29 марта 2024, пятница, 11:02
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

27 октября 2008, 19:36

Бездна

«Я был у зятя в день объявления с церковного амвона высочайшего манифеста об освобождении крестьян... Мы сами вне всяких соображений были исполнены совершенно детского любопытства и рассчитывали по минутам, когда обедня должна быть кончена и крестьяне успеют вернуться из церкви. Во втором часу дня Алекс. Никит., взглянув на двор, крикнул: «А вот и кончилось: ключник идет к амбару». Через две минуты ключник стоял в передней.

-- Ну, что, Семен, слышали манифест?

-- Слышали, батюшка Лександр Микитич.

-- Ну, что же вам читал священник?

--Да читал, чтоб еще больше супротив прежнего слухаться. Только и всего.»

Афанасий Фет «Мои воспоминания»

Бездна – это не только та самая, «звезд полна», что открывается Ломоносову в его «Вечернем размышлении о Божием величестве при случае великого северного сияния». Это еще и топоним, также порождающий размышления – но не о Божием величестве, а о профанном, о власти и субъектах оной (да простит меня читатель за напыщенный слог – Ломоносовым навеяло). Известно, что когда в 1861 году до провинции дошли слухи о Манифесте об освобождении крестьян, кое-где начались бунты. Некто Антон Петров из деревни Бездна Пензенской губернии принялся толковать манифест 19 февраля по-своему, утверждая, что царь приказал на барщину не ходить, а помещиков преследовать. Конец этой истории (как и других подобных историй) печален – войска, залпы, десятки трупов, каторга для выживших. Путь в ад вымощен известно чем; только вот в данном случае ад оказался обоюдным – и для Петрова сотоварищи, и для Александра Освободителя. Последний был обречен на муки тяжкого правления, полного великих планов и деяний, закончившегося страшной смертью почти через двадцать лет после расстрела в Бездне. А еще через тридцать с небольшим в ту же бездну рухнули все – и внук царя-освободителя Николай, и правнуки, и вся страна вместе с ними. Николай II подписал отречение на железнодорожной станции Дно; Набоков печально каламбурит: «После манифеста стреляли в народ на станции Бездна, -- и эпиграмматическую жилку в Федоре Константиновиче щекотал безвкусный соблазн, дальнейшую судьбу правительственной России рассматривать, как перегон между станциями Бездна и Дно». Странно, что многочисленные любители порассуждать об историософии и «особых путях» непознаваемой богоносицы прошли мимо назойливого символизма этих топонимов. Если уж сам Федор Годунов-Чердынцев едва увернулся, то они уж точно должны были поддаться на этот соблазн.

Между тем, он не столь уж и безвкусен – если забыть про «Дно» и сосредоточиться на «Бездне». На ум приходит типичная для русской прогрессивной публицистики метафора: бездна – то, что в России разверзлось между немногочисленным образованным слоем и так называемым «народом». Или – между «властью» и «народом». Несмотря на заезженность этой пластинки, она играет верную мелодию. Только мелодия эта – не «Дубинушка» и не «Ямщик»; она – универсальна, почти как блоковская «музыка революции».

Около месяца тому назад агентство Франс Пресс сообщало: «Новая левацкая конституция Эквадора, поддержанная населением на референдуме, побудила бедняков к незаконным захватам. Крестьяне сочли, что документ дает им право на неиспользуемые земли. Вооруженные мачете, жители как минимум четырех регионов страны принялись захватывать фермы и природные заповедники, утверждая, что новая конституция дает им право строить там свои дома. Правительство президента Рафаэля Корреа, однако, объявило эти действия незаконными, и приказало полиции прогнать сквоттеров из этих мест. ... Новая конституция Эквадора дает правительству больший контроль над экономикой; половина из 14 миллионов жителей этой маленькой страны живет в нищете; основной доход государства приходится на экспорт нефти, бананов и кофе, а также средств, которые присылают домой эквадорцы, работающие заграницей. Корреа хочет, чтобы его страна, подобно Венесуэле и Боливии, строила “социализм 21 века”; Эквадор – последний по времени пример “левого разворота” в Латинской Америке». В течение октября волнения подавили, «вооруженных мечете» бедняков утихомирили, Корреа подписал принятую на референдуме конституцию и начал строить социализм – для чего расширил свои полномочия и озаботился национализацией нефтедобычи.

