Долгое прощание

Гинзбург был удивительно красивым человеком. В своем некрологе памяти Нильса Бора (1963) он привел пословицу: «Лицо человека – зеркало его души», которая, по его мнению, была хорошо применима к ушедшему коллеге. Ровно то же можно было сказать и о самом Гинзбурге.

В той же статье о Н. Боре в «Успехах физических наук» Виталий Лазаревич отмечал, что «…великий физик зажег маяк, который долгие годы освещал дорогу физикам всего мира. И этот маяк не погас с кончиной Бора – он скорее превратился в памятник, на котором горит вечный огонь. Этот огонь будет источником света и тепла не только для нашего, но и для будущих поколений». Такой же свет многие годы исходил и от самого Гинзбурга.

Об этом говорили физики, общественные деятели, друзья и родные Нобелевского лауреата, собравшиеся 11 ноября 2009 г. в ФИАНе, чтобы проститься с В.Л. Гинзбургом. В Колонном зале на 3 этаже в тот день собралась, пожалуй, вся физико-математическая элита России. «Когда он мне звонил, то всегда говорил: “Привет! Что нового?”», – рассказывала одна дама своему знакомому, обратив внимание, насколько В.Л. Гинзбург был неравнодушен и жаден до новостей.

На 1 этаже тех, кто пришел проводить в последний путь великого ученого, встречали стенды с многочисленными телеграммами, пришедшими как от организаций, так и отдельных людей. На одном из стендов можно было увидеть слова соболезнования от Михаила Ходорковского, а также ксерокопию странички с последней подписью В.Л. 6 ноября он подписал макет юбилейного номера журнала «Успехи физических наук», которым занимался до последних дней жизни. Журнал, автором которого Гизбург был с 1940 г., а главным редактором с августа 1998 г., появился на свет два года спустя после рождения великого физика, в 1918 г.

На похоронах такого выдающегося человека можно было ожидать появления как Д. Медведева, так и В. Путина, но их не было, что дало возможность всем, кто хотел, прийти в ФИАН, чтобы проститься с В.Л. Первых лиц государства представлял руководитель администрации Президента РФ Сергей Нарышкин, который дождался приезда вдовы Гинзбурга Нины Ивановны, вместе с президентом РАН Юрием Осиповым подошел к ней, сказал слова соболезнования, а затем уехал. Отдав дань памяти ученому, еще до начала церемонии уехал и министр образования и науки Андрей Фурсенко.

Церемония началась в 11 часов с прощального слова президента Академии наук. Затем он предоставил слово директору ФИАН, академику РАН Геннадию Месяцу, который сказал, в частности, следующее:

«Ушел из жизни выдающийся, великий ученый. Может быть, один из последних в институте физиков прошлого и нынешнего столетий. Его значение для ФИАН огромно, он создал выдающуюся школу, он одинаково успешно работал на Нобелевском уровне и в области сверхпроводимости, и в области физики плазмы, и в области радиофизики, и в физике твердого тела и т.д., и т.д.

Он очень живо интересовался делами института, до самой своей смерти. Буквально в пятницу, за день до смерти, он подписывал документы УФН, спрашивал, как идут дела. Несколько дней назад мы с ним разговаривали, он интересовался, как идут поправки к Уставу Академии наук. Это было поразительно, что человек, будучи тяжело больным, так активно интересовался жизнью, спрашивал, что происходит в стране, как относятся к науке, какой будет бюджет и т.д. 

Я думаю, что наследие, которое он оставил, это фактически то, почему мы всегда будем помнить о жизни великого физика Виталия Лазаревича Гинзбурга».

Затем выступил академик РАН, бывший директор ФИАН, ученик В.Л. Леонид Келдыш.

«Виталий Лазаревич оставил неизгладимый след не только в науке, но и в нашем обществе, в душах многих людей, которым посчастливилось с ним сталкиваться, в т.ч. своих учеников.

Для меня В.Л., прежде всего, учитель, с того дня, 57 лет назад, когда я впервые пришел к нему на квартиру, в ФИАН тогда не пускали. Квартира была здесь, через улицу Вавилова, напротив проходной ФИАН. И эта встреча, этот день в каком-то смысле определили всю последующую жизнь.

В.Л. не учил нас, что надо делать в науке и как надо делать. Вместо этого он старался каждому помочь найти свое место, свой путь, свой стиль и помочь стать на ноги. Его стилю научиться было невозможно, поскольку это было неповторимо и целиком базировалось на его удивительной физической интуиции и способности находить необычные, нестандартные подходы и решения.

