29 марта 2024, пятница, 05:32
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

03 марта 2006, 13:09

Гибель права: легитимность в "оранжевых революциях"

"Полит.ру" публикует главу из книги Сергея Мирзоева "Гибель права: легитимность в "оранжевых революциях" (Мирзоев С. Гибель права: легитимность в "оранжевых революциях". М.: Издательство "Европа", 2006. 232 с.). Сергей Мирзоев, адвокат, влюченный наблюдатель за выборами на Украине в 2004 году, один из авторов Полит.ру, благодаря ему мы тогда получили представление о тонкостях, соотношении политического и формально-юридического в передаче власти на Украине в 2004 - начале 2005 года (См. его текст о решении Верховного Суда Украины по жалобе Виктора Януковича «Ex aequo et bono» («По справедливости, а не на основе формального закона») . Сергей Мирзоев глазами правоведа наблюдал и изучал опыт «оранжевой революции», а в его тексте отразилось проблемная ситуация, в такой остроте представшая именно правоведу: закон отступил, когда проблема легитимности власти вышла на первый план. Причем легитимностью оказалось возможным управлять:  стало ясно, что никакие законы, легальные установления и формальные процедуры не спасут власть, доверие к которой подорвано.  

ГЛАВА ПЕРВАЯ: вместо предисловия

МНЕ ДОВЕЛОСЬ ЖИТЬ В КИЕВЕ С АВГУСТА 2004 года по февраль 2005-го. События этого времени, получившие название «оранжевой революции», стали предметом моего изучения как меж­дународного наблюдателя за выборами президента Ук­раины и профессионального юриста.

Я был захвачен событиями, происходящими вокруг выборов президента. Еще до начала избирательного процесса наблюдатели ожидали высокого накала поли­тической борьбы, предрекали «самую отчаянную вы­борную борьбу», но действительность оказалась куда насыщеннее событиями и интереснее всяких прогно­зов. Казалось, что во время избирательной кампании каждую минуту в Украине происходили важнейшие ис­торические события, свидетельствующие о коренных изменениях — действительных и грядущих. Наверное, так оно и было. Основное мое внимание было прикова­но к проявлениям государственного и политического кризисов, охвативших большую часть страны в период избирательной кампании.

Мой интерес был вызван не только тем, что я как ме­ждународный наблюдатель за выборами анализировал все важное, что связано с избирательным процессом в Украине, — события государственно-правовой сферы, практику деятельности государственных органов, поли­тических партий, работу суда. Бескомпромиссная борь­ба двух политических деятелей и основных конкурентов на президентских выборах для многих олицетворя­ла борьбу двух исторических вариантов развития Укра­ины, поэтому считалось, что спор и борьба между кан­дидатами носили принципиальный характер.

В определенный момент деятельность представите­лей иностранных государств, международных органи­заций, глав дипломатических представительств в Укра­ине фактически стала частью украинского политиче­ского и избирательного процессов. Одновременно укра­инская политика стала предметом забот западного ис­теблишмента. Международная агитационная война ве­лась настолько жестко, что становилось ясно: на Западе с этими выборами связывают не просто фамилию буду­щего президента, а такое будущее Украины, в котором места России может и не найтись. Поэтому и междуна­родная политическая жизнь, деятельность представите­лей иностранных государств и международных органи­заций оказались в поле моего внимания.

Произошедшее в Украине можно рассматривать с разных точек зрения: перипетии предвыборной конку­ренции, «революционные» события, вердикты высших судов, сенсационные известия о масштабных фальси­фикациях, вмешательство иностранных институций и субъектов в политический процесс, наконец, драматич­ная победа прозападного кандидата, — все это предос­тавило возможность поразмышлять о многом. По мень­шей мере стало ясно, что эти события выявили новую, не известную в полной мере постсоветскому обществу политическую жизнь. Видимо, правы исследователи, призывающие нас видеть в украинских событиях не только борьбу за власть, но главное — саму власть в из­меняющемся обществе, ее новые проявления, ее новые институты, ее свойства, едва уловимые и подчас рационально не реконструируемые и не объяснимые процес­сы ее осуществления.

Очевидно, что...

...МЫ ЖИВЕМ ВО ВРЕМЕНА, КОГДА СОКРУШИТЕЛЬНЫЕ СОЦИАЛЬНЫЕ ПЕРЕВОРОТЫ ЗАМЕНЯЮТСЯ НА СТРАТЕГИ­ЧЕСКИ СПЛАНИРОВАННЫЕ И ТЕХНИЧЕСКИ ИСПОЛНИМЫЕ «ОРГАНИЗАЦИОННЫЕ ПРОЕКТЫ» И «ЛЕГИТИМИРУЕМЫЕ ПРОЦЕДУРЫ» ЗАХВАТА ВЛАСТИ.

Современному цивилизованному миру важно пони­мать, что происходящие в той или иной стране события не противоречат образцам прогрессивных преобразо­ваний, что сами процессы происходят согласно преду­смотренным законодательством и конституционным правилам перехода власти в результате «честных, спра­ведливых выборов». Кавычки в данном случае означа­ют не цитату и не иронию, речь идет о том, что свод за­конных правил страны о выборах с точки зрения запад­ных политиков и истеблишмента оказывается всегда недостаточным и для проведения выборов, и для их оценок. На основе таких и подобных лозунгов и лозун­гов «укрепления демократии и демократических ин­ститутов» оформляется международная политическая практика вмешательства во внутренние дела госу­дарств постсоветского пространства. Расхожим поли­тическим требованием к властям постсоветских стран стала легитимность, то есть признанность власти со стороны граждан, общества, политической элиты, в том числе со стороны международных союзов, струк­тур и иностранных государств.

О правомерности власти и ее инстанций, о легитим­ности процессов формирования власти стали говорить все, кто обсуждал выборы, эпизоды политической борьбы за власть, место и роль общества и граждан в этих событиях. Понятно, что залог обсуждений, например в Украине, задавался ситуацией избирательной кампа­нии, стремлением обеспечить не только законность, но и международную признанность того или иного канди­дата и его победы на выборах.

Легитимность власти, прежде возникавшая из самого факта политического переворота или захвата власти, уже не устраивает ни доморощенную политическую элиту, ни мировое сообщество.

