28 марта 2024, четверг, 22:31
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

20 января 2013, 12:08

Как помочь обучению одаренных детей. Продолжение разговора

В первой части дискуссии выступили Сергей Бебчук, Александр Ковальджи, Андрей Летаров, Борис Долгин, Игорь Реморенко и Исак Фрумин
В первой части дискуссии выступили Сергей Бебчук, Александр Ковальджи, Андрей Летаров, Борис Долгин, Игорь Реморенко и Исак Фрумин
Н. Деминой

26 декабря 2012 года в «Полит.ру» состоялась дискуссия «Закон об образовании в РФ. Школы для одаренных детей». Обсуждение было посвящено настоящему и будущему школ для детей, которые могут и хотят учиться на продвинутом уровне. В дебатах приняли участие представители научно-образовательного сообщества, имеющие разные взгляды на ситуацию со спецшколами.

Начало дискуссии:

Борис Долгин: Сейчас мы прошли первый круг, и я позволю себе маленький исторический анекдот. Осенью 1989 году обсуждался инициативный авторский проект закона об архивах. Среди специалистов были историки, архивисты, а также юристы - авторы успешных законопроектов: Михаил Федотов, Юрий Батурин и Владимир Энтин. Было устроено его обсуждение. Нас, студентов, попросили прочитать проект и высказать свои замечания. Проект был интересным, но замечания были.

В проекте был специальный пункт про то, что архивы могут быть разногой формы собственности: государственные, частные, общественные.  Уже после окончания заседания в развитие замечания я заспорил с Батуриным о том, стоит ли перечислять типы архивов: ведь то, что не запрещено, – разрешено. На что он, будучи куда более опытным человеком, более того - профессиональным юристом, ответил: если они не будут перечислены в законе, то, дальше, скорее всего, у неперечисленных форм будут проблемы. 

Думаю, понятно, к чему это я вспомнил. Понимаю логику невозможности перечисления всего в законе, но некоторую поправку на специфику нашей системы делать нужно. Подумать о том, чтобы дать некоторую дополнительную легитимизацию этим формам. Особенно необходимо дать эту легитимизацию в подзаконных актах, иначе есть опасения, что, может быть, в Москве кому-то удастся достучаться, но вот что будет в регионах с непредусмотренными законом формами, – это большой вопрос. 

Сейчас второй круг, а затем дадим возможность высказаться всем остальным присутствующим. 

Александр Ковальджи: Я хотел бы прокомментировать высказывание о том, что было упразднено положение о лицеях и гимназиях. Мне совершенно непонятно, зачем их упразднять. Не было никакой дискуссии по этому поводу – упразднили, и всё. Если де-юре этих учреждений не было, то де-факто они были. Мне кажется, что разумнее всего было закрепить их де-юре. 

Они разумно финансируются, у них были дополнительные ставки ассистентов преподавателей, чтобы можно было делить класс на подгруппы, чтобы были дополнительные лаборатории и лаборанты. Всё это создавало возможности особо развиваться. Сейчас, при нормативно-подушевом финансировании, эти возможности резко сокращаются. 

Что касается финансирования программ – я считаю, что для нашей школы и для других сильных школ все будет в порядке, но когда это становится массовым явлением, то как у нас умеют красиво писать программы, я очень хорошо знаю. 

Я наблюдал это явление в Москве, где 20 лет подряд были экспериментальные площадки. Там были совершенно красивейшие программы, которые писали школы, а потом про эти программы они благополучно забывали. Писались нужные отчеты, поступали нужные деньги, потом все это куда-то кануло, никто не анализировал, для чего же это все проводилось. Очень бы хотелось, чтобы министерство такой анализ провело. 

Сейчас вместо экспериментальных площадок будут инновационные площадки, где будет все то же самое. Я пока не вижу, чтобы были другие механизмы, которые позволяли бы отличить настоящую программу от других. Это серьезный вопрос. Знаете, когда банк не выдает кредит, играет роль плохая кредитная история. Нужно те школы, которые уже себя зарекомендовали, финансировать по программам. А школы-гетто нужно спасать и стараться обеспечить им нормальные условия функционирования. 