Больше всего меня поражала широта охвата всей науки и его эмоциональность. Чему у него можно было научиться, это его любви к физике и восхищению тем миром физических явлений и идей, которыми он был увлечен сам и передавал своим ученикам. Благодаря широте его интересов, он оставил учеников практически во всех разделах современной физики от квантовой теории поля и космологии до кристаллооптики и физики полупроводников.

Благодаря этой широте его творческих интересов, а также благодаря широте тематики его семинара, который он вел в зале напротив, широте тематики журнала «Успехи физических наук», которому он посвятил больше полувека своей жизни, он действительно стал каким-то символом, может быть, последним символом единства физики. Того, что физика, все еще несмотря на все развитие 20-го века, остается единой наукой. Теперь этого символа у нас больше нет.

Виталий Лазаревич, по-моему, никогда не занимал высоких должностей. По-моему, единственной его должностью была "заведующий теоретическим отделом ФИАН", которую он унаследовал от своего учителя Игоря Евгеньевича Тамма. И отдел больше чем на половину состоял из его учеников или учеников его учеников, которые в большинстве своем работали самостоятельно, и он тоже работал то самостоятельно, то в составе небольшой группы молодых людей».

Он также рассказал о том, что каждую среду на семинар Гинзбурга приходили сотни физиков.

«Это уникальное явление и у нас, и за рубежом. Бывают события, когда собираются и тысячи людей, но это единовременно, но чтобы так, из неделю в неделю, из года в год приходили сотни людей – это явление совершенно уникальное. Докладчиков было много и все мы обязаны были быть докладчиками, но все приходили главным образом для того, чтобы слушать комментарии руководителя семинара. А он по ходу дела комментировал каждый доклад и помимо этого то, что он за последние дни узнал, услышал, увидел касающееся науки. А мы говорили только о науке. Этот семинар, которому он уделял огромное внимание и много сил, и «Успехи физических наук», конечно, были мерой его влияния на наше сообщество. Он никогда не забывал о семинаре и каждый раз, когда он с кем-то разговаривал и слышал что-то новое, то у него всегда была стандартная формула: «Вы обязательно должны рассказать об этом на семинаре». И если было что-то более общее, то «Вы должны обязательно написать об этом в УФН».

Помимо этого семинара, помимо журнала, он еще создал научные сессии Отделения общей физики и астрономии, которые проходят до сих пор и он очень жалел, что нет возможности заставить членом Академии являться на эти сессии в обязательном порядке. Что касается семинаров, то он много раз нам говорил, по разным поводам, что я ничего от вас не требую, делайте, что хотите, но на семинары вы ходить обязаны. Единственное, что обязаны», – привел он слова Виталия Лазаревича.

«В общем, у него была какая-то неуемная жажда научной информации, причем не только её получения. Получение научной информации – естественно для научного работника, но он думал и о её распространении, хотел с ней познакомить как можно большее число людей». Л.В. Келдыш отметил, что по разным поводам слышал от Гинзбурга слова о гражданском долге, но о семинаре и журнале он никогда так не говорил. «У меня было впечатление, что это была его внутренняя потребность».

«Он был по своей натуре трибун и просветитель. Многие помнят, каким он мог быть прекрасным, эмоциональным оратором, когда ему хотелось убедить людей в том, что он знал и во что верил. И что-то действительно напоминало в нем просветителя эпохи Просвещения, которые уверовали в великую, неограниченную силу человеческого разума и в то, что жизнь, рано или поздно, может быть и должна быть построена на основе этого разума. Поэтому точно таким же образом В.Л. считал, что людям, обществу нужны знания, в т.ч. и научные знания и наоборот людям и обществу вредна лженаука».

Келдыш сказал, что так же внимательно В.Л. следил за процессами, проходившими в Академии наук, и во всей нашей стране. «В.Л. считал, что если это в какой-то мере кажется существенным, то он не может молчать. Он не был наивным человеком, но он был человеком неравнодушным. Неравнодушным ко всему, что казалось ему важным и заслуживающим внимания. От нас ушел замечательный физик и замечательный гражданин. … Для меня он останется таким, каким я его увидел 57 лет назад. Уважаемая Нина Ивановна (ред. - жена В.Л. Гинзбурга), поверьте, что здесь для многих то, что с ним произошло, это тоже личная утрата».

Далее перед участниками церемонии выступили коллеги В.Л. Гинзбурга, многие из которых были его учениками: академики РАН В.А. Матвеев, В.А. Садовничий, А.Ф. Андреев, А.В. Гуревич, А.Г. Литвак, М.В. Садовский, В.Е. Фортов, В.Я. Панченко, В.И. ПустовойтМ.Я. Маров, члены-корреспонденты РАН Б.Л. Иоффе, Е.Г. Максимов и приехавший из Дагестана И.К. Камилов.

