28 марта 2024, четверг, 19:47
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

15 мая 2009, 15:14

Рынок спасает план

Два рынка – две системы

Наша страна торгует на мировых рынках, но при этом не является рыночным субъектом. В двух смыслах: на внешних рынках мы не являемся полноценным игроком и не очень понимаем, во что играют другие; от нас вообще мало что зависит. А внутренний рынок у нас не достроен, он напоминает автомобиль с бензобаком и колёсами, но без руля и двигателя.

Рынок – когда он уже есть – имеет, безусловно, потенциал самодвижения, полезные свойства пресловутой невидимой руки. Но даже она не обладает волшебной способностью к самосозданию себя на пустом месте «по щучьему велению». Тем более, если место не пусто, а очень даже занято полуразвалинами административно-плановой системы.

Строить  рынок?

Безусловно. Безотлагательно. Только вот какой именно?

Дело в том (уж простите за кажущиеся банальности), что под этим именем фигурируют как минимум две сущности, между которыми не только мало общего – между ними пропасть, в которой потерялась целая эпоха.

Купив на товарном рынке мешок брюквы, покупатель приобрёл, собственно, брюкву. Её можно использовать, чтобы гнать самогон, употреблять в пищу или перепродать соседям, откармливающим хряка.

А что (и зачем) вы приобретаете на фондовом рынке, покупая акцию сельхозпредприятия, производящего брюкву?

Во-первых, символическое свидетельство о вступлении в систему конкретных многосторонних отношений с другими акционерами, а также депозитарием, аудитором, оценщиком и госрегулятором. Во-вторых, право, находясь в подобных отношениях, участвовать (при желании и способности) в управлении этим предприятием. Косвенным или прямым следствием вашего участия может со временем стать, в частности, рост либо падение производства брюквы. Ясно одно: тем, кому нужны корнеплоды, лучше отправиться за ними на колхозный рынок либо в магазин.

Зачем покупают предприятия (либо доли собственности на них)? Оставим в стороне экзотические случаи, вроде скупщика кирпичных заводов, который коллекционирует их на манер антиквариата. Кому и зачем нужен целый завод вместо партии кирпичей? Случаев два, и оба они сводятся к одному.

Возможно, у покупателя уже есть целый строительный холдинг, но производство кирпичей на нём либо отсутствует, либо дорогое и некачественное, а покупать их на рынке рискованно или нецелесообразно по иным причинам. Значит, завод покупается как звено, которое дополняет либо замыкает наличную производственную цепочку, тем самым повышая её капитализацию.

Возможно также, что покупатель приобретает завод задёшево, надеясь затем продать его задорого. Иными словами (если оставить в стороне чисто спекулятивные игры), он намерен повысить капитализацию приобретённого завода, чтобы продать его по цене, соответствующей новой капитализации.

А как повышается стоимость предприятия? Почему наше предприятие стоит в 12 раз дешевле итальянского аналога той же мощности, хотя у нас установлено купленное в Италии оборудование? Потому что стоимость итальянского предприятия оценивается как генерируемая им прибыль за шесть лет, а нашего – за шесть месяцев. Откуда такая несправедливость? Оттуда, что приобретатели нашего актива не без оснований опасаются: он в любой момент может остаться без потребителей, без ключевых поставщиков, подвергнуться атаке рейдеров, сгореть на пожаре и т.п. Итальянское же предприятие имеет долговременные – на десять лет вперёд – стабильные договоры с покупателями и поставщиками, его материальные активы вложены в закрытый имущественный ПИФ, оно застраховано от стихийных бедствий и т.п. Поэтому в формуле капитализации соответствующие риски считаются минимальными. Как повысить стоимость нашего предприятия? Да очень просто: вставить его в такие же цепочки, в такую же систему отношений.

Вспомним, от какой проблемы отталкивается наш разговор. Попытки перезапуска остановившихся в кризисе предприятий реального сектора постепенно подводят спасателей к пониманию, что надо иметь дело не с отдельными предприятиями, а с целыми проектными цепочками. Не слишком ли сложная и новая мысль? Увы. Для агентов развитого фондового рынка это самоочевидная банальность. Её кажущаяся нетривиальность – следствие «патриархальной дикости» наших рыночных структур. Надеемся, временной.