Дело в не том, что лицеи и гимназии оттягивают сильных учеников из слабых школ, – мол, если бы их не оттягивали, то слабых школ не было бы. Я думаю, что это далеко не так. Дети, которым требуется ускоренное развитие, начинают скучать в школах, им их таланты начинают вылезать боком: учителей они раздражают, задают лишние вопросы, мешают заниматься с остальными учениками. В итоге, ничего хорошего из этого не получается. Эти дети – белые вороны. Поэтому говорить, что если бы эти дети остались бы в обычных школах, то эти школы бы процветали, – нельзя. 

Дело в не том, что лицеи и гимназии оттягивают сильных учеников из слабых школ, – мол, если бы их не оттягивали, то слабых школ не было бы. Я думаю, что это далеко не так. Дети, которым требуется ускоренное развитие, начинают скучать в школах, им их таланты начинают вылезать боком: учителей они раздражают, задают лишние вопросы, мешают заниматься с остальными учениками. В итоге, ничего хорошего из этого не получается. Эти дети – белые вороны. Поэтому говорить, что если бы эти дети остались бы в обычных школах, то эти школы бы процветали, – нельзя. 

Далее, речь идет об оплате за часы: мол, будет одна оплата за часы с классом, другая – за часы с группой, третья – за индивидуальную работу. Я наслушался этой методики в ФИРО. Это тихий ужас. Там туча формул, а учитель должен как проклятый без конца фиксировать, сколько и кому часов он дал. Потом бухгалтера будут пробовать высчитывать все эти коэффициенты. А это же финансовый документ, по которому нужно очень тщательно отчитываться. 

Раньше была очень разумная система. Учителю платили за часы, неважно с кем – с классом или в индивидуальном порядке. Если директор понимает, что это важно, значит, надо ему доверять. Ведь он знает, как сделать так, чтобы у школы была хорошая репутация, и как привлекать хороших учителей. 

Но у нас, к сожалению, система работает без доверия. У нас все надо проконтролировать, зарегистрировать – это ужасно! Хотя президент Путин озвучил очень четкую формулировку: «Доверие в обмен на результат». Если есть хорошие результаты – надо доверять, а не контролировать постоянно. Этот принцип надо каким-то образом претворять в жизнь, тогда и школам будет легче работать, и министерству, и бухгалтерии. 

Игорь Реморенко: С самого начала предложили говорить конструктивно, чтобы что-то в итоге получилось. Я не услышал, что еще дополнительно к Статье 82 про одаренных детей можно добавить, чтобы ее улучшить. Создавать – можно, делать более высокий норматив – можно, особенности поддержки – сказано, отбор – можно. 

Но дальше есть ряд сюжетов. Например, установление института лаборантов, ассистентов преподавателей. Де-юре, директор образовательного учреждения может хоть крановщика в свой штат взять. В системе образования РФ работает несколько железнодорожных машинистов. Откуда они там взялись, я не знаю, но это абсолютно законно. По закону, директор формирует штатное расписание. Более того, типовое штатное расписание отменено несколько лет назад. Пожалуйста, берите ассистентов, лаборантов, системных администраторов, кто вам нужен. 

Александр Ковальджи: И все из тех же денег? 

Игорь Реморенко: Конечно, из нормативных денег. А как вы хотели? Второе: зарплата учителя за часы. Руководитель учебного учреждения может установить ту систему оплаты труда, которая ему необходима для реализации его образовательной программы. Есть много разных систем оплаты труда, мы специально подчеркиваем их разность. Есть такой сайт club.mon.gov.ru – это дискуссионная площадка по системам оплаты труда, где разные учителя рассказывают о своих схемах оплаты труда, где они могут высказаться за или против той или иной системы, и где есть нормативная база по каждой из систем оплаты труда. 

Должно пройти несколько лет, пока мы выберем что-то оптимальное. Никто не заставляет вас изучать эти формулы, если они для вас тяжелы, и вы не можете по ним работать. Вместе с тем, существует ряд сюжетов, которые на самом деле требуют какой-то регламентации, о чем говорил Сергей Бебчук. Например, отбор. Это тот аспект, который требует регламентации на уровне подзаконного акта, чтобы установить, с какого класса на конкретные образовательные программы может быть отбор, то есть, если не с первого класса, то с какого? 

Сергей Бебчук: В старом же законе была замечательная норма, что нельзя проводить отбор в первый и пятый класс – на ступени. Почему ее не оставили? Статья 16. 

Игорь Реморенко: Не помню я там такого правила про запрет отбора. Давайте повторим процедуру. (Ищет 16 статью в тексте закона). Я сейчас найду. Да, «правила приема в государственное образовательное учреждение на ступени начального основного общего образования должны обеспечить прием всех граждан, которые проживают на определенной территории». Это есть в новом Законе. 

Сергей Бебчук: На ступени! То есть в первый и в пятый классы. А во 2-й, 3-й, 4-й можно принимать по конкурсу, из этой статьи так следует. 

Игорь Реморенко: Не следует. 

Сергей Бебчук: Как же нет? 

Игорь Реморенко: Не следует.

Борис Долгин: Опять мы столкнулись с ситуацией: разрешено ли то, что не запрещено.

Игорь Реморенко: Это подзаконный акт, который называется «Порядок приема», и он уже определяет, что и на каком этапе следует.

Сергей Бебчук: Но он теперь не должен противоречить Закону...

Игорь Реморенко: Конечно, не должен противоречить. Теперь, если вы говорите, что вам нужны какие-то правила, именно вам, людям работающим по определенному типу образовательных программ: давайте, на пятый и первый – нельзя, на остальные – можно, пожалуйста, кто с этим спорит? 

Давайте эти предложения оформим и утвердим документом, который будет называться «Порядок реализации общеобразовательных программ».

Сергей Бебчук: Закон не позволяет...

Игорь Реморенко: Закон позволяет создавать такой порядок. Порядок – это не Закон, это – отдельный документ, там может быть это все написано. 

Сергей Бебчук: Это я понимаю, но ведь Закон написал – нельзя! 

Игорь Реморенко: Закон не содержит порядка отбора. 

Борис Долгин: Есть Закон, есть подзаконные акты. Мы помним, как жестко этим летом обсуждался не закон, а именно порядок отбора. 

Игорь Реморенко: Да, это было при этом законодательстве. Это был не новый Закон, а существующий на данный момент. Вспомните, как летом бурно обсуждался порядок отбора, министерство вносило в него правки, само инициировало эти поправки. Это абсолютно нормальная дискуссия, была встреча в "Русском репортере"... Это живой законодательный процесс. Сформулируйте, что, с вашей точки зрения, по поводу отбора и по отношению к этим программам должно быть записано, и я уверяю, что все это может оказаться в этих нормативных актах.

Это живой законодательный процесс. Сформулируйте, что, с вашей точки зрения, по поводу отбора и по отношению к этим программам должно быть записано, и я уверяю, что все это может оказаться в этих нормативных актах.

 

Борис Долгин: Мы все это фиксируем. Так... (смеются) Замечательно!

Игорь Реморенко: Хочу еще раз подчеркнуть, что впервые в Законе есть статья, которой раньше не было, относительно образования одаренных ребят. А не так, что все убрали...

Борис Долгин: А то, что вам показал Сергей в старом Законе? 

Игорь Реморенко: Это не статья, а лишь отдельный пункт. Пункт статьи.

Борис Долгин: А не стоит ли как-то скорректировать формулировку, чтобы она не смущала противников онтологизации одаренности? 

Игорь Реморенко: Наверное, можно было бы... Это, наверное, требует дискуссии. Я слышал ровно противоположные точки зрения. Изначально предлагалась такая формулировка: «дети с высокой мотивацией к обучению». Против нее были другие педагоги, которые говорили, что мотивация у ребят меняется; нельзя считать, что у кого-то эта мотивация крайне низкая. Говорили о том, что она может быть просто не проявлена. Альтернативные формулировки предлагались. 

Сергей Бебчук: В нынешнем Законе есть маленькая лазейка: там говорится не только про выдающие способности, но еще и про детей, проявивших успехи.

Борис Долгин: То есть вполне инструментальная вещь.

Сергей Бебчук: Может быть, стоит термин «выдающиеся способности» по-министерски переформулировать? В школьном пространстве мы звонком называем любую мелодию, означающую конец урока, а не только «дзинь-дзинь». Почему не назвать по-другому «выдающие способности», как-то понизив в профессиональной среде этот термин? Потому что он действительно абсурден. 