Кроме того, добрые слова о выдающемся человеке сказали зам. главного редактора журнала «Успехи физических наук» М.С. Аксентьева; профессор, д.физ.-мат.н.,  зав. сектором ИОФ РАН В.Н. Цытович; профессор, д.физ.-мат.н., ведущий научный сотрудник теоротдела ФИАН В.С. Бескин, д.физ.-мат.н., племянник Виталия Лазаревича А.С. Гинзбург; профессор МГУ, гл. редактор журнала «Здравый смысл» В.А. Кувакин; президент Российского еврейского конгресса Ю.И. Каннер; внук И.Е. Тамма Л.И. Вернский; д.ф.-м.н. директор Института земного магнетизма, ионосферы и распространения радиоволн (ИЗМИРАН) В.Д. Кузнецов. Некоторые фрагменты из прозвучавших выступлений мы публикуем ниже.

В зале также можно было видеть академиков РАН И.М. Халатникова, Ю.А. Рыжова и В.А. Рубакова; вице-президента РАН, директора МИАН В.В. Козлова; главу ВАК, декана биологического факультета МГУ М.П. Кирпичникова; член-корра РАН, директора Курчатовского центра М.В. Ковальчука. Проститься с В.Л. Гинзбургом пришел и один из его учеников, ныне политик Борис Немцов (см. его статью об академике).

В течение двух часов звучали воспоминания о том, каким страстным ученым и неравнодушным человеком был В.Л. Гинзбург. Его друзья и коллеги говорили, что ушла совесть российской науки, человек-трибун и гражданин, человек-эпоха.

Всего выступило 25 человек. В заключение церемонии руководитель теоротдела ФИАН М.А. Васильев перечислил названия тех организаций и отдельных лиц, которые прислали телеграммы в адрес ФИАН с соболезнованиями. Он отметил, что телеграммы из России и из-за рубежа продолжают поступать. Единственной телеграммой, которую зачитали на церемонии, были слова соболезнования от премьер-министра РФ Владимира Путина. Тексты всех сообщений были вручены родным Нобелевского лауреата.

Затем все участники церемонии совершили круг прощания вокруг гроба покойного, и те, кто считал это возможным, выразили слова сочувствия родным В.Л. Гинзбурга. Люди вспоминали различные эпизоды, связанные с Виталием Лазаревичем, и не раз на лицах можно было увидеть не только слезы, но и улыбки, услышать смех.

По окончанию церемонии в зале, чтобы попрощаться с покойным, остались только его родные и друзья. Потом гроб закрыли и 11 человек понесли его вниз, по лестнице, к черной машине, ожидавшей у входа в ФИАН. В 13.30 траурная процессия из машин, автобусов и грузовиков с венками в сопровождении милицейского эскорта выехала на Ленинский проспект и поехала к Новодевичьему кладбищу.

Там также состоялось несколько выступлений. Первым выступил академик РАН Н.С. Кардашев. Он подробно рассказал о научном вкладе Гинзбурга в астрономию и астрофизику. Затем состоялись выступления академика РАН Ю.В. Копаева, директора Физико-технического института имени А.Ф.Иоффе в Санкт-Петербурге А.Г. Забродского, д.физ.-мат.н., зав. отделом ФИАН В.М. Пудалова, с.н.с. ФИАН Б.Л. Альтшулера, ученого секретаря ФИАН Н.Г. Полухиной. Краткое заключительное слово произнес глава ФИАНа Г.А. Месяц. Затем состоялись похороны академика.

Ниже мы публикуем фрагменты некоторых выступлений. 

* * *

Академик РАН А.Ф. Андреев:

(…) Для нас физиков уход В.Л. –  это не просто уход великого члена нашего сообщества. Имя Виталия Лазаревича было символом великой эпохи физики, науки, эпохи, которую можно назвать золотым веком науки в нашей стране. В.Л. был одним из самых ярких представителей науки этого времени.

* * *

Академик РАН В.Е. Фортов:

Уважаемая Нина Ивановна, уважаемые коллеги, друзья. Через несколько минут мы навсегда простимся с Виталием Лазаревичем. От нас уйдет человек удивительного масштаба, удивительной энергии, удивительных научных результатов и удивительного гражданского мужества, которое сейчас все реже и реже встречается среди наших коллег. 

