"Полит.ру" публикует главу из книги Сергея Мирзоева "Гибель права: легитимность в "оранжевых революциях" (Мирзоев С. Гибель права: легитимность в "оранжевых революциях". М.: Издательство "Европа", 2006. 232 с.). Сергей Мирзоев, адвокат, влюченный наблюдатель за выборами на Украине в 2004 году, один из авторов Полит.ру, благодаря ему мы тогда получили представление о тонкостях, соотношении политического и формально-юридического в передаче власти на Украине в 2004 - начале 2005 года (См. его текст о решении Верховного Суда Украины по жалобе Виктора Януковича «Ex aequo et bono» («По справедливости, а не на основе формального закона») . Сергей Мирзоев глазами правоведа наблюдал и изучал опыт «оранжевой революции», а в его тексте отразилось проблемная ситуация, в такой остроте представшая именно правоведу: закон отступил, когда проблема легитимности власти вышла на первый план. Причем легитимностью оказалось возможным управлять: стало ясно, что никакие законы, легальные установления и формальные процедуры не спасут власть, доверие к которой подорвано.
ГЛАВА ПЕРВАЯ: вместо предисловия
МНЕ ДОВЕЛОСЬ ЖИТЬ В КИЕВЕ С АВГУСТА 2004 года по февраль 2005-го. События этого времени, получившие название «оранжевой революции», стали предметом моего изучения как международного наблюдателя за выборами президента Украины и профессионального юриста.
Я был захвачен событиями, происходящими вокруг выборов президента. Еще до начала избирательного процесса наблюдатели ожидали высокого накала политической борьбы, предрекали «самую отчаянную выборную борьбу», но действительность оказалась куда насыщеннее событиями и интереснее всяких прогнозов. Казалось, что во время избирательной кампании каждую минуту в Украине происходили важнейшие исторические события, свидетельствующие о коренных изменениях — действительных и грядущих. Наверное, так оно и было. Основное мое внимание было приковано к проявлениям государственного и политического кризисов, охвативших большую часть страны в период избирательной кампании.
Мой интерес был вызван не только тем, что я как международный наблюдатель за выборами анализировал все важное, что связано с избирательным процессом в Украине, — события государственно-правовой сферы, практику деятельности государственных органов, политических партий, работу суда. Бескомпромиссная борьба двух политических деятелей и основных конкурентов на президентских выборах для многих олицетворяла борьбу двух исторических вариантов развития Украины, поэтому считалось, что спор и борьба между кандидатами носили принципиальный характер.
В определенный момент деятельность представителей иностранных государств, международных организаций, глав дипломатических представительств в Украине фактически стала частью украинского политического и избирательного процессов. Одновременно украинская политика стала предметом забот западного истеблишмента. Международная агитационная война велась настолько жестко, что становилось ясно: на Западе с этими выборами связывают не просто фамилию будущего президента, а такое будущее Украины, в котором места России может и не найтись. Поэтому и международная политическая жизнь, деятельность представителей иностранных государств и международных организаций оказались в поле моего внимания.
Произошедшее в Украине можно рассматривать с разных точек зрения: перипетии предвыборной конкуренции, «революционные» события, вердикты высших судов, сенсационные известия о масштабных фальсификациях, вмешательство иностранных институций и субъектов в политический процесс, наконец, драматичная победа прозападного кандидата, — все это предоставило возможность поразмышлять о многом. По меньшей мере стало ясно, что эти события выявили новую, не известную в полной мере постсоветскому обществу политическую жизнь. Видимо, правы исследователи, призывающие нас видеть в украинских событиях не только борьбу за власть, но главное — саму власть в изменяющемся обществе, ее новые проявления, ее новые институты, ее свойства, едва уловимые и подчас рационально не реконструируемые и не объяснимые процессы ее осуществления.
Очевидно, что...
...МЫ ЖИВЕМ ВО ВРЕМЕНА, КОГДА СОКРУШИТЕЛЬНЫЕ СОЦИАЛЬНЫЕ ПЕРЕВОРОТЫ ЗАМЕНЯЮТСЯ НА СТРАТЕГИЧЕСКИ СПЛАНИРОВАННЫЕ И ТЕХНИЧЕСКИ ИСПОЛНИМЫЕ «ОРГАНИЗАЦИОННЫЕ ПРОЕКТЫ» И «ЛЕГИТИМИРУЕМЫЕ ПРОЦЕДУРЫ» ЗАХВАТА ВЛАСТИ.
Современному цивилизованному миру важно понимать, что происходящие в той или иной стране события не противоречат образцам прогрессивных преобразований, что сами процессы происходят согласно предусмотренным законодательством и конституционным правилам перехода власти в результате «честных, справедливых выборов». Кавычки в данном случае означают не цитату и не иронию, речь идет о том, что свод законных правил страны о выборах с точки зрения западных политиков и истеблишмента оказывается всегда недостаточным и для проведения выборов, и для их оценок. На основе таких и подобных лозунгов и лозунгов «укрепления демократии и демократических институтов» оформляется международная политическая практика вмешательства во внутренние дела государств постсоветского пространства. Расхожим политическим требованием к властям постсоветских стран стала легитимность, то есть признанность власти со стороны граждан, общества, политической элиты, в том числе со стороны международных союзов, структур и иностранных государств.
О правомерности власти и ее инстанций, о легитимности процессов формирования власти стали говорить все, кто обсуждал выборы, эпизоды политической борьбы за власть, место и роль общества и граждан в этих событиях. Понятно, что залог обсуждений, например в Украине, задавался ситуацией избирательной кампании, стремлением обеспечить не только законность, но и международную признанность того или иного кандидата и его победы на выборах.
Легитимность власти, прежде возникавшая из самого факта политического переворота или захвата власти, уже не устраивает ни доморощенную политическую элиту, ни мировое сообщество.