Игорь Реморенко: Честно говоря, я не вижу здесь какой-то абсурдности. Но, я бы так сказал, если законодатели согласятся с такого рода правкой, я не буду сопротивляться.

Борис Долгин: А можно в подзаконном акте как-то уточнить?

Игорь Реморенко: Сейчас... Мне кажется, что на человеческом уровне понятно, о каких детях идет речь. 

Сергей Бебчук: Нет. 

Игорь Реморенко: Мне кажется, – понятно. Речь идет об одаренных, талантливых ребятах.Мы с этого начали, говоря о Концепции работы с одаренными детьми. Если сама формулировка потребует какого-то уточнения... но данная формулировка показалась людям наиболее привычной, – за много лет к ней привыкли. Тем не менее, если законодатель сочтет, что ее нужно еще разскорректировать, я ничуть не буду этому сопротивляться. 

Борис Долгин: Я прошу прощения, но можнол и  ее в подзаконных актах не скорректировать, а как-то инструментально пояснить? 

Игорь Реморенко: Конечно, можно. 

Борис Долгин: Так что бы не было смущения...

Андрей Летаров: Мы с вами изначально договорились, что в этом зале нет врагов народа, значит, если я в этом зале, то я тоже не враг народа. Поэтому я, безусловно, желаю успеха усилиям, направленным на подъем массовой школы, на ликвидацию феномена школ-гетто и желаю успеха прочим начинаниям, которые описал Исак Давидович. Это я говорю как гражданин

Но как исследователь, хоть я не специалист в данном вопросе, я говорю о чисто интуитивных ощущениях,  я считаю, что прогноз успеха в этом направлении является скорее негативным. Вероятно, что процентов 10 из задуманного у вас получится. С другой стороны, время покажет. 

Борис Долгин: А проблема есть?

Андрей Летаров: Я не уверен, что она описана предельно точно, но безусловно проблема есть, поскольку с плохим образованием в школах мы все встречались довольно часто, и нет смысла закрывать на это глаза. Здесь я согласен с Исаком Давидовичем и со многими его другими положениями. Однако я совершенно не понимаю противопоставления функционирования продвинутых школ (это условный термин), чем это мешает решению проблем массовой школы. 

Это оттянет столько денег, что это затруднит финансирование массовой школы? Вопрос очень дискуссионный – мы отдельно пытались посчитать – у нас получается, что вряд ли. Оттянет ли туда преподавателей? тоже получается, что вряд ли, – мы подробно обсуждали это и в статьях, и в дискуссиях. В данных школах несколько разная специфика преподавания. Мне кажется, что совершенно нет необходимости противопоставлять эти явления. 

Второй момент, Исак Давидович говорил о необходимости прозрачности финансирования, в том числе и специальных образовательных программ. Я с ним согласен, поскольку прозрачность – это хорошо для общества, это, безусловно, хорошо для начальства, но это абсолютно безразлично для практического деятеля. 

Я как заведующий лабораторией чувствовал бы себя совершенно спокойно и хорошо, если бы мне каким-то секретным постановлением Правительства РФ сказали, что мы твою лабораторию будет финансировать в определенном объеме. Меня бы абсолютно не волновало, насколько это прозрачно для всего остального социума, поскольку это обеспечивает главное для меня: достаточное финансирование для выполнения научной работы, а также стабильность – у меня не должна болеть голова о том, что завтра это финансирование закончится. Я совершенно не против прозрачности, но достижение прозрачности не должно нарушать стабильности. 

Я совершенно не против прозрачности, но достижение прозрачности не должно нарушать стабильности. 

Да, сейчас финансирование успешно действующих продвинутых школ сложилось эволюционным путем, путем выбивания каких-то ставок под определенные программы, программы, оптимизированные под финансирование, или финансирование, оптимизированное под программы, не суть важно, но сейчас они соответствуют друг другу. Прежде чем что-то поменять в сечении трубы, прежде чем начать «вертеть вентиль», необходимо разобраться с этим функционированием. С моей точки зрения, явно необходим переходный период, который позволил бы нам разобраться в том, каким образом нам сделать финансирование прозрачным, пусть даже оно будет таким же, как и в 2012 году. 

Теперь поговорим про отбор. Прозрачность отбора школ для предоставления или лишения статуса – это хорошая идея. Я обеими руками за! Благо, эта проблема кажется не очень сложной с технической точки зрения, поскольку при любом вменяемо составленном методе рейтингования все приличные школы все равно окажутся сверху. Во всяком случае, там, скорее всего, будет двугорбое распределение. Мы это видим на уже составленных рейтингах. Если только какой-то враг народа не проберется в эту комнату и не попытается составить какой-то особенно извращенный рейтинг. 

Реплика из зала: Проберется-проберется...

Андрей Летаров: В школе "Интеллектуал", где я имею честь вести спецкурс в качестве внештатного преподавателя, есть одна проблема: там эффективность воспитательной работы много лет равна нулю, поскольку мы никак не можем достичь исходных отрицательных показателей - у нас нет детей, стоящих на учете в милиции.  Их нет и не было, поэтому показать положительную динамику мы просто не можем. Таким образом, если потом не устраивать соревнования за этот рейтинг и не пытаться на основе этих критериев, индикаторных показателей выяснить, а кто же из этих крутых круче остальных, и поставить какие-то отсекающие барьеры, а спокойно работать, то всё будет просто и решаемо. Я должен здесь также отметить, что любой цифровой индикаторный показатель качества образования, уровня образования, эффективности научной работы и всего остального на самом деле и как правило не является целью всего этого процесса, а лишь удобным для измерения побочным эффектом.

Я должен здесь также отметить, что любой цифровой индикаторный показатель качества образования, уровня образования, эффективности научной работы и всего остального на самом деле и как правило не является целью всего этого процесса, а лишь удобным для измерения побочным эффектом.

Поскольку люди – существа разумные, когда им начинают навязывать конкурс, называемый «индикаторный показатель», эти люди обычно находят способ, чтобы обмануть контроль, или пытаются сделать что-то похуже. 

А вот что касается прозрачности отбора детей в школы на государственном уровне, то тут я выскажусь резко против этой идеи, поскольку мы говорим об уникальности таких образовательных учреждений, в которых собираются достаточно профессиональные команды. Я честно скажу, что я сам принимал участие в отборе детей в школы, в том числе в летнюю экологическую школу, которая много лет существует в Москве; это скорее искусство, чем наука, по крайней мере – на данном этапе развития социума. 

Адекватность данного процесса во многом обеспечивается лучше, чем другими механизмами, обратной связью: нам же этих детей потом учить, а потом от качества этого обучения будет зависеть и позиция в рейтинге, из-за которого можно потерять статус, финансирование и всё, что угодно. В любом случае, это будет работать лучше, чем какой бы то ни было «одареметр», психологический тест или протонно-эмиссионная томография, либо же единая система отбора. Поэтому я за прозрачные критерии статусов школ, но я против прозрачных критериев отбора детей во все школы сразу.

Мы с коллегами подготовили наглядную конкретизацию наших взглядов на эту тему и с удовольствием вам передадим этот документ. У нас есть копии, которые можно раздать всем желающим. (Передает копии И. Реморенко и И. Фрумину). 

Борис Долгин: Спасибо большое. Я признаться не совсем понял логику – там, где речь шла о массовой школе, что уход учителей в хорошие школы никак не скажется на простых школах. Ведь всегда, когда куда что-то прибывает, это забирается откуда-то еще. Все школы – это сообщающиеся сосуды. Если лучшие учителя куда-то приходят, то они, наверное, откуда-то уходят. Если где-то собираются дети с повышенной мотивацией, то где-то остаются дети с нормальной или меньшей мотивацией. 

Александр Ковальджи: Я отвечу. Вы знаете, я специально думал именно над этим вопросом. Я перебирал в памяти всех учителей нашего лицея и думал, сможет ли кто-нибудь из них работать в обычной школе в тех условиях, которые сейчас есть? Возможно, мы избалованы, или у нас какая-то другая "психическая организация", но многие из них просто не смогли бы там работать. 

Учителя в обычной школе гораздо больше имеют педагогических навыков того, как работать с детьми, которые не хотят учиться; они знают, как объяснить материал тому, кто не хочет ничего знать или понимать; тому, кто разуверился в своих силах, чье поведение не соответствует общественным нормам. 

Мы совершенно не умеем работать с такими детьми. Если сейчас нас «распылить» по обычным школам, то или от нас будет очень мало толку, или мы просто уйдем. Я специально изучал, как устроены школы в Южной Корее и в Китае: там работают много учителей вообще без педагогического образования. Когда дети мотивированы, когда они способные – это совершенно другой способ общения с ними, и совершенно другие педагогические проблемы возникают в этом случае. Поэтому это просто разные контингенты учителей. 

Наверное, есть какие-то переходные формы, когда учитель может работать в любой школе. Но, учителей, которые могли бы работать как с детьми с задержками развития, так и с детьми с выдающимися способностями, я думаю, всего несколько человек во всей стране.

Опять же – контингент детей... Есть такое понятие «зона ближайшего развития». Если какой-то ученик опережает своих сверстников ненамного, да, тогда возникает конкуренция между детьми, тогда понятно, что его можно догнать, но если какой-то ученик решает задачи, извините, лучше учителя, который этот предмет преподает, то все, тогда конкуренции не возникает, и нет никакой возможности другим ученикам догнать его. Тогда дети начинают конкурировать в другом – в силе, хитрости, ловкости. 

Андрей Летаров: Я еще хотел добавить, что продвинутые школы привлекают преподавателей спецкурсов – вроде меня, например, практических ученых, – и, разумеется, эта возможность будет потеряна для среднего образования, если эта опция будет утрачена. 

Борис Долгин: Спасибо. Исак Давидович, Вам слово. 

Исак Фрумин: Откровенно говоря, я сейчас сильно расстроился, когда услышал это трогательное, без иронии, признание в том, что никаких специальных педагогических навыков в этих школах не требуется, что дети там и так учатся.

Александр Ковальджи: Они другие педагогические навыки!

Исак Фрумин: Было сказано, что никаких навыков формирования мотивации в таких школах не требуется. Это было сказано, коллеги, вы все это слышали. Это трогательно и, наверное, должны быть и такие школы. Но я еще раз повторю, что для детей по-настоящему одаренных, с выдающимися способностями, конечно же, нужны действительно специфические педагогические навыки. Мои друзья, работавшие в СУНЦ еще при Колмогорове и Новосибирской ФМШ рассказывали мне, какие там нужны особые педагогические навыки. Мы в Летней школе тоже были очень этим озадачены. Это особые дети.

Скажу вам откровенно, что я, поработав как с одаренными, так и с обычными детьми, с особым уважением отношусь к тем, кто помогает детям преодолеть ограничения их социального и культурного капитала. Мы сейчас готовим статью про то, каким образом в Советском Союзе появились спецшколы. Здесь было точно сказано, что они появились по инициативе населения. Определенная часть населения, причем понятно, какая именно, хотела, чтобы их дети учились отдельно от кухаркиных детей. И мы продолжаем иметь дело с этой ситуацией. 

Это некоторая естественная ситуация, но я бы хотел, чтобы мы думали о тех детях, которым в детстве не довелось прочитать правильные книжки, и кто не смог к восьмому классу дорасти до такого уровня, чтобы пройти отбор. И в этом смысле, что я хотел бы сказал и чем бы хотел свой комментарий завершить: первое – безусловно, стране нужна система работы с одаренными детьми, которая базируется не только и даже не столько на этих специализированных школах, но на дополнительных формах вариативного образования, в том числе и раннего.

Второе – безусловно, наша старшая школа, убивающая и у учителей, и у детей интерес к обучению, нуждается в как можно более быстром движении к модели профильной школы, против чего, как я знаю, выступают многие из присутствующих коллег. Других же инструментов формирования я не знаю. 

Еще раз повторю, что таланты огромной части наших детей потеряны просто потому, что школа не смогла обеспечить их мотивацию. Понимаете, дорогие друзья, при огромном уважении к тому, что вы делаете, я как представитель того же слоя, ведь мой сын тоже закончил спецшколу: каждый хочет для своего ребенка каких-то особых условий... Но когда я слышу от директора очень хорошей московской школы, что у них такая высокая мотивация к учебе, потому что они каждый год отчисляют 10% учеников, у них есть внутренний рейтинг... Но, с моей точки зрения, это не та педагогическая модель, которая для широкого круга школ может работать, только для 1-2 процентов.