Я хочу поблагодарить В.Л. в эти последние минуты за то многое, что он сделал для молодых физиков, чтобы в нашей стране физика стала наукой, притягивающей молодых талантливых людей. Она является таким «магнитом», что человек, начинающий работать в этой науке, испытывает непередаваемое ощущение очарования тем, что в ней происходит и как это интересно…

Я уверен, что его семинар для сотен и тысяч физиков был большой школой не только профессиональной, но и человеческой, потому что там в полной мере проповедовался  принцип глубокой демократии, когда любой аспирант мог задать любой вопрос маститому академику, невзирая на его регалии. На семинаре проповедовалась и острая гражданская позиция. И хотя эти вопросы не обсуждались на семинаре, тем не менее, по подходам, по остроумным и очень острым репликам, было ясно, на чьей стороне находится руководитель семинара и его ближайшие коллеги.

Очень много людей, я думаю это десятки тысяч, запомнят В.Л. как человека, который пригласил их в физику, как человека, который задал высокую моральную планку для молодых людей, как человека, который очень смело боролся с уродливыми явлениями, которые окружают нас и окружали раньше: с бюрократизмом (он этого не выносил), с формализмом и с некомпетентностью. (…)

Он чрезвычайно много сделал для обороны. Это может быть не очень известно, но вторая идея создания водородной бомбы принадлежит В.Л. Он предложил использовать дейтерид лития как топливо для термоядерной ступени заряда. Это было очень красивое и элегантное изобретение, оно может быть техническое, но оно перевернуло всю ситуацию и после этого ядерное оружие стало транспортабельным. Перед этим речь шла о больших нетранспортабельных устройствах. Поразительно то, что он мне сам рассказывал, что узнал он том, что эта идея воплощена в жизнь, случайно. К нему приехал какой-то родственник с Урала, и стал рассказывать, чем он занят на химическом комбинате, и выяснилось, что он занят изготовлением этого дейтерида лития, использовать который придумал В.Л. (…)

Он ушел от нас и, конечно, без него образовалась пустота, и я думаю, что для многих людей она останется пустотой до конца наших дней, потому что такой человек не может быть заменен, а память о нем останется вечной.

Спасибо и спите спокойно!

* * *

Академик РАН, секретарь-академик Уральского отделения РАН М.В. Садовский:

(…) Мы все понимаем, что мы потеряли абсолютно уникального человека. Тут уже было сказано, что Виталий Лазаревич никогда не занимал высоких должностей, но думаю, что не погрешу против истины, если скажу, что последние десятилетия в значительной мере В.Л. олицетворял собой Российскую академию наук, и как человек абсолютно принципиальный, безжалостный к проявлениям лженауки, как человек, всегда занимавший принципиальную позицию по многим общественным вопросам. Я думаю, что я не ошибусь, что мы в значительной степени потеряли человека, который олицетворял собой совесть Академии наук.

Для многих из нас это, конечно, и личная потеря. Я считаю великой честью, что отношусь к той когорте людей, которые сложились как физики-теоретики на его знаменитом семинаре.

38 лет назад я первый раз увидел В.Л. и с тех пор имел счастье с ним общаться по научным и не по научным вопросам в связи с разного рода деятельностью. Характерной чертой В.Л. было то, что он был абсолютно доброжелательным человеком, он на дух не выносил всяких жуликов или тех, кого он числил лжеучеными. Но если он понимал, что видит перед собой человека, который честно и верно занимается наукой, то ему дальше было абсолютно все равно, общается ли он с аспирантом или с академиком. Это совершенно точно, это я на себе проверил.

И, конечно, В.Л. был человеком очень разносторонним, у него было много разных увлечений, он многим чем интересовался. Нельзя сказать, что кроме науки его ничего не интересовало. Но, тем не менее, наука для него имела абсолютное первенство, стояла на первом месте.

Я никогда не забуду, все время буду помнить, как  спрашивал человека, приехавшего в Москву, в коридоре или теротделе: «А вы откуда? А что нового вы узнали? Расскажите, чем вы занимаетесь, что вы делаете?». Последний раз я с ним общался у него дома, в мае месяце, разговор в основном шел на такую тему.

Здесь упоминались его работы. И знаменитая работа с Ландау. И вторая идея о водородной бомбе, но, конечно, последние десятилетия В.Л. были связаны, были посвящены сверхпроводимости. И тут уж точно, что до последних дней жизни он об этом думал и старался поддержать в меру способности. Надо надеяться, что эта идея и эти идеи еще долго будут чувствоваться в нашем сообществе.

Для него наука имела первенство. Могу вспомнить такой эпизод. Так получилось, что известие о присуждении ему Нобелевской премии пришло минут за 20 до начала семинара, на котором как раз я должен был выступать. Не скажу, что В.Л. не обратил внимание на эту новость, но, тем не менее, после этого мы пошли в конференц-зал, он шел слушать доклад. Он участвовал в семинаре, он начал комментировать доклад, но потом появилась пресса в больших количествах, которая мешала и докладчику, и всем участникам семинара, и, конечно, Виталию Лазаревичу. И дальше произошло то, чего, наверное, не было никогда. Он минут 20 это терпел, а потом плюнул и сказал, что «я вынужден уйти».

Наверное, это был единственный случай в его жизни, когда он ушел с семинара. Других примеров я не видел, не знаю. Т.е. это был человек абсолютно преданный науке и это был человек, которые появляются раз за много десятилетий, раз в столетие. Таких людей больше не будет, он был абсолютно уникальным. Мы навсегда будем помнить В.Л. и то счастье, которое мы получили, общаясь с ним.

* * *

Член-корреспондент РАН Б.Л. Иоффе:

На протяжении 60 лет, которые я знал В.Л., он был световым лучом, освещавшим все наше научное пространство. И в круг света, освещенный этим лучом, не рисковала высунуться всякая нечисть. Им приходилось прятаться по темным углам, и мы все, вся наука были тем самым защищены и хранимы. Теперь этой защиты нет. Это плохо, очень плохо! Прощай, Виталий Лазаревич!

* * *

Член-корреспондент РАН Е.Г. Максимов:

Сегодня мы хороним не просто выдающегося человека, не просто выдающегося ученого. Мы должны понять, что сегодня мы хороним целую эпоху. Эпоху, когда наука была средством познания истины, когда она была не просто движущей силой. Виталий Лазаревич никакого презрения к науке как движущей силе не выражал, …но главной его мыслью, о чем он думал, что он любил, была наука как средство постижения истины. К сожалению, в наше время она превращается в менеджмент, в бизнес и просто в воровство.

Единственное, что утешает, это то, что когда он был даже болен, когда кто-то, не я, сказал ему примерно то же самое, что наука погибла, В.Л. ответил: «Брось ты дурака валять! Во-первых, наука погибнет только тогда, когда не будет человечества. А среди человечества всегда найдется 1-2-3, которые эту науку не дадут убить». Так что нам всем оставшимся, его ученикам, тем, кто работал с ним, кто знал его, нужно тянуть свою лямку, заниматься воспитанием подрастающего поколения, чтобы не дать убить и погубить науку. Мы обещаем В.Л., что в меру своих сил мы постараемся это сделать.

* * *

Зам. главного редактора «Успехов физических наук» М.С. Аксентьева:

Дорогие трудящиеся! Как слегка иронизируя, сказал бы Виталий Лазаревич. Он так всегда так говорил по средам на семинарах. Потому что все, кто занимались наукой или вообще делали что-то хорошее, были для него трудящимися. И сегодня для меня в этом зале все неестественно. Сегодня среда, Гинзбург не может быть таким спокойным, невозмутимым, и безучастным, он не такой. Гинзбург – это явление природы. Бывает стихии огня, воды, а это была стихия интеллекта, уникальная стихия.

Этот интеллект жил до последней секунды. В пятницу вечером, когда я принесла в 6 часов интервью, которое он дал журналу Physical World, а он хотел сказать всему миру про физику свои последние слова. Там есть его символ веры, он написал о том, что светлое будущее человечества он видит исключительно на пути науки и прогресса.

Мы спрашивали его о религии. О религии с В.Л. можно было спорить, это разрешалось, особенно дамам. У дам, благодаря Нине Ивановне, вообще были преимущества. Нина Ивановна, спасибо Вам! Нам можно было иметь убеждения, спорить, и Виталий Лазаревич для меня даже не на уровне просветителей, а на уровне ветхозаветного пророка.

Готовя Нобелевскую презентацию, мне очень хотелось схулиганить, и последний слайд у меня был сделан в виде портрета В.Л., а рядом с ним портрет пророка Исайи. Я только недавно узнала, что оказывается иконография имела какие-то основания и фенотипически они похожи. Это был пророк Исайя, который громил общество книжников и фарисеев «гробами повапленными». Все помнят, что В.Л. так ругал тех, кто что-то не мог сделать. Виталий Лазаревич считал, что сделать можно всё и совершенно необходимо.

И сейчас не хочется говорить «Виталий Лазаревич, светлая вам память!», потому что Вы – человек дела, мы должны что-то делать. В эти дни никто никого не просил, но в редакцию шли воспоминания, слова соболезнования, и сегодня каждый прощается со своим В.Л. У каждого по жизни есть удивительный кусок, связанный с ним. Вы знаете, в эти дни нужно, чтобы каждый об этом вспомнил. Напишите об этом! Мы это оставим. Каждый вспоминал, как В.Л. его поддержал на пути науки, на пути жизни, на пути истины.

И мы договаривались с В.Л., что мы еще с ним доспорим. Мне хочется в это верить! Светлая память...

* * *

Профессор, зав. сектором ИОФ РАН В.Н. Цытович:

Я хочу сказать о том, что нам оставил В.Л. Прежде всего, он нам оставил порядочное отношение к науке. Он всегда был самым лучшим критиком своих собственных работ. Он считал, что ученый, который что-то сделал в науке, подступил к краю неизвестного и это неизвестное он должен со всеми обсуждать. И в этом пункте колоссальную роль играет порядочность. Ученым может быть только человек порядочный. И это качество В.Л. – высокая порядочность во всем, к своим научным исследованиям, меня поразила, когда я, будучи студентом 3-го курса, познакомился с его работами.

И с тех пор с 1959 г., я выступал у него на семинаре, а с 1973 по 1984 г. мы с ним писали много совместных работ, и обсуждали непрерывно. И ему всегда было присуще критическое отношение к собственным научным результатам. Эта внутренняя порядочность, которая должна быть присуща ученым, не только ученым и в любой другой области жизни. К сожалению, там этого не наблюдается, особенно в политике.

Но В.Л. оставил нам наследие и основной пункт этого наследия – быть порядочными людьми, тогда мы сможем стать хорошими учеными. Во всяком случае, я это вынес из контактов с В.Л. Сегодня прошло 50 лет, как я поступил в ФИАН.

Будем помнить все заветы В.Л. и в особенности все то, что он в нас внес, в наше внутреннее состояние, как ученых, как людей, как сотрудников института.

* * *

Академик РАН В.И. Пустовойт:

…Сегодня нет слов, чтобы выразить ту скорбь, которую мы чувствуем. В.Л. сыграл очень заметную роль в жизни каждого из нас. Я был его аспирантом, я у него учился и эта бриллиантовая структура, которая имеет много граней таланта, все мы ощущали блеск этих прекрасных качеств. Я должен сказать, что В.Л. отличался не только глубоким научным чутьем, что немногим дано, но и бесконечной честность, принципиальностью в науке и это было примером для каждого из нас. (…)


* * *

Профессор МГУ, гл. редактор журнала «Здравый смысл» В.А. Кувакин:

Виталий Лазаревич был очень смелым несгибаемым и мужественным человеком. …Он был уникальным общественным деятелем России. Когда говорили, что он – просветитель, то это – сущая правда. Когда говорили, что он был атеистом, да, конечно, он был атеистом. Но что самое главное, он заметил в начале 1990-х гг. опаснейший крен в жизни нашей страны в сторону другой крайности. Если раньше мы шарахались от православия к большевизму, то потом стали шарахаться от большевизма к православию, и это стало для него предчувствием какой-то национальной катастрофы.

И он сказал: «Я – атеист». Здесь главное не в том, что есть атеисты, а есть верующие, а в том, что есть люди разных убеждений, и он был защитником свободы слова, свободы разума. Он дал возможность многим тысячам российских граждан, неверующим, почувствовать себя снова людьми. Потому что люди приготовились к каким-то новым крайностям, это было ужасно, и он это понял и все последние 20 лет, которые я имел счастье его знать, он отстаивал человеческое достоинство, право на свободу мысли и совести. Это его величайшая заслуга и я уверен, что это дело принесло величайшие плоды.

Мы сегодня видим, что наши власти начинают понимать, что не только богословие, не только основы православия, но именно светская этика, светский гуманизм являются важной ценностью для нас. Он умер, но он будет жить с нами вечно, потому что его идеи будут работать на Россию.

* * *

Борис Альтшулер, старший научный сотрудник Отделения теоретической физики им. И.Е. Тамма Физического института им. П.Н. Лебедева РАН, Руководитель региональной общественной организации «Право ребенка», член Общественной палаты Российской Федерации.

Выступление на прощании с Виталием Лазаревичем Гинзбургом  на Новодевичьем кладбище

Дорогая Нина Ивановна, дорогая Ира, родные Виталия Лазаревича, примите соболезнования в связи с этой утратой. С Ирой, Ириной Витальевной Гинзбург, мы родились в 1939 году, учились на одном курсе физфака МГУ, и оба знакомы с Виталием Лазаревичем уже вот 70 лет. Точнее, не мы с ним знакомы 70 лет, а он с нами, поскольку знал нас с пеленок. Для родной дочки это понятно, а меня он знал с пеленок, потому что с моим отцом Львом Владимировичем Альтшулером он дружил с 1932 года.