ТЕПЕРЬ ЛЕГИТИМНОСТЬ СТАНОВИТСЯ ПРИЗНАКОМ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ВЛАСТИ, В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ ГОВОРЯТ ОБ УЗУРПАЦИИ ВЛАСТИ, О ЕЕ НЕЛЕГИТИМНОСТИ, ЧТО, В СВОЮ ОЧЕРЕДЬ, ОСЛАБЛЯЕТ ВЛАСТЬ
Конечно, существует немало стран, обходящихся без легитимации власти путем предвыборных и выборных процедур, и без распределения властных полномочий, и без уважения прав человека и гражданина. Но и в таких странах власть весьма озабочена созданием условий своего существования и подчинения населения менее затратными действиями, нежели война. Пропаганда, экономика, перегруженная социальными обязательствами, отказ от иных инстанций власти, кроме одной, — характерные черты такой страны с авторитарным режимом правления. Основное отличие процессов легитимации состоит в том, что в такой стране отказываются от интернационального признания существующей власти, ограничиваются либо кругом союзников, либо вовсе демонстрируют полную самодостаточность.
Нельзя сказать, что отечественные исследователи не уделяют внимания публичной власти. Только фундаментальных политологических исследований и учебных пособий в последние годы издано десятки. Непозволительная в советское время роскошь — книги и статьи Вебера, Фуко и Фукуямы — теперь можно купить в книжных магазинах. Украинские события показали, что о власти мы знаем меньше, чем некто, запустивший механизм «оранжевой революции», механизм влияния на государственный аппарат, механизм использования судебных и избирательных процедур и решений судов в борьбе за власть. Власть предстояла как объект, и действующие субъекты знали, как ее перехватывать, использовать извне, создавать для нее временные и постоянные инстанции внутри Украины, созывать под нее народные массы. Реальные управленцы и управленческие процессы сделали своим предметом власть, успешно используя ее во благо и для достижения целей, как они их понимали.
Украинские события задали немало вопросов, важнейшие из которых можно было бы сформулировать так: что такое современная политическая власть? Почему она нуждается в легитимации? Как она взаимодействует со сферой правового, то есть легального?
Большинство наблюдателей, следивших за событиями в Украине, сошлись во мнении, что президентские выборы использовались как время и место разворачивания новационной для стран СНГ технологии завоевания власти мирными путями и в мирных формах и, поначалу, даже в некотором соответствии с украинским законодательством. Понимание власти как объекта не нашей деятельности и мышления о ней указали на неклассические прагматичные представления о таком качестве (свойстве) власти, как легитимность.
Здесь и далее я поясню, что я имею в виду под легитимностью, удерживаясь пока от дефиниций. Легитимность понимается мною как существующее на определенный момент отношение общества к власти, понимание власти и ее оценка как соответствующей или не соответствующей представлениям о наилучшем общественном строе и государственном порядке, о справедливости и праве. Легитимность как отношение фиксирует отчуждение социума от власти, но вместе с тем молчаливое или выявленное через процедуры выборов доверие к власти и персонам, с которыми общество олицетворяет власть, а также готовность общества к неодобрению власти или сопротивление ей. Легитимность также отражает представление общества о том, что власть возникла из социума и зависит от него. Легитимное отражает стремление субъектов политического процесса к некоему наиболее приемлемому порядку, соответствию власти представлениям о способе организации общественной жизни. Легитимное является мерой обоснованности и признанности публичной власти. Поэтому признание власти легитимной является условием упорядоченной общественной жизни.
Легитимное находится в тесной связи с легальным, то есть со сферой правового, но при этом, например, законотворческая деятельность и законодательство, на мой взгляд, не являются простым отражением власти или ее орудием. Отношения власти и права, в меньшей степени — законодательства, построены не через процедуры законодательной деятельности, а через фокусирование власти на правовом содержании общественных отношений, выявлении с помощью власти и фиксации ею этого правового содержания. Попытка власти установить общеобязательное правило — всегда громоздкая процедура, даже в авторитарных странах имеются правила, которые не нарушает никто. Процедура сама по себе является условием принятия или отторжения обществом (рано или поздно) того или иного неправового, произвольно сформулированной нормы в форме закона. В этом смысле легитимность власти порождает правовые, правомерные законы, соответствующие природе общественных отношений и не противные общественным целям. Легальное, в свою очередь, лишено существенного потенциала генерировать легитимность власти. В силу очевидной пассивности легального, которое по своей природе является мерой и правилом, оно может быть употреблено или, напротив, проигнорировано, но стать активным инструментом преобразования власти или обеспечить ее легитимность — вряд ли. Впрочем, в последующих главах я попытаюсь показать на конкретных примерах взаимодействие легитимного и сферы легального.
События «оранжевой революции» заставляют видеть новые аспекты взаимодействия власти и права, соотношения легального и легитимного, место права и закона в борьбе за политическую власть, в исторические моменты перехода или захвата и удержания публичной власти.
Эта книга — попытка ответить на вопрос, что происходит с властью, суверенитетом, правом и законом в современных государственных переворотах.
Это также попытка увидеть место и роль внешних факторов в политических событиях и процессах. Украинская политическая практика предъявила миру все еще новый для СНГ пример прямого и чрезвычайно эффективного воздействия международных организаций, иностранных государств и их союзов на политическую сферу постсоветской страны.
Возможно, попытка ответить на этот вопрос заставит нас по-новому посмотреть на происходящее, и на при роду власти, и на сущность правовых явлений. Способны ли право и закон (сфера легального) воздействовать на власть, политику или власть и политическое преодолевают право и закон, делая их слугами сильного в борьбе за власть и отводя закону лишь роль оформителя обладания властью?
Следует ли право судьбе политических институтов в их динамичном преобразовании, способно ли право жить и действовать в период крайнего обострения политической жизни и способно ли оно оставаться мерой свободы, равенства, справедливости в условиях государственного переворота? Существует ли у права своя собственная судьба во время открытой борьбы за власть? Правы ли те, кто считает, что закон — всегда ресурс власти для ее удержания?
ОТ ВЕБЕРА — К НОВОМУ ПОНИМАНИЮ ЛЕГИТИМНОСТИ: ВОЗМОЖНО ЛИ УПРАВЛЕНИЕ ЛЕГИТИМНОСТЬЮ?
