28 марта 2024, четверг, 13:51
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

03 августа 2010, 20:52

Деньги закопал? — Жди всходов

Знание — сила

Несмотря на призывы инвестировать деньги в отечественное производство, немногие сегодня торопятся покупать акции разных фирм и предприятий. Опасаясь потерять свои деньги, большинство россиян не готовы доверить их ни бизнесменам, ни финансистам, ни государству. Однако модернизация по западным образцам, о которой говорят сегодня все чаще, нуждается в средствах, а частные инвестиции — основа капиталистического хозяйства. О том, как фирмы развитых стран привлекают средства граждан, какие модели управления акционерным капиталом существуют в мире, и какая из них наиболее способствует модернизации производства в современной глобальной экономике, рассуждает доктор экономических наук Ростислав Капелюшников. Материал опубликован в журнале «Знание-сила» (2010. № 6).

— Несмотря на страстные призывы инвестировать деньги в отечественное производство, большинство из нас этого не делает. Не столько потому, что денег нет (хотя их, конечно, нет), сколько из страха потерять и то, что есть: мы не доверяем ни бизнесменам, ни финансистам, готовым распределять наши деньги среди бизнесменов, ни государству. Однако последние скандалы на рынках Америки, связанные с весьма почтенными еще вчера компаниями и концернами, показали, что и там обманывают доверие граждан. Что же получается — и у них доверять никому нельзя?

— Это критический вопрос, от решения которого в конечном счете зависят перспективы развития любой экономики: существуют ли агенты, способные распорядиться вашими деньгами разумно и честно, и если существуют, то кто они — профессиональные менеджеры, крупные предприниматели, банкиры, политики, государственные чиновники? Если доверия нет ни к кому, то значительная часть накоплений остается без движения: ее «зарывают в землю» в переносном, а иногда и в буквальном смысле слова.

Вы можете быть уверены, что ваши  сбережения не будут потрачены впустую или вообще похищены, лишь в том случае, если у вас есть эффективные рычаги воздействия на тех, в чьи руки переданы средства, и  вы всегда в подробностях знаете, как они используются.

— За много лет существования капиталистическое хозяйство, очевидно, выработало механизмы такого контроля и информации?

— Нет, это и сегодня остается проблемой. Ее не существует только на небольших предприятиях, которыми руководят их хозяева — но она немедленно возникает, когда речь идет о крупном капитале, о больших корпорациях, составляющих становой хребет современной экономики.

Систематические исследования в этой области начались с классической работы американских экономистов А.Берли и Г.Минза «Современная корпорация и частная собственность». Авторы выдвинули знаменитый тезис об отделении собственности от контроля. Собственниками больших корпораций в англо-саксонских странах юридически является множество акционеров. Из-за такого  распыления собственности деятельность наемных менеджеров становится практически бесконтрольной. Они могут преследовать свои личные интересы в ущерб интересам акционеров: неоправданно завышать свое вознаграждение, ввязываться в амбициозные убыточные проекты, наконец, просто работать с низкой отдачей. Они узурпируют право на принятие решений, распоряжаются чужими средствами по собственному усмотрению.

— С этим ничего нельзя сделать?

— Ну почему — есть механизмы, которые позволяют дисциплинировать наемных менеджеров, заставляют их действовать в интересах собственников. Можно, например, привлекать недобросовестных менеджеров к суду. За ними может следить Совет директоров. Можно предусмотреть процедуру принятия самых важных решений с обязательным участием  владельцев крупных пакетов акций. Можно освоить практику голосования по доверенности, чтобы объединить голоса мелких акционеров и получить большинство на общих собраниях. Несомненно, нужно развивать рынок менеджеров: вынужденные конкурировать друг с другом, они будут более лояльны к собственникам. Самым дисциплинирующим инструментом специалисты считают рынок поглощений: акции компаний, которыми руководят недобросовестные или некомпетентные менеджеры, скупаются охотниками-рейдерами,  а затем, после реструктуризации, компания вновь выносится на рынок. Дело не в самих поглощениях, их может быть не так уж много, а в угрозе поглощения, которую вынуждены иметь в виду руководители всех компаний.

— Эти меры помогают обуздать корыстных менеджеров? Менять некомпетентных на высокопрофессиональных?

— Иногда помогают, иногда — не очень. Они не могут отменить саму проблему. Даже самые совершенные институты корпоративного управления не устраняют полностью риска «менеджериального оппортунизма». Да и стоят все эти меры весьма недешево, что тоже сказывается на эффективности компании.

— Значит, мелкие акционеры в конечном счете остаются беспомощными перед лицом управленцев, которые ведут себя, как хозяева?

— Не всегда, не в полной мере — но частично это так.

— А собственники в добром старом смысле слова практически исчезли?

— Я же говорил, что владелец прачечной, если он сам руководит своим бизнесом, остается таким собственником. Да и англосаксонская модель с рассредоточенной среди множества акционеров собственностью — не единственная. Есть еще континентальная европейская модель, она устроена и действует иначе.

Она попала в поле зрения исследователей в 1970-е — 80-е годы, и они, убедившись, что эта модель устроена иначе, обвинили своих предшественников в «американоцентризме». Речь шла о двух  крупнейших экономиках мира, германской и японской, в эти десятилетия особенно успешных. Обе они — с некоторыми различиями — были организованы вокруг банков, которые инвестировали в компании и контролировали (как сочли тогда, более профессионально, чем акционеры) деятельность управляющих. Америку, чьи корпорации черпали средства на рынке инвестированных капиталов, куда имеет доступ любой, а не у банков, стали убеждать срочно перестроить свою систему корпоративного управления, иначе они неминуемо проиграют европейцам. Но с начала 90-х Германия и Япония попали в полосу экономических неудач, и призывы стихли, а дальнейшие исследования показали, что обе системы управления примерно равноценны по эффективности. Доводом для такого вывода послужило наблюдение, что все эти модели движутся в собственной логике и не стремятся перенять опыт друг друга: конвергенции моделей не происходит.

Так и вошло во все учебники мира по экономике определение англосаксонской модели — с доминированием рынка капитала, стремлением аутсайдеров к контролю и ориентацией на интересы аукционеров. Вошло и определение альтернативной (континентальной) модели — с доминированием банков, их же контролем и ориентацией на интересы не только собственников компании, но и ее работников, поставщиков, потребителей, местных сообществ и так далее. Но в 1990-е годы в руки экономистов попал огромный массив данных, которые перевернули все представления о корпорациях и о том, кто ими в Европе владеет и управляет на самом деле. Произошел настоящий концептуальный прорыв в экономической науке.

Англосаксонская модель и в новой парадигме осталась прежней; ее окрестили «модель W». А вот другая — «модель В» — принципиально изменилась. Ключевое понятие в ней — концентрация собственности. Корпорация контролируется крупными собственниками,  которые могут по своему усмотрению формировать Совет директоров (иногда его возглавляют), назначать и менять высших менеджеров. Такие контролирующие собственники чаще всего — богатые семьи; реже — государство; еще реже — банки или другие корпорации. Эту модель называют «семейным капитализмом».

— В каких ареалах действует преимущественно первая или преимущественно вторая модель?

