28 марта 2024, четверг, 14:22
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

16 августа 2013, 07:57

Люди, которые изобрели современность

.
.

Почти невозможно заметить, когда именно поезд пересекает границу Англии и Шотландии. Эдинбург – первая остановка по ту сторону; акцент пассажиров не выдает ни скрытого желания англичан с юга острова оккупировать бывшие владения Стюартов (владения, конечно, до того, как Яков VI Шотландский стал Яковом I Английским), ни массового исхода живущих в Англии шотландцев на историческую родину. Все смешано – лондонский выговор, северный акцент (чем севернее, тем, для чужого уха, малопонятнее), акцент шотландский.

Слушая последний, невозможно не вспомнить гордое высказывание шотландца Дэвида Юма; в 1757 году он задался таким (на самом деле, риторическим, конечно) вопросом: «Не странно ли то, что в то самое время, когда мы лишились своих собственных правителей, своего парламента, своего независимого правительства, и даже Присутствия своей Знати, когда мы столь неуместны со своим акцентом и выговором, говорим на столь испорченном Диалекте Языка, который мы используем, так вот не странно ли это, что при сих Обстоятельствах мы воистину оказались Народом наиболее выдающимся в Европе в Словесности?»

И верно, оказались. Фрэнсис Хатчесон, лорд Кеймс, Адам Смит, Дэвид Юм, Джеймс Босуэлл и некоторые другие жители этой бедной страны на севере Европы, только что подчинившейся политической воли своего южного соседа, своими неустанными трудами возвели здание Шотландского Просвещения, которое – как считают многие историки идей и философии – заложило основы нынешнего представления о человеке как продукте истории, сформулировало базовые ценности либерализма и даже чуть ли не изобрело саму концепцию «современности».

Конечно, великие шотландцы XVIII века опирались на великих англичан XVII века, от Фрэнсиса Бэкона и Томаса Гоббса до Джона Локка и их почти современника Генри Болингброка, более того, они работали одновременно с более знаменитым Французским Просвещением; блеск и скандальные приключения Вольтера и Руссо, перипетии «Энциклопедии» Д'Аламбера, экзотическая дружба Дидро с Екатериной Великой – все это затмило скромных северян, одно факт остается фактом: без них современный западный мир выглядел бы совсем по-иному.

Кстати говоря, если мы об энциклопедизме, то первый том «Encyclopaedia Britannica» вышел как раз в Эдинбурге в 1768 (!) году. Американский историк Артур Херман отмечает: в то время, как знаменитая французская «Энциклопедия» Дидро и Д'Аламбера сегодня есть памятник завершившейся истории, пожалуй даже исторический курьез (если читать ее сейчас без поправок на прошедшее время), то «Британника» жива и продолжается до нынешних времен. В этом, кажется, и есть разница: влияние неторопливых, неброских, методичных шотландцев оказалось более долгоиграющим, чем фейерверк блестящей французской эссеистики. Впрочем, эту точку зрения, безусловно, можно (и должно) оспорить.

Книгу Артура Хермана «The Scottish Enlightment. The Scot's Invention of the Modern World» («Шотландское Просвещение. Шотландское изобретение современного мира») я читал в поезде, который вез меня из Лондона  в Эдинбург. Она вышла в 2001 году, выдержала несколько переизданий, экземпляр, который я держал в руках, был куплен года три тому назад, но все как-то не выходило приняться за нее. Даже не помню, отчего я решил ее купить; думаю, дело было в обстоятельной рецензии в Times Literary Supplement или London Review of Books, не помню точно, где именно.

Так или иначе, идея о шоталндцах-изобретателях современного мира (и – заодно – самой концепции современности) явно должна была меня порадовать; все знают, что шотландцы изобрели почти все (ну хорошо, не почти все, а многое) в технической и технологической сфере (макинтоши, макадамы и проч.), но вот в гуманитарной – не лишком ли сильно сказано? Да, Адам Смит придумал политэкономию. Да, английские либералы получили название (виги) от шотландских протестантов – противников католической стюартовской реакции, да, Дэвид Юм сильно, говорят, повлиял на Канта. Но остальное? Так или иначе, книгу я тогда купил, а вот сейчас, воспользовавшись подходящим случаем – поездкой в, собственно, Шотландию, эту родину всего на свете, – решил прочесть. Надо сказать, не окончательно, но Артур Херман меня убедил.

Но сначала – несколько слов о цели путешествия автора этих строк. Я ехал на пару дней, поглазеть на знаменитый Эдинбургский фестиваль искусств, точнее – на его вольноопределяющуюся часть под названием Fringe. На высокое искусство в Эдинбурге тоже хотелось посмотреть, конечно, однако билеты на концерты великих пианистов, на дискуссии Патти Смит со столь же почтенными революционерами, на очередную незабываемую постановку «Гамлета» надо было брать за полгода до того. Зато полулюбительские политические кабаре, летучие стэндап комедии, зловещие и развеселые клецмеры и прочее, все это в преизобилии происходило в маленьких театрах, кафе, подвалах и просто даже на улицах города. И билеты можно купить всегда.

Удивителен, конечно, контраст между мрачноватым северным городом с его замком на довольно высокой горе, высоченными серыми домами XVII--XVIII веков в старой части (пишут, что не имея тогда возможности нарушить городские пределы, местные жители вынуждены были строиться не вширь, а вверх; я таких жилых громадин в доиндустриальной Европе никогда не видел), между серыми же каменными и блочными домами Нового города, между всем ландшафтом, что не вызывает из памяти слов «модерный», «современный» и так далее – и цветастой развеселой многолюдной компанией, что почти круглые сутки пляшет, поет и представляет здесь в дни фестиваля.

Современное на фоне исторического смотрится в Эдинбурге странновато, но, если вдуматься, вполне естественно; даже радужные флаги ЛГБТ возле входа в собор со странным для нас названием Трон (не имеет отношения к предмету царской мебели) дополняют картину мрачного величия бывшего оплота нетерпимой местной разновидности кальвинизма, не противоречат ей.

Собственно, Артур Херман и написал книгу о невероятном (на первый взгляд) рождении идеи модерности (и Шотландского Просвещения вообще, с его чуть ли не культом свободного мышления) из духа серьезного и упорного  замкнутого на себе, жестокого к врагам шотландского пресвитерианизма, а также – из невеселых обстоятельств жизни далекого от центров Европы бедного королевства. Это история о произошедших одна за другой революциях в одной отдельно взятой стране. Первая – религиозная; Джон Нокс и его последователи ввели в Шотландии столь суровую разновидность кальвинизма, что в Эдинбурге еще в 1697 году могли повесить 18-летнего юношу за богохульство (исключительно на основании доноса его друзей), причем ни вмешательство здравомыслящих юристов, ни даже недоумение в лондонской метрополии не помогло несчастному.

Это был своего рода талибан пополам с хамасом; строжайшие правила жизни, никаких картинок, никакого особенного веселья. Католическую церковь именовали здесь «Синагогой Сатаны». Зато каждая религиозная община выбирала своего пастора, в них господствовало немыслимое для тех времен равноправие мужчин и женщин, Библию читал каждый, а это значит, что в деревнях и городах в обязательном порядке открывали школы, там работали учителя на неплохом жалованье, в университеты Глазго и Эдинбурга можно было поступать детям крестьян и небогатых ремесленников (сравните с Оксфордом и Кембриджем тех времен, да и нынешних отчасти тоже). В результате шотландцы на десятилетия/столетия вперед оказались самым грамотным народом в Европе; так что – если даже не говорить о философах — неудивительно, что они изобрели в технике все. Или почти все.

Децентрализация и самоуправление религиозных общин, относительная бедность, отсутствие привычки к роскоши, культ грамотности и даже знания – все эти остросовременные вещи есть обратные стороны того же мрачного и «отсталого» шотландского талибана пополам с хамасом. Когда из-за разных политических причин (в частности, устранения политического влияния ковенантистов после подписания Акта об Унии Англии и Шотландии в 1707 году) «нехорошая» (с либеральной, конечно, точки зрения) сторона местного кальвинизма ослабла и потом почти исчезла, «хорошая» дала удивительные плоды.

Плюс, конечно, новые выгоды нахождения «под иноземным гнетом»: английская администрация и закон отправили одетых в клетчатые юбки былинных бездельников назад в горы, чтобы серьезные люди могли спокойно заняться коммерцией, науками и искусствами. Серьезных талантливых работящих сильно пьющих людей, наконец-то, оставили в покое. Потеряв независимость, став тихой северной провинцией большого государства (после поражения последнего якобитского возмущения в 1745 году) Шотландия превратилась в интеллектуальную сверхдержаву. Добрым молодцам урок.

Сегодня Эдинбург не выглядит обычным британским городом; тут все другое (ну хорошо, тут многое другое, не все), кроме языка -- который звучит, на самом деле, так, будто на самом деле является другим. Эдинбург даже меньше похож на Англию, нежели валлийские Свонси или Кардифф. Дело не в архитектуре или ландшафте; дело в том, что – как выяснилось – все триста с лишним лет нахождения в Унии Шотландия только и занималась тем, что создавала свою идентичность как современного общества. Современный – не значит приятный или хороший, не значит даже «эстетически привлекательный».

Романы Ирвина Уэлша про сидящих на героине парнях ультрасовременны; коммерческий успех эдинбуржки Джоан Роулинг – тоже. Это просто другое и особое, нежели английское или даже британское, особое, которое смогло развиться исключительно в тесном соседстве с другими народами. И совершенно не факт, что это современное и другое останутся таковыми, если Шотландия получит независимость; не дешевый парадокс, а историко-культурная задачка на логику.

Один из спектаклей, которые я посмотрел в Эдинбурге, назывался «The Union». Это название не Великобритании, а рок-группы. Состав банды такой: англичанин-вокалист, клавишник, аранжировщик, автор большинства песен, гитарист – сквернослов-шотландец со вздорным характеров, басист – неуверенный смешной валлиец, который на любой вопрос автоматически отвечает сначала «yes, not», мышцатый ирландец из Ольстера на барабанах, качок и горький пьяница одновременно.

Перед нами аллегория нынешнего состояния Великобритании – жалкие истерики, мелкие склоки, финансовые трудности, обида, зависть, заявления об уходе и проч. Группа играет невнятный пост-брит-поповский рок, типа Coldplay, существует не один год, дела идут не шибко. Шотландец уходит, группа практически разваливается. Но соло-карьера гитариста не задалась, ведь никому еще один тупой рокер не нужен; в результате, наш герой в отчаянии часами копается в лэптопе, сочиняя современную электронику. Старомодная гитара ему надоела, вместе со всей соответствующей музыкой. Увы, с этим тоже ничего не получается: шотландец просто не умеет быть современным, он ничего в электронных хитростях не смыслит. Не знаю, сознательная ли, но мне видится здесь большая аллегория. За все хорошее надо платить, причем гораздо больше стоимости одного MacBook Pro. Очень, кстати, шотландское название.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.