29 марта 2024, пятница, 15:09
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

Когнитивная среда и институциональное развитие-5.1

Призвание варягов
Призвание варягов
Федор Антонович Бруни, 1839

Еще Чаадаев писал, что жизнь в России идет по кругу, время замерло и ничего не меняется. Почему так получается, - ответы ищет экономист и социальный мыслитель Вячеслав Широнин, представитель московско-питерской группы экономистов и социологов в своей книге, первую часть пятой главы которой мы публикуем сегодня. Первая главаВторая главаТретья глава. Четвертая глава.

Глава 5. Институциональное развитие России

5.1. Дореволюционная Россия 

В первом разделе мы говорим про домосковскую варяжскую Русь. Этот период имел специфику, которая оставила долгий след. Потом, как известно, пришли монголы, сложилось Московское княжество, на которое воздействовали, наверное, три главных фактора: наследство предыдущего периода, влияние монголов, и влияние той, в сущности, революции – научной, политической, организационной, военной, - которая происходила в это время в Западной Европе и которая очень своеобразно преломилась в России. Затем мы будем говорить о том, как была устроена Российская Империя и закончим темой «интеллигенция и революция».

От варягов до Московского княжества 

Ричард Пайпс. Россия при старом режиме1 

Ричард Пайпс (Richard Edgar Pipes, род. в 1923 году в Цешине, Польша) — американский учёный, доктор исторических наук, профессор Гарвардского университета. Специалист по истории России и СССР. 

Природные факторы, глубинные институты, статусы

Историки более или менее согласны относительно того, что существовали объективные причины, почему институциональная история в России имела свою специфику. Во-первых, это был природный фактор - более суровые условия для жизни и хозяйств, чем в Европе. Он накладывал чисто технологические, производственные ограничения на то, как можно было вести сельское хозяйство и вообще вести дела. Был географический фактор – открытость территории, отсутствие естественных границ. Кроме того, конечно, действовал фактор исторической случайности: события развивались именно так просто потому, что так всё складывалось. 

 

Общие факторы институционального развития России

 

  • Климат: чрезвычайная краткость периода, пригодного для сева и уборки урожая (вокруг Новгорода и Петербурга 4 месяца в году, 5,5 около Москвы, 6 в степи); у западноевропейского крестьянина времени на полевые работы на 50-100% больше, чем у русского

  • Отсутствие естественных границ, доступность/изобилие земли

  • Соседство со степью, угроза кочевников

  • Соседство с Западной Европой, ее политическое и культурное воздействие

 

В качестве первого объективного фактора истории следует назвать климат, более суровый, чем в Западной Европе. Соответственно, на территории России нужно было быстро работать летом и можно было бездельничать всё остальное время. Скорее даже вынужденно бездельничать, поскольку дороги были плохие, и невозможно было заниматься, скажем, торговлей. То, что нужно было интенсивно работать в течение этих четырех месяцев, означало, что приходилось работать коллективно. Из этого многие делают вывод, что коллективная форма работы и коллективная организация общества имеет в нашей стране, среди прочего, природное происхождение.

Открытость границ и соседство со степью. Вообще на территории России есть два вида почв – это нечерноземы в средней полосе и черноземы южнее. Однако там, на юге рядом жили кочевники, и с ними долго не было возможности эффективно бороться. Поэтому, начиная с XI-XII века, наши предки переместились в нечерноземные Московско-Владимирские места.

С природными факторами связано то, что можно было бы назвать глубинными институтами. Во-первых, это такое явление, как очень характерная для России территориальная экспансия. Многие считают даже, что это экспансия была самой главной особенностью, которая в конечном счете полностью объясняет специфику России и нашего национального характера.

Поскольку в древние времена земледелие было подсечно-огневое, то нужно было вырубать и сжигать деревья, некоторое время использовать землю и затем двигаться дальше. Такая колонизация означала не только необходимость воевать и осваивать территории, но и приводила к многонациональной структуре страны. Проблема же культурного плюрализма решалась здесь не так, как она решалась в Западной Европе, не путем унификации, а за счет того, что все каким-то образом уживались. Создавались общественные структуры, которые позволяли всем - в большей или меньшей степени - сохранять свои традиции.

Территориальная экспансия, в частности, способствовала появлению и такого института, как свобода перемещения. Крестьяне переходил с места на место, вырубали лес и расчищали себе землю под пашню. Вотчинники-воины тоже могли отъезжать от одного князя к другому, при этом землевладение сохранялось и князья это все время подтверждали. Князья, в свою очередь, внутри своей семьи все время переделяли «столы» и переезжали из города в город.

Отсюда, из открытости, экспансии и свободы перемещения традиционно выводится и отсутствие собственности на землю. Института собственности на землю, и вообще на производственные ресурсы, в России не было. Вместо этого возник институт прикрепления человека – к месту, социальной роли, к власти. Пайпс говорит, что постоянная борьба за свободу перемещения и, с другой стороны, стремление прикрепить людей – так же, как тема экспансии – это один из лейтмотивов, одна из главных тем русской истории.

Основные личные статусы в Киевской Руси были следующие:

  • Князья – потомки Рюрика
  • Дружина (бояре, воины)
  • Крестьяне (смерды)
  • Холопы
  • Монахи, священники 

Коротко можно сказать, что семья князей – потомков Рюрика владела страной. Права на отдельные территории и города постоянно перераспределялись внутри семьи либо по соображениям старшинства, либо силой. Бояре - воины, подготовленные и экипированные за свой счет – служили князьям, они имели право «отъезда» и выбора, у какого князя служить. Кроме того, они эксплуатируют свои территории – вотчины и в обмен на службу князю имели также возможность «кормления», т.е. эксплуатации управляемой ими территории. Крестьяне, жившие большими семьями и деревенскими общинами, занимались подсечно-огневым земледелием (позднее они перешли на дву- и трехполье). Они были обложены данью. Холопы не имели никаких прав, это были почти рабы. Мы не будем касаться здесь монастырей, хотя они тоже были владельцами своего рода вотчин и играли в жизни страны очень важную роль. 

Крестьяне

Крестьяне могли перемещаться, вырубать лес и обрабатывать землю, или, если это была степь, просто уходить и захватывать участки. Свободе перемещения поначалу никто не мешал.

В России очень долго сохранялась традиционная большая многопоколенческая семья. Пока самый старший предок не уходил от дел, пока он был крепок и здоров, он был главным, «большим», и все его сыновья и внуки с женами и детьми жили и работали вместе. Важнейшей причиной для этого была необходимость в коллективном ведении хозяйства.

Важнейший институт в русской истории – это сельская община. Община - это не только деревня, или половина деревни, или несколько маленьких деревень, где люди совместно обрабатывает землю. Это был большой социальный организм, живший единой жизнью. Даже муж иногда наказывал изменившую ему жену тем, что гнал ее голышом по деревне на глазах у публики, а не стеснялся и не старался скрыть этот печальный факт своей частной жизни.

Изначально, основной социальной единицей у древних славян была племенная община. Потом она стала не столько объединением родичей, сколько просто коллективом, который вместе обрабатывал землю. Ключевое значение здесь имеет понятие чересполосицы. По-английски эта система называется open field agriculture, и она существовала в очень многих странах2. Когда от подсечно-огневого земледелия перешли к стационарному, то это было так называемое двуполье, которое впоследствии сменило трехполье. При системе двух полей на каждом участке один год сеют зерно, а на другой не сеют, там растет трава, ходит скот, удобряет землю и восстанавливает ее плодородие. При трехпольной системе земля делится уже на три поля, и на них сеют озимые, яровые, а третье поле отдыхает (находится под паром). Чересполосица означает, что на каждом из этих двух или трех полей нарезаются для каждой семьи полоски3. Таких полосок у семьи могло быть несколько, деревенская община выделяла их семье в зависимости от того, сколько там было мужчин с тем, чтобы они могли их обработать. При этом каждая семья в какой-то степени, на каких-то операциях обрабатывала свои полоски сама, а какие-то операции выполняли совместно несколько или все семьи. Потому, например, что у многих не было достаточно скота, и они собирали его вскладчину. На следующий год, когда уже земля не использовалась, а отдыхала, на поле запускали пастись скот тоже общим деревенским стадом, все вместе. Логика состояла в том, чтобы коллективно обрабатывать землю, а потом коллективно пасти скот. Кроме того, полоски перераспределяли между семьями и каждый год распределение немного корректировали. Известное из истории слово «черный передел», которое потом использовали для обозначения революции, означает, что раз в несколько лет – примерно один раз в 10-12 лет – всю землю переделяли между семьями заново. В силу всех этих причин чересполосица была материальной основой общинной жизни.

Община сыграла огромную роль не только практически, но и идеологически – как ключевая концепция понимания российского общественного устройства. 

Князья

Институт государства означал в России совсем не то, что в Европе, хотя, к сожалению, употребляются одни и те же слова, и это вводит в заблуждение.

Для характеристики российской традиции власти Пайпс придумал английское слово patrimonial, что по-русски перевели как «вотчинный». Это, естественно, производное от слова «вотчина» и от слова «отец»: вотчина – это наследуемая собственность. И когда Пайпс говорит «вотчинное государство», он имеет в виду, что отношение власти к обществу, к государству, к стране основано на том, что всё принадлежит ей как собственнику. Так же, как в патриархальной семье был глава, которому принадлежало всё, и все члены семьи были у него, может быть, не холопами, но в подчинении. Об этой традиции отношений государства и общества Пайпс пишет так: 

Ключ к пониманию политического развития России – это государство. Государство не выросло из общества и не было ему навязано сверху. Оно скорее росло рядом с обществом и заглатывало его по кусочку. 

