29 марта 2024, пятница, 18:24
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

29 апреля 2008, 20:18

Nothing Special

Все-таки он наступает, хотя и не во время. Против публицистики. Завтрак и ужин времен «черной смерти». Что пели двадцать семь юношей и столько же девственниц? Жан-Поль Сартр против Виктора Гюго. О преимуществах забвения (немного исторического пессимизма)

Чем дальше от рубежа тысячелетий, от которого привычно ждали апокалипсиса, тем ближе к этому самому апокалипсису. Или к Армагеддону, это уж дело вкуса. Кто-то безропотно ждет конца времен, а кто-то точит мечи и правит кольчугу в ожидании последней битвы добра и зла. Так или иначе, и грядущий апокалипсис и столь же близкий Армагеддон существуют в нашем сознании как нечто очевидное, чуть ли не онтологичное. Это фон нашей нынешней жизни: рассказы о глобальном изменении климата, массовая истерика из-за возникшей вдруг нехватки продовольствия (а в позапрошлом году его хватало всем на Земле?), страхи и сомнения по поводу десятков иных поводов – от появления новых неизлечимых болезней до повсеместного конца демократии и прогресса. Вообще-то, каждый из этих страхов следовало бы подвергнуть процедуре холодного критического анализа; славная бы вышла книга, не хуже «Мифологий» Ролана Барта. Но научный анализ – не дело колумниста; эссе – тот же самый сюжетный рассказ, только вместо вымышленных персонажей в нем действуют настоящие люди, живые и мертвые, идеи, книги и так далее. Эссе – «рассуждение», автор его должен быть максимально последователен и честен перед собой и читателем. Все, что пишет эссеист, – правда (в самых различных смыслах, от фактического до психологического), а название жанра non-fiction можно перевести как «без вранья». Все остальное – публицистика, от которой да сохранит нас Господь....

Но вернемся к нашим армагеддонам. Автор этих строк не принадлежит к тем, кто возлагает надежды на мышление по аналогии, тем более – на историческое мышление по исторической аналогии. Сравнения князя Александра Даниловича Меньшикова и постсоветских олигархов, Ивана Грозного со Сталиным, медведевской перезагрузки с хрущевской оттепелью выдают либо наивность, либо лукавство (или политический расчет) любителя аналогий. Или принадлежность к полку фельетонистов. Иное дело – не рассказать, а показать, что происходило в тех исторических случаях, которые напрашиваются на аналогии, не являясь таковыми. Это – полезная процедура для нашего мышления, ибо она вскрывает механизм формирования в нем этих самых аналогий. Зная «как устроена историческая аналогия», мы избежим опасности принять участие в ее пошловатой игре. Итак, вспомним кое-какие календарные исторические события, не навязывая читателю никаких выводов.

I. Мор, глад и прочие казни египетские.

Шестьсот шестьдесят лет назад, в 1348 году, на острове Кипр вспыхнула эпидемия чумы, завезенная генуэзскими купцами из Крыма. По подсчетам современных специалистов, на острове вымерло около половины населения. Эпидемия, названная «черной смертью», мгновенно распространилась по всей Европе; принято считать, что за два года континент потерял до трети населения. Европейцы, абсолютно беспомощные перед чумой, считали ее наказанием, посланным Богом за их грехи. Другие, более подозрительные, убивали нищих и евреев, подозревая их в отравлении колодцев. Оптимисты, наоборот, толпами ходили по улицам, хлеща себя плетью в знак покаяния. Некоторые находили в себе силы иронизировать, например Боккаччо: «столько знатных сеньоров и прекрасных дам завтракали за одним столом с родственниками, а вечером усаживались уже в ином мире». В способах борьбы с «черной смертью» недостатка не было. Например, врачи парижского медицинского факультета полагали, что чума происходит от большой кометы, распространявшей заразу в воздухе. Для очищения воздуха они разжигали большие костры на перекрестках, курили ладан и ромашку. Другие опрыскивали больных уксусом, делали припарки из толченых насекомых. Третьи, чтобы уберечься от заразы, придумали маски в виде птичьих клювов, наполнявшиеся пахучими веществами. Как ни странно, “черная смерть” оказалась на руку трудящимся: земельный голод сменился недостатком рабочих рук. Ценность пахотных участков упала, а цена на рабочие руки резко пошла вверх. Крестьяне получили возможность диктовать свои условия помещику - те, конечно, кто остался в живых. Времена тогда были неторопливые и лишь через пятьдесят лет после начала эпидемии в Англии власти принялись разом решать проблемы нехватки работников и высоких цен на продовольствие. В 1388 году здесь был принят парламентский статут, который устанавливал, что в страдную пору городские подмастерья и ученики должны бросать свое ремесло, чтобы «снимать урожай и доставлять зерно»; мэры, бейлифы и констебли города обязаны были следить за тем, чтобы статут выполнялся. Как мы видим, отправку школьников, студентов, преподавателей и инженеров на «сельхозработы» придумали вовсе не в СССР.

II. Кризис Олимпийского движения, политизация Олимпиады. Капитуляция демократического Запада перед лицом страшного Китая.

Тысяча семьсот шестьдесят лет назад, в 248 году от Рождества Христова, по приказу нового римского императора Филиппа были возобновлены так называемые Столетние (или, как их еще называли, «секулярные») игры. Традиционно, это был праздник, заключающий saeculum - столетний цикл. Считается, что проводился он в 249 и 149 годах до Рождества Христова, сопровождался ночными жертвоприношениями силам подземного мира и должен был знаменовать собою конец старого, отягченного проклятьями века. Император Август изменил характер праздника. Наряду с идеей искупления, на первый план он выдвинул идею очищения перед началом новой счастливой эры; в торжества Август ввел фигуры Аполлона и Дианы, богов, как он считал, близких его фамилии. С тех пор всевозможные узурпаторы пытались упрочить свое положение, устраивая пышные Столетние игры, намекая, тем самым, что с началом их правления начинается счастливейшая из эпох. Однако Филипп, ставший императором после убийства третьего Гордиана, превзошел всех своих предшественников. Вот как описаны организованные им Столетние игры в гиббоновском «Закате и падении Римской империи»: «Мистические жертвоприношения совершались в течение трех дней на берегах Тибра, а Марсово поле, освещенное бесчисленными лампами и факелами, оглашалось музыкой и оживлялось танцами. Рабы и иностранцы не могли принимать никакого участия в этих торжествах. Хор из двадцати семи юношей и стольких же девственниц, которые принадлежали к знатным семьям и родители которых еще находились в живых, молил милосердных богов о ниспослании всех благ настоящему поколению...». Обратим внимание на эту зловещую фразу Эдуарда Гиббона: «родители которых еще находились в живых»... 

III. Катастрофы, вызванные деятельностью человека, например, аварии на шахтах.

Триста лет назад, в 1708 году, в Англии, на шахте в Честер-ле-Стрит, произошел взрыв рудничного газа. Погибли сотни людей, а очевидец катастрофы писал, что был причинен «большой ущерб многим домам и людям на несколько миль вокруг. Один человек был выброшен из шахты, которая имела глубину 300 футов, и найден на значительном расстоянии от места взрыва». Заметим, что триста лет последующего технического прогресса никак не сказались на безопасности шахтеров; боги, охраняющие земные недра, по-прежнему жестоки и мстительны... Быть может, лучше оставить их в покое? Или устраивать в их честь празднества, в роде Столетних игр (см. предыдущий пункт)?

IV. Авторитарные и диктаторские режимы уничтожают историческое наследие и, в частности, традиционный архитектурный облик столиц. Общественное мнение при этом, конечно же, не учитывается.

Сто пятьдесят лет назад, весной 1853 года, новый префект Парижа, барон Осман, принялся за грандиозную перестройку столицы. План Османа был поддержан императором Наполеоном Третьим, создателем так называемой «Второй империи» (первой была империя его дяди Наполеона Первого). Ревнивый к славе своего великого предшественника, Наполеон Третий («Маленький», как назвал его Виктор Гюго) попытался создать нечто в роде постмодернистского «проекта» - говоря на некогда модном жаргоне, «симулякра» - той, Великой Империи; новый вид старой столицы стал одним из первых проектов этого «проекта». По живому мясу средневековой столицы, того самого Парижа, на узких кривых улочках которого жили три мушкетера, где бушевала Фронда, где бродили Франсуа Вийон и Сирано де Бержерак, были прорезаны широкие бульвары, по краям их возведены большие доходные дома – символ буржуазности и национального величия одновременно. Хотя некоторые оплакивали (и оплакивают) старый Париж, именно Осман сделал этот город современным; к тому же, что бы делали сегодняшние парижане без чудных бульваров – например, Сен-Жермен и Сен-Мишель - на которых можно просидеть целую вечность за столиком  кафе, как это делали Верлен, Аполлинер, Сартр и Симона де Бовуар, Борис Виан и миллионы других, менее известных людей? Что же до французского «общественного мнения» середины позапрошлого века, то как тут не вспомнить Пастернака: «Никто не помнит ничего».

См. также другие тексты автора:

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.