen)), перевод текста на русский;

5. Репортажи на Полит.ру о конференции 2006: "Социологам тоже нужна стандартизация", "В поисках утраченного метода";

6. Страница Симпозиума «Куда идет Россия?... Пути России»

7. Программа симпозиума 2007;

8. Итоги симпозиума 2007;

9. Фотографии симпозиума 26 января 2007 г., 27 января 2007 г.;

10. Хронологическая таблица названий симпозиума:

Номер симпозиума
Дата проведения
Название цикла
Главная тема симпозиума
14
26 - 27 января 2007 г.
Пути России
Преемственность и прерывистость общественного развития России
13
3-4 февраля 2006 г.
- // -
Проблемы социального познания
12
20-22 января 2005 г.
- // -
Двадцать лет перемен
11
15-17 января 2004 г.
Пути России
Существующие ограничения и возможные варианты
10
16-18 января 2003 г.
Куда пришла Россия?
Итоги социетальной трансформации
9
18-19 января 2002 г.
Куда идет Россия?
Формальные институты и реальные практики
8
19-20 января 2001 г.
Кто и куда стремится вести Россию?
Акторы макро- мезо- и микроуровней современного трансформационного процесса
7
17-18 января 2000 г.
Куда идет Россия?
Власть, общество, личность
6
15-16 января 1999 г.
- // -
Кризис институциональных систем: век, десятилетие, год
5
16-17 января 1998 г.
- // -
Трансформация социальной сферы и социальная политика
4
17-19 января 1997 г.
- // -
Общее и особенное в современном развитии
3
12-14 января 1996 г.
- // -
Социальная трансформация постсоветского пространства
2
15-18 декабря 1994 г.
- // -
Альтернативы общественного развития
1
1993
 
Куда идет Россия?

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.