Эту специфику проще понять, если учесть историю возникновения власти на Руси. Пайпс рассказывает ее следующим образом. В VIII веке хазары наладили торговлю между Византией и Скандинавией по Волге. Примерно через сто лет варяги, которые в это время распространились по всей Европе – захватили Нормандию во Франции, Англию, Сицилию, служили и воевали в Византии и т.д. – успешно выгнали хазар и организовали свой бизнес. Они поселились сначала на Ладоге, а потом стали строить города на пути, известном как «путь из варяг в греки». Об этом напоминают названия городов: Хольмгард – так назывался Новгород, и Конугард - Киев. Варяги собирали дань с местного населения - не только из славян, тут жили и литовцы, народы финского происхождения и другие - и ехали торговать в Константинополь. Самое опасное место было за Киевом, у речных порогов, на которых орудовали разбойники, главное было – проехать там, поэтому там оказалась столица. И Пайпс пишет, что 

Таким образом, почти побочным продуктом заморской торговли между двумя чужими народами – варягами и греками – родилось первое государство восточных славян. Державная власть над городами, крепостями и окрестными землями была взята династией, утверждающей свое происхождение от полулегендарного Рюрика. 

Отличие этой варяжской власти от Западной Европы состояло в том, что в Западной Европе изначально король раздавал земли вассалам. В дальнейшем они часто становились независимыми, и даже могли с ним воевать. Тем не менее в принципе всегда считалось, что король – один, а вассалы – это его ленники, которые нарушают закон и которых король, по мере своих возможностей, призывает к порядку. С варягами дело обстояло не так. Потомки Рюрика расплодились и постоянно делили и перераспределяли между собой города и участки сбора дани. При этом не было ни одного случая, когда человек не княжеского происхождения, не потомок Рюрика, стал бы князем. Все остальные оставались людьми второго сорта. Таким образом, эта «компания по эксплуатации пути из варяг в греки», похожая, по словам Пайпса на Ост-Индскую компанию и Компанию Гудзонова залива, оставалась закрытым акционерным обществом, принадлежавшим исключительно потомкам Рюрика: 

Заслуживает упоминания и иное наследство, оставленное варягами восточным славянам. Киевское государство, основанное варягами, не вышло из общества, которым оно правило. То же самое, кажется, относится и к Англии после норманнского завоевания. Однако в Англии, где земля плодородная и составляет великую ценность, она была незамедлительно поделена между членами норманнской верхушки, превратившейся в землевладельческую аристократию. В России же норманнская верхушка продолжала сохранять полуколониальный характер. Свой главный интерес они видели не в эксплуатации земли, а в увеличении дани. 

На нашем современном языке, это была бандитская «крыша». Собственно, всё сказанное здесь давно известно, но нелишне это вспомнить, поскольку возникают интересные аналогии. Сохранившиеся поведенческие техники приводят к тому, что институты воспроизводятся.

Что принесли с собой и как изменили эту систему монголы в XIII и XIV веке? Монголы установили на Руси налоговую систему, которую они заимствовали в Китае, и где она была достаточно хорошо отработана. Они сразу же организовали перепись населения и обложили его хорошо просчитанной данью. В каждом городе они посадили контролера, однако сами разместились не на русских землях. Они требовали только сбора дани, при этом, как известно, сборщиками выступали русские князья.

Князья должны были ездить в Орду и получать ярлык на княжение. Разумеется, им приходилось всячески унижаться, но по сути дела устраивался просто аукцион, и тот, кто готов был дать больше, получал ярлык. Продолжалось колониальное отношение, которое было и до этого, но если у варягов это была «крыша», которая «кормится с бизнеса», то тут оно превратилось в жесткую «стрижку». И если говорить о русских князьях, то эта ситуация привела к их моральному разложению: они выступали уже в роли надзирателей и выколачивали эти налоги из собственного населения.

Потом на монголов напал Тамерлан, у них были различные неприятности в других местах, и к XV веку Россия от них освободилась. Когда монголов не стало, получилось, что московские князья оказались наследниками их системы сбора дани, всего аппарата сборщиков и самих денег. 

Бояре-вотчинники

Свободные воины – бояре владели каждый некоторой территорией – вотчиной, передававшейся по наследству. Вотчина, представляла собой личное хозяйство боярина плюс территорию, с которой он мог собирать дань. Личное хозяйство боярина обрабатывали его холопы, или крестьяне за долги и т.п. Они просто выращивали продукты, которые отдавали хозяину, и которые потреблялись в основном его семьей и челядью. Остальная территория принадлежала боярину на праве сбора дани.

Не очень правильно было бы говорить, что это был вариант права собственности, однако это была основа независимости боярина. Боярин при этом мог перемещаться, как угодно, и поступать на службу к тому или другому князю. Эта «кормушка»-вотчина была его собственная, а дальше он мог служить и у тверского князя, или у владимирского и даже в Литве. Заключая между собой договоры, князья – вплоть до отца Ивана Грозного – неизменно писали, что «вольным людям между нами воля», то есть, что любой вольный человек, не крепостной может от одного князя перейти на службу к другому.

Боярин нанимался к князю на праве кормления. Когда его ставили, например, воеводой в какой-то город, то он мог там брать дань или взятки. Размер этих поборов был по традиции примерно известен, и это считалось чем-то вроде зарплаты. Кормление в его различных разновидностях также можно отнести к постоянно присутствующим, глубинным русским институтам.

Еще одним источником доходов бояр была военная нажива. Бояре участвовали в походах князя и в совместных грабежах. 

Татарское иго и Московское княжество

Московское княжество, хотя оно и принадлежало младшей ветви Рюриковичей, унаследовало право великого княжения, т.е. старшинства. Оно также унаследовало от монголов их финансовую систему. Территориальная экспансия в этот период продолжается (как и всегда позже). Однако постепенно происходят принципиальные изменения - прекращение переделов подвластных территорий между князьями и прикрепление людей к месту жительства и службе.

Князья при татарах становятся надсмотрщиками, они уже не столько воюют между собой за передел городов, сколько пресмыкаются и интригуют в Орде. Пайпс пишет: условием княжения сделалось поведение, противоречащее народным интересам. Для сбора дани создается фискальная система. Когда усиливается Московское княжество, этот административный аппарат оказывается у него в руках.

К XVI веку уже можно говорить не великом князе, а о Московском государстве. Это была теперь система, которая представляла собой некоторую организацию – войско со своей структурой, приказы, воеводства. Происходило постоянное усложнение этой организации и экспликация правил игры, которые стали формулироваться в явном виде. Начинаются масштабные манипуляции большими группами людей - переселения, репрессии, опричнина, создание воинских частей. Захватив Новгород, переселяют людей на южные рубежи тогдашней России, а, наоборот, тамошних жителей - в Новгород. Тут надо почувствовать разницу с тем положением, которое было, скажем, за 200-300 лет до этого, когда люди жили, так сказать, природной жизнью: князь мог позвать какого-нибудь боярина к себе на службу, но он не мог производить социальные реформы.

Система личных статусов изменяется. Если до этого времени внутри семьи князей все время происходило перераспределение кормлений, то теперь это прекращается и устанавливается постоянная династия. Великий князь становится отдельной единицей. Все остальные – будь они потомки Рюрика - его родственники, будь бояре, дворяне или «дети боярские» - все становятся в одно положение, и всё больше их статус определяется в зависимости от их положения в системе власти, от близости к великому князю. Появляется государственная система.

Свободные люди превращаются в служилое сословие. Возможность их перемещения заканчивается где-то к временам Ивана Грозного. Московские князья сначала стали запрещать своим боярам и служилым людям перемещаться – но пока еще не отобрали вотчины. Потом они параллельно стали раздавать поместья. Возникло землепользование при условии службы: если помещик не служил, то его землю могли отобрать – и, собственно, так и делали. Это была форма зарплаты, поскольку денежная экономика была не развита. В заключение имели место знаменитые репрессии, когда крупные вотчины были отобраны. Частью люди получили вотчины в других местах, где они не имели исторических корней, в том числе часто их владения были разбросаны по разным отдаленным местам. Но в целом крупных вотчинников истребили, чтобы они не мешали новым порядкам.

В Московском государстве все люди начинают делиться на две категории. Одни тяглые - они обложены податью, налогом и всё больше теряют свободу. Другие служилые, которые между собой различаются по положению в системе власти, в системе подчинения великому князю или царю. Тяглые люди – это как крестьяне, так и горожане. Кроме того, сохраняются священники, монахи и холопы.

Можно сказать, что в России к этому времени независимых людей уже не было. С одной стороны, все могли перемещаться по стране, но с другой – все были от кого-то зависимы и все были служилыми или должны были платить налоги. Служилые люди в России были экономически не вполне зависимы от княжеской власти. Отбирать вотчины – да и поместья – было хлопотно. Но они были зависимы в других отношениях – в смысле продвижения по военной лестнице, в смысле наград и пожалований и т.д. Собственно, уравнял поместья с вотчинами только Петр I, но фактически всех не-тяглых людей заставили служить уже во времена Ивана Грозного.

Постепенно складывалась сложная система продвижения. Появляется еще один уровень рефлексии, люди говорят, пишут, издают указы о том, как нужно себя вести. Сложилась сложная система продвижения по социальной лестнице, которая была основана на родовитости, на личных заслугах и на предыдущей карьере. И, тоже забегая вперед, к XVII веку сложился слой служилых людей тысяч в 20, которые были записаны в соответствующие книги. То есть всё это начало кодифицироваться.

В доходах служилых людей растет роль жалования по сравнению с доходами от вотчин и поместий. По расчету Пайпса, доходов от поместья среднему помещику хватало ровно на то, чтобы купить лошадь, кольчугу, саблю и другое обмундирование. В терминах политэкономии это был необходимый продукт. Прибавочного продукта это ему уже не давало, и он вынужден был идти на войну, служить и получать жалованье. 

В середине XVI в. в России имелось 22-23 тысячи служилых людей. Московский служилый класс, от которого произошли по прямой линии дворянство эпохи империи и коммунистический аппарат Советской России, являет собою уникальное явление в истории общественных институтов. В западной истории нет термина, который определил бы его удовлетворительно. То был резерв квалифицированной рабочей силы, который государство использовало для исполнения всех и всяческих потребных ему функций: военной, административной, законодательной, судебной, дипломатической, торговой и промышленной. То обстоятельство, что жил он почти исключительно на средства, добываемые эксплуатацией земли и (после 1590-х гг.) труда крепостных, явилось результатом превратности российской истории, а именно недостатка наличного капитала. Позднее, в XVIII и XIX вв., гражданская часть служилого сословия была переведена на жалованье, но характер и функции ее остались без значительного изменения. Корни этого, класса покоились не в земле, как происходило со знатью во всем мире, а в царской службе. В иных отношениях русское служилое сословие являлось вполне современным институтом, в своем роде предтечей нынешнего чиновничества, продвигающегося по службе в зависимости от своих заслуг4.

У крестьян по-прежнему существовала передельная община. Но прикрепление людей к месту происходит в это время еще не до конца. «Бабушка и Юрьев день» обычно связываются с концом XVI века, с временами Бориса Годунова, но отдельные категории крестьян еще могут тогда перемещаться.

По-прежнему большую роль играли монастыри, которые владели примерно третью земель в России. Это был очень большой сектор, но институционально он отличался не сильно. 

Отличия от западного феодализма

Сравнивая общественные порядки на Руси и в Западной Европе этого периода, можно видеть как сходство, так и отличия. Различные авторы подчеркивают то, или другое – часто в зависимости от собственных идеологических установок.

Пайпс замечает по этому поводу, что феодализм на Западе характеризовали три фактора – это политическая раздробленность, вассальные отношения и условное землевладение. Политическая раздробленность имела место и на Руси, однако в то же время ситуация сильно отличалась. На Руси речь шла не о стычках феодалов между собой и не об их бунте против признанного сюзерена – короля, а о борьбе внутри одного клана родственников – князей.

Что же касается вассалитета, то ничего подобного на Руси не было. Вассалитет – это договорные отношения, вассал приносил клятву верности сеньору – но и сеньор точно так же приносил клятву вассалу. Это важно, в этом суть дела, хотя для нас это не очень понятно, потому что жизнь у нас так не устроена. Но это был договор, и если сеньор нарушал договоренность, то вассал ему уже был ничем не обязан, он мог поднять войну против него, и был прав. В России этого никогда не было, в России боярин целовал крест, поступая на службу князю, он обещал, что будет ему служить, но князь ему ничего не был должен. По этой причине никакие договоры не соблюдались, к ним относились достаточно равнодушно и вели себя по ситуации.

Условное землевладение в России отсутствовало до XV века, а потом с трудом и долгое время внедрялось. Оно также не имело договорного характера, к тому же не успело оно полностью внедриться, как его уже стали отменять.

Поэтому добавлю от себя: если мы встанем на чисто марксистскую позицию и будем считать, что поведение людей определяется материальными условиями их жизни, то неизбежно придем к выводу, что феодализм в России имел место, и в этом смысле каких-либо существенных отличий от Западной Европы не было. Способы производства и средства ведения войны были и там, и там примерно одни и те же. Тем более, что их можно было заимствовать или просто физически привозить из-за границы. Однако такой прямолинейный материализм не дает никакой возможности объяснить траекторию и особенности развития страны. Чтобы сделать это, нужно выделить институциональные факторы и рассматривать их как совершенно самостоятельную переменную. В этом случае мы видим, что с Европой у России было не так уж много общего. 

Московское царство и военная революция 

В.В. Пенской. Великая огнестрельная революция5 

Виталий Викторович Пенской (род. в 1969 г.) – профессор Белгородского государственного университета. 

Книга Пенского очень хорошо объясняет институциональное развитие XVI, XVII и начала XVIII веков в России. Она очень ярко показывает, как развитие военного дела за рубежом (о чем говорилось выше в разделе, посвященном западной военной революции XVI – XVII веков) заставляло московских царей реформировать свое войско, а за ним и государственное и общественное устройство.

Пенской в целом принимает периодизацию военного дела в России, предложенную еще Павлом Николаевичем Милюковым, который видел в течение данного периода пять этапов развития. Примерно в конце XV века появились первые помещики и первые солдаты с огнестрельным оружием. Потом при Иване Грозном было создано стрелецкое войско. Это были профессиональные стрелки, которые находились на государственном содержании, это была одна из первых в мире постоянных армий. Соответственно, для ее обеспечения была создана система налогообложения и управления.

Строительство государственного порядка и вооруженных сил происходило в специфических формах. В XVI – XVII веках к этому времени шел российский процесс формализации служебных отношений, их экспликация. Те понятия, которые существовали раньше более или менее неформально – кто знатнее, кто главнее, кто более заслуженный –к этому времени превратились в точный учет. Велись так называемые местнические книги, устанавливавшие, чей род лучше. Служилые люди «считались», вели учет, отслеживали, кто когда-то занимал какое место. И, часто бывало, отказывались от назначений, если это шло в минус роду, могло означать умаление родовой чести.

Затем, уже в XVII веке, было положено начало созданию полков «нового» или «иноземного строя». Началось заимствование организационных форм и материальной части, импорт вооружения, обмундирования. В России было положено начало строительству собственной военной промышленности (первые тульские заводы были созданы в 1630-е годы). К концу XVII века была проведена первая унификация «разрядов», т.е. реформа статусов служилых людей. Символом этого стало торжественное сожжение местнических книг. Наконец, был сделан последний шаг – Петр I просто перечеркнул почти всё предыдущее, ввел табель о рангах и многочисленные новые формы организации.

Как пишет Пенской, первый этап этой милюковской схемы можно назвать «османской моделью» военной организации. Эта модель была похожа на то, как в это время была устроена военная машина в Турции. Следует сказать, что Турция в это время в военном отношении была чуть ли не самой эффективной страной в мире, поэтому этот факт свидетельствует об успешности военной политики в России. 

Основу этой модели составила легкая иррегулярная поместная конница. Она дополнялась пехотой, оснащенной огнестрельным оружием (ее ядром стал знаменитый стрелецкий корпус, несший постоянную службу), и «нарядом», т. е. артиллерией. Последняя в России того времени быстро стала одним из наиболее развитых родов войск. Русские воеводы окончательно отказались от стремления решить исход войны в генеральном сражении и сделали упор на ведение «малой» и осадной войн. Характерной чертой русской тактики того времени стало стремление вести дистанционный бой и уклонение от рукопашной схватки. 

В начале XVI в. родились отряды русских пищальников – предшественники стрельцов В середине XVI в. итогом стрелецкой реформы стал приход на смену плохо обученным и организованным, набираемым от случая к случаю отрядам пищальников постоянного корпуса пеших стрелков, похожий на корпус турецких янычар. Они были единообразно вооружены и обучены и находились на полном содержании государства.

Возникает поместная конница – мы помним, что до этого конницу составляли мало дисциплинированные вотчинники, которые «бродили» по Руси. Формирование основ поместной системы происходит в конце XV века при Иване III. В первой трети XVI в. при его сыне Василии она приобретает достаточно четкие контуры. Классический вид поместная система приобретает при Иване Грозном в конце 40-х – 50-х гг. XVI в., когда выявившееся падение боеспособности поместной конницы потребовало определенной ее реорганизации. Военная служба стала обязательной не только для помещиков, но и для вотчинников. 

Наконец, произошло создание бюрократического аппарата управления вооруженными силами. Разрядный приказ совмещал в себе функции как военного министерства, так и генерального штаба. Он был дополнен «Стрелецкой избой», преобразованной позднее в Стрелецкий приказ. С 1577 г. известен Пушкарский приказ. Приказ Большого Прихода собирал налоги и подати. Поместный приказ ведал учетом, раздачей и перераспределением поместных земель. 

В XVII веке после смутного времени возникает новая волна реформ: 

На смену прежнему неспешному «вживлению» в старую военную организацию технических и иных новинок был запущен в действие механизм «ползучей» «вестернизации» вооруженных сил. Уже во второй половине столетия рядом со старой русской армией возникла новая, европейская.

Это было массированное заимствование – закупки, приглашение специалистов, создание параллельно со старыми войсками новых вооруженных сил. Вот как выглядела новая армия в 1633 году:

  • 4 «немецких» и 8 русских солдатских полков (18,5 тыс.) + драгуны и рейтары (более 3 тыс.)

  • Полное государственное обеспечение всем необходимым

  • Относительно единообразное стандартизированное вооружение

  • Четкая организационная структура полков

  • Более или менее регулярное обучение тактическим приемам

  • Создание новой организации снабжения армии на основе импорта

  • Перестройка Пушечного двора; начало оружейного производства в Туле 

После смерти патриарха Филарета - отца царя и фактического правителя России - возникла пауза, и первая волна реформ рассосалась без особых последствий. Однако ближе к 1680 году началась еще более серьезная волна реформ. Теперь уже и старомосковские части стали подстраивать под новые правила, а новые полки увеличились в численности, и возросло их значение. Была создана система управления, снабжения, военное производство:

  • Произошли изменения в организации и управлении в старомосковских частях войска (в т.ч. отмена местничества)

  • «Полки иноземного строя» достигли 60-70% общей численности войск

  • Были созданы разряды – военно-административные округа

  • Произошло создания новой организации снабжения армии (приказы Иноземский, Рейтарский, Сбора даточных людей, Сбора ратных людей, Ствольных дел и др.)

