Адрес: https://polit.ru/article/2010/06/28/ko/


28 июня 2010, 20:01

Смерть героя

Себастьян Хорсли прожил почти сорок восемь лет, пользуясь заслуженной славой сноба, тяжкого наркомана, убежденного содомита, последнего английского денди, посредственного художника и самого интересного человека в лондонском Сохо. Он умер (судя по всему, от передоза героина) 17 июня 2010 года; писать вовремя некролог этому врагу мейнстрима, опоздавшему родиться на сто пятьдесят лет – почти преступление. Оттого этот текст сочиняется уже после того, как Хорсли, оплаканный вольнодумцами и пошляками всех мастей, обрел покой на кладбище.

Он жил в Сохо, в двухкомнатной квартирке, смесь будуара и мастерской; кухню и ванную Себастьян Хорсли считал непозволительными для истинного эстета излишествами. Попасть в квартиру, на двери которой красовалась надпись «Это не бордель. Проституток по этому адресу нет», было нелегко: хозяин просто так не открывал, оттого визиту всегда предшествовали сложные переговоры, следовавшие прихотливым линиям героиновой паранойи Себастьяна. Кстати говоря, упоминание проституток в сердце некогда, что называется, «злачного» Сохо было вовсе не случайным: Хорсли слыл знатоком и энтузиастом торговли телом – но только в роли покупателя, а не продавца.

Он хвастался, что воспользовался услугами чуть ли не тысячи проституток; впрочем, радостей свободной любви Хорсли также не избегал – какого бы пола ни был очередной объект его страсти. Друзья и знакомые Себастьяна вспоминают: стоило кому-то оказаться в его обиталище, как хозяин начинал соблазнять гостя (гостью), пользуясь всем арсеналом обольщения, заимствованным у череды предшественников, от маркиза де Сада и лорда Байрона до Оскара Уайльда. Впрочем, как отмечают те же друзья, Себастьян Хорсли был – за некоторым исключением – хорошим, добрым человеком. Главным украшением его гостиной служила превосходная коллекция человеческих черепов: Хорсли обожал фотографироваться на ее фоне – то в диккенсовском цилиндре, то в розовом смокинге.

Основные вехи большого пути этого последнего чисто английского пижона можно проследить по его автобиографии «Денди в преисподней», вышедшей в 2007 году. Хорсли, который все делал не так, как окружающие, умер в то самое время, когда драматизация этой книги, предпринятая режиссером Тимом Фонтейном и актером Мило Твуми, снискала шумный успех лондонской публики (и даже критики). Вряд ли Себастьяна Хорсли занимали рецензии и газетные обзоры, вряд ли он особенно переживал о судьбе своего сочинения; зато я почти уверен, что истинным триумфом для него стал запрет на въезд в США, наложенный «по моральным соображениям» почти сразу после издания автобиографии. Однако вернемся к жизненному пути нашего героя - не зря же первое название его нашумевшей книги было Mein Camp (интересно, как покойная Сьюзен Зонтаг отнеслась бы к подобному использованию изобретенного ей словечка?).

Себастьян Хорсли родился в заштатном городишке под названием Гулль (как по-русски издавна называют столь же заштатный Hull), в семье богатого пищевого магната Николаса Хорсли. Мать и отец его, алкоголики со стажем, развелись еще в середине семидесятых, Себастьян кочевал по разным школам и – позже – колледжам, ни один из которых он так и не закончил. Затем он начал карьеру художника; вершиной ее стал знаменитый проект – нечто среднее между венским акционизмом и ультракатолическим подвигом веры. Приехав в 2000 году на Филиппины, Хорсли принял участие в пасхальном шествии, предложив себя на роль Христа. Художника распяли. Продержавшись около 20 минут, Себастяьн потерял сознание от боли. Все это было запротоколировано фотографом Деннисом Моррисом и художницей Сарой Лукас, которая сняла фильм. Посмотрев на собственные мучения, Хорсли так возбудился, что сделал на этот сюжет серию картин. В 2002 году все это – фотографии, видео и картины – было представлено в Лондоне на выставке под названием «Распятие».

Впрочем, если в чем-то Себастьян Хорсли и был настоящим художником, то не в искусстве и даже не литературе (хотя «Денди в преисподней» действительно хорошая книга), а в жизни. И здесь – несмотря на все свои претензии, на несусветный и комичный эстетизм – он шел по давно протоптанной дорожке. Как и десятки его предшественников, Хорсли плевал на обывательские ценности, тратил последние деньги на причудливые костюмы (одна из рубашек фирмы Turnbull&Asser названа в его честь), сидел по уши в долгах, бесконечно шокировал – весьма утомительно для себя и окружающих, вел, выражаясь языком милицейского протокола, «беспорядочную половую жизнь», что-то иногда сочинял, что-то рисовал, умудряясь оставаться на плаву, пока наркотики не утащили нашего денди в истинную преисподнюю. Себастьян Хорсли пережил возраст Оскара Уайльда на два года.

Через несколько лет Хорсли забудут. На самом деле, ничего драматического, даже трагического, в этом нет. Просто существует такая профессия – герой богемы, бескомпромиссный денди, полусумасшедший эстет. В этой профессии есть свои правила, наиболее распространенные ошибки, наконец, своя рутина, вроде цветастых жилеток и необходимости ежеминутно изрекать будоражащие филистера максимы. Жизнь истинного денди тяжела, она требует самоотречения и строгой самодисциплины. Эти люди подвержены профессиональным болезням, которые сводят их в могилу задолго до возраста, установленного в социологических выкладках о средней продолжительности жизни. Забвение – точно так же, как и неожиданная посмертная слава – входит в правила этой игры, и Себастьян Хорсли прекрасно сознавал сей факт.

Оскар Уайльд, будучи спрошен таможенным чиновником на въезде в США, есть ли при нем какой-нибудь товар, подлежащий декларации, ответил: «Ничего. Только гений». Себастьян Хорсли рассказывал, как он – на свой лад – приготовился к несостоявшейся встрече с Америкой: стер лак с ногтей. Времена, увы, переменились: Уайльда пустили, Хорсли – нет.

См. также другие тексты автора: