29 марта 2024, пятница, 15:53
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

Институты и «институты»

Недавняя публикация как бы диалога между В. Гельманом, деканом факультета политических наук и социологии ЕУСПб, и проректором РГГУ Д.Баком вкупе с 70 или 80 тыс. заявлений абитуриентов, поданных в приемную комиссию РГГУ, несомненно, побуждает к размышлениям. На всякий случай начну со справки, поскольку определенные уточнения и для меня оказались не лишними.

Как известно, Европейский университет в Санкт-Петербурге (ЕУСПб) был учрежден как обучающая аспирантура по социальным наукам. Это негосударственное учреждение дополнительного образования специалистов в области социального и гуманитарного знания. 

Не знаю, насколько точны данные, которые я нашла в сети, но из них следует, что в ЕУСПб одновременно обучается примерно 150 студентов и штатно работают примерно 50 преподавателей, то есть это небольшое учебное заведение. Оно работает по собственным программам и в соответствии со своими представлениями о том, кого, как и чему учить. За 10 лет через ЕУСПб успешно прошло 600 человек – думаю, что все они благодарны своей alma mater.

РГГУ по замыслу является совершенно иной структурой. Это обычный для отечественной традиции массовый государственный университет (теперь, правда, с большим количеством платных мест), при котором есть опять-таки обычная трехгодичная аспирантура. То, что лингвистический факультет с некоторых пор стал называться Институтом лингвистики, а Институт психологии им. Выготского – на деле просто факультет психологии, ничего не меняет.

Соответственно, с организационной стороны аспирантура в РГГУ мало чем отличается – если вообще отличается – от аспирантуры в МГУ или в таких институтах РАН, как, например, Институт русского языка или Институт истории естествознания и техники (я намеренно отвлекаюсь от того, какие преимущества РГГУ имеет в силу наличия в его составе таких структур, как Институт высших гуманитарных исследований, поскольку сотрудники ИВГИ могут, но не обязаны преподавать в РГГУ; отвлекусь я и также от суеты вокруг Болонской конвенции).

РГГУ – не просто крупный университет; у него есть еще и региональные отделения, где обучается примерно 28 тыс. студентов. Сколько в точности студентов в самом РГГУ – мне не удалось установить; однако порядок примерно ясен.

Из сказанного видно, что поставить В. Гельмана и Д. Бака в условия конструктивного диалога о том, какая аспирантура лучше, – это примерно то же самое, что спросить меня о том, что предпочтительнее: хорошая московская квартира, где живу я, или «нормальный» собственный дом под Вашингтоном, где живут мои друзья, некогда окончившие МГУ.

Схема обучения, которая используется в Европейском университете в Санкт-Петербурге, скопирована с известной американской модели. По очевидным причинам, эта модель не может быть тиражирована – и здесь прислушаемся к словам Д.Бака: «любые попытки изменить контуры нашей аспирантуры, как и любого социального института (выделено мной – РФ), опирающегося на многолетнюю практику, следует предпринимать очень осторожно».

Еще бы: мы имели печальную возможность наблюдать, что и само существование ЕУ может оказаться огнеопасным. Впрочем, у РГГУ не так давно тоже что-то было неладно по этой части. Но обошлось… Но вернемся к аспирантуре как к социальному институту.

Мне не раз приходилось писать о том, что в нынешних российских условиях аспирантура – это нередко «брак по расчету»: для кого-то – шаг к продвижению по служебной лестнице, для кого-то другого – общежитие, возможность легализации пребывания в столице ради устройства на работу в частной компании. Иными словами, в аспирантуру все чаще поступают не только для занятий наукой – а по моим наблюдениям, касающимся, впрочем, только гуманитарных наук, совсем для другого. Тем более это верно для платной аспирантуры, которая все больше становится массовым рассадником коррупции.

Платный аспирант рядового московского вуза (в среднем, конечно) не только готов еще и приплатить лично руководителю, но удивляется, если последний решительно не готов «принять» (ну зачем же прямо так, деньгами! - одному знакомому подарили программу-навигатор за 3 тыс. рублей, другому – элегантный и сильно недешевый плеер и т.д.).

Я вспоминаю одну из своих аспиранток начала 80-х – молодую женщину редкой целеустремленности и тщательности, однако с очень скромными способностями к собственно научной работе – впрочем, последнее стало ясно далеко не сразу. Зато как лаборант она была незаменима, тем более что такой должности в гуманитарных институтах не водится. Ее муж был программистом с неограниченным доступом к ЭВМ, что по тем далеким временам было особенно ценным. В результате N провела обширный эксперимент (инструкцию я ей написала), а ее муж (или его подчиненные?) его полностью обработали.

Результат был достаточно внушителен, так что дело стало за малым: написать текст диссертации. N его написала (уверена, что сидела ночами) и вовремя (!) представила мне аккуратную машинопись.

Читать это было невозможно. Помню, как я, пребывая в тот момент на больничной койке, фактически почти все переписывала от руки – этот текст нельзя было даже отредактировать.

Защитила N хорошо, а звание кандидата филологических наук дало ей право и дальше преподавать там, откуда она к нам поступила, в перспективе претендуя на доцентуру. Со временем она ее получила.

К преподаванию немецкого языка все эти истории не имели отношения; но, правду сказать, я все же думаю, что три года, отданные N очной аспирантуре, были полезны не только лично ей и лично мне, но и науке тоже. N была толковым членом коллектива и безотказным сотрудником. Не ее вина, что у нас нет адекватного способа обеспечить хорошему практику достойный социальный лифт а ведь это могло бы быть нечто иное, чем диссертация, - например, система экзаменов, подтверждающая именно знание языка и умение его преподавать или же иные социально ценные умения.

Посмотрим теперь на институт аспирантуры с другой стороны – со стороны вузовского преподавателя, потенциального руководителя аспирантов. В отличие, например, от французской и английской систем образования, у нас даже в старшей школе как демонстрация знаний, так и их текущий контроль осуществляются почти исключительно в устной форме. В результате писать наши студенты не умеют. К тому же, они еще и не обучены общаться устно по поводу написанного: то, чем систематически занята пара «студент – тьютор» в англо-саксонской системе образования, у нас остается экзотикой. Да и преподаватели не готовы общаться со студентами как тьюторы – недаром даже в «Шанинке» это постоянно оказывалось своего рода «узким местом».

С точки зрения евро-американских стандартов, если ты не умеешь продемонстрировать свои знания с помощью написания текста – иди и учись. А если не умеешь быть тьютором – тоже учись. Во французской системе образования, дабы иметь право преподавать в государственном лицее (т.е. в наших терминах – в старшей школе), мало получить университетский диплом о высшем образовании – надо еще сдать экзамены на звание agrege.

Таким образом, наша аспирантура – а она есть в институтах РАН и в подавляющем большинстве государственных вузов – дефектна именно как социальный институт, соответственно она наследует дефекты прочих социальных институтов, и не только образовательных.

Ну, а что касается ЕУСПб, то давайте помнить, что он нуждается в нашем внимании именно в силу своей уникальности.

См. также:

    Редакция

    Электронная почта: polit@polit.ru
    VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
    Свидетельство о регистрации средства массовой информации
    Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
    Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
    средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
    При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
    При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
    Все права защищены и охраняются законом.
    © Полит.ру, 1998–2024.