  • Шло дальнейшее развитие военного производства

  • Сбор «даточных людей» – прообраз будущих рекрутских наборов

Говоря о результатах этих преобразований, вспомним, что царь Алексей Михайлович, который неизвестно почему имел прозвище «Тишайший» - на самом деле он таковым не был и очень интересовался военным делом – прибрал к рукам всё, что было Россией потеряно, плюс была присоединена Украина. Пенской цитирует прусского дипломата И.-Г. Фоккеродта: 

Меньше, чем в 50 лет, не только взяли назад все области, которыми сначала должны были пожертвовать своему спокойствию, до Ингерманландии и клочка Карелии, но еще отняли у поляков кроме Смоленска Киев, Чернигов и Северию, даже принудили Оттоманскую Порту, бывшую в то время на самой вершине могущества и величия своего, оставить им казаков со всей Украиной…

В то же время проблема финансирования армии не была решена. На нерешительном характере войн сказалось и несоответствие уровней развития различных сфер жизни русского общества того времени - политической и военной, социально-экономической и культурной. Это были задачи, с которыми столкнулся Петр I. 

Российская империя 

Б.Н. Миронов. Социальная история России периода империи (XVIII-начало XX в.)6 

Борис Николаевич Миронов (род. в 1942 г.) – русский историк, профессор Санкт-Петербургского государственного университета. 

Замечательная книга Миронова очень близка к теме институционального развития. Она плотно насыщена фактами и мыслями, и для человека, ее еще не прочитавшего, сделать это будет очень полезно. Я же ограничусь здесь изложением основных выводов автора и несколькими комментариями.

Империя

В результате экспансии Россия стала обладательницей обширных земель и богатых природных ресурсов. В то же время «национальный вопрос оказывал травматическое влияние на социальные процессы в «метрополии». Однако имперское политическое устройство давало возможность управления многонациональным государством. Российская империя не была колониальной державой в европейском смысле этого слова, ни русский народ, ни «метрополия» не находились в привилегированном положении.

Поэтому общий вывод Миронова – позитивный: 

(Б)ез территориальной экспансии Россия осталась бы небольшой и очень отсталой европейской страной… общий ее итог оказался положительным не только для властной русской элиты, но для всего российского государства и большинства входивших в его состав народов.

Государство и общество

Никогда не нужно забывать, что в русской истории слово «государство» имеет совсем не тот смысл, как Западной Европе, здесь это отдельная общественная единица, структура, «корпорация». Тем не менее, это слово на протяжении всей истории имеет смысл, употреблять его можно. В отличие от этого, понятия «общество» или «общественность» соответствуют только определенному периоду времени, причем не слишком длительному - начиная с XVIII века, а в основном XIX и началу XX века. Примерно так употребляет их и Миронов. Мы же здесь позволим себе некоторую вольность и будем говорить о российском обществе вообще, как о стороне диалога, сопоставляя и противопоставляя его государству.

Вот общая оценка Миронова: 

Общественность всегда была в состоянии диалога с верховной властью. Благодаря этому в целом, хотя и не всегда, правительство проводило сбалансированную политику. В XVIII в. Россия не превратилась наподобие Польши в страну дворянской анархии, в первой половине XIX в. не стала страной, управляемой помещиками-крепостниками, а в пореформенное время не была принесена в жертву интересам дворян и крупной буржуазии. Именно соблюдение высших государственных интересов, которыми руководствовалась верховная власть, обеспечило социальную стабильность, умеренный экономический, культурный и политический прогресс. Не только инстинкт самосохранения, но и взаимодействие с обществом позволяло верховной власти следовать этому курсу, так как случавшиеся от него отклонения наказывались и пресекались обществом. Верховной власти принадлежала решающая роль во всех сферах жизни, и долгое время все социальные группы относились к монарху, олицетворявшему в их глазах государство, как к высшему арбитру, как к реальному, законному и единственному источнику льгот и привилегий, прав и обязанностей. 

А вот как он видит логику и динамику этого взаимодействия:

Почему социальная модернизация проходила болезненно, а для монархии — ее инициатора и долгое время лидера закончилась крахом? Вопрос чрезвычайно сложный для убедительного ответа; выскажу лишь несколько соображений. Примерно до второй половины XVII в. общество и государство развивались довольно гармонично, возникавшие противоречия носили временный характер и достаточно успешно разрешались; по своей культуре и политическому менталитету элита и народ были более или менее однородными. В конце XVII в. верховная власть в ходе военного столкновения со Швецией осознала экономическую и культурную отсталость России сравнительно с Западной Европой и стала принимать меры для ее преодоления путем европеизации. Общество в целом и народ в особенности не проявляли большой заинтересованности, мало сочувствовали замыслам верховной власти, и тогда она стала реформировать страну в соответствии со своими представлениями о благе России. При Петре I — инициаторе реформ — Россия достигла крупных военных успехов, которые общество связало с петровскими преобразованиями и правильной, дальновидной политикой самодержавия. Общественность рассматривала победы как результат реформ, как достижение верховной власти, а не общества. Вследствие этого она как бы признала превосходство самодержавия и согласилась на подчиненную роль по отношению к нему. 

Прервем цитату для того, чтобы напомнить об институциональной цене, которую обществу пришлось заплатить за эти преобразования. Этой ценой, как известно, было крепостное право. Оно касалось не только крестьян: 

В начале XVIII в. все население России было закрепощено, причем в большинстве случаев на двух или трех уровнях: духовенство — государством и епископами, посадские — государством и посадской общиной, государственные крестьяне — казной и сельской общиной, помещичьи крестьяне — казной, сельской общиной и помещиком, дворянство — государством. Крепостное право охватывало все общество снизу доверху, от крестьянской избы до императорского дворца, оно пронизывало все государственные институты.

Крепостное право было не просто одним из институтов русского государства, оно, особенно до 1860-х гг., являлось средой, в которой проходила жизнь каждого члена общества.

В целом общество приняло этот образ жизни. Продолжим предыдущую цитату: 

Народ к преобразованиям отнесся индифферентно, если не сказать негативно, но сохранил верность самодержавной идее. По- настоящему серьезный бунт произошел в 1773—1775 гг., да и то крестьянство протестовало не против европеизации, а против ее последствий — снижения жизненного уровня и усиления крепостного гнета…. Таким образом, начиная с петровского царствования самодержавное государство стало легитимным лидером, а общественность и народ — ведомыми. Такое положение устраивало все три стороны, исключая немногочисленный слой интеллигенции, и позволяло коронному правительству управлять страной без особых проблем до тех пор, пока оно проводило сбалансированную социальную политику. Общественность в большинстве своем поддерживала верховную власть, пока интеллигенция была малочисленной и действовала изолированно от народа.

К тому же, начиная с «Манифеста о вольности дворянской» 1762 года, сословия стали постепенно освобождаться от разных видов крепостного права. Главное решение, разумеется, было принято сто лет спустя. По какой причине? 

(К) середине XIX в. для верховной власти и всех мыслящих людей России стало очевидно, что Россия остро нуждается в проведении промышленной революции, в просвещении народа, которое находилось на уровне западноевропейских стран XVII в., в реформировании политической и правовой систем. Было также очевидно, что освобождение крестьян от власти помещика должно предшествовать другим реформам. 

… не исчерпав всех экономических возможностей крепостного права и не доводя его до состояния внутреннего разложения, верховная власть под воздействием требований прогрессивной общественности и самого крестьянства, а также в силу государственной потребности в модернизации и более глубоком усвоении европейских культурных, политических и социально-культурных стандартов в 1860-е гг. наносит решительный удар по всему институту крепостничества. 

Это решение стало началом очень длительного процесса: 

Под влиянием ряда факторов в пореформенной деревне сохранилось много пережитков крепостного права. Их изживание в общих чертах завершилось только к 1907 г., вместе с прекращением выкупных платежей, отменой подушной подати и круговой поруки. Корпоративное крепостное право сильно ослабело, но оставалось еще достаточно прочным до 1917 г. … Пережитки крепостничества в общественном сознании, в социальных и экономических отношениях оказались столь живучими и глубокими, что, опираясь на них, большевикам удалось реставрировать некоторые черты старой командной социально-экономической системы, а при Сталине довести ее до такого беспредела, который и не снился крепостникам XVIII в. 

После Петра I Российская империя представляет собой объединение разнородных частей – культурных, социальных, этнических – которые друг с другом находятся в противоречивых, часто конфликтных отношениях. Задача власти поэтому – согласовывать и примирять эти противоречия: 

(В) течение XVIII—первой половины XIX в. европеизация затронула верхние страты общества в несравненно большей степени, чем нижние. В результате этого в обществе возникла культурная асимметрия, и оно раскололось по культурному признаку на образованное меньшинство и народ, который в своем быту продолжал придерживаться традиционных ценностей. 

Отдельные социальные группы предпочитали действовать сепаратно с целью добиться специальных сословных привилегий, часто в ущерб другим. Фрагментарность общества усиливала его зависимость от верховной власти, обеспечивала последней большую самостоятельность и позволяла проводить сбалансированную, или надсословную политику: власть опиралась на охранителей и консерваторов, уступала либералам и подавляла радикалов. 

К тому же государство никогда не стремилось установить тотальный контроль за обществом, оно вмешивалось только постольку, поскольку считало это необходимым. Нам стоит обратить внимание на этот принцип, он действует на протяжении всей нашей истории вплоть до сегодняшнего дня, принимая различные формы – вотчины, кормления, личного подсобного хозяйства, коррупции и т.д. 

Наблюдения о деятельности различных корпораций позволяют сделать еще один чрезвычайно важный вывод. На протяжении всего императорского периода все социальные группы, все сословия обладали правом самоуправления — одни в большей, другие в меньшей степени. … Как мы видели, государство никогда не желало установить полный контроль над жизнью городских и сельских общин, над дворянскими, купеческими, мещанскими, ремесленными и крестьянскими обществами, понимая недостижимость и бессмысленность этого. Верховная власть только стремилась, во-первых, включить сословное самоуправление в систему государственного управления и, во-вторых, поставить самоуправление в рамки закона. И то и другое ей более или менее удавалось. Благодаря этому на всем протяжении императорского периода, как и в более раннее время, в России существовало расщепление (разделение) властных и управленческих функций между верховной властью и ее администрацией, с одной стороны, и городскими и сельскими общинами, городскими и дворянскими корпорациями, с другой. 

Эта имперская система государственного лидерства и балансирования между интересами различных слоев существовала достаточно стабильно, но потом претерпела масштабный кризис: 

Это была достаточно эффективная политика, пока народ, прежде всего крестьянство, безмолвствовал, оставаясь по своему политическому мировоззрению стойким монархистом. Однако после отмены крепостного права экологическое и демографическое давление породило сильное скрытое аграрное перенаселение в деревне: к 1900 г. в Европейской России половина рабочих рук стала фактически лишней, при том что безземельный сельский пролетариат был крайне невелик. Город и промышленность не могли дать работу 23 млн. работников.271 Крестьянство пробудилось, стало искать выход из положения и нашло его в том, чтобы экспроприировать помещичьи земли. Это абсолютно не решало проблемы…. И все же если бы верховная власть выполнила требование крестьянства, хотя бы в более мягкой форме выкупа помещичьих земель, как предлагал С. Ю. Витте и на чем настаивали кадеты, это бесспорно продлило бы жизнь монархии на достаточно долгий срок. Но ни Александр III, ни Николай II на конфискацию земель не соглашались, не хотели перешагнуть через своего традиционного союзника — 107 тыс. дворян-землевладельцев — и в то же время не хотели уступать либералам в политических вопросах. Эта неуступчивая позиция в аграрном вопросе в значительной мере породила крестьянское движение, революцию 1905 г. и последовавшие за ней политические уступки, а после созыва I Думы вопрос о ликвидации помещичьего землевладения стал главным камнем преткновения между правительством и думой, вследствие чего она дважды распускалась. Вместо конфискации помещичьих земель верховная власть пошла на столыпинскую реформу, которая, несмотря на свою стратегическую целесообразность, нашла отклик лишь у трети крестьянства, вызвав недовольство остальной, большей его части. В результате крестьянство нашло себе лидера в социалистах, которые предлагали симпатичное ему решение аграрного вопроса путем революции и конфискации помещичьей земли.

Рабочий класс, будучи в массе своей крестьянского происхождения и тесно связанным с деревней, имел в основном крестьянский менталитет. В силу этого, а также ввиду серьезных просчетов в рабочей политике правительству и предпринимателям не удалось ввести рабочее движение в рамки правильного тред-юнионизма, и рабочие стали легкой добычей социалистов. Они также были склонны к решению своих проблем путем революции. 

Все перечисленное создало предпосылки для революции. Война несомненно ускорила этот процесс…. Война предопределила перерастание борьбы против царизма в борьбу против нового демократического режима, так как образованное общество потеряло контроль над народными массами. Тяготы войны превысили способность народа терпеть и сохранять благоразумие, народу еще не нужна была демократия западноевропейского типа. Крестьянам нужна была земля, а рабочим — фабрики и заводы, тем и другим — конец войны, и все это немедленно, не дожидаясь Учредительного собрания. … А когда большевикам удалось захватить власть и выполнить требования народа, они обеспечили себе его поддержку и смогли расправиться со всеми своими политическими противниками… 

Сословия

Исходным понятием – «эталонным метром» - для анализа социальной структуры для Б.Н.Миронова служит понятие сословия, причем сословия в «истинном», западном смысле: 

К концу XVIII в. в России в основном, хотя и с некоторыми особенностями сравнительно с западноевропейскими странами, сформировались сословия, которые обладали главными признаками истинного сословия: 1) их сословные права были закреплены в законе; 2) права являлись наследственными и безусловными; 3) они имели свои сословные организации (дворянские собрания, го-родские думы, купеческие, мещанские, ремесленные, крестьянские общества и др.) и сословный, независимый от коронной администрации суд; 4) пользовались правом самоуправления; 5) обладали сословным самосознанием и менталитетом; 6) имели внешние признаки сословной принадлежности. 

Московское государство (допетровское – В.Ш.) было обществом не сословным и не классовым, а скорее этакратическим (от французского и греческого — «государственная власть»), так как в нем главным стратифицирующим фактором являлся вид обязанностей человека по отношению к государству… 

Отталкиваясь от этого, автор описывает историю социальных структур в России. Правда, такой измеритель подходит не во всех случаях: 

В наибольшей степени идеальному типу сословия соответствовало дворянство, в наименьшей — крестьянство. …российские крестьяне не стали сословием в полном смысле этого понятия, как не стало в свое время сословием и крестьянство Западной Европы. 

Насаждение сословных форм было постоянной заботой правительства: 

Формирование сословий в России происходило под западноевропейским влиянием. Это обстоятельство послужило важной причиной того, что сословный строй, сложившийся в России к концу XVIII в., был похож на сословный строй европейских государств XVIII в., где он уже разрушался, а не на западный сословный строй в момент его расцвета в XIII—XV вв. Апогей сословного строя в России приходится на первую половину XIX в. благодаря тому, что в новом Своде законов 1832 г. социальная структура русского общества получила вторичное, еще более четкое юридическое оформление как строго сословная. Закон определил четыре главных сословия — дворянство, духовенство, городские обыватели и сельские обыватели.

При этом формальные сословные права со временем изменялись: 

С отменой частновладельческого крепостного права в 1861 г. бывшие помещичьи крестьяне сравнялись по своим правам с бывшими казенными крестьянами и городскими обывателями, а дворянство утратило свою главную привилегию — монопольное право на владение крепостными. После введения земских учреждений в 1864 г. все сословия получили право формировать органы местного самоуправления на уездном и губернском уровнях. Городская реформа 1870 г. превратила городское сословное самоуправление во всесословное самоуправление. В результате судебной реформы в 1864 г. сословные суды были упразднены и все население попало под юрисдикцию единых для всех общесословных судов. Благодаря введению всеобщей воинской повинности в 1874 г. было ликвидировано принципиальное различие между привилегированными и податными сословиями, так как представители всех сословий, включая дворянство, стали на общих основаниях привлекаться к отбыванию воинской повинности. Другие важные реформы, происшедшие в последней трети XIX—начале XX в., такие как отмена подушной подати и круговой поруки среди сельских и городских обывателей, включение дворянства в число налогоплательщиков, отмена паспортного режима, отмена выкупных платежей за землю, получение права на выход из общины в 1907 г., наконец, введение представительного учреждения и обретение политических прав всем населением в 1905 г., привели к тому, что к 1917 г. все сословия юридически утратили свои специфические сословные права.

Реальные социальные изменения не всегда следовали за юридическими:

Социальные традиции оказались весьма живучими … Сословная парадигма, упраздненная юридически, не была окончательно ликвидирована фактически и психологически, хотя и в общественной практике, и в массовом сознании она безусловно в течение второй половины XIX - начале XX в. потеряла свое прежнее значение. Существование сословий с различными, а иногда и враждебными субкультурами, с огромной имущественной дифференциацией между ними и внутри себя затрудняло формирование не только среднего класса и гражданского общества, но также и единой российской нации с единой культурой, единой системой ценностей, единым законом. Наличие в составе России других национальностей еще более замедляло этот процесс. В результате складывание российской нации и российского национального государства к 1917 г. не завершилось.

Имела место межсословная мобильность, которая была неоднородной:

Социальная структура всего населения в течение периода империи изменялась очень медленно… Уже до реформ 1860—1870-х гг. сословия в большей или меньшей степени были открыты при входе и выходе и довольно активно взаимодействовали друг с другом, хотя степень их открытости была различной. …В целом в XVIII—первой половине XIX в. уровень социальной мобильности дворянства, духовенства, городских обывателей и разночинцев был достаточно высоким, а крестьянства - низким. … на протяжении всего императорского периода крестьянство и духовенство служили источником пополнения других сословий, но сами являлись закрытыми при входе… Дворянство являлось открытым при входе и в значительной мере закрытым при выходе. Оно пополнялось наиболее способными и энергичными представителями духовенства, купечества, мещанства и крестьянства, которые к тому же были в высшей степени лояльными к существующему режиму, так как он дал им возможность войти в состав самого привилегированного сословия. Дворянство интенсивно получало свежую кровь и через браки с представителями других сословий…

Что же касается имущественного расслоения, неизменной чертой была слабость среднего класса: 

Дворянство, духовенство и городские обыватели были разделены внутри себя на страты, существенно отличавшиеся в имущественном отношении. На протяжении всего императорского периода средняя страта была слабой в количественном и материальном отношениях, низшая страта, состоявшая из бедных и неимущих, — многочисленной, богатство сосредоточивалось в руках немногочисленной высшей страты. … Подобная структура городского общества, в котором отсутствовала значительная средняя прослойка, или средний класс,175 была чревата социальной неустойчивостью и социальными взрывами.

Семья, община и город

Период российской империи был временем перестройки всех способов общественной жизни и модернизации отношений. 

Семья: 

В течение XVIII—начала XX в. во всех сословиях формы семейной организации и вместе с ними характер межличностных отношений в семье изменялись. 

До середины XIX в. в семьях разных сословий преобладали патриархально-авторитарные отношения, так как они строились на господстве мужчин над женщинами и главы семьи над всеми домочадцами, на иерархии, строгом разделении ролей по половозрастному признаку, приоритете общих семейных интересов над индивидуальными, включенности семей в жизнь соответствующих сословных корпораций, которые имели право вмешиваться во внутрисемейные отношения. 

Дворянство и интеллигенция первыми прошли путь от составной семьи к малой. Они же с середины XIX в. стали пионерами перехода от патриархально-авторитарных к эгалитарным семьям и от патриархальных к демократическим отношениям в семье. Однако сильные пережитки крепостничества, стойкая патриархальность внутри семьи, слабое развитие феминистского движения в России помешали завершению этого процесса даже среди элиты русского общества, если иметь в виду основную массу семей привилегированных слоев. … Социальная неполноценность не только детей, но и женщин оставалась непреложным фактом российской действительности… 

Семейная организация крестьянства в течение императорского периода также развивалась в направлении малой семьи. Вместе с тем … даже в российской деревне 1920-х гг…. традиционные взгляды на семью и женщину оставались очень прочными. Однако некоторый прогресс в гуманизации отношений между супругами и между родителями и детьми был достигнут, в городах и промышленных губерниях — в большей степени, в деревне и аграрных губерниях — в меньшей. … Авторитарность внутри семьи была в большей или меньшей степени поставлена в рамки закона.