Но, с моей точки зрения, это не та педагогическая модель, которая для широкого круга школ может работать, только для 1-2 процентов.

Поэтому я хотел бы задать вопрос Вам, сторонникам, защитникам: о каком круге школ мы говорим? Об одном, двух, трех процентах школ? Или об этих 50 процентах гимназий и лицеев, которые существуют в некоторых регионах? 

Александр Ковальджи: Я хочу ответить. Вы знаете, меня постоянно привлекают окружные методисты, чтобы я читал лекции учителям, которые хотят вести кружки, чтобы я дал им материал, научил, как интересно работать с детьми. Они очень благодарны, после окончания этих курсов мы с ними потом переписываемся и т.д. Вот и сейчас я поеду в подмосковную школу, чтобы я научил, как вести кружки, вечерную школу... Поэтому говорить, что я даром ем свой хлеб и занимаюсь только одаренными детьми и получаю от этого удовольствие, – это некоторый перегиб. Я, например, много лет вел адекватное тестирование для всех желающих - подчеркиваю, бесплатно. Любой школьник Москвы мог приехать ко мне и проверить свои знания. Я ему давал полную картину его пробелов и давал рекомендации, как с этим бороться. Не надо всё так буквально понимать, что мол академик должен пахать землю или подметь подъезды... 

Борис Долгин: Тезис понятен. Спасибо. Сейчас слово Сергею Бебчуку, дальше будет очень короткая моя реплика, и мы дадим возможность выступить остальным участникам. 

Сергей Бебчук: Мне кажется, что проблемы гораздо шире, чем те, которые мы обсуждаем. Именно они и влияют на наше взаимонепонимание. Существует более серьезная социальная проблема, она важнее, чем проблема образовательная. Проблемы нечестного зарабатывания денег, способа получения статуса, например. Нечестность в обществе естественно порождает нечестные лицеи, гимназии и много всего разного-неприятного. Мне кажется, что это не должно быть причиной, по которой нельзя нормально было бы организовать работу честных людей. Это, мне кажется, с одной стороны задача наша, школ, и в меньшей степени – это задача Министерства. 

Я хочу привести такой, на мой взгляд, ужасающий пример: в Москве, среди директоров трехсот худших школ, 80% – заслуженные учителя. 300 худших школ Москвы – и 80 процентов их директоров – заслуженные учителя. Это давало Министерство, это давало по блату, они ничего не боялись, им не надо было развиваться, и поэтому они – худшие. Отсюда дальше – уровень школы со всеми вытекающими последствиями. Лично я за честность на любом уровне. Предельную честность... И к нам в школу приходят дети, поступают – и мы до последнего мига не знаем, мальчик это или девочка, из какого класса, какая фамилия.

Лично я за честность на любом уровне. Предельную честность... И к нам в школу приходят дети, поступают – и мы до последнего мига не знаем, мальчик это или девочка, из какого класса, какая фамилия.

У нас были неприятные ситуации, когда мы отказали внучке любимой подружки Кезиной и всякие другие вещи. Но мы выжили, значит, мы умеем выживать и объяснять, почему не нужно поступать в учебные заведения по блату. 

Мне кажется, что хорошие школы больше всех заинтересованы в том, чтобы не было школ, которые нечестно называются лицеями или гимназиями, нечестно получают этот статус. Я хочу сказать, что мы готовы сотрудничать с Министерством для того, чтобы обдумывать какие-то честные процедуры, открытые процедуры, которые заранее объявлены. Только все должны понимать, что на все вызовы нечестные люди дают формальные ответы. 

Борис Долгин: Мне кажется, что очень важно зафиксировать заинтересованность самих школ во внятном делении на чистых и нечистых. Важно зафиксировать и то, что важно не только заботиться о школах для одаренных детей, но мы и не рассматриваем это наше обсуждение как последнее, посвященное этим проблемам. Мы рассматриваем его как первое, которое посвящено именно школам для одаренных детей. 

Окончание следует.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.