ТЕПЕРЬ ЛЕГИТИМНОСТЬ СТАНОВИТСЯ ПРИЗНАКОМ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ВЛАСТИ, В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ ГОВОРЯТ ОБ УЗУРПАЦИИ ВЛАСТИ, О ЕЕ НЕЛЕГИТИМНОСТИ, ЧТО, В СВОЮ ОЧЕРЕДЬ, ОСЛАБЛЯЕТ ВЛАСТЬ

Конечно, существует немало стран, обходящихся без легитимации власти путем предвыборных и выборных процедур, и без распределения властных полномочий, и без уважения прав человека и гражданина. Но и в таких странах власть весьма озабочена созданием условий своего существования и подчинения населения менее затратными действиями, нежели война. Пропаганда, экономика, перегруженная социальными обязательст­вами, отказ от иных инстанций власти, кроме одной, — характерные черты такой страны с авторитарным ре­жимом правления. Основное отличие процессов леги­тимации состоит в том, что в такой стране отказывают­ся от интернационального признания существующей власти, ограничиваются либо кругом союзников, либо вовсе демонстрируют полную самодостаточность.

Нельзя сказать, что отечественные исследователи не уделяют внимания публичной власти. Только фундамен­тальных политологических исследований и учебных пособий в последние годы издано десятки. Непозволитель­ная в советское время роскошь — книги и статьи Вебера, Фуко и Фукуямы — теперь можно купить в книжных магазинах. Украинские события показали, что о власти мы знаем меньше, чем некто, запустивший механизм «оранжевой революции», механизм влияния на государ­ственный аппарат, механизм использования судебных и избирательных процедур и решений судов в борьбе за власть. Власть предстояла как объект, и действующие субъекты знали, как ее перехватывать, использовать из­вне, создавать для нее временные и постоянные инстан­ции внутри Украины, созывать под нее народные массы. Реальные управленцы и управленческие процессы сде­лали своим предметом власть, успешно используя ее во благо и для достижения целей, как они их понимали.

Украинские события задали немало вопросов, важ­нейшие из которых можно было бы сформулировать так: что такое современная политическая власть? Поче­му она нуждается в легитимации? Как она взаимодейст­вует со сферой правового, то есть легального?

Большинство наблюдателей, следивших за события­ми в Украине, сошлись во мнении, что президентские выборы использовались как время и место разворачи­вания новационной для стран СНГ технологии завоева­ния власти мирными путями и в мирных формах и, по­началу, даже в некотором соответствии с украинским законодательством. Понимание власти как объекта не нашей деятельности и мышления о ней указали на не­классические прагматичные представления о таком ка­честве (свойстве) власти, как легитимность.

Здесь и далее я поясню, что я имею в виду под леги­тимностью, удерживаясь пока от дефиниций. Легитим­ность понимается мною как существующее на определенный момент отношение общества к власти, понима­ние власти и ее оценка как соответствующей или не со­ответствующей представлениям о наилучшем общест­венном строе и государственном порядке, о справедли­вости и праве. Легитимность как отношение фиксирует отчуждение социума от власти, но вместе с тем молча­ливое или выявленное через процедуры выборов дове­рие к власти и персонам, с которыми общество олице­творяет власть, а также готовность общества к неодоб­рению власти или сопротивление ей. Легитимность также отражает представление общества о том, что власть возникла из социума и зависит от него. Легитим­ное отражает стремление субъектов политического процесса к некоему наиболее приемлемому порядку, со­ответствию власти представлениям о способе организа­ции общественной жизни. Легитимное является мерой обоснованности и признанности публичной власти. По­этому признание власти легитимной является условием упорядоченной общественной жизни.

Легитимное находится в тесной связи с легальным, то есть со сферой правового, но при этом, например, зако­нотворческая деятельность и законодательство, на мой взгляд, не являются простым отражением власти или ее орудием. Отношения власти и права, в меньшей степе­ни — законодательства, построены не через процедуры законодательной деятельности, а через фокусирование власти на правовом содержании общественных отно­шений, выявлении с помощью власти и фиксации ею этого правового содержания. Попытка власти устано­вить общеобязательное правило — всегда громоздкая процедура, даже в авторитарных странах имеются пра­вила, которые не нарушает никто. Процедура сама по себе является условием принятия или отторжения обществом (рано или поздно) того или иного неправово­го, произвольно сформулированной нормы в форме за­кона. В этом смысле легитимность власти порождает правовые, правомерные законы, соответствующие при­роде общественных отношений и не противные общест­венным целям. Легальное, в свою очередь, лишено су­щественного потенциала генерировать легитимность власти. В силу очевидной пассивности легального, ко­торое по своей природе является мерой и правилом, оно может быть употреблено или, напротив, проигно­рировано, но стать активным инструментом преобразо­вания власти или обеспечить ее легитимность — вряд ли. Впрочем, в последующих главах я попытаюсь пока­зать на конкретных примерах взаимодействие легитим­ного и сферы легального.

События «оранжевой революции» заставляют видеть новые аспекты взаимодействия власти и права, соотно­шения легального и легитимного, место права и закона в борьбе за политическую власть, в исторические мо­менты перехода или захвата и удержания публичной власти.

Эта книга — попытка ответить на вопрос, что проис­ходит с властью, суверенитетом, правом и законом в со­временных государственных переворотах.

Это также попытка увидеть место и роль внешних фа­кторов в политических событиях и процессах. Украин­ская политическая практика предъявила миру все еще новый для СНГ пример прямого и чрезвычайно эффек­тивного воздействия международных организаций, иностранных государств и их союзов на политическую сферу постсоветской страны.

Возможно, попытка ответить на этот вопрос заставит нас по-новому посмотреть на происходящее, и на при роду власти, и на сущность правовых явлений. Способ­ны ли право и закон (сфера легального) воздействовать на власть, политику или власть и политическое преодо­левают право и закон, делая их слугами сильного в борьбе за власть и отводя закону лишь роль оформите­ля обладания властью?

Следует ли право судьбе политических институтов в их динамичном преобразовании, способно ли право жить и действовать в период крайнего обострения по­литической жизни и способно ли оно оставаться мерой свободы, равенства, справедливости в условиях госу­дарственного переворота? Существует ли у права своя собственная судьба во время открытой борьбы за власть? Правы ли те, кто считает, что закон — всегда ре­сурс власти для ее удержания?

ОТ ВЕБЕРА — К НОВОМУ ПОНИМАНИЮ ЛЕГИТИМНОСТИ: ВОЗМОЖНО ЛИ УПРАВЛЕНИЕ ЛЕГИТИМНОСТЬЮ?