МЫ УЗНАЕМ ВСЕ БОЛЬШЕ И БОЛЬШЕ О публичной власти, но не имеем возможности сказать сегодня, что знаем о ней все, и даже не можем предложить универсальную и всех устраивающую категорию власти. Мы не можем сказать также, что знания о легитимном являются достаточными, например, для истолкования украинских событий и для использования знаний в политическом действии.
Накопленные знания о легитимном позволяют различать «легитимность» как характеристику власти, которая в той или иной степени отвечает социальным представлениям и ожиданиям правомерности власти, «легитимацию» — как стихийные или управляемые процессы обретения властью правомерности, то есть как деятельность. О внешней по отношению к легитимному деятельности, изменяющей его состояние, иногда говорят как о «легитимирующей», то есть преобразующей нелегитимное в легитимное или воспроизводящей легитимность. Примером может служить изложенное в этой и последующих главах.
«ЛЕГИТИМНОЕ» ПРОИЗВОДНО ОТ «ЗАКОННЫЙ», ОДНАКО Е ЯЗЫКЕ И В ПРАКТИКЕ «ЛЕГИТИМНОЕ» УПОТРЕБЛЯЕТСЯ КАК СОДЕРЖАНИЕ, НЕ СВОДИМОЕ К ФОРМАЛЬНО-ЮРИДИЧЕСКОМУ (ЛЕГАЛЬНОМУ) И К СФЕРЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА
Напротив, «легитимное» зачастую используется как критерий оценки закона и как правовое, нормативное содержание, не вошедшее в корпус закона. В обществах, где идеологию замещает религия или даже ее толки, власть наделяется легитимностью в случае следования религиозным правилам и обычаям. Таким же потенциалом обладают культура и традиции — они способны наделить легитимностью лидера, опирающегося на них, апеллирующего к ним и способствующего их сохранению. Различение права и закона в некоторой степени продиктовано диверсификацией легального и легитимного.
Со времени Макса Вебера в исследовании власти и легитимного следуют его же ставшей классической типологии политического господства и трем типам легитимности: рационально-легальной, традиционной и харизматической. «Государство, — писал Вебер, — равно как и политические союзы, исторически ему предшествовавшие, есть отношение господства над людьми, опирающееся на легитимное (то есть считающееся легитимным) насилие как средство... Имеется три внутренних оправдания (господства), то есть основания легитимности... Во-первых это авторитет «вечного вчерашнего»: авторитет нравов, освященных исконной значимостью и привычной ориентацией на их соблюдение, — «традиционное» господство, как его осуществляли патриарх и патримониальный князь старого типа. Далее, авторитет необычного личного дара (харизма), полная личная преданность и личное доверие, вызванное наличием качеств вождя и какого-то человека: откровений, героизма и других — харизматическое господство, как его осуществляет пророк или — в области политического — избранный князь — военачальник, плебисцитарный властитель, выдающийся демагог и политический партийный вождь. Наконец, господство в силу «легальности», в силу веры в обязательность легального установления и деловой «компетентности», обоснованной рационально созданными правилами, то есть ориентации на подчинение при выполнении установленных правил — господство в том виде, в каком его осуществляет современный государственный служащий и все те носители власти, которые похожи на него в этом отношении» (Вебер М. Политика как призвание и профессия // Вебер М. Избранные сочинения. М., 1990.).
Вебер различает власть и легитимное как противостоящие друг другу, но использующие одно другое сущности. Они рассматриваются им как обоснование существования господства и при анализе власти. Поиск источника правомерности (легитимности) власти означает одновременно ответ на вопрос: что такое власть в понимании Вебера? Историческое присутствует у него в описании легитимности — исторические типы характерных институтов власти, восходящие из прошлого к современности Вебера, в контексте их смены делают понятным утверждение о том, что оптимальная власть основана на легальном и рациональном установлении людей (оправданном законе), пришедшем на смену иррациональному — религии и харизме. Практика германского парламентаризма и деятельность государственного аппарата нуждались в осмыслении, и Вебер предлагал германской власти посмотреться в зеркало его рефлексий.
Очевидно, современность Вебер рассматривал как повод изучать власть и легитимность, а исторический контекст предоставлял возможность показать трансцендентальное в легитимности: выявленные теоретическим путем типы легитимности и ее источники существуют столько, сколько существует сама власть.
Приведенный фрагмент сочинения Вебера примечателен также тем, что в нем господство, основанное на «легальном» установлении, называется самостоятельной причиной легитимности власти. Однако легальное не само по себе является источником легитимности, а может выступать в таком качестве только в том случае, если существует «вера» в обязательность легального установления (например, правила) и рационально созданных норм о господстве. Обычаи, традиции, законы, обеспечивающие существование институтов власти, управление делами общества также нуждаются в легитимации независимо от формы их легального существования и закрепления. Это создает возможности для рациональной деятельности по критике и делегитима-ции и самой власти, и ее правовых оснований, выраженных в законах, без оглядки на самые пышные названия актов, без оглядки на их место и роль в национальной правовой системе. «Вторичная» природа легальной (правовой) сферы, зависимость сферы легального от целенаправленной деятельности по делегити-мации власти, когда в первую очередь расшатываются правопорядок и законность, иллюстрированы в нашей книге примерами законотворческой и судебной практики. С помощью такого понимания соотношения легитимного и легального, как мне кажется, можно точнее сознавать существо происходящего в периоды обостренной политической борьбы, точнее представлять закономерности жизни права.
Собственно о такой «вторичной» природе сферы легального и ее связи с легитимностью пойдет речь в этой книге. Бросающаяся в глаза неправовая позиция главных конкурентов на выборах, явное пренебрежение принципами и нормами международного права представителей большой международной политики стали отличительными признаками «оранжевой революции».
