Мы привычно ругаем телевидение и привычно волнуемся о его судьбе, забывая о том, что у сегодняшнего телевидения была предыстория, а в ближайшем будущем начнется совсем другая телеэпоха. Всего двадцать лет назад у нас было три канала, которые безраздельно принадлежали КПСС, и вопрос об альтернативном ТВ вообще не стоял. А еще через 15-20 лет мы столкнемся с ситуацией, когда никто не будет понимать, зачем нужно было сражаться за федеральные кнопки и почему было так важно, чтобы на телевидении присутствовали разные точки зрения. Это произойдет, как только появится возможность дешево и высококачественно транслировать цифровой сигнал по Интернету. Тогда сам собой отпадет вопрос о количестве каналов: каналов будут десятки и сотни, если не тысячи, они будут легки в доставке и дешевы в производстве; более того – я смогу продуцировать свой собственный канал из продуктов разных каналов. Сетку будет выстраивать не дирекция отдельного канала, а мой собственный компьютер под мои собственные запросы.
Меж этими полюсами тотального ограничения и тотального разнообразия мы сейчас и находимся. Тотального в самом прямом смысле: есть несвобода от чрезмерного недостатка, а есть несвобода от чрезмерного избытка. Тем не менее ближайшие 20 лет надо еще каким-то образом прожить. И то, что происходит на телевидении сегодня, нравиться действительно не может, хотя мне кажется, что тревога сильно преувеличена. Все говорят о том, что телевидение стало слишком развлекательным и не обслуживает интересы серьезного человека; и я тоже это часто произношу во время публичных выступлений. Но это не полная правда. Да, подчас кажется, что идет сплошной Евгений Петросян. Но если сравнивать с сопредельным миром, приходится признать, что в России интересы серьезного человека оно все-таки обслуживает. Ни на одном телевидении мира нет такого количества сериалов, снятых по серьезным книгам. Ни на одном телевидении мира нет такого количества серьезных программ, как на Российском телевидении, просто их не так много, как нам, образованным людям, этого хотелось бы. И становится их все меньше.
Так что главная претензия к нашему ТВ не в том, что там много Малахова, а в том, что оно не выполняет свою основную информационную функцию. Основная же информационная функция телевидения в сегодняшнем мире, подчеркиваю, сегодняшнем, не вчерашнем и не завтрашнем – это формировать единую информационную повестку дня. То есть постоянно предлагать и даже навязывать обществу постановку очень важных вопросов, которая была бы актуальна для людей поверх их различий – различий региональных, религиозных, национальных, имущественных.
Повестка дня может быть общемировой – ее предлагает CNN. По сути это усредненное представление о глобальной цивилизации, которое транслируется в любой точке мира; через CNN мы причастны к мировой повестки дня. Конечно, это проамериканская точка зрения, но такова уж роль Америки в нынешнем мире. Бывают более узкие повестки дня – общеисламскую повестку дня дает «Аль-Джазира». В этом качестве она интересна любой аудитории в любой точке мира. Может быть общенациональная повестка дня – с которой нас знакомит любой крупный национальный канал в Германии, Франции, Британии. Это может быть региональная повестка дня – баварское телевидение, которое смотрят в разных частях Германии. Это может быть местная, муниципальная повестка дня. Принципиально, что главная информационная задача телевидения – именно формировании повестки дня, от мировой до муниципальной.
Российское телевидение не предлагает нам никакой информационной повестки дня. В этом его главная беда.
Выполняло ли эту функцию советское телевидение в 1970-е годы? С формальной точки зрения, оно только и делало, что эту повестку дня составляло. Оно говорило о том, как трудится честный человек в честной стране, о том, как мы движемся в коммунистическое будущее, какая у нас великая империя и как мы все интернационально едины. Но при этом как жил обычный советский человек? Все были вовлечены в теневую экономику. Репетиторы репетиторствовали, слесари брали «левые» заказы, чинили машины, продавцы выносили товар знакомым через черный ход. Практика расходилась с пропагандой. Пропаганда говорила об интернациональных принципах, интернациональных ценностях. А в это самое время в России зарождалось общество «Память», сформировались почвенные журналы, а в Грузии, где в 1977 году, когда возникла угроза статусу грузинского языка как государственного, люди вышли на улицу. То есть люди ощущали себя существами национальными, а им продолжали твердить про интернациональное. Зарождалось религиозное чувство, про которое вообще ничего не говорили. В итоге повестка дня, которую предлагало советское телевидение, никак не соприкасалось с опытом людей. А что соприкасалось? Развлечения и погода. Это те два пункта, в котором общество соединялось и оказывалось едино. Все смотрели «Кабачок 13 стульев» и ждали, когда же наконец программа «Время» расскажет про погоду.
Так что мало заботиться о формировании единой информационной повестки дня для единой страны. Она обязательно должна соприкасаться с ежедневным опытом людей, пересекаться с ним. Это первое.
