Я долго был молодым, но и это прошло.
Хотя плеснуло с утра золотое весло.
Хотя признало меня озорное дитя.
Хотя мне снились цветы и волчата. Хотя...
Юрий Ряшенцев, «Прощание с империей»
А, сколько же вам лет, дитя мое?
Ах, много, сударь, много, восемнадцать!
Юрий Ряшенцев, «Три мушкетера»
Про юбиляров принято писать «яркий представитель своего поколения». Юрий Ряшенцев, которому исполнилось восемьдесят, яркий представитель не своего поколения, а следующего. В эпоху, когда все «прикладные» жанры считали низкими, лирические поэты были «выше всего этого», зонгисты презрительно именовались песенниками, а авторы мюзиклов – либреттистами, он рискнул снизойти до зонгов и мюзиклов. Получилось красиво и технично, да еще попутно выяснилось, что лирической поэзии это ничуть не мешает, а напротив, дисциплинирует слог.
Восемьдесят, в данном случае, цифра совершенно неправдоподобная. Не вяжется с образом поэта и уж тем более его лирического героя. В таком возрасте полагается праздно стоять на пьедестале. Ряшенцев деятелен, востребован, строг к себе и снисходителен к окружающим. В нем чудесным образом уживаются аскетизм и эпикурейство. Трудоголик до мозга костей, он неизменно видит прекрасное в повседневном:
Будни праздников прекрасней,
И, наверное, не зря.
В студенческие годы моим любимым днем были такие вот будни, а именно – вторники, потому что по вторникам собирался наш семинар. Было в нем что-то от подпольной организации: должно быть, поэтому Юрия Евгеньевича мы почти сразу стали называть Шеф.
Семинар этот возник при журнале «Юность» в самом начале 1992 года и уже на втором занятии из тесной редакционной комнатки переполз домой к Шефу. Мы собирались по вторникам за легендарным круглым столом, и на протяжении пяти лет каждый такой вторник был событием. В этой творческой мастерской все друг друга подпитывали. Любимым нашим занятием было слушать истории Шефа, поскольку жизнь его сама по себе литературна. Персонажи его устных рассказов – трудные подростки, спортсменки в купальных шапочках, классики литературы и звезды экрана – не менее интересны, чем герои его повестей и поэм. О друзьях он рассказывал с нежностью, о неприятелях – с мягкой иронией, о победах бурной молодости – без бахвальства. Он никогда никому не завидовал: наверное, поэтому так хорошо сохранился.
Юрия Ряшенцев много с нами беседовал о «соотношении быта и духа». Сам он, как никто иной, нашел свое место на этой оси. Его лирика – чувственная и пронзительная, а тексты песен для фильмов, спектаклей, мюзиклов – остроумны, виртуозны и легкомысленны. Трудно поверить, что автор один и тот же. К «Трем мушкетерам» он относится несерьезно, а между тем мои дети песни из этого фильма помнят наизусть. Юрий Ряшенцев никогда не стремился к славе, скорее, отмахивался от нее. Он не пытался слиться с мейнстримом, не заигрывал с властью:
Все не вечно у нас, кроме нашего вечного гимна,
Я его не люблю, ибо знаю, что это взаимно.
А еще Шеф говорил нам, что обаятельнее всего те, кто не сознает собственного обаяния. Я считаю, что точнее про него не скажешь.