Вебер сосредоточил внимание на источниках легитимности власти, вероятно, исходя из актуальной ситуации. Ни в этом, ни в других произведениях Вебера мы не найдем прямого ответа на вопрос: существует ли возможность управления или рационального воспроизводства легитимности так же, как, например, существует планомерная и рациональная законодательная деятельность? Очевидно, существуют исторические ограничения для понимания типов легитимности по Веберу — все они сформулированы по поводу анализа западноевропейских политических порядков и вовсе не были рассчитаны на вечное использование. С точки зрения деятельностной и практической различение типов легитимности подтверждалось лишь их умозрительными отличиями, но столь частым смешением на практике, что в любом из существующих строев угадывались признаки сразу всех типов.
Сегодня эти знания устарели не только потому, что они рождены в иную эпоху и по поводу политической деятельности в исторически иной ситуации, но и потому, что не дают ответов на вопросы, поставленные современной политической практикой.
Современное общество коренным образом отличается от германского начала XX столетия, и отличий этих много. Главные для целей этой книги отличия нашего времени состоят во всепроникающем действии средств массовой информации и средств коммуникаций, в существовании эффективных технологий влияния на массовое сознание и психологию на фоне глобализующего мир развития экономики. Наряду с этим коренным образом изменилась политическая карта мира, образовался Евросоюз, распался СССР, место которого в Евразии не заняло ни одно государство или союз государств. Очевидно, изменились институты власти, изменились проявления легитимности. Возникли иные условия политики, практики социального управления и власти: стремление к тотальной управляемости с помощью современных коммуникаций, тенденции к мультипликации властных инстанций, преодолению институтов национального государства, суверенитета и прав человека, использованию их в иных, в том числе в мобилизационных целях. Все это — новые явления власти, указывающие на ее изменяющуюся природу. В таком контексте легитимность приобретает иное значение, ставит перед исследователями важные новые проблемы.
Вебер сделал упор на источники легитимности, меня же более интересует такое понимание природы легитимного, которое указывает на возможность управления им. Поэтому надо обратиться еще раз к природе легитимного, и если окажется, что оно поддается управлению, то тогда придется допустить, что власть сама себя воспроизводит. Принятие, одобрение и поддержка власти со стороны общества становятся вовсе не обязательным условием для получения и удержания власти. Обязательной становится деятельность в отношении легитимности.
ЛЕГИТИМНОЕ ЕСТЬ РЕФЛЕКСИЯ ВЛАСТИ
ОЧЕВИДНО, ЧТО МЫ ПЕРЕЖИВАЕМ ВРЕМЯ возрастающего интереса к власти и к ее природе. И в узком кругу специалистов хрестоматийный веберовский набор все еще остается главенствующим при рассмотрении и власти, и ее легитимности. Между тем мы нуждаемся в более глубоком представлении о том, как соотносятся публичная политическая власть и легитимное. Мы также хотим найти ответ на вопрос: почему власть и общество нуждаются в легитимации и легализации властных инстанций, действий и собственно своего властного положения?
На мой взгляд, легитимность имеет рефлексивнодеятельностное содержание, концентрирующееся не только в текстах, но и в политических лозунгах, обращенных к обществу декларациях, предвыборных программах, заявлениях, разного рода оценках, в действиях, маркирующих событие, фигуру, указывающих обществу на реальные цели и устремления субъекта. Главное, что объединяет эти содержания: внешнее рефлексивное выражение в языке и знаках целей каждого из субъектов политического процесса, его самоопределения, признаваемых обществом ресурсов субъекта и обоснованности его претензий на публичную власть, в особенности — способность отстаивать в ситуации борьбы за власть свои позиции. Содержание должно быть способным к распространению каналами массовых коммуникаций.
Субъектом деятельности по оценке власти может быть народ (редко), политическая элита — субъекты политического процесса (зачастую), в том числе внешние или иностранные, а также сами инстанции власти (постоянно) . Различие этих оценок состоит, на мой взгляд, в том, наполнена ли оценка власти рефлексивным содержанием. Не всеми субъектами осуществляется рефлексивная оценка власти, но наиболее авторитетный источник такой рефлексии становится автором главных тезисов, опровергающих или охраняющих власть.
«Массовое рефлексивное содержание как раз и отличает оценку власти и отношение к ней политически действующих субъектов: осмысленно и целенаправленно для упрочения власти либо для ее ниспровержения. «Бессознательное», бытующее в обществе по поводу власти, вряд ли остается вне контекста этих усилий, скорее является продуктом такой деятельности, а социум, которому направлены послания с характеристиками власти, должен воспринять (и воспринимает) усилия по ее легитимации и легализации как свои собственные.
Опыт «оранжевых революций» состоит и в том, что некий политтехнологический ареопаг продуцировал рефлексивные оценки и формировал планы действий свои и «народа» в отношении власти, наполняя смыслами активность штурмующих власть. Украинские события показывают, что могут существовать и специальные агенты деятельности по легитимации и делегитимации власти. Во всех таких случаях мы можем констатировать использование техник легитимации/делегитимации со стороны внеинституциональных субъектов инстанций власти и влияния, при этом применяются не только интерпретации и оценки фактов общественной жизни, но и специального рода критерии и понятия (право народа на восстание, в основе которого — теория общественного договора), а также законодательные акты (положения конституции, которые обеспечивают существование оппозиции и политическую критику) и международно-правовые акты и документы (о правах человека, национальных меньшинств, международных организаций) в ходе оценок и их использования.
Для иллюстрации можно привести высказывание председателя Верховной рады Украины, сделанное им 15 ноября 2004 года во время официального визита в США: «Украинский народ должен выбрать президента, который имел бы легитимный статус и которого уважал бы мир» (Цитируется по: «Оранжевая революция»: украинская версия. М.: Издательство «Европа», 2005. С. 412.). Проведение выборов и подведение их итогов — процедура, урегулированная нормами законодательства, выявленный победитель обретает легитимную власть из факта получения наибольшего числа голосов, выполнения, таким образом, юридических общеобязательных процедур. Напротив, нарушение избирательной процедуры не приводит к приобретению власти, победитель выборов не становится легитимным правителем. В таком ракурсе события в Украине предстают как борьба за власть путем делегализации конкурента и апеллирования к юридическим аргументам с целью доказать нелегитимность его положения.
Несколько иная аргументация разворачивалась в отношении сохраняющего пост президента Леонида Кучмы. Здесь главными аргументами нелегитимности власти были дефицит ее правомерности, но не в смысле ее несоответствия формально-юридическим установлениям, а более фундаментальным критериям — общечеловеческим и европейским ценностям и принципам демократии и международно признанным принципам деятельности власти, общеправовым принципам, основным законам страны, правам и свободам человека, общепризнанным правам гражданина. Содержание таких оценок было почти всегда рефлексивным, то есть познающим и продвигающим в конкретной общественной ситуации, задающим цель политического действия.
Мне как наблюдателю были видны также подходы и приемы делегитимации на произвольной, неправовой основе, по формуле: «власть противозаконная и преступная (то есть нелегальная), и действия против нее могут быть нелегальными; не обязательно законными средствами бороться за власть, законы несовершенны, не предусматривают процедуру использования народом права на восстание». Такой отказ от легальных форм борьбы за власть в Украине был артикулирован, хотя и не был провозглашен как цель деятельности официальных лидеров и их сторонников. Зачастую призывы к делегализации политической борьбы были реальным содержанием лозунгов и выступлений наиболее заметных «вождей» «оранжевой революции», находили свое оправдание в многозначительных пассажах и призывах «спасти Украину». Однако эти пассажи в конце концов оказывались на периферии политических требований и лозунгов.
Деятельность по предъявлению обществу оценок власти и требований к ней была направлена международному сообществу, содержательно и телеологически была исполнена легитимирующего значения. Штурмующие власть заботились о том, чтобы достигать целей кризиса не любыми средствами, а в том случае, если их усилия привели не просто к смене властвующих элит, то – к правомерной и легитимной их замене.
При этом самостоятельный смысл имели усилия, направленные на легитимацию деятельности почти всех отрядов, штурмующих власть, их институционального обустройства и последующего встраивания в политическую систему Украины.
СУБЪЕКТ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ — ВЛАСТЬ
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ БЕЗ СУБЪЕКТА СУЩЕСТВОВАТЬ не может. По поводу легитимирующей деятельности и деятельности по легализации персон и институтов приходится признать, что это следствия иной, более масштабной деятельности — борьбы за власть, обустройства власти, ее сохранения и укрепления.
Извечному стремлению к власти соответствует извечное согласие подчиняться ей по тем или иным причинам. Эта социопсихологическая особенность человека также близка к основаниям легитимности, поскольку подчинение человека и народа почти всегда связано с отстаиванием перед властью своих условий подчинения. Сочетание требований с наилучшим образом устроенной и действующей власти и требований для себя самого, видимо, образует основания для возможного признания легитимности власти.
Согласно недавним соцопросам в четырех странах СНГ, проведенным уже после украинской «оранжевой революции», удалось установить чрезвычайно высокий уровень граждан, довольных деятельностью властей: в Казахстане и Белоруссии таких граждан около 70%, в РФ и Украине — около 40%. Это означает, вероятно, что в период между выборами гражданская оценка легитимности власти временно «засыпает». Напротив, период выборов обостряет отношение народа к легитимности и легальности власти, оно становится рамкой суждений всех активных людей, элиты и лидеров и формой выражения отношения к происходящей борьбе за власть.
ВЕСЬМА СВОЕОБРАЗНЫЙ ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС ПОСТ СОВЕТСКИХ СТРАН ДЕМОНСТРИРУЕТ ОДНО И ТО ЖЕ ЯВЛЕНИЕ - ЛЕГИТИМНОСТЬ ПРЕЖНЕГО ВЛАСТИТЕЛЯ ИЛИ ПРЕЗИДЕНТА НА НЕМ ЖЕ И ЗАКРЕПЛЕНА СТОЛЬ ЖЕСТКО, ЧТС НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ТРАНСЛИРОВАНА НОВОМУ ПРЕЗИДЕНТУ.
Внешне — та же должность, формально тот же объем полномочий, но с объявлением выборов все начинается сначала: окончание срока ослабляет власть персоны, делегитимирует ее, а продление полномочий или избрание на новый срок рассматриваются как закономерный, то есть ожидаемый шаг правителя, несмотря на его явную неправомерность, неконституционность. Власть в этом случае озадачивается объяснением обществу с помощью подручных массмедиа обоснованности претензий на власть сохранением стабильности, а спешно проведенные референдумы и законы направлены не просто на легализацию сохранения власти, но и на ее легитимацию.
Политическую ситуацию крайне обостряет конкуренция и предвыборная борьба в том случае, если сохранение поста за персоной по каким-то причинам невозможно. В наиболее обостренном виде, но в мирных формах и многообразных проявлениях, борьба за власть предстала перед нами в Украине. Первый ее урок состоял в том, что вопреки хрестоматийным научным представлениям власть была закреплена за конкретным лицом, занимавшим конкретную должность — президента Украины, а вовсе не за обезличенным институтом президента. Несмотря на научно доказанные представления о власти как о сущности, лишенной персонального начала и выражения, власть в Украине прочно была связана с господином Кучмой. Так прочно, что, как покажет последующее изложение, и кризис власти, и ее нехватка, и кризис суверенитета власти, а также в немалой степени кризис государственного суверенитета Украины были вызваны личностными характеристиками и особенностями главы государства.
Но вернемся к субъекту деятельности — власти. Главное, на что направлена деятельность власти, — на упрочение самой себя, на вменение народу легитимности своего властного положения, в том числе создание для себя опоры в виде народа. Здесь я следую смыслу высказанной некоторыми исследователями позиции о важнейшей цели власти в отношении населения. Быстрое искусственное создание народа штурмующими власть для достижения своих целей у Р. Шайхутдинова получило название «демотехника» (от слова «демос»), а С. Кара-Мурза использует понятие этноса (племя или народ) для описания той части населения, которая «экспроприирует и подавляет численное большинство населения, разрушает его культуру и лишает его элиту возможности выполнять ее функции в восстановлении самосознания населения как народа» (www.Kreml.org). Этот автор подчеркивает, что народ как господствующая общность не только пользуется властью и привилегиями, но и присваивает себе государство в целом, то есть публичную власть. Не вдаваясь в критику последнего пассажа, хотел бы отметить только одно обстоятельство — власть и народ не существуют друг без друга, и на этот момент это наиболее существенное для нас обстоятельство. Оба исследователя подчеркивают важнейший признак такого народа, в котором нуждается власть или штурмующие власть, — возможность быстро искусственно его создать или демонтировать.
Понятно, что таким создающим демиургом выступает власть, не обязательно та, которая институционально оформлена, но та, которая уже обладает полномочиями и существует наряду с конституционной. Возможно, это главное, чему посвящена деятельность власти, в ходе этой деятельности важно видеть реальное место и роль легального и легитимного. Отсюда, на мой взгляд, возможно суждение, что легитимность в предельном своем выражении является рефлексией власти как деятельности и мыследеятельности.
Особенность украинской «оранжевой революции», как я постараюсь показать ниже, — иногда зримое, а иногда незримое присутствие в политических событиях зарубежных инстанций власти, которые обеспечивали ту самую субъектность властной деятельности, в том числе по формированию новой политической ситуации, по преодолению суверенитета, по отмене неугодных итогов голосования и созданию условий для новых выборов путем принятия новых конъюнктурных правил голосования в форме закона.
Другими словами — это было проявление власти «в чистом виде», как она есть, но не исходящей от обычных ее инстанций и в непривычных, не отмеченных обыденным сознанием формах и проявлениях.
Эта условная «бессубъектность» власти на фоне происходящих «революционных» выступлений Майдана, «праздника непослушания» областных советов и СМИ, решительных действий оппозиционных депутатов сбивала с толку, мешала видеть центр политических событий, существо событий и собственно власть.
Однако уже первые попытки легитимировать Виктора Ющенко в ноябре 2004 года и позже путем предъявления реальной властью своих оценок итогов второго тура выборов как нелегитимных (рассмотрим это подробно в последующих главах) ясно показали, что деятельность по легитимации Ющенко и, напротив, деле-гитимации Виктора Януковича имеет своего субъекта, а оценки, планы и цели деятельности этого субъекта сформировали новую политическую реальность.
С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ТЕОРИИ МЕЖДУНАРОДНОГО ПУБЛИЧ ГО ПРАВА, НОВОЕ ГОСУДАРСТВО МОЖЕТ ПОЯВИТЬСЯ В ЗУЛЬТАТЕ СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ, НАЦИОНАЛЬНО ВОБОДИТЕЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ, РАЗЪЕДИНЕНИЯ ОДН01 ГОСУДАРСТВА НА ДВА И ТАК ДАЛЕЕ.
Сложившиеся критерии для возможного признания состоят в эффективности нового правительства (властей) и его законности, то есть соответствия международным принципам и внутренней оценке народом властей — оценке легитимности власти. В таком случае возможно временное признание государства de facto и ad hoc или постоянное de jure. Пока понятие легитимного широко не используется в международном праве, вместе с тем оно активно используется в практике международных организаций, в том числе образованных с целью обеспечения коллективной безопасности. С этой точки зрения примечателен пример миссии ОБСЕ в Приднестровской молдавской республике, которая за три месяца до назначенных выборов в местный парламент в декабре 2005 года отказалась наблюдать за выборами, поскольку заранее посчитала их нелегитимными.
Авторитет международной организации направлен не только на усомнение в легитимности существующей в Приднестровье власти. Ввиду возможных последствий такого непризнания поставлен вопрос о легитимности самой демократической процедуры, выявляющей авторитетность, правомерность, законность власти, то есть всеобщих выборов. Правовой характер выборных процедур не будет иметь значения, акт голосования граждан Приднестровья, достойный уважения, согласно Всеобщей декларации прав человека и гражданина, не имеет никаких юридических последствий для ОБСЕ. Почему?
Понятие веберовского «источника» легитимности власти перестает работать здесь сколько-нибудь эффективно, поскольку волю избирателей может заменить авторитетное мнение международной организации, результаты голосования окажутся нелегитимными, а в условиях непризнания государства — Приднестровской молдавской республики — недействительными с точки зрения сразу 54 государств евразийско-атлантического пространства. Возможно, кризис легитимности властей Приднестровья предусматривается как этап практической деятельности, но как это соотносится с широко декларируемыми целями СБСЕ/ОБСЕ об обеспечении безопасности? Радикальное разбалансирование ситуации в регионе, где многие имеют опыт решения политических проблем с помощью оружия, может привести к катастрофическим последствиям.
ЛЕГИТИМНОСТЬ И МАССОВАЯ КОММУНИКАЦИЯ: НЕКОТОРЫЕ НАБЛЮДЕНИЯ ПРАКТИКИ ВМЕНЕНИЯ ЛЕГИТИМНОСТИ
В СООТВЕТСТВИИ С КЛАССИЧЕСКОЙ ДОКТРИНОЙ демократии отношение общества к власти выявляется и определяется на периодических выборах разных уровней. Современное развитие средств массовой коммуникации и массмедиа в состоянии выявить отношение людей, населения к властям в режиме реального времени. Однако мало кого занимает такая возможность: отношение населения к власти в относительно стабильные периоды существования — удел специалистов. Иное дело — период выборов или другая схожая ситуация передачи власти.
В таких условиях возможность использования коммуникаций уже означает актуальную, технически и технологически урегулированную деятельность по влиянию на людей в необходимом для власти или штурмующих власть направлении. Власти остается определиться, что может стать содержанием такой коммуникации. На первое место выступает соотношение сил в управлении массмедиа и иных средствах массовой коммуникации. В Украине вплоть до дня объявления итогов второго тура голосования (21 ноября 2004 года) имелась конкуренция средств массовой информации, многие газетные издания определили однозначно свою позицию по отношению к кандидатам на пост президента страны. Большая часть национальных телеканалов служила средством «промывания мозгов» в пользу Виктора Януковича и его программы. Политтехнологическим менеджментом Виктора Ющенко были мобилизованы свои СМИ, среди которых выделялись специально созданные к выборам газеты, вернее «боевые листки», послужившие образцом самого радикального варианта предвыборной пропаганды. Два телевизионных канала, вещавших на часть территории страны, а также глобальная сеть Интернет активно использовались сторонниками Ющенко. Называвшие себя «оппозиционными» журналисты и деятели массмедиа весьма эффективно трудились, вдохновленные, вероятно, беспрецедентным накалом общественных настроений, а возможно, иными, более меркантильными причинами.