Второе. Чтобы пропаганда была по-настоящему эффективна, она должна идти на фоне контрпропаганды.
Например, 1999 год. Доренко практически выиграл выборы. Он сломал предвыборную компанию «Отечества» и проложил Путину дорогу к власти. Почему он смог это сделать? Потому что были альтернативные каналы. Доренко просто оказался более эффективен, он навязал эту повестку дня, но лишь потому что он пробивался сквозь другие образы. Возникало информационное трение; а где трение, там и движение. (Пусть и не вперед, а, как в данном случае, по кругу, вниз, в воронку пиара.)
Третье. Если мы вернемся в сегодняшний день, мы увидим, что опять, поверх региональных, национальных и имущественных барьеров всех объединяют развлечения. Развлечение для бедных – «Аншлаг». Не телевидение это навязывает, это общество запрашивает. И развлечение для богатых – Владимир Соловьев, который пародирует все жанры политических программ. Рядом есть замечательные «Вести недели» Сергея Брилева, но обсуждают Соловьева, потому что он попал в точку. А точка эта – развлечение. Мы сошлись в точке развлечений. У нас нет никаких иных ценностей, которые бы нас объединяли поверх наших различий. И это самое опасное. Телевидение не предлагает общенациональных тем по ключевым вопросам. Например, что такое быть россиянином сегодня? Это не обсуждается.
Включаешь французское телевидение – и видишь, там в прайм-тайм идут дискуссии, не ток-шоу, а именно дискуссии, в которых участвуют значимые люди. Они дискутируют по любому поводу. Известные люди на понятном обществу языке говорят, например, о социальной реформе – справедливо это окажется или нет. Через дискуссии транслируются и французские ценности - свобода, равенство, братство. Хотя никто не произносит этих слов, но вся французская цивилизация на этом держится и французская форма дискуссия напрямую связана с ними.
В России же телевизионные развлечения дали единственный положительный эффект. На фоне всеобщего оглупления масс произошла консолидация не масс. Люди, интеллектуально не удовлетворенные уровнем постановки проблем, готовы искать друг друга через интернет, напрямую, дискутировать на открытых площадках и в Москве, и в регионах. Но телевидение их по-прежнему не обслуживает; вместо общенациональных дискуссий появляются форматы мозаичных разговоров для узких аудиторий – новая программа того же Гордона яркий пример.
А если нет дискуссий на общие темы, не кристаллизуются и ценности, потому что ценности рождаются в дискуссиях. Нравятся нам или нет ценности Великой Французской революции, но сначала потребовались 50 томов французской энциклопедии, потом массовых переизданий дайджестов этих томов, а потом они свелись к трем словам «свобода-равенство-братство». И вот уже три века французская цивилизация поддерживает эти ценности. Есть ценности американской цивилизации, которые окончательно закрепились после Великой депрессии, когда важно было понять, что такое быть настоящим американцем. И тогда появился Голливуд, который с тех пор и транслирует простые американские ценности: индивидуализм, американская мечта и то, что на долларе написано: «In God we trust». Есть противоположные ценности, датские, например. Они не индивидуалистические, а коллективистские. Каждый датчанин состоит в двух-трех общественных организациях, там невозможно жить индивидуалистом, все управляется через сеть общественных организаций. Люди готовы платить 68 процентов налогов, лишь бы были коллективистские ценности.
В России эти ценности не нашлись. Если они и не найдутся, страна, к сожалению, развалится. Если государство этого не хочет, оно должно прекратить глупую политику информационного опустошения и дать госзаказ на открытую дискуссию о том, кто мы, откуда мы, куда движемся и что нас объединяет. Государство не может навязывать ценности, но оно может навязывать задачу по их поиску. Пока в этом смысле государство свое функцию на телевидении не выполнило. Я имею в виду как раз не государственные каналы. Напротив, парадокс в том, что что-либо свободное, информационно-значимое, адресованное широкому, но духовно напряженному человеку, делается сейчас именно и только на гостелевидении. Сванидзе со своими «Историческими хрониками» вообще не мог бы нигде больше выходить, равно как и «Вести недели».
Государство как политический институт не может быть заинтересовано в тотальных конфликтах, но оно должно быть заинтересовано в дискуссии, конкуренции мнений, в спорах, которые происходили бы на разных площадках, от выборной до телевизионной. Если же государство хочет, чтобы выбирать было не из кого, оно неизбежно гасит информационную повестку дня. Но тут тактические задачи расходятся с нашими стратегическими целями. Если мы не выработаем единую повестку дня, страна расползется.
Между тем, преимущество сегодняшнего телевидения – общенациональный характер вещания. Через 15-20 лет, повторяю, этот ресурс будет утрачен. Но пока у государства еще есть шанс удержаться в истории, используя мощную подпорку ТВ.
