28 марта 2024, четверг, 23:05
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

16 апреля 2014, 14:30
Иван Курилла

«Американистика стала моим осознанным выбором»

"Я признателен всем моим учителям, каждый из которых открыл мне какую-то важную сторону профессии"
"Я признателен всем моим учителям, каждый из которых открыл мне какую-то важную сторону профессии"
Из архива И. Куриллы

17 апреля 2014 г. в рамках проекта «Публичные лекции "Полит.ру"» выступит Иван Курилла – доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой международных отношений и зарубежного регионоведения Волгоградского государственного университета. Член Совета Вольного исторического общества. Накануне лекции с ним побеседовала Наталия Демина.

В каком возрасте Вы решили стать историком? Почему выбор пал на историю, были ли сомнения пойти в другую область науки? Если да, то в какие?

Мне надо было определяться в начале 10-го класса; до этого я выбирал между математикой и историей, учился в математическом классе, и вроде бы неплохо. Математика нравилась, нравилась алгебра, вроде получалось, я учился в математической школе. Всё было интересно.

Но история нравилась совсем по-другому. У меня была коллекция монет, детская, конечно. Нравились книги, я много читал. И когда надо было выбирать, то в каком-то смысле это был случайный выбор. Мне нравилась математика, но физика нравилась меньше, я себе чувствовал в ней менее уверенно, а у меня было тогда представление, что математики без физики не бывает. Сейчас я понимаю, что это не так, но тогда понятие «физмат» было для меня неразделимым, и я решил, что физмат мне не очень интересен.  Так что от математики меня тогда отпугнула физика. И я сделал выбор в пользу истории.

Хочу сказать, что математика полезна любому ученому. Я себе не представляю хорошего историка с двойкой по математике, гуманитарий – это не тот, кто не знает математики, кто не разбирается в ней, а кто выбрал гуманитарную науку, и при этом развивает там свои способности к логическому мышлению.

В какой институт Вы поступили, и как произошел выбор специализации внутри исторической науки?

Я поступил в Волгоградский государственный университет на исторический факультет. Сначала я попытался поступить в МГУ в 1984 году, но не прошел по конкурсу. Наверное, был не готов так, как надо было для Московского университета. Вернулся домой и тем же летом поступил на исторический факультет Волгоградского университета.

С выбором специализации тоже сыграл роль случай. Я на 1 курсе начал писать о Смутном времени в России, моим первым научным руководителем был Игорь Олегович Тюменцев – ученик Руслана Григорьевича Скрынникова, известного петербургского специалиста по Смутному времени.

А потом я заинтересовался американской историей, и моим научным руководителем уже с 3-го курса, с начала работы над дипломом, стал Александр Иванович Кубышкин. Он в то время был скорее латиноамериканистом, но как раз тогда сам увлекся североамериканскими сюжетами и захотел поруководить дипломной работой по истории США.

А когда я учился уже на 5-м курсе, наш вуз стал одним из первых в СССР, установивших прямые связи с американскими университетами, и я поехал на семестр учиться в США. Это уже был 1990 год, перестройка. Полгода мне удалось пожить и поработать в Кентском университете (Kent State University) в штате Огайо. Это явилось большим стимулом и дальше изучать историю США и вообще первым реальным контактом с Америкой. К тому времени американистика стала моим осознанным выбором направления в исторической науке.

Кандидатскую и докторскую диссертации я писал в Институте всеобщей истории РАН в Москве, и защищал там же. Научным руководителем моей кандидатской диссертации был Роберт Федорович Иванов, а консультантом докторской – Николай Николаевич Болховитинов. Обоих, увы, уже нет в живых. Это было знакомство с серьезной академической наукой, и я уверен, что оно пошло мне на пользу. Я признателен всем моим учителям, каждый из которых открыл мне какую-то важную сторону профессии.

Почему Вы решили заняться наукой? Ваши родители – научные работники?

Мама из учительской семьи, окончила филологический факультет МГУ, работала журналистом на Волгоградской студии телевидения; отец – строитель, начальник строительного управления. Ну, а мне наука нравилась с детства (намного раньше, чем я выбрал историю). Все детство и юность провел за чтением книг (в основном, правда, не научных).

Были ли научно-популярные книги, которые как Вам кажется, подтолкнули Вас к занятию наукой?

Среди любимых книг моего детства – «Детская энциклопедия» начала 1970-х годов, но не исторический том, а первые два тома, – география и астрономия с математикой. Так получилось, что я их читал более подробно, они появились раньше. Это было важное для меня чтение, и книги были хорошими, у меня было уже третье издание этой серии. Кроме того, были книги серии «Эврика», ежегодные научно-популярные сборники о проблемах науки, если кто помнит. 

Что же касается истории, то дома были три тома дореволюционного издания «Истории России в жизнеописаниях ее важнейших деятелей» Николая Ивановича Костомарова; эти фолианты со старой орфографией завораживали, а автор рассказывал не такую историю, которая содержалась в моих школьных учебниках. Это была единственная дореволюционная книга в домашней библиотеке. Возможность подержать ее в руках – уже была приобщением к прошлому и производила большое впечатление.

Наверное, эти книги ближе всего к понятию «научно-популярных», оказавших на меня влияние. Но я читал все подряд, все, что было дома, что было у друзей. Я перечитал все детские приключенческие книги от Жюля Верна до Джека Лондона (дома был его многотомник). Все это было очень полезно.

Кстати, «Таинственный остров» Жюля Верн  – чем не научно-популярная книга? Она, пожалуй, интересна даже сегодня: как можно голыми руками воссоздать на острове цивилизацию. Жюль Верн был прекрасным популяризатором, и на мое поколение он еще работал, несмотря на то, что мы читали то, что он писал, на 100 лет позже его современников.

На самом деле, до сих пор мой самый любимый жанр за пределами научно-популярных книг – это научная фантастика. У меня остается очень мало времени на чтение не по специальности, но если я хочу отвлечься или развлечься, прочитать что-то для отдыха – это хорошая фантастика. Хорошей, увы, не так много, как выяснилось. В детстве она вся казалась хорошей, а теперь хорошей осталось малой. И каким-то образом хорошая фантастика помогает думать и отдыхать. Научная фантастика, не фэнтэзи, а сайфай (scifi) – это тоже в какой-то мере популяризация науки.

Как бы Вы оценили уровень популяризации истории в России? Порекомендуете ли хорошие научно-популярные книги последних лет?

Мне кажется, что нам  этого не хватает. По истории хороших популяризаторских книг мало. Мне что-то сейчас вообще в голову ничего не приходит, хотя я мог о каких-то изданиях забыть. Не хочу обижать коллег, которые их пишут, но мне на глаза они не попадались. Действительно, хорошие научно-популярные книги по истории – это не Эдуард Радзинский или Пикуль в свое время, а это книги, которые позволяют думать исторически, которые позволяют понять, как думают историки, как вообще можно думать про историческую науку. Таких книг у нас катастрофически не хватает. В лучшем случае есть захватывающие книги про какие-то исторические сюжеты.

Я бы сказал, что в некотором смысле популяризаторскую роль играет журнал «Родина». Он печатает научные статьи, но красиво, с фотографиями, с картинами, с хорошими иллюстрациями.

С другой стороны, есть такая французская традиция – все историки должны писать свои научные труды так, чтобы их могли читать все. Хороший исторический труд, того же Фернана Броделя, может быть прочитан и понят человеком, который не имеет базового исторического образования. Писать доступно и понятно и при этом оставаться в рамках научности – это, пожалуй, идеал для историка. По-разному пишут в Германии, и в США, но одна из наиболее влиятельных традиций – это Франция, а там принято писать интересно. Поэтому все известные французские историки известны не только специалистам, но и широкой читающей публике, всем интеллектуалам.

Наверное, хорошо было бы и в России ориентироваться на эту традицию. Потому что писать отдельно научно-популярные труды, в которых объяснять что-то написанное более сложным языком другими авторами – это не очень правильная задача. А вот сразу написать научный труд, чтобы его было интересно прочитать не только коллеге-специалисту, а широкой публике, это задача, которую, мне кажется, не все осознают, но она важна.

Во дворце Леопольдскрон (Зальцбург)

А Вы сами собираетесь написать научно-популярную книгу? Думаете над этим или пока нет времени?

Честно говоря, я уже несколько лет хочу написать такую книгу об истории российско-американских отношений, но не хватает времени. Я некоторое время вел блог в Живом журнале, где каждую субботу рассказывал интересный сюжет из истории российско-американских отношений, и мне там комментаторы советовали: давай, из этого делай книгу. Тем не менее, из блога книга не получится, ее надо делать заново.

Моей задачей, когда я этот блог начинал, было объяснить, рассказать, насколько интенсивными были отношения между Россией и США, насколько они менялись, насколько наше общее представление об этих взаимоотношениях, навеянное возможно холодной войной, далеко от действительности.

Взаимная история наших отношений с США гораздо глубже, больше и интереснее, чем представляется. Она была разной, не всегда между нашими странами была дружба, но не всегда была и вражда, а главное – взаимное влияние двух стран друг на друга была гораздо большей и интенсивней, чем многим из нас кажется. США – не такая далекая страна для России. Видите, мы затронули мою тему, и я сразу оживился... Да, у меня есть желание написать такую книгу, но времени катастрофически не хватает. Я постараюсь все-таки его найти.

Сегодняшняя ситуация, которая складывается между Россией и США, напоминает ли что-то из прошлого или является уникальной?

Любые исторические аналогии хромают, они одновременно напоминают современные события и нет.

Если смотреть с точки зрения того, как Америка сейчас изображается в российских СМИ, то как раз очень много повторов, очень много того, как США изображались и во время холодной войны, и в более ранние периоды. И того, как сейчас Россия изображается в СМИ Соединенных Штатов – это, в общем-то, возврат к каким-то клише, которые были раньше. Оба этих образа далеки от реальности: и американский образ России искажает настоящую ситуацию у нас в стране, и российский образ искажает то, что происходит в США. Но всё это не впервые, это происходило и 100, и 50 лет назад.

В общем это тоже уже стало традицией, и можно отдельно проследить за эволюцией этих образов. С одной стороны, как изменялся образ Америки в России, и как это во многом зависело от того, как развивались внутриполитические процессы и более широко – какие процессы развивались внутри российского общества. С другой стороны, как собственная повестка дня в США в значительной степени определяла то, как американцы смотрят на Россию.

В этом смысле мы можем увидеть много параллелей и аналогий с текущими событиями, но если говорить о сути конкретной ситуации, то это – сложнее. Мы действительно сейчас живем в период очень острого кризиса международных отношений. Кризисы – вещь не новая в истории, но масштабные кризисы, грозящие полной перестройкой мировой политической системы – достаточно редкое явление. Поэтому каждый кризис действительно уникален. Будем надеяться, что найдутся разумные пути по выходу из него.

Ваша лекция 17 апреля посвящена теме, как быть историком в современной России, каковы вызовы, стоящие перед исследователями, и как они на них отвечают. Каковы, на Ваш взгляд, самые острые проблемы, стоящие перед российскими историками?

Есть несколько сюжетов, внутри каждого из которых – свои острые проблемы. Я бы выделил три таких блока: один (вне собственно науки), – политизация истории; второй (в самом научном сообществе), – снижение уровня экспертизы, появление фальшивых диссертаций и пр., и третий (на границе между учеными и обществом), – распространение в обществе ненаучных и антинаучных представлений о прошлом и об исторической науке.

В своей статье 1979 года советско-американский социолог Дмитрий Шалин писал об этосе идеологии, которые противостоит этосу науки в работе советских ученых 1970-80-х годов. Как Вы думаете, это противостояние двух разных этических практик продолжается?

Я, видимо, об этой проблеме буду говорить, но в других терминах; с моей точки зрения, подобное противостояние коренится не в советской идеологии, а во взгляде на историческую науку, сформировавшемся в XIX веке.

В конце февраля 2014 года было создано Вольное историческое общество. С тех пор минуло всего полтора месяца, а событий уже хватит на целый исторический том. Как бы Вы сейчас определили основные задачи этого общества?

Да, о создании общества было объявлено накануне очень резких, в самом деле, исторических перемен. Не думаю, что Вольному историческому обществу было бы правильным и даже возможным реагировать ежедневно на новости и их разнообразные оценки в условиях пропагандистской борьбы (хотя несколько заявлений мы все же сделали). Основные задачи общества я бы определил сегодня так же, как мы сделали в конце февраля в Манифесте ВИО, они стали только актуальнее.

Спасибо за интервью!


ПОДГОТОВКА ИНТЕРВЬЮ: Наталия Демина

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.