В следующих главах на конкретных примерах будет видно содержание коммуникаций, основные пропагандистские лозунги. Здесь важно отметить, что важнейшим направлением деятельности массмедиа стало не просто усиление программы кандидатов, как это было со стороны СМИ «за Януковича».
НОВИЗНА СОБЫТИЙ СОСТОЯЛА В ТОМ, ЧТО СМИ «ЗА ЮЩЕНКО» ДЕЛАЛИ АКЦЕНТ НА ПРОПАГАНДЕ ЛОЗУНГОВ: «ВЛАСТЬ ПРЕСТУПНАЯ», «ЯНУКОВИЧ - СТАВЛЕННИК ВЛАСТИ», «ЯНУКОВИЧ НЕЛЕГИТИМЕН».
В ходу был также тезис о злоупотреблении Януковичем своим должностным положением и использовании государственным аппаратом административного ресурса в пользу «провластного кандидата». Значительно меньшее внимание уделялось собственно позитивному освещению программы Ющенко, возможно, из-за схожести ее положений с программой Януковича. Акцент делался на различии программ, которые в основном состояли в официальном статусе русского языка, возможности двойного гражданства для населения Украины и России. Эти положения программы Януковича критиковались как попытки нелегитимного субъекта склонить на свою сторону избирателей недобросовестными лозунгами.
В России последних лет, с начала 90-х годов, мы не живем в ситуации конкуренции средств коммуникации, в том числе по поводу вменения легитимности. На, таком фоне была весьма заметна медленно складывающаяся в Украине конкуренция между национальными и международными массмедиа, только примеряющими статус агентов легитимации. Возможно, конкуренция появится и в России среди доморощенных средств коммуникации, однако не следует этого ожидать, на мой взгляд, до предвыборного периода.
Отмечается исследователями (Р. Шайхутдинов) стремление играть с понятием «народ», когда та или иная часть населения, разделяющая цели штурмующих власть, используется для обозначения всего народа, а в действительности, являясь несопоставимой с населением по численности группой, служит одновременно примером политического поведения и «застрельщиком» протестной активности. Образ «народа», создающего легитимные основания для действий кандидата и властных центров, тиражируется массмедиа и одновременно является «информационным поводом» воспроизводства и легитимации избранных процессов и фигур. Использование в средствах массовой коммуникации образцов деятельности «народа» и ценностей представителей этого «народа» также создает необходимые основания вменения всему обществу легитимности штурмующих власть, исходящей от «народа», и появления иной, новой — легитимной власти.
ПРАВОМЕРНОСТЬ ВЛАСТИ
СЕГОДНЯ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ РАЗОБРАТЬСЯ В понятии легитимности, необходимо научиться видеть кроме объективных процессов политико-практические, если можно так выразиться, управленческие усилия субъектов политического процесса, направленные на создание «нужной» оценки правомерности власти, оценки законов, господствующих порядков в обществе и предъявление обществу этих оценок, их использование в политической практике. Содержательная сторона этих оценок зависит от целей субъекта, но принята и использована может быть при условии готовности «народа» следовать оценкам и основанным на них лозунгам практического действия.
НИ В УКРАИНЕ, НИ В РОССИИ ПОКА НЕ СУЩЕСТВУЕТ СОВРЕМЕННОЙ ТЕОРИИ ЛЕГИТИМНОСТИ, С ПОМОЩЬЮ КОТОРОЙ МОЖНО БЫЛО БЫ ПОЛНО И ИСЧЕРПЫВАЮЩЕ АНАЛИЗИРОВАТЬ И ИНТЕРПРЕТИРОВАТЬ ПРОИЗОШЕДШЕЕ В УКРАИНЕ, А ПОТОМ - В КИРГИЗИИ, МОЛДАВИИ, АЗЕРБАЙДЖАНЕ И В ДРУГИХ СТРАНАХ.
Актуальность событий не дает пока возможности хладнокровно и отстраненно посмотреть на их ход и результат. Да и постсоветские (постмарксистскими их назвать не поворачивается язык) концепции права и политики в России и странах СНГ находятся в начале своего развития. Тем не менее необходимость в исследованиях имеется.
Принятое в «классической» юриспруденции и политологии понимание легитимности власти охватывает взаимоотношения между властью и правом, отвечающие на вопрос о правомочности государства осуществлять власть в отношении своих граждан (или подданных — невелика сегодня разница). То, как граждане воспринимают эту власть и оказывают ей доверие или отказывают в нем, собственно и составляет ту или иную меру легитимности власти и правительства. М. Хеттих утверждал, что легитимация — это признание со стороны общества правомерности политического господства.
Правомерность власти состоит скорее в признании, права субъекта на публичную власть, а не только в нормативном (законодательном) закреплении власти за персоной или группой лиц. В языке и в теоретическом подходе всегда различались «право на власть», «закрепленное законом» властное положение субъекта, то есть позитивно закрепленный конституцией набор полномочий высшего должностного лица или органа государственного управления, и фактическое властное положение субъекта, опирающееся на его «легитимность», то есть на признание обществом власти «своей» по тем или иным основаниям. Такая легитимность может не совпадать с формальным, то есть законным положением субъекта, может противоречить не только формальному, но и сущностному правовому положению, как его представляет общество (народ).
Правомерность, то есть легитимность, в этом смысле также представляет собой некий общественный консенсус, основой которого является убежденность в соответствии субъекта общественным ожиданиям, политическим ценностям, идеалам. Надлежащее юридическое оформление властного положения субъекта также имеет значение, но какое — еще предстоит разобраться.
Легитимное положение субъекта власти небесконечно, оно небесспорно и эффективно ровно до того момента, когда этот консенсус подвергнут сомнению. С открытого обсуждения, инициированного, скажем, усилиями политической оппозиции, либо с начала законной процедуры смены власти, выборов президента или парламента вопрос о легитимности, правомерности власти приобретает первостепенное значение, поскольку легитимность власти является искомым состоянием для политических сил».
Вопрос о легитимности власти может оказаться casus belli, который разрешается с помощью открытого конфликта, в том числе — захвата власти. Легитимность в этом случае — лозунг и цель политической деятельности штурмующих власть. Поиск легитимности новой власти — основное содержание деятельности штурмующих власть.
Другим теоретическим инструментом анализа рассматриваемых событий может служить концепция различения права и закона, принятая среди юристов, разделяющих либертарно-юридическую концепцию правопонимания. Эта концепция определяет сущность права как необходимой всеобщей формы и равной меры свободы и справедливости. Под законом эта концепция понимает действующую систему норм законодательства, организованную и упорядоченную по специальным принципам, при этом закон может соответствовать праву, а может быть и неправовым. Зависимость закона от права содержательна и вовсе не прямолинейна. Она проявляется и в генезисе закона, и в последующем его развитии.
ПРАВО И ЗАКОН
ЕЩЕ НЕДАВНО СООТНОШЕНИЕ ПРАВА И ЗАКОНА как явлений соционормативной сферы было предметом сугубо теоретических исследований. Различение права и закона позволяет точнее представлять природу правовой сферы и ее институтов, оно же позволяет давать оценку тому, что трудно поддается оценке — закону.
Сегодня мы стоим на пороге, когда политическая практика пытается использовать это различение в конъюнктурно-манипулятивных целях. Это различение становится основой для противопоставления действующего законодательства природе и сущности права.
Различение права и закона действительно дает возможность для противопоставления легального, то есть существующих объективно норм закона, и легитимного, то есть их правомерного, правового содержания. Однако цель такого различения и противопоставления в современной политической практике состоит отнюдь не в поиске объективной картины или в создании научных представлений. Цель такого противопоставления — обеспечить признание нелегитимности, неправомерности, в конечном итоге — незаконности действующего правительства выдвижением агитационных тезисов о необходимости противодействия властям, обоснованием игнорирования законов страны, привнесением критериев внешней легитимности в процесс формирования и осуществления власти.
ОСНОВНЫЕ УСИЛИЯ ШТУРМУЮЩИХ ВЛАСТЬ НАПРАВЛЕНЫ НА ТО, ЧТОБЫ ЛИШИТЬ ДЕЙСТВУЮЩЕЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО, В ОСОБЕННОСТИ О ВЫБОРАХ, ОБЩЕСТВЕННОГО АВТОРИТЕТА И ОБЪЯСНИТЬ, ПОЧЕМУ ЕМУ НЕ НАДО СЛЕДОВАТЬ
В такой ситуации, например, неугодное решение об итогах голосования, принятое полномочным государственным органом по организации выборов, обладающим исключительным полномочием установления итогов выборов (в Украине — Центральная избирательная комиссия), может быть объявлено неправовым, нелегальным, а любые отступления от формальной процедуры вынесения решения этим органом — фатальными.
На уровне технологии решается задача создания прочного мнения о противоправном содержании многих законов страны. Это удается тем быстрее, чем определеннее не в пользу штурмующих власть вынесены решения судов в ходе избирательного процесса. При этом принципиально важно, что действующее законодательство дает массу оснований для оспаривания его правовой природы с позиций как либертарного, так и естественно-правового типа правопонимания. Ситуацию пока что спасает лишь то, что в юридической науке по-прежнему доминируют примитивные представления позитивистского правопонимания советского образца, отождествляющего право с законом. Среди юристов мало кто владеет теоретическим инструментарием для оценки правового качества закона с позиций непозитивистского (либертарного и естественно-правового) типа правопонимания.
Та же судьба ожидает механизм государства. Правоохранительные органы, спецслужбы и внешнеполитическое ведомство лишаются легитимности не только из-за обвинений в том, что они выполняют липовые, произвольные законы. Главным становится обвинение в обслуживании правоохранительными органами интересов верхушки власти, кланов и некоторых из олигархов, то есть в отступлении даже от плохих законов. Поскольку интересы эти своекорыстные, то и деятельность государственных органов нелегитимна. Понятно, что руководитель даже самого среднего уровня задумается о своей судьбе, получив «черную метку» штурмующих власть, и в большей мере будет заботиться о себе, чем о выполнении закона.
О кризисе легитимности говорят не тогда, когда ее недостаточно, а когда нет возможности определенно сказать «да, действующая власть опирается на доверие общества, либо на инерцию такого доверия», или нет, власть в действительности давно утратила это доверие и инерционный ресурс».
Отсутствие такой определенности способно породить кризис, однако, на мой взгляд, кризис легитимности невозможен без следующих его составных: существует субъект усомнения и критики власти, обоснованно претендующий на власть, существует «народ», ради которого и старается названный субъект и к которому обращена эта критика, и, наконец, существует ситуация, сложившаяся в обществе, которая не исключает возможной передачи (перехвата) власти.
Политологи обычно выделяют следующие характерные черты кризиса легитимности: отсутствие согласия в обществе относительно политической власти, непризнание гражданами процесса принятия политических решений, чрезмерная конкуренция в борьбе за власть, политическая пассивность масс, не обращающих внимания на призывы власти, неспособность правящей элиты усилить свое политическое господство. Я бы добавил к этим признакам несоответствие решений власти доминирующим в обществе представлениям о праве и справедливости.
Понятие «революционной» легитимности, которым придется также пользоваться, — прямое воздействие политического (властного) влияния субъекта политического или избирательного процесса, не предусмотренное законом, в сочетании с прямым действием иных норм (причем нередко даже не норм международного права, а неких «стандартов» выборов); замещение этими нормами и стандартами национального законодательства.
Существует также тенденция деятельности международных организаций и иностранных государств, состоящая в противопоставлении законов страны общепризнанным принципам и нормам международного права, принятым на Западе стандартам формирования государственных органов и практики осуществления власти.