МЫ УЗНАЕМ ВСЕ БОЛЬШЕ И БОЛЬШЕ О публич­ной власти, но не имеем возможности сказать сегодня, что знаем о ней все, и даже не можем предложить универсальную и всех устраивающую кате­горию власти. Мы не можем сказать также, что знания о легитимном являются достаточными, например, для истолкования украинских событий и для использова­ния знаний в политическом действии.

Накопленные знания о легитимном позволяют разли­чать «легитимность» как характеристику власти, кото­рая в той или иной степени отвечает социальным пред­ставлениям и ожиданиям правомерности власти, «леги­тимацию» — как стихийные или управляемые процессы обретения властью правомерности, то есть как деятельность. О внешней по отношению к легитимному дея­тельности, изменяющей его состояние, иногда говорят как о «легитимирующей», то есть преобразующей неле­гитимное в легитимное или воспроизводящей легитим­ность. Примером может служить изложенное в этой и последующих главах.

«ЛЕГИТИМНОЕ» ПРОИЗВОДНО ОТ «ЗАКОННЫЙ», ОДНАКО Е ЯЗЫКЕ И В ПРАКТИКЕ «ЛЕГИТИМНОЕ» УПОТРЕБЛЯЕТСЯ КАК СОДЕРЖАНИЕ, НЕ СВОДИМОЕ К ФОРМАЛЬНО-ЮРИДИ­ЧЕСКОМУ (ЛЕГАЛЬНОМУ) И К СФЕРЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА

Напротив, «легитимное» зачастую используется как критерий оценки закона и как правовое, нормативное со­держание, не вошедшее в корпус закона. В обществах, где идеологию замещает религия или даже ее толки, власть наделяется легитимностью в случае следования религи­озным правилам и обычаям. Таким же потенциалом обла­дают культура и традиции — они способны наделить ле­гитимностью лидера, опирающегося на них, апеллирую­щего к ним и способствующего их сохранению. Различе­ние права и закона в некоторой степени продиктовано диверсификацией легального и легитимного.

Со времени Макса Вебера в исследовании власти и легитимного следуют его же ставшей классической ти­пологии политического господства и трем типам леги­тимности: рационально-легальной, традиционной и ха­ризматической. «Государство, — писал Вебер, — равно как и политические союзы, исторически ему предшест­вовавшие, есть отношение господства над людьми, опи­рающееся на легитимное (то есть считающееся леги­тимным) насилие как средство... Имеется три внутрен­них оправдания (господства), то есть основания леги­тимности... Во-первых это авторитет «вечного вчерашнего»: авторитет нравов, освященных исконной значи­мостью и привычной ориентацией на их соблюдение, — «традиционное» господство, как его осуществляли пат­риарх и патримониальный князь старого типа. Далее, авторитет необычного личного дара (харизма), полная личная преданность и личное доверие, вызванное на­личием качеств вождя и какого-то человека: открове­ний, героизма и других — харизматическое господ­ство, как его осуществляет пророк или — в области по­литического — избранный князь — военачальник, пле­бисцитарный властитель, выдающийся демагог и поли­тический партийный вождь. Наконец, господство в си­лу «легальности», в силу веры в обязательность легаль­ного установления и деловой «компетентности», обос­нованной рационально созданными правилами, то есть ориентации на подчинение при выполнении уста­новленных правил — господство в том виде, в каком его осуществляет современный государственный слу­жащий и все те носители власти, которые похожи на него в этом отношении» (Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Из­бранные сочинения. М., 1990.).

Вебер различает власть и легитимное как противо­стоящие друг другу, но использующие одно другое сущ­ности. Они рассматриваются им как обоснование суще­ствования господства и при анализе власти. Поиск ис­точника правомерности (легитимности) власти означа­ет одновременно ответ на вопрос: что такое власть в по­нимании Вебера? Историческое присутствует у него в описании легитимности — исторические типы харак­терных институтов власти, восходящие из прошлого к современности Вебера, в контексте их смены делают понятным утверждение о том, что оптимальная власть основана на легальном и рациональном установлении людей (оправданном законе), пришедшем на смену ир­рациональному — религии и харизме. Практика гер­манского парламентаризма и деятельность государст­венного аппарата нуждались в осмыслении, и Вебер предлагал германской власти посмотреться в зеркало его рефлексий.

Очевидно, современность Вебер рассматривал как повод изучать власть и легитимность, а исторический контекст предоставлял возможность показать транс­цендентальное в легитимности: выявленные теоретиче­ским путем типы легитимности и ее источники сущест­вуют столько, сколько существует сама власть.

Приведенный фрагмент сочинения Вебера примеча­телен также тем, что в нем господство, основанное на «легальном» установлении, называется самостоятель­ной причиной легитимности власти. Однако легальное не само по себе является источником легитимности, а может выступать в таком качестве только в том случае, если существует «вера» в обязательность легального ус­тановления (например, правила) и рационально соз­данных норм о господстве. Обычаи, традиции, законы, обеспечивающие существование институтов власти, управление делами общества также нуждаются в леги­тимации независимо от формы их легального сущест­вования и закрепления. Это создает возможности для рациональной деятельности по критике и делегитима-ции и самой власти, и ее правовых оснований, выра­женных в законах, без оглядки на самые пышные на­звания актов, без оглядки на их место и роль в нацио­нальной правовой системе. «Вторичная» природа ле­гальной (правовой) сферы, зависимость сферы легального от целенаправленной деятельности по делегити-мации власти, когда в первую очередь расшатываются правопорядок и законность, иллюстрированы в нашей книге примерами законотворческой и судебной прак­тики. С помощью такого понимания соотношения ле­гитимного и легального, как мне кажется, можно точ­нее сознавать существо происходящего в периоды обо­стренной политической борьбы, точнее представлять закономерности жизни права.

Собственно о такой «вторичной» природе сферы ле­гального и ее связи с легитимностью пойдет речь в этой книге. Бросающаяся в глаза неправовая позиция глав­ных конкурентов на выборах, явное пренебрежение принципами и нормами международного права пред­ставителей большой международной политики стали отличительными признаками «оранжевой революции».