Община:

Ввиду того что социальные организации крестьянства, городского сословия и дворянства изменялись разными темпами, в начале XX в. главные сословия России оказались на разном уровне социального развития. Крестьянская община, мещанская, ремесленная и купеческая корпорации, а также и дворянское общество представляли собой как бы три стадии развития социальной организации. Далее всего в направлении развития отношений общественного типа продвинулось дворянство, менее всего — крестьянство. 

Община долго соответствовала представлениям русского народа о правильной и справедливой организации социальной жизни людей, а существовавшие в ней межличностные отношения — религиозному идеалу человеческих отношений, который поддерживала православная церковь. Вот почему крестьяне и вслед за ними беднейшая и наиболее многочисленная часть городского сословия — мещане на протяжении всего периода империи проявляли особенно большую склонность к организациям общинного типа. Помимо сельской и посадской общин они выработали другую, родственную им по духу форму организации — артель, которую мы встречаем всюду, где народ занимался какой-нибудь специфической деятельностью вне крестьянской или посадской общин. 

Общинная собственность на недвижимость также поддерживала стабильность крестьянской и посадской общин, о чем свидетельствует тот факт, что параллельно с ее вытеснением частной собственностью на землю и другое недвижимое имущество происходило и разрушение общинной организации. Право частной собственности на свои поместья дворянство прибрело фактически в 1714 г., а окончательно — в 1762 г. Право на частную недвижимую собственность, кроме земли, у городского сословия появилось в начале XVIII в.; право же иметь землю в частной собственности городское сословие приобрело одновременно с государственными крестьянами — в начале XIX в., а владельческие крестьяне — в 1860-е гг., но реальную возможность для всех крестьян превратить наделы в частную собственность дала только столыпинская реформа в 1906 г. Соответственно дворянство практически не знало общности, а у городского сословия она разрушилась быстрее и раньше, чем у крестьян.

Если иметь в виду Россию в целом, то процесс преодоления общинности в социальной жизни в XVIII - начале XX в. зашел достаточно далеко, но он не завершился к 1917 г. В ходе столыпинской реформы около трети российского крестьянства вышло из сельской общины и сделало шаг навстречу новой жизни, которая строилась на других основаниях и в которой люди руководствовались другой системой ценностей. … Однако победа большевиков изменила вектор социального развития России. Она привела к ликвидации наметившихся тенденций, к возрождению общинных отношений там, где они уже умерли, как в деревне, так и в городе. Коллективизация и социалистическая индустриализация закрепили этот успех. Община умерла, да здравствует община! 

Город:

Город до Петра I и даже до XIX века был «служилым», его населяли в первую очередь стрельцы, которые на окраинах страны должны были защищать ее от набегов – например, в Белгороде сторожить против крымских татар. Кроме того, в городе жили ремесленники – кузнецы, пекари или кожевенники – которые обслуживали стрельцов. Все они, так или иначе, занимаются сельским хозяйством - может быть, и не сеют пшеницу, но держат сады, огороды. Там много и настоящих крестьян, которые живут в городах. В книге Миронова есть очень интересная статистика по занятиям этих людей. Эти небольшие города иногда отличатся от деревни только официальным статусом, какие-то населенные пункты правительство решило считать городом, а какие-то нет. Как известно, населенный пункт считался селом, если в нем была церковь, если же не было – то деревней. По другим признаком населенный пункт считался городом. 

(Петровские) реформы подтолкнули естественный процесс дифференциации города и деревни, который пошел быстрее. … потребовалось еще столетие, прежде чем в 1775—1785 гг. произошло их окончательное размежевание в административном, а городского и сельского населения — в социальном отношении, и еще полстолетия для того, чтобы город четко отделился от деревни и в экономическом отношении. Только после 1775—1785 гг. мещане, купцы и городские ремесленники стали превращаться в городское сословие, и лишь к середине XIX в. большинство российских городов трансформировалось из аграрно-административных в ремесленно-промышленные и торговые центры. … Однако параллельно с этим между городом и деревней происходил рост контактов, так как благодаря экономической дифференциации они стали более зависимы друг от друга, а ушедшая вперед городская материальная и отчасти духовная культура стала служить для сельского населения образцом для подражания.192 После эмансипации экономические и культурные связи между городом и деревней усилились, создались предпосылки для постепенного объединения их в единое экономическое и культурное пространство, основанное на этот раз не на полном сходстве, как это было до XVIII в., а на интеграции экономически специализированного и взаимно нуждающегося друг в друге городского и сельского населения. … Вторая стадия не успела завершиться к 1917 г. 

Если материальная культура горожан отличалась от деревенской, то в духовной сфере различия между городскими низами, составлявшими в середине XIX в. около 90% городских жителей, и крестьянами, жившими в сельской местности, носили скорее количественный, чем качественный характер. В сущности горожане, исключая немногочисленное образованное общество, и крестьяне были носителями единой народной, во многом сакральной культуры…Мещане, ремесленники и крестьяне-горожане не были предпринимателями в истинном смысле этого слова. Подобно крестьянам, целью их хозяйства являлось получение только пропитания, а общей жизненной целью — не богатство и слава, а спасение души. Накопление богатства среди них осуждалось общественным мнением. 

Добавим, что модернизация отразилась и на демографическом поведении. Брачность, рождаемость и смертность в имперский период медленно уменьшались, а продолжительность жизни и естественный прирост населения росли. В конце XIX—начале XX века произошел заметный скачок: 

Во второй трети XIX в. люди стали осознавать, что данное положение вещей ненормально, что необходимо регулировать рождаемость и уменьшить число детей до разумного числа. Это был мучительный процесс ломки старых стереотипов, традиций, поэтому он растянулся на несколько десятилетий и закончился в Европейской России только в 1960-е гг., когда окончательно завершился переход от традиционного к рациональному, или современному, типу воспроизводства населения.

Закон и право

Будучи «единственным европейцем» в стране, правительство Империи постоянно стремилось внедрить правовые отношения, упорядочить жизнь на основе закона и твердых норм. Желания сделать это было, пожалуй, больше, чем возможностей, и мы помним о разочарованиях, связанных с законодательными попытками Екатерины и конституционными намерениями Александра I. Тем не менее государство постепенно приобретало легальные черты: 

В XVII—начале XX в. русская государственность находилась в состоянии непрерывного развития. В XVII в. в России существовала народная, или патриархальная, монархия, в первой четверти XVIII в. — абсолютизм; во второй половине XVIII в. сложилась сословная патерналистская монархия, которая во второй четверти XIX в. переросла в бюрократическую правомерную монархию, а в 1906—феврале 1917 г. — в дуалистическую правовую монархию; в марте 1917 г. образовалась демократическая республика. К началу Великих реформ 1860-х гг. русская государственность стала де-юре правомерной, так как, во-первых, Основные законы 1832 г. (ст. 47) официально провозгласили, что «империя управляется на твердых основаниях законов, учреждений и уставов, от самодержавной власти исходящих», во-вторых, государственные учреждения в целом функционировали в рамках закона. В течение последнего десятилетия существования империи государственность являлась де-юре правовой, поскольку официально произошел переход к конституционному понятию закона, население получило конституцию, парламент и гражданские права. Таким образом, за 200 с небольшим лет Россия прошла путь от народной монархии, которая осуществляла традиционное господство, до демократической республики, которая осуществляла легальное господство. В России в главных чертах сформировалось правовое государство с его атрибутами — верховенством закона, административной юстицией и разделением властей — и инструментальной основой в виде бюрократии, действующей по законам административного права, согласно формальным и рациональным правилам, что в политической социологии считается признаком легального господства. Как видим, Россия, используя западный опыт, прошла путь от народной до конституционной монархии за сравнительно короткий срок. В споре о роли преемственности и изменений в истории российской государственности, по моему мнению, правы оказываются те, кто считает прогрессивное изменение доминирующей чертой политической истории России.

Аналогичные процессы происходили и в судебной сфере: 

В период империи все отрасли официального права в России развивались параллельно в направлении установления господства закона, отделения судебной власти от административной, признания за каждым человеком, независимо от пола, возраста и социального положения, равного права на судебную защиту. Понятия уголовного права постоянно совершенствовались, все глубже постигая и учитывая природу человека. Развитие гражданского права увеличивало полномочия отдельного лица в сфере гражданско- правовых сделок до предельно возможной степени. Совершенствовался процесс. На смену обвинительной модели пришла розыскная, а она в свою очередь была заменена смешанным процессом. 

Закон и обычное право защищали людей от преступников и поддерживали общественный порядок. Судейский субъективизм в официальных судах находился более или менее в рамках закона как до эмансипации, так и после. Приговоры, как правило, соответствовали закону на протяжении всего изучаемого периода, что дает основание для заключения, что суд был достаточно справедлив. 

Однако нужно помнить, что в данном случае речь идет о более или менее инородных конструкциях, о бюрократических и судебных механизмах, которые воспринимались как внешние и часто враждебные по отношению к «жизни». Суд – в отличие от Западной Европы – никогда не был в России органическим способом принятия управленческих решений, он ощущался, как «мясорубка», перемалывающая живых людей. К тому же вся эта формализация вообще не касалась большинства населения страны: 

(Н)ачиная с XVIII в. по мере развития нового законодательства город и деревня в правовом отношении стали расходиться и постепенно возник так называемый юридический плюрализм: в пределах одного государства стали одновременно действовать две системы права — обычное и официальное, каждая из которых представляла собой достаточно своеобразный комплекс норм и институтов. Своей критической отметки различие между ними достигло к концу XIX в.

Этот порядок, пока он существовал, вполне обеспечивал стабильность, но он не мог продолжаться вечно: 

Необходимо подчеркнуть, что начиная со второй трети XIX в. (за более раннее время мы не имеем соответствующих данных) и до 1913 г. в России вообще совершалось преступлений на 100 тыс. человек населения примерно в 1.5—2.5 раза меньше, чем в развитых государствах Запада. Это свидетельствует о том, во-первых, что российские граждане были не менее законопослушными, чем граждане других европейских стран, во- вторых, указывает на легитимность существовавшей в России государственной власти… 

Осознав в начале XX в. опасность крестьянской правовой обособленности, правительство решило ее ликвидировать и восстановить единое правовое пространство. Но времени оказалось слишком мало, и императорский режим рухнул в том числе и потому, что ему не удалось включить крестьян в общий правопорядок государства. 

Личная свобода, полученная в результате Великих реформ, дорого обошлась обществу — она привела почти к четырехкратному росту преступности. 

Общественное мнение

Мы будем отдельно говорить об общественном мнении и интеллигенции в следующем разделе. Здесь я приведу только цитату, характеризующую общее отношение Миронова к этому вопросу: 

Вплоть до 1917 г. при каждом столкновении с общественностью верховная власть уступала ей столько, сколько было необходимо, чтобы реформами поддержать социальную стабильность и приспособить существующий строй к новым требованиям. В конечном счете борьбу за власть общественность у царизма выиграла, но это была пиррова победа: за гибелью монархии последовала и гибель либеральной общественности, что свидетельствует о том, что для народа социально-экономические реформы имели приоритет перед политическими.

Интеллигенция и революция 

П.Б. Струве. Интеллигенция и революция. Сборник «Вехи», 1909 

Петр Бернгардович Струве (1870 – 1944) - русский общественный и политический деятель. 

Заголовок этого раздела повторяет название известной статьи Струве. Тем не менее, здесь мы будем ссылаться и на другие работы, в том числе на рассмотренные выше книги Пайпса и Миронова.

Как мы видели, сословия в России определяются и живут во взаимосвязи с властью. Князь нанимает дружинников, позднее государство заставляет дворян учиться и служить в армии. Община - это единство крепостного и крепостника. Однако в какой-то момент появляются независимые ни от кого люди, которые имеют возможности для того, чтобы читать книги и думать.

«Отец» слова интеллигенция журналист Боборыкин считал, что это чисто русский морально-этический феномен. К интеллигенции относятся люди разных профессиональных групп, принадлежащие к разным политическим движениям, но имеющие общую духовно-нравственную основу. Именно с этим особым смыслом слово «интеллигенция» вернулось затем обратно на Запад, где стало считаться специфически русским. Тем не менее, как правильно пишет Пайпс 

Интеллигенция … появляется везде, где существует значительное несоответствие между теми, в чьих руках находится политическая и экономическая власть, и теми, кто представляет (или считает, что представляет) общественное мнение. Она сильнее и настойчивее в тех странах, где авторитарное правительство сталкивается с восприимчивой к новым идеям образованной элитой. Здесь возможность и желание действия вступают между собой в острый конфликт, и интеллигенция кристаллизуется в государство в государстве. В деспотиях традиционного типа, где отсутствует многочисленная образованная публика, и в правильно функционирующих демократиях, где идеи могут быстро воплощаться в политике, интеллигенция скорее всего не складывается. 

Струве в «Вехах» еще больше подчеркивает фактор отчужденности интеллигенции, ее враждебности государству: 

Идейной формой русской интеллигенции является ее отщепенство, ее отчуждение от государства и враждебность к нему. 

После того как казачество в роли революционного фактора сходит на нет, в русской жизни зреет новый элемент, который -- как ни мало похож он на казачество в социальном и бытовом отношении - в политическом смысле приходит ему на смену, является его историческим преемником. Этот элемент - интеллигенция… 

Интеллигенция в русском политическом развитии есть фактор совершенно особенный: историческое значение интеллигенции в России определяется ее отношением к государству в его идее и в его реальном воплощении. С этой точки зрения интеллигенция, как политическая категория, объявилась в русской исторической жизни лишь в эпоху реформ и окончательно обнаружила себя в революцию 1905 -- 07 гг. Идейно же она была подготовлена в замечательную эпоху 40-х гг. В облике интеллигенции, как идейно-политической силы в русском историческом развитии, можно различать постоянный элемент, как бы твердую форму, и элемент более изменчивый, текучий -- содержание. Идейной формой русской интеллигенции является ее отщепенство, ее отчуждение от государства и враждебность к нему. 

Это отношение интеллигенции с властью претерпело длительную эволюцию. По словам Миронова 

Важная роль в эволюции русской государственности принадлежала изменению политического менталитета общества. В соответствии с политическими воззрениями русских людей XVII в. общество не противопоставляло себя государству, не стремилось подчинить его себе, свой гражданский и религиозный долг видело в службе государю, рассматривая ее как форму служения Богу. В соответствии с политическим менталитетом XVIII—первой половины XIX в. обществу отводилась по преимуществу роль активного объекта управления, а государству — роль единственного субъекта, который мудрыми решениями ведет общество, однако — и это очень важно — при его активном участии, к благоденствию. Во второй половине XIX в. складывается новый политический менталитет, согласно которому общество имеет право и должно участвовать в государственном управлении наравне с коронной администрацией. В соответствии с этим общественность перестает удовлетворяться правами на сословное самоуправление и начинает все настойчивее высказывать пожелание участвовать в государственном управлении. Верховная власть постепенно уступает требованиям общественности и делегирует ей часть своей власти. Однако делает это неохотно, и надо сказать, что она имела на это моральное и политическое право. Кого представляли радикалы и либералы? До начала XX в. большей частью самих себя, т. е. горстку людей, а не народ. И лишь тогда, когда общественность увлекла за собой крестьянство и рабочих, тогда верховная власть пошла на серьезные уступки и в России появились конституция и парламент. Длинная и трудная дорога к правовому государству была остановлена в октябре 1917 г. Народ свергнул либеральную демократию, разрушил основы правового государства, позволил большевикам, захватившим власть, расправиться со своими политическими противниками и установить диктатуру. 

В 1860 году в России было 20 тысяч образованных профессионалов, а к 1900 году их число выросло до 85 тысяч. Первоначально состоявшая из дворян, интеллигенция после 1861 года стала преимущественно разночинной. В 1833 году 78.9% учеников средних школ были сыновьями дворян и бюрократов, к 1885 году они составляли 49.1%. Доля «неблагородных» возросла от 19% до 43.8% (остальное – это дети священнослужителей). Николай I ограничивал число студентов в университетах 3 тысячами в год, опасаясь появления значительного интеллектуального пролетариата. К 1894 году было 25,000 студентов. Аналогично, количество периодических изданий возросло с 15 в 1855 году до 140 через 30 лет. «Третьим элементом» были профессионалы, работавшие в земствах. К 1900 году их было около 45 тысяч, в большинстве своем «либерал-радикалы» по взглядам. Революционеры же принципиально не хотели сотрудничать с земствами.

Как жила интеллигенция, каковы были ее институты коммуникации? В XIX веке дворянская - и отчасти недворянская - интеллигенция общалась в салонах7. В университетах в XIX веке уже была студенческая жизнь. В университетах и даже школах возникали кружки7. Люди читали «толстые журналы», писали туда статьи и письма, и это создавало единство мнения. Журналы принадлежали к разным направлениям – они были либеральные, социалистические, народнические и т.д. К концу XIX века уже существовали нелегальные партии, которые постепенно стали играть все большую роль. Отдельно следует упомянуть земства - органы местного самоуправления, которые располагали небольшими деньгами и могли нанимать учителей, врачей, статистиков и т.п. Земская интеллигенция была больше разночинная, и обычно умеренная по взглядам.

Как известно, в России существовали два основных идеологических течения – славянофилы и западники. И те, и другие впоследствии дали начало различным группам и партиям - западники в основном стали марксистами, от славянофилов произошли народники. В целом же следует повторить, что интеллигент – это «отщепенец», в его голове пребывают идеи, какая-то картина мира. Интеллигент не ощущает себя как элемент какого-то реального общественного организма – скажем, как чиновник, который включен в сеть социальных связей: начальство ему приказывает, товарищи высказывают свои мнения, жена говорит о семейных проблемах - и он «на перекрестке» всех этих влияний совершает какие-то свои поступки. Интеллигент шагает по жизни, неся в голове свое видение мира. Как Родион Раскольников.

Мы помним также, что славянофилы считали, что легализм и частная собственность чужды русскому духу, что взаимоуважение между государством и обществом и есть истинная русская конституция, а формальная конституции нам не нужна. Что, создав бюрократическую машину и формализовав общественные отношения, Петр нарушил традицию и породил бесчисленные проблемы. При этом, мне кажется, они недооценивали все последствия этих свойств «русского духа» для развития страны (если эти свойства действительно имеют место), а полагали, что развитие может происходить на основе других, собственно российских институтов. Нам до сих пор непонятно, возможно ли это.

Что касается их оппонентов, то, в сущности, их позицию можно свести к известной цитате из нашего первого западника Чаадаева, сказавшего, что из крупнейших стран только Россия не внесла никакого вклада в цивилизацию, она является страной без истории, и так получилось потому, что она была православным государством, а не католическим. Естественно, он кончил тем, что перешел в католичество сам, и это было логическим следствием того, как он видел ситуацию. Видел же он ее ровно так же, как и славянофилы, но только «со знаком минус»: в России не было легализма, не было частной собственности - и от этого все проблемы. «Мы живем одним настоящим в самых тесных его пределах, без прошедшего и будущего, среди мертвого застоя» - писал он, и это ощущение время от времени до сих пор возникает в нашей жизни.

Как интеллигенция воздействует на государство и общество? Мы посмотрим здесь на эти взаимоотношения как на специфический институт. Во-первых, интеллигент может пойти работать, служить, стать чиновником и т.п. и встроиться в сеть социальных отношений. Но в этот момент он перестает быть интеллигентом – или система его выкидывает, ибо в реальной жизни есть своя логика, которая не совпадает с картиной мира интеллигента. Если он не может «носиться со своей картиной мира, как с писаной торбой», значит он перестал быть интеллигентом по моему определению. Оставаясь интеллигентом, он может заниматься только пропагандой своих идей. Он может быть очень успешен в этом деле – но не всегда, а только местами и иногда. Когда идеи интеллигентов звучат в резонанс с массовыми настроениями, интеллигенты могут организовывать массовые демонстрации и показывать, что являются силой. В ситуациях массовой общественной нестабильности радикальная интеллигенция начинает манипулировать многочисленными группами населения и может даже организовать свержение власти.

Последний инструмент интеллигента – это террор. В XIX веке среди интеллигенции возникла сначала идея, что надо «пойти в народ» и донести до народа «правду», то есть те идеи, которые сложились в это время в интеллигентской среде. Когда эта тактика не сработала, и народ не захотел «правду» принимать, то возник вопрос – что же делать дальше? Нужно было либо отказаться от имевшихся идей, либо предпринять что-то другое. Разные люди повели себя по-разному - кто-то отказался от революции, другие же решили, что продолжать нужно всё равно - и тогда возник террор. Он постепенно нарастал, и правительство на него реагировало.

На мой взгляд, следует обратить внимание на институт, который я назвал бы неадекватной реакцией государства на действия интеллигенции. Похоже, что это поведенческая константа, существующая буквально до сегодняшнего дня. Когда несколько месяцев назад интеллигенты собрались на демонстрацию, то правительство вместо того, чтобы реагировать спокойно, устроило очевидную глупость в виде обыска у лидеров оппозиции. В результате вместо того, чтобы на демонстрацию вышло 15 тысяч человек, пришли 50 тысяч.

Далее можно задать интересный вопрос - почему неадекватная реакция государства, как правило, имеет место? Возможно, потому, что картина мира у государственных людей, у чиновников, у служилых людей – совершенно другая, и для них все эти интеллигенты - попросту люди второго сорта, «слабаки и неизвестно кто». Их нужно припугнуть, и они успокоятся. Во-вторых, мышление служилого человека происходит в терминах личных статусов, интеллигенты же для чиновников – не статусные люди, с ними не принято считаться.

Поэтому выскажем следующий тезис: излишне жесткая реакция властей типична. Она приводит, как пишет Пайпс, к радикализации части оппозиционных групп и к отчуждению более умеренных слоев общества от властей. Одновременно радикалы начинают сознательно провоцировать правительство для того, чтобы более и умеренные занимали более радикальную позицию. Вот как пишет об этом Миронов: 

Сотрудничеству между верховной властью и общественностью мешало нетерпение интеллигенции, в особенности ее радикального крыла, не умевшего и не желавшего ждать, наивно верившего в то, что только самодержавие сдерживало прогресс в России. … Бесспорно, что вина за отсутствие взаимопонимания лежала также и на правительстве, часто без достаточных оснований не доверявшем общественности. … Однако террор, развязанный в России революционерами в 1860-е гг. и продолжавшийся до 1917 г., от которого только за 1901—1911 гг. пострадало около 17 тыс. человек, среди них около половины были государственными служащими, моральная и материальная поддержка, которую он получал со стороны либеральной общественности (террористов прятали, финансировали, защищали на политических процессах и т. п., либералы отказались осудить терроризм с трибуны Государственной думы), также никак не могла способствовать взаимопониманию. Несмотря на все трения и противоречия, либералы даже из правительственных кругов и революционеры рассматривали друг друга в качестве союзников для давления на верховную власть. 

Мало того, общественность, по свидетельству современников, например Б. В. Савинкова, преклонялась перед террористами, которые в силу этого гордились своей деятельностью, чувствовали себя героями, смотрели на террор как на подвиг, религиозную жертву. 

А вот свидетельство Н. А. Бердяева: «В России образовался особенный культ революционной святости. Культ этот имеет своих святых, свое священное предание, свои догматы. И долгое время всякое сомнение в этом священном предании, всякая критика этих догматов, всякое непочтительное отношение к этим святым вело к отлу-чению не только со стороны революционного общественного мнения, но и со стороны радикального и либерального общественного мнения. Достоевский пал жертвой этого отлучения, ибо он первый вскрыл ложь и подмену в революционной святости. Он понял, что революционный морализм имеет обратной своей стороной революционный аморализм и что сходство революционной святости с христианской есть обманчивое сходство антихриста с Христом». 

В свою очередь всё это приводит к тому, что растет влияние полиции и других репрессивных органов, а правительство как таковое теряет контроль за ситуацией. Здесь следует очень ясно понимать, что правительство и полиция – это отнюдь не одно и то же, и всегда существует проблема управляемости. Полиция совершенно не является полностью управляемым инструментом в руках правительства, а живет своей жизнью – в большей степени или меньшей.

Вот еще один пример взаимодействия сторон. Примерно в 1870-х годах царское правительство – или какие-то ведомства – приняли решение «разобраться» с революционной пропагандой. Действия полиции даже К.П.Победоносцев – этот символ консерватизма, обер-прокурор Синода – описывал так, что «нахватали по невежеству, по самовластию, по низкому усердию множество людей совершенно даром». А именно, «нахватали» почти 800 человек. Дальше оказалось, что только 265 человек из них смогли каким-то образом привлечь к следствию, которое тянулось три с половиной года. Из арестованных 43 скончалось, 12 покончили с собой и 38 сошли с ума. Общество наблюдало это, многие арестованные были студенты, это были сыновья, братья, сестры людей более или менее известных, и это воспринималось как прямое издевательство правительства над обществом. Дальше оказалось, что осудить арестованных не за что - приговорили только 28 человек и еще 36 к административной ссылке (последнее означало, что вменить какую-то вину оказалось невозможно). Остальных отпустили – но в результате в стране возникло революционное движение.

Вспомним также знаменитый процесс Засулич. Петербургский градоначальник, генерал идет по тюрьме, которую он приехал инспектировать. Какой-то заключенный студент, арестованный и осужденный за участие в уличной демонстрации, не снял перед ним шапку. За это генерал, походя, приказал его выпороть. Через некоторое время Вера Засулич – девушка, совершенно не имеющая отношения к студенту, но которая не могла всего этого пережить, стреляет в градоначальника. Ее судят – открыто, судом присяжных, на котором председательствует Анатолий Федорович Кони. Он мягко и очень профессионально объясняет присяжным, что нужно, конечно, учесть все обстоятельства этого дела и вынести максимально мягкий приговор, но при этом нужно показать, что стрелять нельзя. Ее нужно наказать, хотя бы номинально. Тем не менее, присяжные оправдывают ее полностью. И дальше правительству становится ясно, что политические дела присяжные решать не могут, что суд присяжных в таких случаях не работает. Такого рода дела в дальнейшем передаются в специальные суды. Ситуация еще больше обостряется.

Этот пример опять показывает, что общественность, в данном случае в лице присяжных, повела себя незрело. С другой стороны, в конкретных условиях XIX века, как могла общественность вести себя зрело, если градоначальник мог, не задумываясь, приказать выпороть человека? В книге Миронова есть следующий пример: какой-то студент дал иркутскому градоначальнику пощечину, студента казнили, но потом общественное мнение заставило этого градоначальника уйти в отставку. Миронов видит здесь прогресс, движение по направлению к правовому государству. Но все же стоит сопоставить - пощечину, казнь и уход в отставку! В первую очередь здесь проявляется напряжение в обществе, которое достигло такого уровня, что не снималось никаким прогрессом.

Тем не менее, такая незрелость, как и неадекватная реакция властей, есть тоже наша институциональная константа. Вернемся еще раз к статье Струве, написанной под впечатлением революции 1905 года. Говоря об «отщепенстве», он упрекает интеллигенцию в безответственности и материализме, в легкомысленном игнорировании моральных ценностей: 

Прививка политического радикализма интеллигентских идей к социальному радикализму народных инстинктов совершилась с ошеломляющей быстротой. В том, как легко и стремительно стала интеллигенция на эту стезю политической и социальной революционизации исстрадавшихся народных масс, заключалась не просто политическая ошибка, не просто грех тактики. Тут была ошибка моральная. В основе тут лежало представление, что «прогресс» общества может быть не плодом совершенствования человека, а ставкой, которую следует сорвать в исторической игре, апеллируя к народному возбуждению. 

Глядя на интеллигенцию, как на часть нашего традиционного общественного устройства, не думаю, что эти ее черты могут принципиально измениться. 

1 М.: «Захаров», 2004.

2 Кстати, и сейчас в мире есть несколько мест, где сохранилась эта система, в том числе чуть ли не в Шотландии.

3 По-английски полоски называются rod – это палка, которой погоняют вола. То есть, шириной полоска была с эту палку. Пахали до средних веков на волах, поскольку хомут для лошади изобрели уже позже.

4 В советское время этот слой людей назывался «номенклатура». Из него рекрутировали людей для партийной и для хозяйственной работы, для дипломатической службы и для войны. Человека могли переместить и перемещали из директоров завода в секретари парторганизации, а потом сделать послом.

5 Пенской, В.В.. Великая огнестрельная революция. – М: Изд-во ЭКСМО, 2010. – 448 стр. 

6 СПб.: Дм. Буланин, 1999 (первое издание).

7 Эта форма сохранилась и по сей день. Например, долгое время в Москве существовал клуб «Билингва» (теперь «Завтра») - типичный салон, где происходили лекции (они вывешиваются на сайте polit.ru), обсуждения и просто общение.

8 На одной из старых семейных фотографий сидят пять девочек в гимназических платьях и фартуках. Это подпольный кружок социал-демократов. Как ни наивно это выглядит, за это их могли отправить в ссылку.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.