Несмотря на историческую и географическую разницу, русские происшествия 1861 года и эквадорские 2008-го схожи. Русские крестьяне решили, что «воля» без «земли» – пустяк, ничего, ерунда; если даже они это понимают, то умный царь – и подавно. А, значит, он не мог дать им свободу без земли. И крестьяне принялись громить помещичьи усадьбы и делить помещичьи угодья. Александр II, в свою очередь, послал войска для усмирения; несчастные, ставшие жертвой неверного логического умозаключения, были наказаны. История, которая приключилась с новой конституцией Эквадора, из того же самого разряда. Перед нами не только логическая ошибка, но и человеческая трагедия: персональная (убитых, раненых, арестованных, лишенных собственности) и историческая. Эквадорский крестьянин XXI века, как и русский крестьянин XIX-го – жертвы стремительной насильственной модернизации традиционного общества.

Схема этой модернизации примерно такова. Есть некое (с точки зрения западного человека, «традиционное») общество, живущее по своим стародавним обычаям и (чаще всего, неписанным) законам. Это общество ни хорошо, ни плохо – оно просто существует, и все тут. И вот в этот самый момент появляется либо завоеватель, либо собственный революционер-модернизатор. Он вводит новые правила, разрушает циклическое время обычая, заменяя его на линейное, – христианское, прогрессистское, неважно. Общество за уши тянут в завтрашний день, оно сопротивляется, проливаются реки крови, но воля к перемене обычно торжествует. Радикальные преобразования слабеют по мере погружения в пучину народной жизни; там, в глубине доносится только слабое эхо того, что происходит на поверхности. Оттого неудивительно, что смысл повелительных (пусть и благонамеренных) жестов власти истолковывался там столь превратно. Самое интересное, что в этом никто ведь не виноват: ни власть, ни общество.

Судите сами: если в новой конституции Эквадора записано, что гражданам страны «гарантируется всеобщее медицинское обслуживание, бесплатное образование и достойное подходящее жилье – независимо от социальных и экономических условий жизни конкретного человека», то разве  земля, на которой должен быть построен этот дом, тоже не должна быть всеобщей и бесплатной? Безусловно, за действиями эквадорских крестьян в 2008-м году – как и за действиями русских крестьян в 1861-м – стоит несокрушимый здравый смысл.

За действиями власти тоже стоит свой – вполне очевидный, даже гуманистический – смысл. Власть хочет облагодетельствовать народ. Дать ему волю – как в случае с Александром II. Дать ему возможность пользоваться всеми благами цивилизации – как в случае с эквадорским президентом Рафаэлем Корреа. Невозможно упрекнуть этих людей в злой воле, только вот им почему-то все время приходится посылать войска, чтобы утихомирить бунтовщиков.

Впрочем, есть и разница. Александр II, этот несчастный благородный человек, искренне желавший устроить жизнь подданных на более справедливый лад, делал это в России впервые. Ни его прабабка Екатерина Великая, ни его дядя Александр Первый не рискнули одним движением сбросить крепостное ярмо с крестьян. Александр действовал отважно, на свой страх и риск – и, в конце концов, заплатил за свою попытку жизнью. Нынешние латиноамериканские левые правители, от Уго Чавеса до Рафаэля Корреа, хотят строить «социализм 21 века», свершено не оглядываясь на катастрофический опыт строительства «социализма 20 века» в Латинской Америке. Железной рукой загнать полупатриархальное общество в рай социализма можно только через диктатуру, но, как только появляется эта диктатура, рай превращается в ад, а Эквадор или Венесуэла – в Бездну. Это знают кубинцы под властью доживающего свой чудовищно долгий век Фиделя Кастро, это знали аргентинцы, которым социализм сервировали с антисемитизмом и культом певички Эвиты. В конце концов, большая часть латиноамериканской литературы написана о диктаторах – президентам стоит хотя бы иногда читать книжки.

Однако во всем этом рассуждении не хватает еще одной точки зрения – этической. Именно она объясняет популярность левых идей в Латинской Америке, в России, где угодно. Только циник (или бесчувственное чудовище) мог лицезреть картины страшной нищеты эквадорцев, русских, пакистанцев, ирландцев и не почувствовать сильнейшего желания перебить к чертовой матери всех местных богачей и раздать их имущество бедным. Политический путь Че Гевары начался с того, что душа его была изъязвлена страданиями людей, которых он видел во время своего путешествия на мотоцикле по Южной Америке. Именно здесь, между гуманнейшим состраданием к несчастным и антигуманнейшим насилием диктаторского социализма, лежит дилемма, которую не могут разрешить ни в Каракасе, ни в Кито, ни на Кубе, ни в Москве. Вот это и есть та самая Бездна.

См. также другие тексты автора:

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.