В 1932 году 16-летний Витя Гинзбург поступил на работу в рентгеновскую лабораторию, которой руководил Вениманин Аронович Цукерман, и где работал мой отец. И эту дружбу они – Виталий, Веня и Лева сохранили на всю жизнь. На похоронах моего отца в декабре 2003 года Виталий Лазаревич не смог говорить. Он тогда еще мог ходить, был на похоронах, но, как он сказал мне потом, говорить не смог, комок в горле.

Три друга внесли важнейший вклад в создание ядерного щита России, все трое физики, хотя и в разных областях. Но объединяло их не только это. Общее для них было обостренное чувство справедливости, желание придти на помощь. Именно это чувство справедливости побудило Виталия Лазаревича подписать в 2008-2009 годах пять обращений к Президенту России Дмитрию Анатольевичу Медведеву, последнее обращение – совсем недавно, в августе этого года, с просьбой принять меры для освобождения ученых, осужденных на длительные сроки заключения по сфабрикованным делам о государственной измене.

Говоря словами Виталия Лазаревича, если человек (дело Игоря Сутягина) никогда не имел допуск к гостайне, никаких обязательств такого рода не подписывал, не общался с секретоносителями и получает 15 лет заключения за «разглашение государственной тайны», то это чистая «липа». И на все эти письма, три из которых были переданы лично в руки Президенту, были получены ответы-отписки от третьестепенных чиновников.

Виталий Лазаревич очень сильно переживал эту ситуацию, и я посчитал своим долгом сказать об этом на его похоронах. Может быть, в связи с этим печальным переломным событием, которое невольно заставляет задуматься о непреходящих ценностях, что-то повернется в самых главных, самых специальных структурах власти нашей страны, и осужденные ученые выйдут на свободу.

Виталий Лазаревич Гинзбург был поистине человеком эпохи возрождения, он не поддавался узкой специализации, которая сейчас характерна и для физики, и почти для всех областей знаний.

Достаточно сказать, что до последних недель своей жизни он регулярно читал журнал “Nature”, научно-популярные публикации которого охватывают практически все перспективные направления и достижения современной науки. Я не знаю, есть ли еще кто-нибудь в нашем научном сообществе, кто регулярно читает  “Nature”.

* * *

«Полит.ру» также обратился к коллегам В.Л. Гинзбурга академикам РАН И.М. Халатникову и В.А Рубакову рассказать об В.Л. Гинзбурге. Публикуем эти комментарии.

Исаак Маркович Халатников, академик РАН, друг В.Л.:

Скажите, пожалуйста, несколько слов о Вашем общении с В.Л. Гинзбургом, совместной творческой работе…

Мы по существу работали в одном теоротделе, потому что теоротдел Ландау и теоротдел Тамма, это были, как говорится, две части одной семьи. Мы ходили на их семинары, они ходили на наши. Тогда Виталий Лазаревич сделал свою самую замечательную работу с Ландау, а я вообще всю жизнь работал с Ландау, пока Л.Д. был жив, так что мы были очень близки. Много ездили вместе на конференции Мы с ним впервые выехали за границу, это было в 1965 году. И даже жили в гостинице в одном номере. Сейчас не подходящий момент, а то меня всегда тянет на какие-то шутки...

Многие люди улыбаются, когда говорят о нем...

Витя показал неслыханное мужество, просто неслыханное. Пять лет в таких тяжелых условиях он оставался человеком, с интересами, следил за всем, редактировал «Успехи физических наук»! Просто гигантская личность! Его мозг совершенно не был затронут болезнью, это удивительно. Обычно у людей обратное воздействие на умственные способности, на настроение, когда приходится быть в таком неподвижном состоянии. Поэтому я Витей восхищаюсь. Такого товарища у меня больше не будет. Уходит целое поколение, плеяда…

Вы согласны с теми, кто сегодня говорил, что уходит эпоха великих физиков, что других таких вершин уже не видно?

Когда говорят «А почему не появляются такие физики как Тамм, Гинзбург?», то я с этим не согласен. Они есть, они уже вылезли из травы, из под асфальта. Эта трава вылезла, но просто нет пока поля для этих талантов. Им нужно ждать следующего золотого века физики.

