29 марта 2024, пятница, 08:44
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

09 апреля 2011, 18:26

Тишайший наследник Тишайшего. Часть 1

8 февраля (н. ст.) 1676 г. в Кремле после сравнительно недолгой болезни скончался второй царь из династии Романовых – Алексей I Михайлович. Царь слегка не добрал до 47 лет, то есть ушел в лучший мир в статистически среднем для того времени возрасте – когда у значительного большинства доживших начинаются первые серьезные внутренние болезни, при тогдашнем уровне медицины становившиеся и последними. Впрочем, царь Алексей испытывал неполадки со здоровьем уже довольно давно – примерно с середины 60-х годов. Имели место какие-то обменные нарушения: царь был необычайно тучен (и сам сознавал это как непорядок) – при довольно умеренном, в общем, питании. Впрочем, витальной опасности хвори как будто не представляли – во всяком случае, никаких конкретных ожиданий, связанных со сменой монарха, никто в Москве, похоже, в то время не выражал.

27 января царь принимал голландского посла, второй прием посольства имел место через два дня. А еще днем позже паж голландского посольства приглашался в царские палаты чтобы "перед царским величеством поиграть на палочках". В этот же день царя потчевали  и театральными постановками – по инициативе боярина Артамона Матвеева Алексею представили "комедии" – одну о "Давыде з Галиядом", другую о "Бахусе с Венусом". По всей видимости, именно в этот день царь и почувствовал резкое ухудшение здоровья. (Эти "греховные игрища", за которыми последовала божья кара, не ускользнули от внимания одного из недоброжелательных наблюдателей – некоего старообрядца, случившегося тогда в Москве и написавшего о смерти царя своему духовному наставнику.)

1 февраля царю стало настолько плохо, что пришлось принимать срочные меры: были посланы деньги на Аптекарский двор для закупки 1000 хлебов, каковые предполагалось раздать в виде милостыни. 3 февраля на это выделили еще 300 руб. Согласно запискам, оставленным иностранными наблюдателями, были освобождены из темниц 300 осужденных на смерть и роздано нищим в виде милостыни 6000 венгерских червонцев (угорских, дукатов). Указанные цифры, понятно, не гарантированы, но суть осуществленных действий сомнений у историков не вызывает.

Другие иностранцы отмечали, однако, в своих записках ставшее им известным упрямство царя, отказывавшегося от медицинской помощи – мучимый жаром, он пил квас со льдом, велел обкладывать льдом тело и т.д.

5 февраля исход недуга, похоже, стал ясен и самому больному. В этот день царь отдает довольно неординарное и, вместе с тем, вполне характерное для этой своеобразной личности распоряжение – в Ферапонтов монастырь, где содержался тогда бывший патриарх Никон, посылаются подарки, а посланному с ними стряпчему Кузьме Лопухину поручается испросить царю прощение у низложенного этим царем первоиерарха русской церкви.

Получив это послание, Никон, надо сказать, сориентировался мгновенно, сообщив, что, де, видел видение: взамен патриаршества, ему "дана чаша лекарственная – лечи болящих". Видимо, он полагал, что его, благодаря таким словам, вывезут в Москву исцелять Алексея. А вот главный оппонент Никона – протопоп Аввакум – некогда также весьма близкий царю Алексею человек – содержавшийся в момент смерти царя в земляной тюрьме в Пустозерске, выразил свое отношение к происходящему иначе:

"Бедной, бедной, безумное царишко! Что ты над собою зделал?.. где багряноносная порфира и венец царской, бисером и каменьем драгим устроен?.. Ну, сквозь землю пропадай!.." Такими, стало быть словесами тогдашний русский писатель номер один проводил на тот свет русского писателя номер два – а вы говорите, литературные баталии…

Скончался Алексей Михайлович в пересчете на современный счет времени около 8 часов вечера 8 февраля. Уже через пару часов были официально отпущены деньги на царское погребение, о чем были сделаны соответствующие записи. Следующим неотложным делом должна была стать присяга новому царю, каковым, согласно воле Алексея, объявленной еще 1 сентября 1674 г., стал его старший сын от первой жены – Марии Ильиничны Милославской – четырнадцатилетний Федор Алексеевич.

Ночная присяга проходила спокойно: Сперва патриарх Иоаким благословил нового царя, после этого чудовский архимандрит Павел и князья Н. И. и Я. Н. Одоевские вместе с двумя дьяками привели в Передней к присяге находившихся во дворце. Чуть позднее другую часть бывших во дворце чинов привели к присяге в Столовой палате, а в Успенском соборе всю ночь приводили к присяге соборный протопоп со священником, боярин П. В. Шереметев и окольничий В. С. Волынский. Все шло вполне ламинарно – никаких следов неопределенности, борьбы или растерянности в те часы историки не обнаруживают.

10 февраля в 10 утра началась церемония похорон. Тело почившего царя торжественно вынесли из палат и затем внесли в место последнего упокоения – Архангельский собор, где опустили в приготовленную могилу рядом с захоронением умершего в 1670 году пятнадцатилетнего царского сына – Алексея Алексеевича. (Считавшегося при жизни официальным наследником московского престола.)

В траурной процессии новый царь следовал за гробом с непокрытой головой – следовал он, однако, не сам: Федора Третьего несли на специальном стуле. И это было не проявлением какого-то диковинного русского этикета, а всего лишь дань технической необходимости – юный царь идти самостоятельно не мог ввиду болезни ног. Многие уже тогда считали его "не жильцом", однако до известной степени просчитались – Федор Алексеевич процарствовал хоть и не так долго, как его отец или дед, но все-таки и не совсем мимолетный срок – как-никак шесть лет. Весной 1682 г. он все-таки умрет, не оставив наследников, однако успев дважды вступить в брак и, соответственно, один раз овдоветь.

Убитая истинным или же показным горем вдова царя Алексея – двадцатичетырехлетняя Наталья Кирилловна Нарышкина­ – ехала, лежа в рост в специальных санях "положив голову на колени сидевшей возле нее придворной дамы". В официальной терминологии она именовалась "матерью" нового царя, хотя, понятно, таковой вторая жена Алексея не являлась. Это был весьма тонкий момент: в принципе, будь она кровной матерью Федора, можно было бы заводить речь об ее регентстве до совершеннолетия сына. Тем более, что на многих ключевых постах московского государства находились представители ее клана во главе с тем же Артамоном Матвеевым, в чьем доме она выросла. Альтернативная же участь царской вдовы состояла в скором пострижении в один из привилегированных монастырей – в случае же Натальи Кирилловны, в итоге, не произошло ни того ни другого, что, несомненно, говорит об определенном надломе традиции, ветре перемен, задувшем в Московии пока еще не вполне заметным для ее жителей образом.

Впрочем, в истинности горя Натальи Нарышкиной пожалуй сомневаться не приходится. Независимо от чувств, которые она питала к своему умершему мужу: уж слишком велики были предстоящие ей потери. Помимо утраты прежнего личного статуса, это была еще и смертельная угроза, нависшая над всем ее кланом со стороны Милославских – рода прежней жены царя Алексея и нового царя Федора, соответственно. Их к 1671 г. весьма жестко оттеснили от теплых мест Нарышкины и теперь они, вне всякого сомнения, возьмут реванш. Впрочем, помимо Нарышкиных и Милославских в московской политике были и другие группировки, а также влиятельные агенты, так, что исход борьбы за влияние на царя не был стопроцентно предрешен – хотя серьезные потери прежних фаворитов выглядели неизбежными.

В России того времени – да и большинства иных времен – политическая борьба была борьбой персон, а не идей. В этом смысле разницы между Милославскими и Нарышкиными как будто и не было. Тем не менее, определенный градиент оттенков, безусловно, существовал. Так, Милославские были в гораздо большей степени расположены к "старой вере" (знаменитая боярыня Морозова принадлежала именно к этому клану) – и это сразу же почувствовал Аввакум в своей приполярной яме, направивший письмо новому монарху с предложением разом и бескомпромиссно обратить никонианскую реформу вспять.  (При том, что по части Раскола – и у Нарышкиных были свои скелеты в шкафу. Как, например, жена дяди Натальи Кирилловны – Евдокия Петровна Нарышкина, урожденная Гамильтон, яркая деятельница старообрядчества Арзамасского уезда.) И все же, опытным людям при восшествии царя Федора на престол было о чем поразмышлять: фатальная слабость здоровья нового царя вкупе с уже очевидной физической и ментальной неполноценностью следующего по старшинству сына Алексея Михайловича – Ивана делали весьма вероятной перспективу воцарения (не завтра, так послезавтра) вполне нормального и весьма бойкого младенца Петра – сына той самой Натальи Кирилловны. А значит, совсем уж гнобить Нарышкиных было нерационально (если только не извести весь их род под корень, включая и самого царского сына, что чревато). Как знать, возможно, именно такие соображения не дали Милославским расправиться с кланом Нарышкиных более радикально, чем это все-таки произошло.

Как бы то ни было, уже между 11 и 18 февраля ожидаемая "революция" началась: боярин А. С. Матвеев был отстранен от заведования Аптекарским Приказом по доносу царских "дядек" Ф. Ф. Куракина и И. Б. Хитрово, утверждавших, что Артамон не выполняет важнейшую из своих обязанностей: не пробует вслед за царем предлагаемые последнему лекарства. Боярин оправдывался, говоря, что "…после твоего, Государского приему вылью из рюмки на ладонь и выпивал перед тобою, Великим Государем", однако дело было сделано: Аптека перешла под начало Н. И. Одоевского, а личный доктор Федора – Стефан фон Гаден – был в последний день февраля отстранен от своего высочайшего пациента. Однако остальных своих должностей Матвеев лишился только летом, когда здоровье царя, к апрелю совсем уже наводившее на мысли о печальном, до некоторой степени улучшилось, позволив юному самодержцу даже передвигаться самостоятельно. К этому времени из почетной ссылки был возвращен в Москву глава клана Милославских – Иван Михайлович – и с ослабевшим в аппаратной борьбе Матвеевым решили кончать.

12 июля прямо на заседании Думы царь лично обвинил Матвеева в самоуправстве и превышении служебных полномочий. Два дня спустя его отстранили от руководства Посольским приказом и выслали воеводствовать в сибирское Верхотурье – причем, выслали немедленно, не дав толком собраться. Забрали от Матвеева и остальные руководимые им центральные учреждения – Новгородский, Володимирский и Малороссийский приказы, приказ Галицкой четверти – все это было передано думному дьяку Л. Иванову. (В переводе на наш нынешний административный язык должность А. Матвеева в зените могущества, наверное, соответствовала бы первому вице-премьеру правительства при вакантном месте самого премьера.) Тогда как заместителем новому верхотурскому воеводе назначили спешно пожалованного в дьяки Д. И. Афанасьева – ставленника И. М. Милославского.

Параллельно шел сбор компромата на опального боярина. Были "подшиты" обвинения в растрате казны дипломатических подарков, жалоба голландского резидента Гё, написанная по пути последнего на родину – надо сказать, что это был давний личный недруг Матвеева, имевший с последним публичные стычки и даже однажды посаженный боярином под караул до принесения извинений. Кроме того, сбежавший от находящегося в пути Матвеева холоп утверждал, что был незаконно похолоплен и принуждался к греховным занятиям – игре на музыкальных инструментах. А в середине декабря начался масштабный колдовской процесс против Нарышкиных. Процесс длился несколько месяцев, были допрошены и пытаны десятки людей – иностранные свидетельства описывают мрачную атмосферу окутавшей Москву паранойи – однако, политические результаты разбирательства оказались неоднозначными. Так, почти всех Нарышкиных удалили из непосредственного окружения царя Федора – даже сундук с вещами царевича Петра теперь перенесли из царских палат в палаты Натальи Кирилловны, дабы слуги царевича не имели доступа к царским вещам. Сам Матвеев  был сперва вывезен в Казань, где содержался под арестом, после чего был сослан в тот же самый Пустозерск. Все его имущество было конфисковано. И, тем не менее, прямых обвинений в колдовстве (что каралось смертью) ни Артамон Сергеевич, ни другие Нарышкины не подтвердились – уж слишком много было в Москве влиятельных людей, не желавших чрезмерного усиления Милославских…

Снимут с Матвеева опалу еще при жизни царя Федора – он вернется в Москву чтобы немедленно стать жертвой Хованщины – в один день с несчастным царским лекарем Стефаном фон Гаденом.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.