— Первая — в англосаксонских странах; вторая — во всех остальных. Вот как современный экономический ландшафт описывается в недавнем исследовании Национального бюро экономических исследований США, посвященном сравнительному анализу национальных моделей корпоративного управления: «В США капитализм — это система, где множество корпораций конкурируют друг с другом за потребителей. Монополии находятся вне закона, хотя защита от них с помощью судов не всегда оказывается надежной. Каждая корпорация имеет генерального директора, который диктует, как правило, пассивному Совету директоров корпоративную политику и стратегию. Действительными собственниками американских крупнейших корпораций являются миллионы акционеров, принадлежащих к среднему классу, но поскольку каждый из них владеет лишь несколькими сотнями или тысячами акций, то в большинстве случаев они остаются дезорганизованными и бессильными. Лишь немногие институциональные инвесторы аккумулируют настолько большие пакеты акций крупных фирм (от 3 до 5%), что их голоса обретают достаточную громкость и начинают проникать в зал заседаний Совета директоров. Генеральные директора корпораций пользуются предоставленной им огромной властью (вплоть до злоупотребления ею) исходя из своих личных политических, социальных и экономических убеждений. В большей части всего остального мира капитализм — это система, где горстка неимоверно богатых семей контролирует почти все крупнейшие корпорации страны, а иногда и ее правительство в придачу. Конкуренция, как правило, остается миражем, ибо только несколько крупных корпораций являются по-настоящему независимыми. Профессиональные менеджеры нанимаются, чтобы обслуживать интересы олигархических семейных династий, которые ревностно оберегают имеющуюся у них власть, подчас с большим ущербом для экономики своих стран».

— Звучит просто ужасно. А все-таки экономика и США, и многих стран Европы развивается весьма успешно, люди покупают акции, а компании платят им достаточно, чтобы это было выгодно. Очевидно, у каждой из моделей, о которых вы рассказали, есть и свои преимущества.

— Несомненно, у каждой свои преимущества и свои недостатки, которые ясно выступают в определенных ситуациях. Рынок с доминированием англосаксонской модели в принципе меньше подвержен всяческим рискам, потому что риск распределен на множество владельцев собственности. Риск уменьшается еще и вторичным рынком акций, из-за большого числа игроков достаточно конкурентным.

А конкуренция на рынке капиталов поддерживает конкуренцию и на рынках товаров и труда: растет число фирм, число рабочих мест, потому что выход на рынок облегчен.  Стоимость капитала в условиях конкуренции уменьшается, фирмы могут привлекать его в больших объемах и на лучших условиях. Такая система более гибкая, позволяет быстрее проводить необходимую перестройку в компаниях — при нынешних резких структурных и технологических сдвигах это преимущество становится особенно важным, подчас решающим.

— Значит, англосаксонская модель лучше?

— У европейской есть свои преимущества. Она, конечно, более инерционна, акционеров в ней значительно меньше, то есть капитал и связанные с ним риски менее диверсифицированы, рынок капитала как бы «усыхает», вторичный рынок капитала теряет значение, потому что фирмы намного реже переходят из рук в руки. Привлечь капитал становится гораздо труднее.  Но зато акционеры тут гораздо сильнее привязаны к своим компаниям, что дает бизнесу особую устойчивость и позволяет идти на долговременные проекты, которые нескоро себя окупают, позволяет легче переживать плохие времена.

— Эти модели как бы дополняют друг друга? Но тогда некоторое сближение им бы не помешало: одни недостатки как бы гасят другие — не правда ли?

— Логично. Но, как выяснилось, не получается. В каждом варианте устройства корпоративного управления реальные хозяева не желают поступаться властью и контролем над ситуацией. Возник даже новый термин: «окопавшиеся». Они «окапываются» на достигнутых высотах, и аналитики перечисляют способы, которые служат им оружием. В каждой модели они решают свои весьма нетривиальные задачи. В первой — как обеспечить контроль за деятельностью компании, не имея сколько-нибудь значительной собственности, принадлежащей лично менеджерам. Во второй — как привлечь средства инвесторов, не поделившись с ними и толикой власти владельцев крупного пакета акций.

В англосаксонской модели менеджеры стремятся ввести ограничения на право передавать свой голос другим акционерам, установить предел на максимальное количество голосующих акций у одного акционера на общем собрании. В европейской — это перекрестное владение акциями, выпуск акций с неравным количеством голосов (то есть нарушение принципа «одна акция — один голос»), выстраивание «пирамидальных холдингов». Последнее — самое распространенное и наиболее действенное орудие «окапывания». Это устроено так: некто владеет фирмой Х на правах полного, 100%-го собственника и учреждает дочернюю компанию Y, в капитале которой «материнской» фирме принадлежит 51%; та, в свою очередь, учреждает еще одну дочку-внучку, в которой ей опять-таки принадлежит 51%, и так далее. Собственники на верхушке пирамиды, сформировавшие такую разветвленную, многоуровневую структуру, получают возможность распоряжаться огромным капиталом, во много раз превосходящим их личные вложения. Это как бы обратная сторона медали концентрации собственности; такое крайне затруднено в странах с распыленной собственностью. Там, в англосаксонской модели, большинство ведущих компаний действуют самостоятельно, не образуя подобные бизнес-группы.

— И тем не менее их менеджеры «окапываются» тоже успешно, так что становится возможен скандал с американским «Энроном», которым просто плохо и нечестно управляли…

— Или скандал с итальянской фирмой «Пармалат», собственники которой не смогли обеспечить ее достаточно квалифицированным и ответственным менеджментом. Такого рода скандалы возможны и в той, и в другой модели корпоративного управления. Не менее важно и то, что «окопавшиеся» стремятся не допустить на рынок капитала новые перспективные компании, которые могли бы оттянуть на себя часть сбережений «публики». Об этом недавно написали два американских экономиста в книге с красноречивым названием «Спасти капитализм от капиталистов». Для «молодых» небольших фирм доступ на рынок капиталов жизненно важен; но крупный бизнес заинтересован в другом: замыкать финансовые потоки на себя.

— Неужели они так боятся маленьких, только что родившихся конкурентов? Это же им — как укус комара…

— Не скажите: успешно разместив акции, такая фирма может сразу привлечь значительные средства и даже вырваться в лидеры своей отрасли. Но им всячески противодействуют бизнесмены старшей генерации. В результате в Швеции, например, из пятидесяти крупнейших современных компаний 31 была создана до 1914 года — и нет ни одной, созданной после 1970 года.

Но самая, пожалуй, опасная угроза «окапывания» — когда бизнес, по сути держащий в своих руках экономику страны, вступает в симбиоз с такими же «окопавшимися» на вершине власти политиками. Марксисты называют это «сращиванием силы государства с силой монополий». Так складывается олигархическая политико-экономическая система. 

— Если эти модели примерно равноценны с точки зрения экономической эффективности, и каждая особенно эффективна в определенных обстоятельствах, для определенных задач, если при этом они никак не могут воссоединиться, чтобы осмысленно дополнять друг друга — чем определяется выбор одной из них? Почему в одних странах укореняется модель W, а в других — модель B?

— Прежде всего это определяется уровнем экономического развития. Капитализм начинается с семейного капитала: такое устройство экономики проще,  и на первом этапе становления, когда правила игры вырабатываются, к ним только начинают приспосабливаться, оно, пожалуй, единственно возможное. Важнейшие институты рыночной системы в зачаточном состоянии или вообще отсутствуют. Пустоты компенсируются концентрацией капитала. Представьте себе:  уровень доверия бизнесменов друг другу, бизнесменов чиновнику и государству исключительно низок, контракты постоянно срываются, суды зависимы и/или подкупаемы, уровень коррупции зашкаливает. Только семейные и родственные связи помогают создавать полуавтономную бизнес-среду, в которой оказываются возможны достаточно сложные сделки, рассчитанные на долгое время.

— Вы опять рассказываете о чем-то очень знакомом...

— В странах с малоэффективной экономикой и несовершенными институтами естественно ожидать доминирования модели В. И еще одна причина высокой концентрации собственности — нехватка предпринимательских талантов. Позволить одному талантливому предпринимателю, который пользуется всеобщим доверием, контролировать большой массив ресурсов, намного выгоднее, чем распылять их среди множества посредственностей с сомнительными нравственными качествами.

— Но вы же сами сказали, что модель B доминирует во всем мире, кроме англосаксонских стран. Среди всех остальных — не только развивающиеся страны, есть и вполне развитые, достаточно богатые, входящие в пул стран с постиндустриальной экономикой: та же Германия, например. Чем объясняется их приверженность этой системе корпоративного управления?

— Действительно, большинство развитых стран, несмотря на высокий уровень развития, на успешно работающие рыночные институты, сохраняют экономику, основанную на сильно концентрированной собственности. Одна из теорий, объясняющих этот феномен, — «правовая»: там, где права акционеров лучше защищены (а они лучше защищены в США и в Великобритании), собственность оказывается распыленной; там, где они защищены хуже (континентальная Европа) — концентрированной.

— А поскольку правовая система по мере развития все в большей степени защищает человека и его права, в том числе и экономические права акционеров, следует ожидать, что со временем победят именно англосаксонские принципы корпоративного управления?

— Все не так просто. Дальнейшие исследования показали, что многие нормы, защищающие права акционеров, появились в англосаксонских странах совсем недавно и что прежде интересы инвесторов законодательство континентальной Европы защищало полнее. И даже сейчас по числу гарантий (по крайней мере, формальных), предоставляемых акционерам, некоторые из этих стран не уступают США или Великобритании.

Похоже, дело в исторических обстоятельствах гораздо более общих, в причинах фундаментальных: в исторической принадлежности различных национальных систем права к тем или иным правовым традициям. Согласно новой точке зрения, дело не столько в том, какие конкретные нормы содержит законодательство той или иной страны, сколько в происхождении ее правовой системы.

Как известно, в англосаксонских странах исторически сложилась и действует система общего права; она сложилась и первоначально была орудием в борьбе парламента с притязаниями королевской власти. В большинстве стран континентальной Европы действует система гражданского права, в которой суды стали послушными проводниками воли королевской власти. Англосаксонская правовая система предполагает большую независимость судов, чем  континентальная. Приговоры судов в англосаксонской традиции основаны более на общем духе, чем на букве закона, а в странах континентальной Европы — на толковании многочисленных, часто крайне запутанных положений действующего законодательства (то есть скорее на букве закона). Наконец, в странах с традицией гражданского права суды, как правило, не считают нужным учитывать долговременные последствия принимаемых ими решений — то, какое влияние они могут оказать на поведение участников экономических отношений в будущем.

Из-за этих глубинных расхождений, сложившихся исторически, вероятность того, что в конфликтной ситуации суды встанут на сторону «слабых» против «сильных», оказывается в странах континентальной Европы существенно ниже, чем в англосаксонских странах. Соответственно мелкие инвесторы чувствуют себя в них намного менее уверенно. Результаты эконометрического анализа подтверждают существование достаточно четкой связи: если в странах с традицией общего права преобладает тенденция к деконцентрации собственности, то в странах с традицией гражданского права — тенденция к ее концентрации.

— Получается что-то вроде генетической зависимости экономики от национальной истории права. Но скоро будут лечить даже действительно генетические заболевания — а тут что? Судьба? Фатум?

  — Зависимость любой национальной культуры — а система права, несомненно, есть составная часть каждой национальной культуры — от истории действительно очень велика, но не фатальна. Об этом говорит, например, история ХХ века: бывали в этом столетии длительные периоды, когда система корпоративного управления в Европе становилась как бы «американоподобной»: множество мелких держателей акций, достаточно рассредоточенная структура собственности крупных компаний, постоянно появляются новые и новые фирмы, активно работает рынок поглощений и быстро сменяется состав менеджеров. Тем не менее через какое-то время эти страны вновь возвращались к прежним экономическим механизмам.

— Модель была заимствованной и не укоренялась? Оказывалась неэффективной в условиях Европы с ее гражданским правом?

— Нет, движение в сторону англосаксонского рынка не было заимствованием — оно соответствовало внутренней логике экономического развития. И оно вовсе не вызывало общего падения экономики. Причины возвратов были другие…

Продолжение следует.

Беседу вела И.Прусс.

См. также:

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.