28 марта 2024, четверг, 14:41
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

24 мая 2010, 18:03

(Почти) вся власть воображению!

 «На золотистом закате
(или в пору покоя, чьим символом
мог бы стать золотистый закат)
человек расставляет тома
на привычные полки,
ощущая ткань, кожу, пергамент
и радость…

Человек – незрячий
и знает, что не прочтет
разбираемых дивных книг…

Он улыбается непостижимой судьбе,
Чувствуя редкое счастье…»
Х.Л.Борхес «Июнь 1968 года» (пер. Б. Дубина)

Прогулки по интернету, при всем иссушающем идиотизме этого занятия, бывают, все-таки, иногда полезными, даже душеполезными. Текст, который можно прочесть на англоязычном литературном сайте The Millions, заставил меня отставить в сторону лэптоп и подойти к полкам с настоящими, бумажными книгами. Отобрав несколько толстых томов, я вернулся к компьютеру и вот сейчас пишу этот текст.

«Запрятанные между страниц: непрочитанные книги как отрада» -- так называется короткое эссе Керсти Логан, опубликованное на The Millions. В нем действительно воспеваются радости не-чтения: стоящий на полке том, до которого еще не дошли глаза и руки, есть вместилище всех мыслимых потенциальных наслаждений словесностью; кто знает, какие сокровища мысли, какие ценные и редкие сведения, какие стилистические открытия он таит! От одного только намека на возможное счастье открыть новый мир кружится голова; более того, что может сравниться с удовольствием от втискивания воображаемого содержания – интеллектуального, эмоционального – в нечитанную пока еще книгу? Что за наслаждение – придумывать, за известного или неизвестного тебе автора его творение, которое -- под определенным названием, определенной толщины и со вполне даже определенной ценой – стоит на полке! Керсти Логан вполне справедливо намекает, что уж лучше оставить книгу непрочитанной, вообразив Бог весть какое ее содержание, чем разочароваться, обнаружив, что реальность отпечатанных страниц в миллион раз площе и банальнее вымечтованного сочинения. «Как и многие читатели, -- пишет она, -- я люблю перебирать книги в библиотеках и магазинах. Я люблю водить пальцами по корешку, читать названия и имена авторов. Я достаю книги с полок и листаю, размышляя об историях, которые рассказаны там, о вещах, которые я хотела бы из них узнать, о том, как неуловимо, но наверняка, изменится моя жизнь после того, как я их прочту. Из-за моей страсти к книгам нередко получается так: только что прочитанная книга не столь восхитительна, как та, что я придумала, мечтая о ней. Ни одна книга никогда не хороша настолько, насколько могла бы быть».

Переводя этот очень нежный, меланхоличный пассаж, я вспоминал одну книгу, точнее – целую серию книг, которые потом, когда я их прочитал, оказались написаны именно с такой интонацией. Собственно, они об этом же предмете и повествуют, если расширить «книжную» метафору до всей нашей жизни. Когда-то, 26 лет назад, я непонятно зачем купил на букинистической толкучке книгу в суперобложке под названием «По направлению к Свану». Кто и зачем посоветовал мне – нищему 20-летнему позднесоветскому кретину – потратить целых 25 рублей на нечитабельный том, я уже не помню. Так или иначе, я купил его. Дело происходило летом, толкучка располагалась на заброшенном стадионе (если не ошибаюсь, военного училища), светило солнце, город был совершенно пуст, в пустом же троллейбусе, который вез меня к приятелю на попойку, я достал из сумки книжку и принялся изучать ее. Больше всего меня поразила суперобложка: с левого верхнего угла ее пересекала наискосок старинная лестница с замечательными довольно тщательно нарисованными перилами. В верхнем правом углу – черный прямоугольник, где белым напечатано имя автора (двумя строчками), название книги (тоже двумя строчками), между ними -- маленький белый стилизованный цветочек. Этот же цветочек населял и две половинки оставшегося поля лицевой страницы суперобложки. Нижний левый треугольник -- основание лестницы – представлял собой поверхность, где чередуются вертикальные белые и лиловые полосы. Белые – по всей своей длине – украшены известными нам стилизованными цветочками, только здесь они черного цвета. Плоскость выше и правее разделительной лестницы тоже разлинована полосами, только вместо лиловых здесь – зеленые. Те же цветочки на белом поле, однако они не закрашены черным. На задней стороне суперобложки – опять лиловый и зеленый цвет вперемежку с белым: горизонтальные зеленые полосы внизу (они занимают большую часть поверхности), вертикальные лиловые – вверху. Цветочки только в горизонтальной части плоскости, под ними – странные полуовалы, похожие на довольно условные изображения круглых кустарников или даже живой изгороди. На фоне всего этого графически изображено мощное почти голое дерево с четырьмя большими ветвями, на каждой из которых – своя собственная крона, напоминающая перевернутые карточные черви. Все вместе – как я сейчас понимаю, глядя в этот самый момент на суперобложку – призвано создать впечатление, что эта книга повествует о временах, когда в домах были такие вот лестницы (совершенно справедливо), о временах, когда растения – в частности, цветы – были невероятно важны и несли в себе дополнительные, помимо садоводческих и эстетических, функции (тоже абсолютно верно), что речь идет о стране, в истории которой все те же самые цветы и деревья играли очень важную роль, например, в геральдике (бесспорно). Иными словами – книга эта о fin-de-siecle с его буржуазными домами и обожествленной импрессионистами природой, о Франции – с ее стилизованным средневековьем, бурбонскими лилиями и генеалогическими древами.

