29 марта 2024, пятница, 16:45
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

26 апреля 2013, 10:30

Москва застроена недостаточно плотно

Москва. Вид на Новодевичий монастырь
Москва. Вид на Новодевичий монастырь
Фото: urban3p.ru

В рамках образовательной программы к конкурсу «Деурбанизация. Организация открытого пространства в городской среде», который проводит спецпроект ЦСИ Винзавод "Территория дизайна", архитектор Сергей Чобан рассказал, что Москва застроена недостаточно плотно, о реке для пешеходов и о современном искусстве как элементе создания социально контролируемых пространств. Послушать его собрались толпы юных архитекторов, думающих, что ход мыслей Чобана будет определять архитектурные вкусы Москвы в ближайшие годы.

Сергей Чобан. Фото: winzavod.ru

 «Тема деурбанизации прямо противоположна тому, что заботит меня всю мою жизнь. Деурбанизации за последние сто лет в России было предостаточно, и она не ответила на вопрос - как создать комфортный город?

Нужен баланс между открытыми пространствами и рамками для них – одно без другого не существует. «Открытое» должно контролироваться, иначе люди будут чувствовать дискомфорт, потеряют ощущения взаимодействия с городом. Самое чудесное, что люди изобрели в градостроительстве –  это соотношение между построенным и свободным естсетвенным пространством, их динамичное равновесие. Перебор либо того либо другого невозможен. Проектируя  часть города, в том числе занимаясь проектированием торговых центров, архитектор должен понимать, какая часть территории должна остаться гармонично пустой, какими будут разрывы между зданиями, чем они должны быть заполнены, чтобы не казаться пустынными.

Когда я бываю в европейских пространствах, и неевропейских, я всегда измеряю шагами площади, проверяя, как создается ощущение комфорта. Оно связано не только с пропорциями физическими, количеством квадратных метров, но всегда с соотношением между высотой застройки и шириной свободного пространства. Когда мы говорим о деурбанизации, в том числе о решении не строить что-то, мы должны понимать, как мало или велико планируемое свободное пространство по отношению к уже существующему. Роль   площадей в европейских городах очень велика. Площадь перед Александринским театром – очень хороший пример масштабной площади 70 на 200 метров при высоте 20-30 метров, разрыв между застройкой – 2-2,5 высоты застройки, период раннего капитализма, таков центр большинства городов, возникает ощущение динамичного пространства. У наших заказчиков, когда мы говорим о планируемом  свободном пространстве, независимо от того, что ты им предлагаешь, возникает вопрос: «А не проектируете ли вы нам двор-колодец?» Ты их спрашиваешь, а какой ширины, как вы думаете, Невский проспект или Тверская улица – они теряются. Объясняешь – «двор-колодец», который мы вам запроектировали, составляет ширину Тверской при той же высоте зданий, они удивляются – а выглядит все каким-то закрытым. Ощущение от соотношения длины и ширины надо чувствовать – посмотрите, как гармонична площадь перед театром Ла Скала в Милане.

Дискуссия по поводу того, что Москва застроена слишком плотно, основана на ложных представлениях – это самый не плотно застроенный город из мировых столиц. Если мы посмотрим на центральные кварталы Парижа или Берлина, которые были застроены в к. 19- н. 20 века, там плотность - 20 тысяч кв. м. на гектар, центр Москвы – 15-17 тысяч кв.м. Но из-за того, что общественные пространства в Москве некомфортны, неинтересны и неприятны для пребывания, плохо обустроены – возникает ощущение того, что их мало. Парадным примером тут для меня всегда является Пушкинская площадь, ранее Страстная – это пустырь в центре города, отсутствие организованного, в хорошем смысле контролируемого ощущения. Она должна быть застроена в два раза плотнее, чтобы произошла деурбанизация. Но тут нужно подходить разумно: мой любимый отрицательный пример – клиника Отто по проекту Леонтия Бена, которая возникла в центре площади перед фасадом Биржи и разрушила все пространственные характеристики.

Важно говорить и о форме площади, свободных пространств вообще.Они бывают рассеивающие, такие, которые не позволяют посетителю сконцентрироваться на сути этого пространства, «продувные» - любой двор панельной застройки конца 70-х годов, несмотря на то, что его пропорции примерно соответствуют пропорциям дворцовой площади, это безликое и безрадостное пространство. Крупное пространство должно концентрировать того, кто в нем находится, внутрь себя – не давать человеку уйти, возвращать к себе. Так работают полукруглые барочные площади, часто построенные на месте античных построек, как пьяцца Навона в Риме, например.

Важное качество городского пространства – ориентация на что-либо. Сегодня привыкли делать город, не ориентированный ни на что, тема градостроительных осей в Росии 20 века потеряла всякий смысл. Если вы сегодня едете по Новому Арбату и видите перспективу, которая открывается в сторону Сити, а в формировании и я принимал активное участие (надо сказать, что с градостроительной точки зрения это не просто ошибка, это градостроительное чудовище)  - делать Сити с такой высотной, кустовой структурой неорганизованного букета. Москва – жесткая радиальная структура, растекающаяся от центра, каждая из осей ловит направление. А сейчас стало модно говорить о пространстве как о каком-то прострельном, которое начинается нигде и кончается никак. Нам было важно в этом проекте замыкание понимания, направленность оси.

Также очень важно разнообразие впечатлений, которое возникает вокруг градостроительного элемента. Тут есть два приема. Один – когда вокруг пространства создается мощное единообразная структура, как улица зодчего в Петербурге, когда одним элементом пройдено большое расстояние, но от этого не становится скучным, наоборот, оно интересно с любой точки зрения. К этой теме мы постарались приблизиться вплотную в застройке на Озерковской набережной, где мы специально повернули пространство по дуге. Я с радостью увидел на выставке на Винзаводе фотографии этой набережной – всегда приятно, когда обычные люди замечают какие-то вещи в современной архитектуре. Там как раз была идея пройти одним выступом одной колонной довольно большое дугообразное пространство. Такой мотив позволяет сконцентрироваться на свободном центре и дать ему достойную, благородную раму.

Второй беспроигрышный прием в таком сжатом, замкнутом дугой пространстве – тема разнообразных домов, фасадов, когда из общего растекаешься в индивидуальное, отдельные структуры «своих» домов в общей импозантной структуре. Но тут необходим некий центр притяжения, который позволяет собрать такую застройку вокруг себя. То, что мы нашли перед тем как работать над конкурсным проектом комплекса «Невская ратуша» - довольно-таки разномастная застройка в районе Смольного. Когда мы говорим о пространстве, мы всегда говорим о зданиях, для которых оно является смысловым центром, и надо помнить о том, что урбанное пространство находится не в одной плоскости, но развивается и по вертикали. Это видно по небоскребам Нью-Йорка, где есть возможность прожить колоссальное общественное пространство и по вертикали тоже. В скромном объеме «Невской ратуши» мы входим по внутренней площади в ядро довольно крупного атриума 50-ти метровой высоты, и поднимаясь на лифте сквозь капсулу телевизионной студии, соединенной мостами с окружающим цилиндром офисов, мы оказываемся на платформе диаметром 52 метра, откуда можно смотреть на город и открывающуюся перспективу.

Контрастом  к такому крупному пространству, в отношении которого, я повторю, нужно задавать вопрос не только о его насыщении, а и о пропорциях – является пространство двора. Я всегда характеризую для себя «двор» как пространство, в котором высота больше ширины, а площадь – это когда ширина больше высоты прилегающих зданий. Такой сравнительно небольшой двор мы застроили в Берлине на Унтер ден Линден. Для крупного инвестиционного фонда мы сделали застройку, где осталось небольшое свободное пространство, что было продиктовано исторической структурой. Квартал находится под охраной, и это здание было в безобразном состоянии, и в отличе от многих соседних, где мне казалось, что нужно было бы сохранять максимум субстанций, здесь можно было произвести то, что в Москве называется реконструкцией. Из этого здания Дворца Пионеров начала 60-х годов сделать что-то качественное было тяжело. Фасад повторяет структуру старого, а вот внутри мы сделали контрастную вещь. Фасад светлый и достаточно ясно вписывается в структуру старых пассажей Берлина, а во дворе – гигантский ковер расписанного асфальта. Для меня очень важен переход от вертикали к горизонтали, и ковер перетекает в черно-латунную одежду корпуса. Люди, которые находятся внутри корпуса, смотрят на пространство двора как на картину, и двор становится еще одним фасадом.

Мне кажутся важными опыты использования внутренних пространств для временных инсталляций. В основном это происходит в Европе, но и в России об этом начинают думать. Во внутреннем дворе миланского университета, здании 15 века, ежегодно журнал Interni  проводит выставку, каждый раз она имеет свое имя. Мы участвовали в прошлый раз, имя выставки было Legaсy, то есть наше прошлое, наследие. Изначально у  меня была другая идея, чем  та, которая реализована. Там очень много инсталляций и они начинают говорить друг с другом, люди воспринимают это как временную выставку произведений искусства. Впервые Россия была туда приглашена в 2012 году, и очень приятно было, что это был наша мастерская SPEECH Чобан & Кузнецов. Первой идеей было создать абсолютно идеальный шар из нержавеющей стали как пронзительный диалог между старым и новым. Как вся современная культура отражает то, что происходит вокруг нее, строго говоря, не создавая ничего нового, но отражая то красивое старое, искажая или дополняя.

Зрители должны были видеть мельчайшие изменения на этой гладкой перфектной поверхности. Мы сегодня гонимся за совершенством нашего тела и мозга, хотим дольше жить, не хотим быть старыми – и вдруг зрители видят, что поверхность шара начинает стареть, превращаться в руину. Это мое отношение к современной архитектуре в целом – мы создаем искусство чрезвычайно временное, поначалу выглядящее очень свежим, но удивляющее своей катастрофической подверженностью времени, разрушениям. Но все-таки нам показалось, что нужно сделать нечто, пребывающее в одном и том же качестве определенное время – и мы сделали «Глаз архитектора». Специально поставили ее в углу двора, с тем, чтобы этот глаз, который пульсирует и ужасается тому, что он видит, а это в основном разрушающиеся памятники мировой архитектуры. Тут был диалог с другими произведениями. Для пространства, которое предполагает временную эксплуатацию, мне кажется, это интересная идея.

Новая инсталляция для миланской выставки 2013 года, тема которой - «Меланж/Гибрид» - композиция, которая казалось бы сомкнутой, но на самом деле разомкнута, и я предложил сделать два консольных объекта, заканчивающихся острием, одна из них стоит на построенном объеме, другая – на ландшафте, и они соединяются ровно там, где эти две основных среды стыкуются. Инсталляция стоит ровно по оси центрального входа, то возникает ощущение, что «мир неразрывен», но, повернувшись, понимаешь, что равновесие эфемерно. Маленький, 20 сантиметров, зазор в семиметровом объекте.  Сделан объект из золотой керамики – кажется, что эта золотая река непрерывна, но это не так, и возникает такое ощущение тоски, когда на это смотришь со стороны.

Если говорить о других качествах города, то для многих из городов, возникших в эпоху расцвета судоходства – это река. С большим удовольствием я слушаю Сергея Кузнецова, который хочет сделать часть пешеходной набережной при выходе из Зарядья, и то, что мы делали на набережной Европы – это тематика выхода города к воде, набережная как удобное пространство.

Важный элемент создание социально контролируемых пространств, как и в примере Милана - современное искусство. Комплекс в Берлине мы назвали «виртуальным мостом» к Музейному острову, где современное искусство в инсталлятивном плане готовит к восприятию искусства классического. Кажется, именно тогда для Берлина был создан в первый раз кураторский совет, состоявший из очень важных ныне галеристов, в частности Матиаса Хардера, который является одним из ведущих кураторов в Европе,  а также историков и журналистов. Вместе с нами они сделали концепцию и отобрали необходимое количество художников для создания объектов, которыми важно было насытить городские пространства, созданные заново.

Художественные объекты, такие, как например, фонтан-шутиха,  делали новое место интересным в проживании, и окупились для заказчика быстрее, чем здания. Стефан Балкенхол, который к нашей общей радости, в тот момент женился на лучшей подруге моей тогдашней спутницы жизни, поставил в этом комплексе зданий пару своих скульптур за довольно низкую цену – сейчас они выросли в цене гораздо больше, чем окружающая недвижимость. Он один из ведущих скульпторов мира, и в Москве у него недавно была выставка. А тогда он был уже хорошо начавшим, но еще молодым скульптором, и, я помню, мы тогда с ним дискутировали, можно ли клеить рекламу и афиши на его скульптурах, и он ужасался от такой кощунственной идеи.

Сама двухъярусная набережная очень посещаема, имеет как музейные, так и гастрономические пространства, но мы старались создать здесь еще и такие милые вещи – и одна скульптура попала во множество путеводителей. Она стояла перед старым ГДРовским зданием, и четыре бронзовых скульптуры сидели вместе, группой, как раньше и было в ГДР – все были вместе. Скульптуру пришлось снести, так как на ее месте появились здания, как это часто в нашей жизни бывает. Но скульптор был еще жив, и он страшно обиделся на нас, и написал письмо, чтобы узнать, не выбросили ли мы скульптуру. Нет, сказали мы, мы складировали ее в подвале и она прекрасно лежит там. Он предложил совместно подумать на тему того, как сделать из этой скульптуры что-то другое. Мы их рассадили на новый парапет порознь, в  пространстве гуляния, и они смотрят на зрителей, и скульптор счастлив и рад новому прочтению. Сейчас это популярное место для фотографирования, люди садятся на парапет и снимаются вместе со скульптурами, как с Никулиным у цирка. Здесь видно, как искусство и ландшафт дополняют друг друга, что достаточно интересно и забавно.

 

 

И в другом объекте, в «Невской ратуше», мне было важно показать, что пространство заходит внутрь, не отсекает внешнее. Вы видите аттракционы внутри здания, вы можете внутрь попасть – здание не отторгает вас. В дальнейших проектах, например, в проекте Восточной гавани, где мы этаблировали совершенно новое градостроительное пространство набережной – его здесь не было, это была складская территория, единственное назначение которой было загружать строительными материалами стройки на Востоке. Когда эта необходимость отпала, был объявлен архитектурный конкурс и нам удалось его выиграть. Сейчас эта открытая в сторону Шпрее набережная – довольно обжитое и востребованное пространство. Надо сказать, что тематика создания таких структур – это всегда баланс между желанием горожан и их нежеланием делать что-либо в таком духе. В Берлине в связи с застройкой этой территории возникла такая любопытная ситуация, которая в частях набережной привела к активному протесту горожан.

Властям города не хватило чувства найти тот баланс между застроенным и незастроенным, о котором я говорил. Невозможно поверить, но напротив на западной части этой набережной возникли серьезные протесты против застройки, и горожане даже, что в Германии является возможным, собрали достаточное количество подписей, чтобы провести выборы – надо ли строить. На свободных сейчас участках находятся части Берлинской стены, которые расписаны. И тут я попал в странную ситуацию, которая со мной случается в первый раз. У нас довольно давно существует проект жилого здания в западной части этой стены, он довольно давно был согласован и все считали, что у него удачная архитектура.

 

 

И когда началась стройка, для которой должны были быть вынуты 4 метра расписанной художниками стены, что само по себе, конечно же, очень плохо, я с большим удивлением и восхищением увидел, насколько взгляд горожанина внимателен. Вышла колоссальная демонстрация под тысячу человек, которая заблокировала стройку. Руководитель проекта написал мне, что мы наконец-то добились настоящей известности, нас показывают в немецких «Вестях». Приятно видеть горячее отношение граждан к городу, но надо сказать, что законодательство на стороне сноса этой стены, и ее снесенный кусок будет восстановлен несколькими шагами дальше, надеюсь, люди это поймут.

Последняя тема, о которой я хотел поговорить – это парк. Причем парк не в парке, а именно в городе, город, который создан по принципу парка – это градостроительный план Сколково, изначальной идеей которого были «острова» в парке. Причем иерархичено был приподнят кусок ландшафта, который для России не является уникальным, тем интереснее, что архитекторы сделали своей целью растворение города в природе. Были созданы точки фокусировки, с которых такой ландшафт может восприниматься более или менее интересно.

В разработке участвовал французский архитектор Мишель Леви, лауреат градостроительной премии Франции позапрошлого года. Были созданы темы не только постоянного, но и временного, сезонного использования, что реализовано у нас, например, в парке Горького, то есть то, что делает городской ландшафт заново проживаемым и заново используемым. Каждый из архитекторов, работающий над своими «островом», постарался по-своему ответить на тему, как его часть города отвечает теме раскрытия вовне, например, Жан Пистр создавал структуру плавающих микро-островов. По такому же принципу создана система линеарная улиц-шпал, которые начинаются и кончаются в ландшафте. Это прямая противоположность тому, с чего я начал это  разговор, о том, что город должен начинаться и заканчиваться доминантами. Тут другой принцип, который возможен, когда рядом интересное природное окружение. В нашей части планировки происходит раскрытие в ландшафт, иррациональные части окружения возникают внутри блоков. Я всегда сравнивал эту нашу планировку с тем, как ты подъезжаешь к итальянскому городу, который расположен на пригорке, и у нас отметка чуть выше, чем ложбина в пойме небольшой речки. Когда ты стоишь на соседнем островке Сколково, то видишь, как ландшафт чуть-чуть понижается, потом повышается, и это повышение дает возможность увидеть планировку как такую стену города, сквозь которую видно части природного окружения. Деурбанизация как раз и происходит в пространствах между рациональными блоками. Раскрытие происходит не на какую-то цель, а в никуда.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.