Агентура фондового рынка

Фондовый рынок является своего рода отражением товарного в метаисторическом зеркале. Классической тройке его агентов «товаровладелец – купец – банкир» на нём соответствует новая.

  • «Активо-владелец» (вместо товаровладельца) – обменивает доступ к своему активу на долю в ожидаемом приросте капитализации в той цепочке, в которую покупатель включает его актив;
  • Управляющий проектной группой (вместо купца) - строит цепочки добавленной стоимости из чужих активов, вкладывая в них чужие инвестиции;
  • Инвестор (вместо банкира) – вкладывает деньги в проекты, формируемые управляющими компаниями из активов, приобретаемых на фондовом рынке.

Коль скоро перед антикризисными штабами государства стоит (на самом деле) задача авральными темпами строить национальный фондовый рынок, первое, с чего надо начать, – как можно точнее учесть нужды трёх групп его субъектов.

Инвестору нужно быстро и точно рассчитывать добавленную стоимость по каждой проектной цепочке, чтобы (с учётом времени и рисков реализации проектов) выбирать оптимальные объекты для инвестирования и определять параметры обмена своей инвестиции на долю в ожидаемой добавленной стоимости проекта.

Сегодня в инвестиционных банках и управляющих компаниях над каждым проектом месяцами колдуют суперкоманды из двух-трёх десятков дорогостоящих штучных аналитиков. С учётом того, что свыше 90% предлагаемых проектов идут в отвал, издержки на отбор одной проектной цепочки могут достигать десятков миллионов долларов. В итоге всё равно лишь одна из десяти инвестиций оказывается успешной. С этой разорительной алхимией давно пора покончить.

Владельцу актива, если он вменяем, должно быть понятно: никакой «фундаментальной стоимости» его актив сам по себе, вне контекста конкретного проекта, не имеет, это фантом метафизического сознания. Актив может иметь текущую рыночную капитализацию, если сам по себе что-то производит, либо остаточную бухгалтерскую стоимость, если включает материальные производственные фонды, которые остановились в кризисе. (Остановившееся предприятие, кстати, запросто может стоить меньше, чем оставшиеся суммы на его счетах – нечему тут удивляться. Умершая старушка, у которой на сберкнижке были отложены похоронные деньги, с точки зрения родственников не оставила им ни копейки). Владелец актива, доля в котором приобретается фондом прямых инвестиций, нуждается в методах и инструментах расчёта своей доли в ожидаемом приросте стоимости относительно долей инвесторов и управляющих.

Сейчас именно ненадёжность подобных расчётов ведёт к бесконечным переговорам между потенциальными партнёрами, которые в абсолютном большинстве так и заканчиваются ничем, и к тяжелым конфликтам при выходе из проекта, которые тем опаснее, чем успешнее проект.

Самая сложная задача стоит перед управляющими командами проектных групп. Им необходимы методы и инструменты точной оценки сравнительного вклада собственников разнокачественных активов,  собранных в цепочки добавленной стоимости.

Не в последнюю очередь это необходимо для корректной оценки их собственного вклада, который играет в проекте ключевую роль. Доминирование в проектах инвесторов или собственников монопольных активов, искусственное ограничение ими вклада управляющих пресловутыми «процентами от успеха» подталкивает их к спекулятивным операциям, подрывает основы фондового рынка, лишает его потенциала развития.

Легенда о финансовых пузырях

В условиях кризиса навязшие в мозгах легенды о «мыльных пузырях» на фондовом рынке приобрели особую популярность. В публичных дискуссиях то и дело всплывают глубокомысленные оценки, согласно которым суммарная стоимость всех ценных бумаг, обращающихся на фондовых рынках, в десятки, сотни, тысячи и т.п. раз превышает мировой ВВП. Ну и что, простите, из этого следует?

Соображение о том, что требуется соответствие между денежной и товарной массами, относится только к товарному рынку. Причём здесь фондовый?

Главная миссия фондового рынка – обеспечить рост капитализации активов, производящих товары. Не только производные, но и самые что ни на есть прямые его инструменты предназначены для решения этой задачи, для уплотнения и оптимизации системы отношений обмена между собственниками активов. Что и с чем здесь надо сравнивать? Ответ очевиден: совокупный прирост ВВП – с увеличением издержек на функционирование фондового рынка, за счёт которого этот прирост обеспечен. Эти издержки складываются из затрат на работу институтов рынка (например, фондовых бирж), разработку и поддержание его стандартов (например, шаблонов управления проектами), эмиссию и поддержание оборота инструментов (паёв инвестиционных фондов, расчётных форвардов и т.п.).

Для тех, кто не силён в экономике – та же мысль на IT-примере. Улучшение работы поисковой системы в два раза (по времени либо по количеству результативных находок) может потребовать тысячекратного увеличения быстродействия компьютера и возрастания «внутреннего оборота» служебной информации, циркулирующей в электронных схемах в ходе поиска, в миллион раз. Но сравнивать надо не двойку с миллионом, а эффект улучшения поиска (сбили в два раза больше самолётов противника, нашли вдвое больше перспективных геоструктур) с затратами на модернизацию компьютера и разработку семантического алгоритма.

Проблема – причём, действительно фундаментальная – совершенно в ином. В сегодняшней мировой экономике товарный и фондовый рынки остаются смешанными таким образом, что возможна конвертация внутренних инструментов фондового рынка в расчётные инструменты товарного, в конечном счёте – в деньги. Именно эта возможность, чреватая катастрофой, порождает череду финансовых кризисов столетия. По итогам каждого из них государство вынуждено влезать в финансовую проблематику и нашаривать – медленно и крайне неэффективно – механизмы регулирования, постепенно ведущие к разделению товарного и фондового контуров. Не станет исключением и нынешний кризис.

Но никто не подарит отечественному заповеднику столетие-другое на повторение тупой эволюции западных рынков. На то и догоняющий тип развития. И тут уж если кто не догоняет – извините, сограждане, подвиньтесь!

Прощание с палкой-копалкой

Стихийные финансовые диалектики вкупе с экспертами при исполнении любят глубокомысленные сентенции об универсальности денег как финансового инструмента и о сугубом вреде «денежных суррогатов».

Любому человеку с зачатками гуманитарной образованности известно, что такое «универсальный инструмент». Палка-копалка. Ею отбиваются от енотов, ковыряют в носу и осуществляют общее руководство. Общество, которое предпочитает пользоваться универсальным инструментом, находится в каменном веке. 

Деньги, при всём уважении и любви к ним, не могут быть инвестиционным инструментом по определению – хотя бы в силу того, что они универсальны. Деньги в инвестиционных проектах ведут себя так же, как питьевой спирт, утопически предназначаемый для протирки оптических плоскостей. Питьевой спирт никогда не доходит до оптических плоскостей, он выпивается. Деньги в качестве платёжного инструмента слишком горячи, чтобы держать их в руках. Никто не будет хранить их в загашнике на протяжении длительного проекта, в то время как можно так вкусно их использовать немедля.

С другой стороны, деньги – продукт скоропортящийся. Они подвержены инфляции, девальвации, подделке. Первая забота управляющего проектом, получившего деньги как инвестицию, – куда их срочно вложить, чтобы не пропали? 95% его усилий уходит на то, чтобы обезопасить деньги либо во имя общего дела украсть. И когда приходит время инвестировать, их приходится долго и мучительно выковыривать из заморского оффшора либо разыскивать через суд. 

Институты, стандарты, инструменты

Экономика проектных цепочек, экономика управляемой капитализации давно возникла. Точнее, как и всё новое, проходит на западе путь мучительного и противоречивого становления в схватке «естественных» институтов товарного рынка, невидимых рук права, денег, капитала – с «искусственными», конструируемыми институтами фондового рынка. Нам остаётся только внимательно и тщательно воспроизводить этот путь, не копируя его случайные конвульсии и загогулины, а стремясь угадать за ними контуры Пути-Дао к постиндустриальным институтам обмена. Двигаясь вперёд в пустоту нашей экономической тундры, мы получаем шанс стяжать историческое преимущество – подобно тому, как отцы-основатели, избавившись от изощренного сопротивления феодальных аристократий старого света, воздвигли современное общество на просторах прерий. Но движение в пустоту особенно нуждается в компасе концепции и в стандартах, очищенных от случайностей становления.

Для того, чтобы обеспечить возможность эффективного обмена правами доступа к любым активам (пахотные земли, лицензии, станки, недвижимость, ноу-хау и т.п.), нужны правообменные институты (типа регистрационных палат, кадастровых институтов, патентных бюро и т.п.) с присущими им стандартами (например, оценочной деятельности) и инструментами (различные типы свидетельств о собственности, паспорта технических средств…).

Для того, чтобы установить количественные параметры обмена и обеспечить расчёты между собственниками, нужны расчётные институты (типа имущественных паевых фондов, куда участники проектной группы могут вложить соответствующие права доступа к части своих активов), стандарты (типовые правила деятельности управляющей компании ЗПИФов…), инструменты (паи инвестиционных фондов, акции и т.п.).

Для обмена инвестиционных средств на доли в добавленной стоимости проектной группы активов нужны инвестиционные институты (типа фондов private equity), стандарты (отбора и ведения проектов управляющими компаниями), инструменты (типа инфраструктурных облигаций).

Мировая гонка финансовых технологий

XX век открыл всемирную технологическую гонку. В классе промышленных технологий Советская Россия проделала путь от сохи до ядерной ракеты и надолго удержалась в числе чемпионов. Технологии планового управления тоже десятилетиями били рекорды.

Но в разряде финансовых технологий мы провалили главный экзамен века и в итоге были отчислены. Одно это уже обрекало страну на гибель.

Технологизация поочерёдно охватывает все три этажа системы производительных сил: материальное производство, распределение и, наконец, обмен. Соответственно, и конкретные технологии делятся на три разряда:

  • материальные (они же энергетические, производственные в узком смысле);
  • распределительные (они же информационные, управленческие, корпоративные);
  • обменные (они же стоимостные, финансовые).

Производственные технологии сами по себе уже мало что значат, гонка в этой сфере почти прекратилась. Их инновационные версии ещё удаётся кратковременно сохранять в секрете в надежде на военные или конкурентные преимущества. Но уже текущие в современном мире свободно продаются на внешнем рынке, а вчерашние – распространяются задаром, дабы подсадить пользователей на иглу платного сервиса и модернизации. Многие страны вообще не изобретают своих велосипедов, не участвуют в гонке промтехнологий, и притом преуспевают.

Лидерство Советского Союза во время II мировой войны и в послевоенный период – во многом торжество корпоративной технологии госсоциализма. Она позволяла быстро собирать в кулак ресурсы (минуя издержки капиталистической конкуренции), эффективно перебрасывать их с фронта на фронт, переводить предприятия на военные рельсы и перемещать их по территории. А после войны – создавать военно-промышленные суперкорпорации, концентрировать все виды ресурсов на разработке ракетно-ядерных машин. Чудом достигнутый, десятилетиями державшийся паритет со всем капиталистическим миром – заслуга хозяйства, основанного на планово-распределительных технологиях. В 70-е по нему прозвонил колокол.

В современном мирохозяйстве верх поменялся местами с низом. Выстроилась пирамида постиндустриальных технологий, в основе которой – не мощность, а капитализация. Гонку финансовых технологий возглавили Соединённые Штаты. Главенство в этой гонке и решает судьбы мира. Тем, кто пытается теснить лидера на фронте производственных либо информационных технологий, элементарно не хватает инвестиций: мировые платёжные инструменты достаёт из шляпы Дядя Сэм. Американская финансовая система отстраивается эволюционно, говоря словами Андропова – «весьма нерациональным методом проб и ошибок», а отдуваться за них принуждено всё международное сообщество.

Главное сегодня – суверенная финансовая система, основа выживания и фундамент всех прочих суверенитетов, включая политико-демократический. Задача построения суверенной финансовой системы сопоставима с жестокой управленческой гонкой пятилеток индустриализации и коллективизации, со смертельной формулой-1 послевоенных атомщиков и ракетчиков. Только на её фундаменте может состояться и новая корпоратизация, и новая постиндустриализация, забрезжит эпоха инновационного управления потоком новых промышленных технологий.

Задачу надо ставить как мобилизационную. На ближайшие годы это предмет бессонных забот администрации и правительства, органов управления всех типов и уровней. Это главная статья бюджета, на ней придётся сконцентрировать все скудные ресурсы и компетенции.

Объективный ход событий вынуждает Россию строить финансовый суверенитет. Сегодня же днём не приступим к делу – к вечеру нас не станет. 

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.