В таких исторических и географических рамках можно вообразить все, что угодно – в зависимости от того, кто и когда воображает. То, что я втиснул в «Свана» в пустом горьковском троллейбусе июля 1984 года, совсем не похоже на то, что было вложено в эту же самую книгу несколько лет спустя, когда я купил только что вышедшие «Содом и Гоморру». Суперобложка была сделана все тем же самым замечательным художником по имени «Г. Клодт» и выглядела столь же прекрасной, как и на первом томе прустовской эпопеи. Нежные, слегка выцветшие цвета заменены здесь на более интенсивные; чего стоит один ядовитый зеленый, им окрашены занавеска, листья цветка розы, ручка трости, зонтика, полотно другого зонтика, дамская шляпка и цветок на еще одной шляпке. Нежные детские и отроческие годы Марселя позади, Сван женился на женщине, в которую был влюблен, но которая ему не нравилась, герцог Германский оказался чудовищным пошляком и ничтожеством, много чего еще поменялось в этом мире, превратившемся из «Комбре» в «Содом». Но все это становится ясным, только когда прочтешь эти книги (и еще два тома, что располагаются между ними). А это нелегко, ох как нелегко. Но, к счастью, мне пришлось это сделать: все-таки, уже четыре непрочитанных тома -- совсем не комильфо. К тому же тогда, на излете восьмидесятых, вольного времени было много. Потом, по мере покупки последних частей эпопеи, я добрался до самого конца, до слов «мне показалось, что недолго я смогу еще удерживать это прошлое, знавшее такие глубины».

Прустовский герой пытается ухватить уходящее безвозвратно время, бесформенное, неопределенное, двусмысленное. Все это гигантское литературное предприятие представляет собой арену для чудовищного разнузданного авторского воображения, которое прикидывается памятью. Марсель воображает жизнь мало- и неизвестных ему людей, он мечтает о том, как будет обладать девушкой, в которую влюблен. Воображение настолько сильнее феномена, в просторечии именуемого «реальностью», что в этих романах часто даже и не рассказано, как именно произошло знакомство, о котором мечтал Марсель, или желанное первое объятие. Это не важно. Важно только воображаемое – и горький осадок, разочарование, когда желание выполнено, алчба насыщена. По мере того, как читаешь «В поисках утраченного времени», познаешь не только пропасть между воображением и фактом низменной жизни, понимаешь разницу между тем, что ты напридумывал, глядя на замечательные тома прустовского opus magnum, и тем, что ты прочитал в них. К чести Пруста, эта разница в пользу написанных, а не придуманных, книг.

Вот здесь и находится важнейшая точка моего несогласия с Керсти Логан. Она права на 99,9 %. Но десятая, сотая, тысячная доля процента остается за великими книгами, которые превосходят все наши – даже самые дерзкие – ожидания. Их авторы – люди, чье воображение недосягаемо для нас, простых читателей. Собственно, только их и стоит называть «гениями», если, конечно, нам не претит это почти вульгарное слово.

Керсти Логан пишет, что у нее дома стоят на полках 800 непрочитанных книг. Она тоже по-своему гений.

См. также другие тексты автора:

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.