Вебер сосредоточил внимание на источниках леги­тимности власти, вероятно, исходя из актуальной ситу­ации. Ни в этом, ни в других произведениях Вебера мы не найдем прямого ответа на вопрос: существует ли воз­можность управления или рационального воспроизвод­ства легитимности так же, как, например, существует планомерная и рациональная законодательная деятель­ность? Очевидно, существуют исторические ограниче­ния для понимания типов легитимности по Веберу — все они сформулированы по поводу анализа западноев­ропейских политических порядков и вовсе не были рас­считаны на вечное использование. С точки зрения деятельностной и практической различение типов леги­тимности подтверждалось лишь их умозрительными отличиями, но столь частым смешением на практике, что в любом из существующих строев угадывались при­знаки сразу всех типов.

Сегодня эти знания устарели не только потому, что они рождены в иную эпоху и по поводу политической деятельности в исторически иной ситуации, но и пото­му, что не дают ответов на вопросы, поставленные сов­ременной политической практикой.

Современное общество коренным образом отличает­ся от германского начала XX столетия, и отличий этих много. Главные для целей этой книги отличия нашего времени состоят во всепроникающем действии средств массовой информации и средств коммуникаций, в су­ществовании эффективных технологий влияния на мас­совое сознание и психологию на фоне глобализующего мир развития экономики. Наряду с этим коренным об­разом изменилась политическая карта мира, образо­вался Евросоюз, распался СССР, место которого в Евра­зии не заняло ни одно государство или союз государств. Очевидно, изменились институты власти, изменились проявления легитимности. Возникли иные условия по­литики, практики социального управления и власти: стремление к тотальной управляемости с помощью сов­ременных коммуникаций, тенденции к мультиплика­ции властных инстанций, преодолению институтов на­ционального государства, суверенитета и прав челове­ка, использованию их в иных, в том числе в мобилиза­ционных целях. Все это — новые явления власти, указы­вающие на ее изменяющуюся природу. В таком контек­сте легитимность приобретает иное значение, ставит перед исследователями важные новые проблемы.

Вебер сделал упор на источники легитимности, меня же более интересует такое понимание природы леги­тимного, которое указывает на возможность управле­ния им. Поэтому надо обратиться еще раз к природе ле­гитимного, и если окажется, что оно поддается управлению, то тогда придется допустить, что власть сама себя воспроизводит. Принятие, одобрение и поддержка вла­сти со стороны общества становятся вовсе не обяза­тельным условием для получения и удержания власти. Обязательной становится деятельность в отношении легитимности.

ЛЕГИТИМНОЕ ЕСТЬ РЕФЛЕКСИЯ ВЛАСТИ

ОЧЕВИДНО, ЧТО МЫ ПЕРЕЖИВАЕМ ВРЕМЯ возрастающего интереса к власти и к ее приро­де. И в узком кругу специалистов хрестоматий­ный веберовский набор все еще остается главенствую­щим при рассмотрении и власти, и ее легитимности. Между тем мы нуждаемся в более глубоком представле­нии о том, как соотносятся публичная политическая власть и легитимное. Мы также хотим найти ответ на вопрос: почему власть и общество нуждаются в легити­мации и легализации властных инстанций, действий и собственно своего властного положения?

На мой взгляд, легитимность имеет рефлексивнодеятельностное содержание, концентрирующееся не только в текстах, но и в политических лозунгах, обра­щенных к обществу декларациях, предвыборных про­граммах, заявлениях, разного рода оценках, в действи­ях, маркирующих событие, фигуру, указывающих об­ществу на реальные цели и устремления субъекта. Главное, что объединяет эти содержания: внешнее реф­лексивное выражение в языке и знаках целей каждого из субъектов политического процесса, его самоопреде­ления, признаваемых обществом ресурсов субъекта и обоснованности его претензий на публичную власть, в особенности — способность отстаивать в ситуации борьбы за власть свои позиции. Содержание должно быть способным к распространению каналами массо­вых коммуникаций.

Субъектом деятельности по оценке власти может быть народ (редко), политическая элита — субъекты по­литического процесса (зачастую), в том числе внешние или иностранные, а также сами инстанции власти (по­стоянно) . Различие этих оценок состоит, на мой взгляд, в том, наполнена ли оценка власти рефлексивным содер­жанием. Не всеми субъектами осуществляется рефлек­сивная оценка власти, но наиболее авторитетный источ­ник такой рефлексии становится автором главных тези­сов, опровергающих или охраняющих власть.

«Массовое рефлексивное содержание как раз и отли­чает оценку власти и отношение к ней политически дей­ствующих субъектов: осмысленно и целенаправленно для упрочения власти либо для ее ниспровержения. «Бессознательное», бытующее в обществе по поводу вла­сти, вряд ли остается вне контекста этих усилий, скорее является продуктом такой деятельности, а социум, кото­рому направлены послания с характеристиками власти, должен воспринять (и воспринимает) усилия по ее леги­тимации и легализации как свои собственные.

Опыт «оранжевых революций» состоит и в том, что некий политтехнологический ареопаг продуцировал рефлексивные оценки и формировал планы действий свои и «народа» в отношении власти, наполняя смысла­ми активность штурмующих власть. Украинские собы­тия показывают, что могут существовать и специальные агенты деятельности по легитимации и делегитимации власти. Во всех таких случаях мы можем констатировать использование техник легитимации/делегитимации со стороны внеинституциональных субъектов инстанций власти и влияния, при этом применяются не только интерпретации и оценки фактов общественной жизни, но и специального рода критерии и понятия (право народа на восстание, в основе которого — теория общественно­го договора), а также законодательные акты (положе­ния конституции, которые обеспечивают существова­ние оппозиции и политическую критику) и международ­но-правовые акты и документы (о правах человека, на­циональных меньшинств, международных организа­ций) в ходе оценок и их использования.

Для иллюстрации можно привести высказывание председателя Верховной рады Украины, сделанное им 15 ноября 2004 года во время официального визита в США: «Украинский народ должен выбрать президента, который имел бы легитимный статус и которого ува­жал бы мир» (Цитируется по: «Оранжевая революция»: украинская версия. М.: Издательство «Европа», 2005. С. 412.). Проведение выборов и подведение их итогов — процедура, урегулированная нормами зако­нодательства, выявленный победитель обретает леги­тимную власть из факта получения наибольшего числа голосов, выполнения, таким образом, юридических об­щеобязательных процедур. Напротив, нарушение изби­рательной процедуры не приводит к приобретению вла­сти, победитель выборов не становится легитимным правителем. В таком ракурсе события в Украине пред­стают как борьба за власть путем делегализации конку­рента и апеллирования к юридическим аргументам с целью доказать нелегитимность его положения.

Несколько иная аргументация разворачивалась в от­ношении сохраняющего пост президента Леонида Куч­мы. Здесь главными аргументами нелегитимности вла­сти были дефицит ее правомерности, но не в смысле ее несоответствия формально-юридическим установлени­ям, а более фундаментальным критериям — общечело­веческим и европейским ценностям и принципам демо­кратии и международно признанным принципам дея­тельности власти, общеправовым принципам, основ­ным законам страны, правам и свободам человека, об­щепризнанным правам гражданина. Содержание таких оценок было почти всегда рефлексивным, то есть позна­ющим и продвигающим в конкретной общественной ситуации, задающим цель политического действия.

Мне как наблюдателю были видны также подходы и приемы делегитимации на произвольной, неправовой основе, по формуле: «власть противозаконная и пре­ступная (то есть нелегальная), и действия против нее могут быть нелегальными; не обязательно законными средствами бороться за власть, законы несовершенны, не предусматривают процедуру использования наро­дом права на восстание». Такой отказ от легальных форм борьбы за власть в Украине был артикулирован, хотя и не был провозглашен как цель деятельности офи­циальных лидеров и их сторонников. Зачастую призы­вы к делегализации политической борьбы были реаль­ным содержанием лозунгов и выступлений наиболее за­метных «вождей» «оранжевой революции», находили свое оправдание в многозначительных пассажах и при­зывах «спасти Украину». Однако эти пассажи в конце концов оказывались на периферии политических тре­бований и лозунгов.

Деятельность по предъявлению обществу оценок вла­сти и требований к ней была направлена международ­ному сообществу, содержательно и телеологически бы­ла исполнена легитимирующего значения. Штурмую­щие власть заботились о том, чтобы достигать целей кризиса не любыми средствами, а в том случае, если их усилия привели не просто к смене властвующих элит, то – к правомерной и легитимной их замене.

При этом самостоятельный смысл имели усилия, направленные на легитимацию деятельности почти всех отрядов, штурмующих власть, их институционального обустрой­ства и последующего встраивания в политическую сис­тему Украины.

СУБЪЕКТ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ — ВЛАСТЬ

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ БЕЗ СУБЪЕКТА СУЩЕСТВОВАТЬ не может. По поводу легитимирующей деятельно­сти и деятельности по легализации персон и институтов приходится признать, что это следствия иной, более масштабной деятельности — борьбы за власть, обустройства власти, ее сохранения и укрепления.

Извечному стремлению к власти соответствует из­вечное согласие подчиняться ей по тем или иным при­чинам. Эта социопсихологическая особенность челове­ка также близка к основаниям легитимности, посколь­ку подчинение человека и народа почти всегда связано с отстаиванием перед властью своих условий подчине­ния. Сочетание требований с наилучшим образом уст­роенной и действующей власти и требований для себя самого, видимо, образует основания для возможного признания легитимности власти.

Согласно недавним соцопросам в четырех странах СНГ, проведенным уже после украинской «оранжевой революции», удалось установить чрезвычайно высо­кий уровень граждан, довольных деятельностью вла­стей: в Казахстане и Белоруссии таких граждан около 70%, в РФ и Украине — около 40%. Это означает, веро­ятно, что в период между выборами гражданская оценка легитимности власти временно «засыпает». Напротив, период выборов обостряет отношение на­рода к легитимности и легальности власти, оно стано­вится рамкой суждений всех активных людей, элиты и лидеров и формой выражения отношения к происходя­щей борьбе за власть.

ВЕСЬМА СВОЕОБРАЗНЫЙ ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС ПОСТ СОВЕТСКИХ СТРАН ДЕМОНСТРИРУЕТ ОДНО И ТО ЖЕ ЯВЛЕНИЕ - ЛЕГИТИМНОСТЬ ПРЕЖНЕГО ВЛАСТИТЕЛЯ ИЛИ ПРЕ­ЗИДЕНТА НА НЕМ ЖЕ И ЗАКРЕПЛЕНА СТОЛЬ ЖЕСТКО, ЧТС НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ТРАНСЛИРОВАНА НОВОМУ ПРЕЗИДЕНТУ.

Внешне — та же должность, формально тот же объем полномочий, но с объявлением выборов все начинается сначала: окончание срока ослабляет власть персоны, делегитимирует ее, а продление полномочий или из­брание на новый срок рассматриваются как закономер­ный, то есть ожидаемый шаг правителя, несмотря на его явную неправомерность, неконституционность. Власть в этом случае озадачивается объяснением обще­ству с помощью подручных массмедиа обоснованности претензий на власть сохранением стабильности, а спешно проведенные референдумы и законы направле­ны не просто на легализацию сохранения власти, но и на ее легитимацию.

Политическую ситуацию крайне обостряет конку­ренция и предвыборная борьба в том случае, если со­хранение поста за персоной по каким-то причинам невозможно. В наиболее обостренном виде, но в мир­ных формах и многообразных проявлениях, борьба за власть предстала перед нами в Украине. Первый ее урок состоял в том, что вопреки хрестоматийным на­учным представлениям власть была закреплена за конкретным лицом, занимавшим конкретную долж­ность — президента Украины, а вовсе не за обезли­ченным институтом президента. Несмотря на научно доказанные представления о власти как о сущности, лишенной персонального начала и выражения, власть в Украине прочно была связана с господином Кучмой. Так прочно, что, как покажет последующее изложе­ние, и кризис власти, и ее нехватка, и кризис сувере­нитета власти, а также в немалой степени кризис го­сударственного суверенитета Украины были вызваны личностными характеристиками и особенностями главы государства.

Но вернемся к субъекту деятельности — власти. Главное, на что направлена деятельность власти, — на упрочение самой себя, на вменение народу легитим­ности своего властного положения, в том числе созда­ние для себя опоры в виде народа. Здесь я следую смыслу высказанной некоторыми исследователями позиции о важнейшей цели власти в отношении насе­ления. Быстрое искусственное создание народа штур­мующими власть для достижения своих целей у Р. Шайхутдинова получило название «демотехника» (от слова «демос»), а С. Кара-Мурза использует поня­тие этноса (племя или народ) для описания той части населения, которая «экспроприирует и подавляет чис­ленное большинство населения, разрушает его культу­ру и лишает его элиту возможности выполнять ее функции в восстановлении самосознания населения как народа» (www.Kreml.org). Этот автор подчеркивает, что народ как господствующая общность не только пользуется вла­стью и привилегиями, но и присваивает себе государство в целом, то есть публичную власть. Не вдаваясь в критику последнего пассажа, хотел бы отметить толь­ко одно обстоятельство — власть и народ не существу­ют друг без друга, и на этот момент это наиболее суще­ственное для нас обстоятельство. Оба исследователя подчеркивают важнейший признак такого народа, в котором нуждается власть или штурмующие власть, — возможность быстро искусственно его создать или де­монтировать.

Понятно, что таким создающим демиургом выступа­ет власть, не обязательно та, которая институциональ­но оформлена, но та, которая уже обладает полномочи­ями и существует наряду с конституционной. Возмож­но, это главное, чему посвящена деятельность власти, в ходе этой деятельности важно видеть реальное место и роль легального и легитимного. Отсюда, на мой взгляд, возможно суждение, что легитимность в предельном своем выражении является рефлексией власти как дея­тельности и мыследеятельности.

Особенность украинской «оранжевой революции», как я постараюсь показать ниже, — иногда зримое, а иногда незримое присутствие в политических событиях зарубежных инстанций власти, которые обеспечивали ту самую субъектность властной деятельности, в том числе по формированию новой политической ситуа­ции, по преодолению суверенитета, по отмене неугод­ных итогов голосования и созданию условий для новых выборов путем принятия новых конъюнктурных пра­вил голосования в форме закона.

Другими словами — это было проявление власти «в чистом виде», как она есть, но не исходящей от обыч­ных ее инстанций и в непривычных, не отмеченных обыденным сознанием формах и проявлениях.

Эта условная «бессубъектность» власти на фоне про­исходящих «революционных» выступлений Майдана, «праздника непослушания» областных советов и СМИ, решительных действий оппозиционных депутатов сби­вала с толку, мешала видеть центр политических собы­тий, существо событий и собственно власть.

Однако уже первые попытки легитимировать Викто­ра Ющенко в ноябре 2004 года и позже путем предъяв­ления реальной властью своих оценок итогов второго тура выборов как нелегитимных (рассмотрим это под­робно в последующих главах) ясно показали, что дея­тельность по легитимации Ющенко и, напротив, деле-гитимации Виктора Януковича имеет своего субъекта, а оценки, планы и цели деятельности этого субъекта сформировали новую политическую реальность.

С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ТЕОРИИ МЕЖДУНАРОДНОГО ПУБЛИЧ ГО ПРАВА, НОВОЕ ГОСУДАРСТВО МОЖЕТ ПОЯВИТЬСЯ  В ЗУЛЬТАТЕ СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ, НАЦИОНАЛЬНО ВОБОДИТЕЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ, РАЗЪЕДИНЕНИЯ ОДН01 ГОСУДАРСТВА НА ДВА И ТАК ДАЛЕЕ.

Сложившиеся критерии для возможного признания состоят в эффективности нового правительства (вла­стей) и его законности, то есть соответствия междуна­родным принципам и внутренней оценке народом вла­стей — оценке легитимности власти. В таком случае воз­можно временное признание государства de facto и ad hoc или постоянное de jure. Пока понятие легитимного широко не используется в международном праве, вместе с тем оно активно используется в практике международ­ных организаций, в том числе образованных с целью обеспечения коллективной безопасности. С этой точки зрения примечателен пример миссии ОБСЕ в Приднестровской молдавской республике, которая за три месяца до назначенных выборов в местный парламент в декаб­ре 2005 года отказалась наблюдать за выборами, по­скольку заранее посчитала их нелегитимными.

Авторитет международной организации направлен не только на усомнение в легитимности существующей в Приднестровье власти. Ввиду возможных последст­вий такого непризнания поставлен вопрос о легитим­ности самой демократической процедуры, выявляю­щей авторитетность, правомерность, законность вла­сти, то есть всеобщих выборов. Правовой характер вы­борных процедур не будет иметь значения, акт голосо­вания граждан Приднестровья, достойный уважения, согласно Всеобщей декларации прав человека и граж­данина, не имеет никаких юридических последствий для ОБСЕ. Почему?

Понятие веберовского «источника» легитимности власти перестает работать здесь сколько-нибудь эф­фективно, поскольку волю избирателей может заме­нить авторитетное мнение международной органи­зации, результаты голосования окажутся нелегитим­ными, а в условиях непризнания государства — Приднестровской молдавской республики — недей­ствительными с точки зрения сразу 54 государств евразийско-атлантического пространства. Возможно, кризис легитимности властей Приднестровья преду­сматривается как этап практической деятельности, но как это соотносится с широко декларируемыми целями СБСЕ/ОБСЕ об обеспечении безопасности? Радикальное разбалансирование ситуации в регио­не, где многие имеют опыт решения политических проблем с помощью оружия, может привести к ката­строфическим последствиям.

ЛЕГИТИМНОСТЬ И МАССОВАЯ КОММУНИКАЦИЯ: НЕКОТОРЫЕ НАБЛЮДЕНИЯ ПРАКТИКИ ВМЕНЕНИЯ ЛЕГИТИМНОСТИ

В СООТВЕТСТВИИ С КЛАССИЧЕСКОЙ ДОКТРИНОЙ демократии отношение общества к власти выяв­ляется и определяется на периодических выборах разных уровней. Современное развитие средств массо­вой коммуникации и массмедиа в состоянии выявить отношение людей, населения к властям в режиме реаль­ного времени. Однако мало кого занимает такая воз­можность: отношение населения к власти в относитель­но стабильные периоды существования — удел специа­листов. Иное дело — период выборов или другая схожая ситуация передачи власти.

В таких условиях возможность использования ком­муникаций уже означает актуальную, технически и тех­нологически урегулированную деятельность по влия­нию на людей в необходимом для власти или штурмую­щих власть направлении. Власти остается определить­ся, что может стать содержанием такой коммуникации. На первое место выступает соотношение сил в управле­нии массмедиа и иных средствах массовой коммуника­ции. В Украине вплоть до дня объявления итогов второ­го тура голосования (21 ноября 2004 года) имелась кон­куренция средств массовой информации, многие газет­ные издания определили однозначно свою позицию по отношению к кандидатам на пост президента страны. Большая часть национальных телеканалов служила средством «промывания мозгов» в пользу Виктора Януковича и его программы. Политтехнологическим ме­неджментом Виктора Ющенко были мобилизованы свои СМИ, среди которых выделялись специально соз­данные к выборам газеты, вернее «боевые листки», послужившие образцом самого радикального варианта предвыборной пропаганды. Два телевизионных канала, вещавших на часть территории страны, а также гло­бальная сеть Интернет активно использовались сторон­никами Ющенко. Называвшие себя «оппозиционными» журналисты и деятели массмедиа весьма эффективно трудились, вдохновленные, вероятно, беспрецедент­ным накалом общественных настроений, а возможно, иными, более меркантильными причинами.

В следующих главах на конкретных примерах будет видно содержание коммуникаций, основные пропаган­дистские лозунги. Здесь важно отметить, что важней­шим направлением деятельности массмедиа стало не просто усиление программы кандидатов, как это было со стороны СМИ «за Януковича».

НОВИЗНА СОБЫТИЙ СОСТОЯЛА В ТОМ, ЧТО СМИ «ЗА ЮЩЕНКО» ДЕЛАЛИ АКЦЕНТ НА ПРОПАГАНДЕ ЛОЗУНГОВ: «ВЛАСТЬ ПРЕСТУПНАЯ», «ЯНУКОВИЧ - СТАВЛЕННИК ВЛА­СТИ», «ЯНУКОВИЧ НЕЛЕГИТИМЕН».

В ходу был также тезис о злоупотреблении Януковичем своим должностным положением и использовании госу­дарственным аппаратом административного ресурса в пользу «провластного кандидата». Значительно меньшее внимание уделялось собственно позитивному освеще­нию программы Ющенко, возможно, из-за схожести ее положений с программой Януковича. Акцент делался на различии программ, которые в основном состояли в офи­циальном статусе русского языка, возможности двойно­го гражданства для населения Украины и России. Эти по­ложения программы Януковича критиковались как по­пытки нелегитимного субъекта склонить на свою сторо­ну избирателей недобросовестными лозунгами.

В России последних лет, с начала 90-х годов, мы не живем в ситуации конкуренции средств коммуника­ции, в том числе по поводу вменения легитимности. На, таком фоне была весьма заметна медленно складываю­щаяся в Украине конкуренция между национальными и международными массмедиа, только примеряющими статус агентов легитимации. Возможно, конкуренция появится и в России среди доморощенных средств ком­муникации, однако не следует этого ожидать, на мой взгляд, до предвыборного периода.

Отмечается исследователями (Р. Шайхутдинов) стрем­ление играть с понятием «народ», когда та или иная часть населения, разделяющая цели штурмующих власть, ис­пользуется для обозначения всего народа, а в действи­тельности, являясь несопоставимой с населением по чис­ленности группой, служит одновременно примером по­литического поведения и «застрельщиком» протестной активности. Образ «народа», создающего легитимные ос­нования для действий кандидата и властных центров, ти­ражируется массмедиа и одновременно является «инфор­мационным поводом» воспроизводства и легитимации избранных процессов и фигур. Использование в средст­вах массовой коммуникации образцов деятельности «на­рода» и ценностей представителей этого «народа» также создает необходимые основания вменения всему общест­ву легитимности штурмующих власть, исходящей от «на­рода», и появления иной, новой — легитимной власти.

ПРАВОМЕРНОСТЬ ВЛАСТИ

СЕГОДНЯ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ РАЗОБРАТЬСЯ В понятии легитимности, необходимо научиться видеть кроме объективных процессов политико-практические, если можно так выразиться, управленческие усилия субъектов политического процесса, напра­вленные на создание «нужной» оценки правомерности власти, оценки законов, господствующих порядков в обществе и предъявление обществу этих оценок, их ис­пользование в политической практике. Содержатель­ная сторона этих оценок зависит от целей субъекта, но принята и использована может быть при условии готов­ности «народа» следовать оценкам и основанным на них лозунгам практического действия.

НИ В УКРАИНЕ, НИ В РОССИИ ПОКА НЕ СУЩЕСТВУЕТ СО­ВРЕМЕННОЙ ТЕОРИИ ЛЕГИТИМНОСТИ, С ПОМОЩЬЮ КО­ТОРОЙ МОЖНО БЫЛО БЫ ПОЛНО И ИСЧЕРПЫВАЮЩЕ АНАЛИЗИРОВАТЬ И ИНТЕРПРЕТИРОВАТЬ ПРОИЗОШЕДШЕЕ В УКРАИНЕ, А ПОТОМ - В КИРГИЗИИ, МОЛДАВИИ, АЗЕР­БАЙДЖАНЕ И В ДРУГИХ СТРАНАХ.

Актуальность событий не дает пока возможности хладнокровно и отстраненно посмотреть на их ход и ре­зультат. Да и постсоветские (постмарксистскими их на­звать не поворачивается язык) концепции права и по­литики в России и странах СНГ находятся в начале сво­его развития. Тем не менее необходимость в исследова­ниях имеется.

Принятое в «классической» юриспруденции и поли­тологии понимание легитимности власти охватывает взаимоотношения между властью и правом, отвечаю­щие на вопрос о правомочности государства осущест­влять власть в отношении своих граждан (или под­данных — невелика сегодня разница). То, как гражда­не воспринимают эту власть и оказывают ей доверие или отказывают в нем, собственно и составляет ту или иную меру легитимности власти и правительства. М. Хеттих утверждал, что легитимация — это признание со стороны общества правомерности политиче­ского господства.

Правомерность власти состоит скорее в признании, права субъекта на публичную власть, а не только в нор­мативном (законодательном) закреплении власти за персоной или группой лиц. В языке и в теоретическом подходе всегда различались «право на власть», «закреп­ленное законом» властное положение субъекта, то есть позитивно закрепленный конституцией набор полно­мочий высшего должностного лица или органа государ­ственного управления, и фактическое властное положе­ние субъекта, опирающееся на его «легитимность», то есть на признание обществом власти «своей» по тем или иным основаниям. Такая легитимность может не совпадать с формальным, то есть законным положени­ем субъекта, может противоречить не только формаль­ному, но и сущностному правовому положению, как его представляет общество (народ).

Правомерность, то есть легитимность, в этом смыс­ле также представляет собой некий общественный консенсус, основой которого является убежденность в соответствии субъекта общественным ожиданиям, по­литическим ценностям, идеалам. Надлежащее юриди­ческое оформление властного положения субъекта также имеет значение, но какое — еще предстоит ра­зобраться.

Легитимное положение субъекта власти небеско­нечно, оно небесспорно и эффективно ровно до того момента, когда этот консенсус подвергнут сомнению. С открытого обсуждения, инициированного, скажем, усилиями политической оппозиции, либо с начала за­конной процедуры смены власти, выборов президента или парламента вопрос о легитимности, правомерности власти приобретает первостепенное значение, по­скольку легитимность власти является искомым состо­янием для политических сил».

Вопрос о легитимности власти может оказаться casus belli, который разрешается с помощью открытого кон­фликта, в том числе — захвата власти. Легитимность в этом случае — лозунг и цель политической деятельно­сти штурмующих власть. Поиск легитимности новой власти — основное содержание деятельности штурмую­щих власть.

Другим теоретическим инструментом анализа рас­сматриваемых событий может служить концепция различения права и закона, принятая среди юристов, разделяющих либертарно-юридическую концепцию правопонимания. Эта концепция определяет сущ­ность права как необходимой всеобщей формы и рав­ной меры свободы и справедливости. Под законом эта концепция понимает действующую систему норм за­конодательства, организованную и упорядоченную по специальным принципам, при этом закон может соот­ветствовать праву, а может быть и неправовым. Зависи­мость закона от права содержательна и вовсе не прямо­линейна. Она проявляется и в генезисе закона, и в пос­ледующем его развитии.

ПРАВО И ЗАКОН

ЕЩЕ НЕДАВНО СООТНОШЕНИЕ ПРАВА И ЗАКОНА как явлений соционормативной сферы было предметом сугубо теоретических исследований. Различение права и закона позволяет точнее пред­ставлять природу правовой сферы и ее институтов, оно же позволяет давать оценку тому, что трудно под­дается оценке — закону.

Сегодня мы стоим на пороге, когда политическая практика пытается использовать это различение в конъюнктурно-манипулятивных целях. Это различение становится основой для противопоставления действую­щего законодательства природе и сущности права.

Различение права и закона действительно дает воз­можность для противопоставления легального, то есть существующих объективно норм закона, и легитимно­го, то есть их правомерного, правового содержания. Од­нако цель такого различения и противопоставления в современной политической практике состоит отнюдь не в поиске объективной картины или в создании научных представлений. Цель такого противопоставления — обеспечить признание нелегитимности, неправомерно­сти, в конечном итоге — незаконности действующего правительства выдвижением агитационных тезисов о необходимости противодействия властям, обоснова­нием игнорирования законов страны, привнесением критериев внешней легитимности в процесс формиро­вания и осуществления власти.

ОСНОВНЫЕ УСИЛИЯ ШТУРМУЮЩИХ ВЛАСТЬ НАПРАВЛЕНЫ НА ТО, ЧТОБЫ ЛИШИТЬ ДЕЙСТВУЮЩЕЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО, В ОСОБЕННОСТИ О ВЫБОРАХ, ОБЩЕСТВЕННОГО АВТОРИТЕТА И ОБЪЯСНИТЬ, ПОЧЕМУ ЕМУ НЕ НАДО СЛЕДОВАТЬ

В такой ситуации, например, неугодное решение об итогах голосования, принятое полномочным государственным органом по организации выборов, обладающим исключительным полномочием установления итогов выборов (в Украине — Центральная избирательная ко­миссия), может быть объявлено неправовым, нелегальным, а любые отступления от формальной процедуры вынесения решения этим органом — фатальными.

На уровне технологии решается задача создания прочного мнения о противоправном содержании многих законов страны. Это удается тем быстрее, чем определеннее не в пользу штурмующих власть вынесены решения судов в ходе избирательного процесса. При этом принципиально важно, что действующее законодательство дает массу оснований для оспаривания его правовой природы с позиций как либертарного, так и естественно-правового типа правопонимания. Ситуацию пока что спасает лишь то, что в юридической науке по-прежнему доминируют примитивные представления позитивистского правопонимания советского образца, отождествляющего право с законом. Среди юристов мало кто владеет теоретическим инструментарием для оценки правового качества закона с позиций непозитивистского (либертарного и естественно-правового) типа правопонимания.

Та же судьба ожидает механизм государства. Правоохранительные органы, спецслужбы и внешнеполитическое ведомство лишаются легитимности не только из-за обвинений в том, что они выполняют липовые, произвольные законы. Главным становится обвинение в обслуживании правоохранительными органами интересов верхушки власти, кланов и некоторых из олигархов, то есть в отступлении даже от плохих законов. Поскольку интересы эти своекорыстные, то и деятельность государственных органов нелегитимна. Понятно, что руководитель даже самого среднего уровня задумается о своей судьбе, получив «черную метку» штурмующих власть, и в большей мере будет заботиться о себе, чем о выполнении закона.

О кризисе легитимности говорят не тогда, когда ее недостаточно, а когда нет возможности определенно сказать «да, действующая власть  опирается  на доверие общества, либо на инерцию  такого доверия», или нет, власть в действительности давно утратила это доверие  и инерционный ресурс».

Отсутствие такой определенности способно породить кризис, однако, на мой взгляд, кризис легитимности невозможен без следующих его составных: существует субъект усомнения и критики власти, обоснованно претендующий на власть, существует «народ», ради которого и старается названный субъект и к которому обращена эта критика, и, наконец, существует ситуация, сложившаяся в обществе, которая не исключает возможной передачи (перехвата) власти.

Политологи обычно выделяют следующие характерные черты кризиса легитимности: отсутствие согласия в обществе относительно политической власти, непризнание гражданами процесса принятия политических решений, чрезмерная конкуренция в борьбе за власть, политическая пассивность масс, не обращающих внимания на призывы власти, неспособность правящей элиты усилить свое политическое господство. Я бы добавил к этим признакам несоответствие решений власти доминирующим в обществе представлениям о праве и справедливости.

Понятие «революционной» легитимности, которым придется также пользоваться, — прямое воздействие политического (властного) влияния субъекта политического или избирательного процесса, не предусмотренное законом, в сочетании с прямым действием иных норм (причем нередко даже не норм международного права, а неких «стандартов» выборов); замещение этими нормами и стандартами национального законодательства.

Существует также тенденция деятельности между­народных организаций и иностранных государств, со­стоящая в противопоставлении законов страны обще­признанным принципам и нормам международного права, принятым на Западе стандартам формирова­ния государственных органов и практики осуществле­ния власти.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.