29 марта 2024, пятница, 12:09
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

09 июля 2010, 09:00

России верные пасынки

Знание — сила

«Полит.ру» публикует статью известного лингвиста Александра Милитарева, посвященную памяти Егора Гайдара, ушедшего из жизни 16 декабря 2009 года. В предлагаемой ниже статье автор вспоминает Гайдара как «высокоодаренного и высокоэффективного» ученого и практика, рассуждает о его отношениях с современниками, а также делится размышлениями о событиях 1990-х годов и о роли личности в истории.Статья опубликована в журнале «Знание-сила» (2010. № 5).

Умер Егор Гайдар. Это предельно печальное событие заставило меня, человека, далекого от политики и тем более экономики, но не равнодушного к истории и судьбе России, «взяться за перо», вернее, за клавиатуру.

Мое отношение к Гайдару с самого начала было сложным. Я как-то спросил свою приятельницу, которая удивлялась моей двойственной позиции (для нее он тогда был самым «своим»): «У вас когда-нибудь были хорошие знакомые  заведующие отделом экономики журнала «Коммунист»? Или хотя бы рядовые сотрудники этого журнала? Или хотя бы просто идейные коммунисты?» — «Нет», — призналась она, и все стало понятно. Мы с ними не «водились» — не исключаю, что в этом была доля снобизма.

В экономике я понимаю не больше, чем любой обыватель (то есть не понимаю ничего), и, в отличие от тех, кто, понимая столько же, думает или прикидывается, что понимает, оценивать экономическую политику Гайдара не берусь. Могу только высказать свое сугубо непрофессиональное мнение — скорее как очевидца: если бы не реформа цен в январе 1992-го, страна бы сдохла с голоду, а так большинство худо-бедно, но все же выжило, что для России, особенно в «эпохи войн и революций», совсем немало. Сейчас в связи с уходом Гайдара говорят и о том, что его реформы предотвратили гражданскую войну. Не думаю, что дело могло закончиться именно гражданской войной: чтобы ее развязать, нужны все-таки две крупные противоборствующие силы, а их в то время не видно было — страна и общество находились в таком раздрае, что это могло быть, скорее, вялотекущей «войной всех против всех». Но погромы, уж конечно, вспыхнули бы — причем не только еврейские, — и была бы, конечно, организованная самооборона. Но если и от такого спасли реформы, то — да здравствуют реформы! Какими бы они ни были.

И еще — о знаменитой гайдаровско-чубайсовской «прихватизации»: никогда в российской истории власть никому, кроме своих покупных опричников и, конечно, себя любимой, ничего просто так не давала, вспомним большевистский клич «Землю — крестьянам!» или крестьянскую реформу 1861 года. Не знаю, как насчет приватизации «фабрик, заводов, земель, пароходов»: я не представляю, как можно было бы их раздать быстро и не людям с деньгами, пусть и заработанными незаконно или даже уворованными, а «всем поровну» или «по справедливости»: без опыта, средств, да еще с нашим российским раздолбайством, да еще с нашей голодной привычкой все п...ть, что плохо или хорошо лежит, да с пьянством как лекарством от любого стресса — что бы эти «все» с ними делали? А вот практически дармовая приватизация жилья — событие уникальное в российской, да, возможно, и в мировой истории. С той приватизации половина, а то и больше, полунищей страны до сих пор живет, сдавая жилплощадь менее нищим («богатеньким») и ютясь по углам, выжимая из этого не меньше, чем из традиционно самого надежного в России источника корма — огорода в шесть соток.

Среди оплошностей, субъективных и потому особенно обидных, и ошибок — объективных, по естественной неопытности реформаторов и высокой степени непредсказуемости страны, моему пониманию особенно доступна одна, едва ли не самая нелепая и вместе с тем, на мой взгляд, роковая. Гайдар упоминает о ней в своих воспоминаниях о той эпохе и, похоже, ее осознает и как бы оправдывается, что, мол, руки не дошли; на эту же тему он говорил в своей прошлогодней телебеседе с В. Познером — и в последнее время о ней разные разумные люди заговорили (почему тогда не кричали?). В то хрупкое время, время неустойчивого равновесия, когда, казалось (с годами все безнадежней ощущается, что только казалось), был шанс страну с ее населением — без сознательной активной поддержки половины, ну хотя бы трети, ну четверти которого никакие реформы не эффективны — повернуть на демократический, западный, при умном развитии своей, особой, российской специфики, путь, нельзя было по накатанной колее следовать параноидальной привычке советской власти: всегда, надо или не надо, врать народу или, что почти то же, играть с ним в молчанку.

И не Гайдару с его круглой («наетой», как видел это народ — в голодные-то времена!) физиономией и малодоступным научным языком вузовского доцента надо было вещать из «ящика» и непонятно объяснять про непонятное: почему зарплату не платят, с чего это цены сумасшедшие, почто деньги за день обесцениваются в разы, куда сбережения ухнули...

При всей немыслимой нагрузке, и физической, и психической, на всю до невероятия маленькую команду реформаторов — нагрузке, спустя менее двадцати лет отозвавшейся безвременной скоропостижной смертью 53-летнего человека (если, конечно, не помогли), — обязаны они были выкроить час-другой и додуматься до простой вещи, а, главное, уговорить Ельцина-самодура, как почти все российские правители, но, в отличие от них, самодура, местами вменяемого и иногда внушаемого и от приличных людей, а не только от мерзавцев, да и вообще особи достаточно человекообразной для этого вида существ. Додуматься сами — и уговорить Главного — должны были они, по моему убеждению, вот до чего: надо было затащить в свое правительство на правах вице-премьера, спикера, министра информации и СМИ — да хоть горшком назови! — человека, известного народу и им, особенно бабами (за потравой мужиков, сделавшимися в России к исходу XX века более трезвым электоратом) любимого: да того же Янковского, да того же Леонова или Лаврова, или Басилашвили (последний бы, может, больше всех подошел, да фамилия не та). Конечно, беда, что Сахаров немного не дожил, но, может быть, он на эту роль бы и не потянул — академик. И совсем фатальным оказалось для России, что не дожил Володя Высоцкий — вот кто был для всех своим; и если б страна кому-то и поверила, то – именно ему (если б он, конечно, еще согласился на эту «главную роль», что не гарантировано).

И должен был бы этот человек (не «говорящие головы», друг на друга шипящие, как драконьи, да к тому же ничем за свои слова не отвечающие) — умный, обаятельный, острый на язык, с чувством юмора, не надменный, а главное, без притворства со-чувствующий, свой — и на самом деле честный (неужели не найти было во всей России такого?), представляющий и воплощающий собой в глазах и ушах населения новую, молодую — после всех этих «пятилеток в четыре гроба» — демократическую, а значит, народную, пусть и интеллигентскую, власть, с этим самым народом говорить, из телестудии сутками не вылезая. Не вещать начальственно, не давать никому не нужный псевдонаучный — до научного, по-моему, и сейчас не дошло — анализ происходящего, а обсуждать, «обговаривать» все важные, калейдоскопически менявшиеся тогда события дня и отвечать на каким-то образом долженствующие доходить до него вопросы.

И опять: главное, не врать, не канать под правдолюба (на это у нас Жириновский есть, да мало ли кто еще!), а искренне и изо всех сил стараться говорить правду — как если бы отвечал перед близкими друзьями или собственными детьми; ну разве что гостайну не разглашать, хотя какие тут к свиням собачьим тайны «у бездны на краю»: у молодого, ничем не запятнавшего себя правительства их и быть не должно, а чужие старые, даже самые зловонные, покрывать была бы — или все-таки была? — непростительная глупость. И про зарплаты бы не выкручиваться — когда действительно разворовывались или застревали по дороге, надо было за руку ловить и как минимум шельмовать публично, как должны были сделать и в процессе над верхушкой КПСС, да все про... спали — и не делать невинные глаза, «ой, куда это, правда, они запропастились?», а честно и слышно объяснять (вроде что-то такое и говорили с экрана, но как-то невнятно, себе под нос, потому что говорили не те): «Дорогие соотечественники! Казна опустошена и разворована прошлой властью, надо сегодня выживать, не выкарабкаемся мы, если будем вам полные зарплаты, даже такие позорные, платить. Давайте потерпим, затянем пояса — авось за год помереть не успеем, разве что похудеем, дамам даже полезно, через год все балеринами станут». И что особенно важно в стране вечной нищеты и идеала справедливости как нищеты, равной для всех, это — показать и доказать народу, что и мы, во власти, так же терпим, как и вы, и пашем по двадцать часов в сутки, и себе берем столько, чтобы силы были работать и чтоб семьи не нуждались. И так на самом деле пока и пожить — не исключаю, что кто-то из них почти так и жил.

Может, конечно, и это бы не сработало, но тогда уж не помогло бы ничего.

Я разговорился и много нечестного пространства потратил на свои давние претензии и невысказанные упреки, а собирался сказать о другом. О Егоре Гайдаре, о том, что смерть его на самом деле — горькая, немногими осознаваемая потеря для народа, в большинстве своем его проклинающего. Ладно, осознает лет через десять, а то и полсотни, да еще потащится к мощам прикладываться — России не привыкать; сам Егор, выходец из литературной среды, — внук талантливых Аркадия Гайдара и Павла Бажова и свояченник по жене замечательных братьев Стругацких, свою роль в русской истории наверняка оценивал трезво.

Я иногда думаю, оглядываясь: вот мы — мои друзья и коллеги, да и вообще интеллигенция российская, за малым исключением, не пошли во власть в начале 90-х или, только сунувшись туда, брезгливо отшатнулись. Или позащищали трое суток Белый дом и аналогичные цитадели российской демократии по всей стране, а потом — соскучились. Не захотелось ручки пачкать (а было обо что!), жалко было свою науку или скрипочку бросать, боязно было менять жизненный стиль. С точки зрения личной судьбы трудно сейчас оценить, правильно ли это было, – она у каждого своя. Только вот исторический шанс — сделать Россию местом, где безоговорочно хочется жить всему народонаселению, а не только начальству, крутым патриотам, да поэтическим натурам, и родиной, которую можно любить не «странною любовью», мы упустили, и вместо нас быстро нашлись другие, которые своего шанса не упустили.

При всех высказанных мною «но» (а еще многие — высказывать не мне) у меня нет сомнений, что ушедший из жизни высокоодаренный и высокоэффективный ученый и практик — одна из наиболее трагических фигур современной российской истории, столь щедрой, как и вся российская история, на производство трагедий. И одна из немногих светлых и прозрачных фигур в темном историческом пантеоне российской власти. Да еще и миллионов, насколько до меня доходило, не нажил — совсем уж какой-то раритет. А по-человечески — только снять шляпу и преклонить голову: когда в конце 90-го тридцатичетырехлетний Гайдар был призван войти в правительство и его возглавить, он не мог не понимать, что призом за это почти самоубийственное решение будет только всенародная ненависть и вечное фырканье старших коллег, которые сами ничего принципиально иного, чем Гайдар и его команда, предложить в качестве скорой помощи почти в коме лежащей стране не могли (это я, естественно, не от себя, мне это говорили разные никак не ангажированные серьезные экономисты).

Конечно, и самоотверженный азарт ученого, которому дали испытать свою противохолерную вакцину на всем бараке, здесь был. Но была, несомненно, и осознанная готовность «положить душу свою за други своя», тот самый народ, который потом оплевал его и забросал камнями, — награда хирургу за то, что опухоль с метастазами ему вырезал, к жизни вернул, но за неимением во фронтовых условиях анестезии резал по живому, и было, натурально, очень больно.

А насчет «вернул к жизни» — я злюсь, когда слышу разговоры, что в России сейчас так же, как в «совке» или даже хуже. Не сильно приятный авторитарный режим (а Россия — страна сильно приятная? Спросите работягу, шоферюгу или хотя бы фермера — не про державу или Америку, а про то, какая жизнь в России!) — не то же, что тоталитарная мясорубка, даже в ее последний «вегетарианский» период, когда у дракона был то ли Великий пост, то ли непроходимый запор. Мы помним приятное — про нас, молодых — и забываем чудовищное. Забываем про десятки миллионов ни за что ни про что загубленных душ; и про победу по цене разгрома; и про полное бесправие перед властью; и про то, что преступности было меньше оттого, что у государства была на нее монополия; и про на порядки более высокий уровень вранья; и про невозможность выехать — от паспортов, запертых в сейфе колхозного правления до невыдаваемых заграничных; и даже про мелочь — унижение нас, беспартийных, затаскиванием на их открытые партсобрания и политсеминары...

Сколько бы ни было отвратительного в постсоветской России, это отвратительное отличается — сильно, не спорю — от своего однородного западного визави больше количеством, чем качеством. Ставить ее на одну ногу с «империей зла» и неисторично, и неэтично — неэтично перед памятью настрадавшихся от каннибальского режима. Не должен быть кровопийца милей, чем ворюга, — Бродский знал, что писал.

Возвращаясь к Гайдару: без усилий (а может, это когда-нибудь назовут и подвигом) его и его команды «дерьмократов» Россия не переместилась бы из предпоследнего круга ада в первый, облегченный — или, если менее возвышенно, не перетащилась бы работягой с общих работ «загорать» придурком в каптерке, что в лагере часто спасало жизнь.

Ради этого Егор Гайдар, в отличие от нас, чистеньких, от политики не отшатнулся и властью не побрезговал. И себя не пожалел. За это — физически или мысленно, в России или за ее рубежом — положим на его могилу живой или виртуальный цветок и, забыв претензии и обиды, постоим, сняв шапки, и воздадим должное. 

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.