Нам повезло, 20-й век был золотой век для физики. Ну, мы, конечно, немножко страдали от изоляции и на этом теряли в научном смысле, потому что в таких условиях было трудно успевать за Западом. А они плохо знали наши работы, для них было бы честью напечатать наши работы с Ландау и Абрикосовым, которые в свое время произвели революцию в квантовой теории поля, а мы их печатали в «Докладах Академии наук». А кто их читал? Мы считали, что это журнал, который прочтут, но на Западе его никто не читал.

Главное, конечно, то, что мы могли работать. Мы следили за журналами, страсть Ландау реферировать все важные статьи из западных журналов – все это было, но о нас на Западе не знали. С трудом, в 1970-е гг., мы начали пробиваться с помощью всяких хитростей, симпозиумов, нестандартным методом. Я придумал симпозиумы, с помощью которых можно было вывозить не одного, а десятки наших сотрудников, и нас узнали. Это было очень важно, поэтому высокая репутация школы Ландау во многом обязана тем контактам, которые вопреки времени были все-таки организованы.

Вам кажется, что сейчас наука приобрела коллективный характер, что не будет таких вершин-одиночек как Ландау, как Гинзбург?

Нет, я так не думаю, все равно будут авторы идей. И эти люди-гиганты растут…

И в России тоже есть?

Не сомневаюсь, что они есть. Конечно, у них меньше стимулов, чем у нас, но нельзя сказать, что на Западе уж так нас обошли. Это преувеличение. Просто надо немножко подождать. Будем ждать следующей великой научной революции в физике.

Говоря о Виталии Лазаревич, какие бы главные качества Вы отметили? Здесь говорили «человек-эпоха», «великий гражданин», а кем он был для Вас?

Мы были близкими друзьями, и меня потрясал его интерес к науке, как он зажигался, как он начинал генерировать идеи, и, несмотря на то, что он представлял другую школу, что он не получил такого образования, как все, не сдавал теоретического минимума, но благодаря своему таланту и энтузиазму а, он мог быстро включиться в любую область. Хотя он очень поверхностно знал теорию сверхпроводимости Бардина-Купера-Шриффера, благодаря своему энтузиазму и способностям по поводу высотемпературной сверхпроводимости, он смог развернуть в этой области гигантскую работу.

* * *

Валерий Анатольевич Рубаков, академик РАН:

Скажите, пожалуйста, несколько слов о Вашем общении с В.Л. Гинзбургом, о совместной работе…

Я с ним общался не так много как другие коллеги. У меня в основном с ним было общение по линии «Успехов физических наук», он был главным редактором, а я заместителем. Надо сказать, что он был потрясающей личностью, в том смысле, что он держался в курсе последних достижений все время. Первое, о чем он всегда спрашивал: «Что нового? Что у тебя в науке нового? Что ты можешь рассказать?» и приходилось держать себя в тонусе, чтобы действительно ему можно было что-то сказать, что происходит, что нового.

А он был требовательным главредом, жестким рецензентом?

Я не знаю, какой он был рецензент, но он без всяких дураков, до самых последних дней, был главным редактором. Он очень много работы в «УФН» брал на себя персонально, и это был его журнал, которым он реально занимался, реально руководил. …Иногда он принимал спорные решения, иногда с ним можно было не соглашаться, но в целом то, что он этим занимался, было очень плодотворно – это факт.

Надо сказать, что у него, как у главного редактора «УФН», была такая черта – он все время чувствовал ответственность за те безобразия, которые в свое время происходили с квантовой механикой, специальной теорией относительности, когда их гнобили в ранние послевоенные времена. Он чувствовал ответственность за то, что такое происходило, хотя, конечно, к этому он не имел никакого отношения. И, тем не менее, он чувствовал свою ответственность и стремился к тому, чтобы «УФН» был открыт для дискуссий по всяким темам, в том числе интерпретациям квантовой механики, обсуждения особенностей теории относительности. Те вещи, которые когда-то были в загоне, он считал необходимым публиковать, чтобы восстановить справедливость.

Надо сказать, что он был очень ярким человеком, очень смелым и очень близко к сердцу воспринимающим несправедливость или какой-то обман. Это было очень видно. Это была совесть научного сообщества.

Сегодня говорили, что ушла совесть Академии наук, а как же без него? Кто-то есть взамен?

Таким личностям замен не бывает. Это уникальные личности, которые полностью заменить невозможно. Но я надеюсь, что на свете есть честные люди.

В.Л. Гинзбург. Фото с сайта bio.fizteh.ru

Выражаем признательность с.н.с. ИИЕТ РАН, к.физ.-мат.н. Константину Томилину за предоставленную видеозапись с церемонии прощания и похорон В.Л. Гинзбурга.

 

См. также: