29 марта 2024, пятница, 08:16
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

12 мая 2009, 21:34

"Учиться у Москвы": праздник в центре и на периферии

Официальные советские праздники со времен революции 1917 года поражали воображение своим размахом и помпезностью. Обязательное участие в массовом торжестве позиционировалось как акт политический, а не формальный, и потому организация праздников контролировалась многочисленными комиссиями и государственными инстанциями. Для регионов существовало строгое предписание копировать московские образцы, а за выполнением «праздничных норм» на периферии строго следила сеть специальных комитетов. «Полит.ру» публикует главу из книги Мальте Рольфа «Советские праздники» (М.: РОССПЭН, 2009), в которой автор рассуждает о культуре праздников в советских регионах и рассматривает праздничную организацию с точки зрения отношений центра и периферии.

Отношения между центром и периферией в праздничной сфере были отношениями двух полюсов: с одной стороны, попытки центра осуществлять контроль и оказывать влияние, а с другой – строптивость, самостоятельность и своевольное восприятие того, что шло из центра, регионами, но притом и желание последних подстроиться, услужливо предприняв упреждающие действия. Массовый советский праздник представлял собой один из участков арены, где решался вопрос о власти между центром и периферией. Здесь отражались властные отношения, которые, в свою очередь, существенно влияли на формирование праздничной культуры в региональном контексте. Рассмотрение региональной праздничной культуры под углом зрения отношений с центром раскрывает процесс внутренней советизации России, т. е. прогрессирующей адаптации регионов к руководящей роли стандартной советской культуры на протяжении длительного периода. То, что возникло в результате, и не только в сфере праздничной культуры, представляло собой не чисто советскую монокультуру, а, скорее, советизированный регионализм.

Власть центра: приказ и пример для подражания

Москва считала себя нормирующим центром. Московские эксперты-действенники рассматривали себя как регулирующую инстанцию в делах всесоюзной праздничной культуры. Отсюда проистекала их активность в оказании влияния на организацию и проведение праздников в провинции, осуществлении контроля и стандартизации регионального праздничного производства. Небывало бурная деятельность была развернута ими по случаю 10-й годовщины Октябрьской революции в 1927 г. Организационные структуры, созданные в связи с подготовкой к «Великому юбилею», были отлиты в постоянные институциональные формы и служили в качестве каналов влияния на проведение праздников в регионах. По мере роста профессионализации и рутинизации праздничного производства в 1930-е гг. возможности оказания влияния в дальнейшем только возрастали. Но в 1927 г. Москва впервые сделала очевидную заявку на осуществление нормирующей роли в этой сфере на региональном уровне. Целесообразно более внимательно рассмотреть контрольные механизмы, информационные связи и каналы оказания влияния в период празднования первого десятилетия советской власти, так как они наложили свой отпечаток на коммуникацию между центром и периферией в 1930-е годы.

Отправной вехой стало образование Центральной праздничной комиссии на всесоюзном уровне: планирование, организация и проведение празднования 10-й годовщины должны были осуществляться во всей стране по единому образцу. Поставленная цель повлекла за собой контроль за тем, насколько регионы фактически выполняют установки центра. Празднование первого десятилетия дало толчок развитию системы сбора информации о том, как протекает подготовка к нему в регионах. «Информация» была для центральных инстанций «альфой и омегой», в том числе и в сфере праздничного производства[1]. Те, кто разрабатывал нормы в центре, оказались в неудовлетворительном исходном положении: они почти ничего не знали о регионах, жаловалась Крупская в 1927 г.[2] Москва приняла меры с целью изменить это положение.

Существовала многослойная структура сбора информации и контроля. В основном ее компоненты служили для наблюдения за экономическими, политическими, но также и культурными процессами. В связи с важными советскими праздничными датами, например юбилеями, они могли быть задействованы и для сбора информации о том, как проходит планирование празднований в регионах. Так, Рабоче-крестьянская инспекция, в последующем Советская контрольная комиссия, и Комиссия партийного контроля, в обязанности которых входил контроль за исполнением директив центра на периферии, собирали данные о лояльности регионов и о расходах также в сфере праздничного производства[3]. То же можно сказать и об органах государственной безопасности (ОГПУ). В своих донесениях из регионов они не только сообщали в центр о «настроениях населения», но и брали на заметку недостатки в работе местного партийного и государственного аппарата, в том числе в области культуры. Праздники, однако, играли второстепенную роль в этих донесениях, они редко попадали в поле зрения информантов[4].

Параллельно с деятельностью этих организаций каждое крупное государственное учреждение имело в своем составе отдельную внутреннюю структуру, осуществлявшую надзор и контроль за своими подразделениями и их отделами культуры. Такие организации, как профсоюзы, вели большую внутреннюю переписку, и одним из постоянно находивших в ней отражение аспектов работы в сфере культуры являлась подготовка официальных празднований[5]. Руководство того или иного союза находилось в Москве и оттуда управляло подготовкой к торжествам, специально создавая для этой цели «центральные методические комиссии». Региональные подкомиссии получали из Москвы соответствующие указания, а в центр стекалась информация о ходе подготовки на местах[6]. Важную роль играли инспекционные поездки на периферию с целью контроля за подготовкой к празднованию, исполнения указаний и информирования об этом центральных праздничных комиссий. Отчеты не всегда содержали лестные отзывы о деятельности местных работников; выговоры и предупреждения из центра —постоянная черта внутренних отношений между правлением и низовыми звеньями союзов[7] .

Общественные организации представляли собой самостоятельную ветвь в сети отношений между центром и регионами. То есть в понятие «центр» входили не только высшие партийные и государственные органы, он действовал также через параллельные структуры «общественных организаций». Хотя последние в своих отношениях с центральными партийно-государственными инстанциями представляли собственные интересы, но в отношении периферии они выступали в изначально отведенной им роли «приводных ремней». Внутренняя дисциплина и требования эффективности в работе были рычагами воздействия на союзы в центре, а хорошие показатели организации и проведения праздников на местах служили доказательством удовлетворительной деятельности союза[8]. Поэтому центральные органы союзов были кровно заинтересованы в нормировании и регулировании праздничных кампаний, проводившихся их региональными и местными звеньями. Соответственно высокими были и требования стандартизации внутри таких организаций.

Параллельно этим структурам, следившим за исполнением директив в регионах и освещавшим работу в сфере культуры и организации праздников, существовала густая сеть праздничных комиссий. Они имели иерархическую структуру сверху донизу – на всесоюзном, региональном и местном уровнях, что обеспечивало централизм в доведении указаний до исполнителей в подчиненных звеньях и контроль за ними. Верхушка иерархии в основном монополизировала принятие важных решений, спуская их в виде директив для исполнения вниз. Так, выпуск юбилейной литературы находился в исключительном ведении Всесоюзной центральной праздничной комиссии, чтобы получить такое право, республикам и регионам нужно было разрешение центра[9]. Издание праздничных лозунгов также было его прерогативой. К каждому важнейшему празднику Политбюро утверждало канон официальных «лозунгов ЦК ВКП(б)», распространявшихся по внутренним каналам праздничных комиссий и через официальные печатные органы[10] .

В 1927 г. Всесоюзная центральная праздничная комиссия имела даже свой собственный печатный орган – Бюллетень юбилейной комиссии при Президиуме ЦИК СССР, в котором публиковались указания регионам. Одновременно высоким тиражом выходили сопроводительные брошюрки с разъяснением содержания торжественных речей и агитационных мероприятий, намечавшихся в провинции, чтобы они следовали линии центра[11]. Эти нормы праздничной организации передавались по каналам иерархии праздничных комиссий сверху вниз. Региональные праздничные комитеты отвечали за обеспечение литературой и информацией местных органов на губернском и областном уровнях[12]. Таким образом указания по вопросам проведения праздников передавались из центра на места. Параллельность организационной структуры на всех административных уровнях облегчала коммуникацию и существенно повышала давление в направлении стандартизации норм.

Но средством давления с целью адаптации провинции к установленным в центре нормам служили не только его указания. Поток коммуникации снизу вверх также был направлен к этой цели. Поскольку нижние этажи иерархии являлись подотчетными центру, они должны были ориентироваться на установки вышестоящих инстанций по вопросам организации праздников, чтобы их работа оценивалась положительно. Обязательные отчеты оказывали дисциплинирующее воздействие на подотчетных. Активистам региональных органов культуры вменялось в обязанность составление подробных отчетов о планировании, подготовке и проведении праздников[13]. Эти отчеты направлялись в центральные праздничные комиссии, будь то комиссия при ЦИК СССР или ведомственные комиссии. Регионы отчитывались о запланированных и проведенных мероприятиях, их стоимости и участии населения[14]. Отчеты составлялись в соответствии с заданным сверху вопросником. Ориентируясь на ожидания центра, их авторы, в свою очередь, оценивали степень значимости тех или иных параметров, спущенных из Москвы. Формуляры отчетов служили для региона важным сигналом того, каким аспектам в центре придавалось большое значение, а каким — второстепенное[15] .

Данными отчетов пользовались учреждения, занимавшиеся исследованиями в области советской праздничной культуры. Так, уже в 1927 г. сбором и анализом данных о праздновании 10-й годовщины Октябрьской революции занимались Комитет социологического изучения искусств и Государственный институт истории искусств[16]. Вопросник в значительной мере отражал директивные установки и нормы, задаваемые Центральной праздничной комиссией. Хотя эти учреждения не находились в прямом подчинении центральным органам власти или Центральной праздничной комиссии при ЦИК СССР, но представляется сомнительным, чтобы относительная самостоятельность «научных исследований» региональной практики проведения празднеств уважалась функционерами от культуры в самих регионах. Более вероятно, что детально разработанные анкеты, которые выпускал институт, воспринимались как совокупность общезначимых критериев, в соответствии с которыми надлежало отчитываться перед центром о проведенном празднике. С этой точки зрения вышеназванные отчеты служили одним из средств доведения представлений центра о том, как должен выглядеть советский праздник, до региональных исполнителей.

Центр устанавливал нормы и бдительно следил за их реализацией на периферии. Сильнее любой формы принуждения действовала стандартизация в форме предлагаемой к исполнению модели. Москва представляла себя «светочем культуры» и поощряла любые попытки подражания своей модели в регионах. Столичные празднества должны были служить блестящими образцами для региональных действенников. По случаю важных дат им предоставлялась возможность познакомиться с праздничными приготовлениями непосредственно в Москве. Так, в связи с 10-летием Октябрьской революции в 1927 г. в Москве проходил ряд конференций, на которые были приглашены организаторы торжеств с мест, чтобы воочию увидеть московские стандарты. Эти мероприятия задумывались как встречи экспертов, на которых выступали с предложениями и региональные организаторы. Но в конечном итоге все свелось к регулярным повторениям тезиса о том, что Москва является примером[17]. Посланцы регионов выражали восхищение, по крайней мере в своих выступлениях, жалуясь также на нехватку финансовых средств для проведения праздника «на местах»[18]. Ввиду огромной разницы в обеспечении ресурсами между Москвой и периферией неудивительно, что столичная модель производила впечатление на представителей провинций. В Москве на самом деле все было величественнее и импозантнее.

Большинство организаторов празднеств в регионах никогда не имели возможности оценить приготовления Москвы непосредственно и, возможно, найти в них какие-то недостатки. Они черпали свои представления о них только из брошюр, которые распространялись из столицы. Ознакомление провинции с московской моделью происходило, в сущности, через монополизированные в Москве и Ленинграде публикации. Одновременно в провинции распространялись методические пособия, ссылавшиеся на модельный характер праздников в Москве, а «новости дня» в кино и радиопередачи расхваливали масштабы и великолепие праздничных мероприятий в Москве[19] . Позже к ним присоединились журналы, такие, как «Творчество», и фотоальбомы, которые освещали массовые демонстрации на Красной площади[20]. Свой вклад в их популяризацию вносила и живопись[21] .

Центральные средства массовой информации передавали картину грандиозных праздничных мероприятий «в сердце Москвы»[22], т. е. в сердце страны. Именно здесь происходила презентация праздника советского типа и устанавливался стандарт, на который следовало ориентироваться регионам. Старания регионов скопировать центр как можно более детально получали поддержку и общественное признание. Так, печать широко освещала соревнования между регионами, победителем в которых становился тот, кто наиболее близко подходил к московской модели. Как и в экономике, между регионами проводилось «социалистическое соревнование» по подготовке праздников и заключались «договоры о соревновании» в этой области[23]. Объявлялась цель – как можно больше ориентироваться на московский эталон. Тот, кому лучше всего удавалось реализовать на практике установленный стандарт, становился героем в глазах общественного мнения.

Местные действенники знали, что, с одной стороны, подражание столичным образцам ведет к общественному успеху, а с другой — отклонения от стандарта быстро становятся предметом осуждения и пресечения[24]. Но столь широкая ориентация на московский образец в регионах не принесла бы своих плодов, если бы местные организаторы не проявляли готовности и рвения следовать за Москвой. Ассимиляция столичных моделей была не только следствием давления или даже принуждения со стороны центра, в значительной степени она происходила в результате широкого встречного движения регионов.

Их ориентация на центр по собственной инициативе имела различную мотивировку. Во-первых, важную роль играла эстетическая компонента ведущего стандарта в области культуры. Поскольку на местах региональное эстетическое самосознание практически не сформировалось, то от себя московским праздникам можно было противопоставить немногое, тем более что скудость средств резко сужала диапазон собственных возможностей. Например, организаторы празднеств в Новосибирске планировали освещение почетной трибуны и памятника Ленину, открытого по случаю 10-й годовщины Октябрьской революции, ссылаясь при этом на праздничную иллюминацию в Москве, подобную которой они хотели устроить и в Сибири. Однако этот честолюбивый проект скоро пришлось положить под сукно из-за острой нехватки финансового обеспечения[25]. Во-вторых, организация праздников по примеру Москвы в региональном контексте всегда имела значение демонстрации власти местной элиты, которая опиралась в своих властных полномочиях на Москву, рассматривая себя в качестве ее представителей. Праздничные манифестации по образу и подобию московских использовались тем самым для демонстрирования тесных связей региональных элит с Москвой. Здесь они находили свое эстетическое воплощение. И наконец, неуверенность, а в годы террора страх также делали привлекательной идею следования московским стандартам в регионе. Вероятность сделать неверный шаг при рабском копировании заданного из центра была минимальной, последствия же собственной инициативы могли оказаться роковыми. В производстве праздников царила та же инертность, которая в целом существенно тормозила в Советском Союзе развитие самостоятельной активности. Широкая ориентация на Москву служила защитной мерой против множества недремлющих глаз надзорных инстанций[26].

Каковы бы ни были мотивы самоадаптации на местах, результат всегда получался один. Презентация советской праздничной культуры в местном исполнении несла на себе определяющий отпечаток московского образца. Фиксация внимания в направлении центра была заслугой прежде всего региональной и местной печати. Уже в преддверии празднований она сообщала о подготовке к ним в Москве[27]. В праздничном выпуске газет и в сопроводительных сообщениях московским празднествам отводилось самое видное место; лишь на второй странице помещались отчеты о праздничных мероприятиях в регионе и на местах. В последующие дни газеты публиковали фоторепортажи с Красной площади[28].

С большой помпой обставлялось направление региональных представителей на празднования в столицу. Награда в виде поездки к Кремлевской стене имела большой общественный вес и вдохновляла на высшие достижения. Представители регионов становились героями публикаций в средствах массовой информации. Затем они подробно рассказывали о своих впечатлениях в далекой столице и встречах с высшим руководством страны[29].

Праздничная хореография обнаруживала ту же устремленность периферии к столице страны. Программа любого праздника и всех торжественных собраний предусматривала направление приветствий в Москву. Их сопровождали многочисленные благодарственные и поздравительные телеграммы и производственные обязательства, адресованные центру[30]. Организаторы празднеств в Воронеже уже во время торжеств по случаю 10-летия Октябрьской революции с гордостью демонстрировали прямую связь с «главными мероприятиями» в Москве. Участники демонстрации в Воронеже могли через громкоговорители услышать ликующие голоса демонстрантов в столице и выступления кремлевских вождей. В данном эпизоде средствами установления непосредственно переживаемого контакта инсценировалась символическая связь между происходящим в регионе и центральными событиями: все помыслы были устремлены к Москве[31]. Когда раздался бой кремлевских курантов, даже видавшие виды полярники растрогались до слез[32].

Равнение регионов на Москву приводило к тому, что они сами низводили себя до уровня периферии. Тотальная устремленность к столице все на местах представляла в уменьшенном и скопированном у Москвы виде. «Москва больше» — такую мысль несли региональные торжества. Инициатива исходила из центра; периферия следовала нормам, насколько могла. Поэтому речь шла о самоадаптации к надрегиональным праздничным стандартам, самоадаптации к более общей культурной модели.


[1] Holquist P. «Information Is the Alpha and Omega of Our Work»: Bolshevik Surveil-lance in Its Pan-European Context // The Journal of Modern History. 1997. Vol. 69. № 3.

P. 415–450.

[2] РГАСПИ. Ф. 12. Оп. 1. Д. 468. Л. 2–3.

[3] ГАНО. Ф. 923. Оп. 1. Д. 1227. Л. 1–3.

[4] Иногда в региональных архивах встречаются доклады ОГПУ о праздничных

событиях: ЦДНИВО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2083. Л. 7981; Ф. 89. Оп. 1. Д. 34. Л. 9.

[5] ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 11. Д. 514. Л. 1–4 об.; Д. 515. Л. 26–26 об.

[6] Там же. Д. 455. Л. 42–44; ГАРФ. Оп. 16. Д. 852. Л. 5–7.

[7] Там же. Л. 51–53; ГАРФ. Оп. 18. Д. 554. Л. 1–3.

[8] Напр., в Союзе безбожников. См.: Dahlke S. Kampagnen für Gottlosigkeit: Zum Zusammenhang zwischen Legitimation, Mobilisierung und Partizipation in der Sowjetunion der 1920er Jahre // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 2002. № 50. H. 2. S. 178 ff.

[9] ГАРФ. Ф. 3316. Оп. 13. Д. 6. Л. 11 об.; РГАСПИ. Ф. 357. Оп. 1. Д. 19. Л. 19–20.

[10] ГАРФ. Ф. 3316. Оп. 20. Д. 919. Л. 6–7; Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б). Т. 1. С. 684, 706, 738; Т. 2. С. 238, 263, 266, 818, 922.

[11] Бюллетень Комиссии при Президиуме ЦИК Союза ССР…

[12] ГАВО. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1844. Л. 26–28; ЦДНИВО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1702. Л. 144–146; ГАНО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 1823. Л.38, 42–43, 76–78, 82–84.

[13] РГАСПИ. Ф. 357. Оп. 1. Д. 19. Л. 9–11; ГАВО. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1863. Л. 35–36;

ГАНО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 1823. Л. 85–86.

[14] ГАНО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 837. Л. 1–18.

[15] Там же. Д. 1863. Л. 35–36.

[16] ГАВО. Ф. 10. Оп. 1. Д. 1844. Л. 60–62; Массовые празднества; Проблемы социологии искусства.

[17] РГАСПИ. Ф. 357. Оп. 1. Д. 18. Л. 1–3; ГАРФ. Ф. 3316. Оп. 42. Д. 24. Л. 5–7 (стенограмма заседания Центральной Комиссии при Президиуме ЦИК СССР).

[18] РГАСПИ. Ф. 357. Оп. 1. Д. 18. Л. 41–43.

[19] Первомайские радиопередачи из Москвы // Советская Сибирь. 1937. 27 апр. С. 1; РГАСПИ. Ф. 357. Оп. 1. Д. 19. Л. 19–20.

[20] Оформление массовых празднеств за 15 лет диктатуры пролетариата. М., 1932. См. также третий номер журнала «Творчество» за 1938 г.

[21] А. А. Монин «Прогулка ударников», Ю. Пименов «Спортивный парад».

[22] Papanin I. D. Das Leben auf einer Eisscholle. Tagebuch. Berlin, 1977. S. 198.

[23] ГАНО. Ф. 76. Оп. 1. Д. 583. Л. 8–8 об.; Встретим Октябрь культурно // Коммуна. 1933. 26 окт. С. 3.

[24] ГАРФ. Ф. 3316. Оп. 42. Д. 24. Л. 7–9 (стенограмма заседания комиссии 10–11 авг. 1927).

[25] ГАНО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 1823. Л. 57–75; Ф. 61. Оп. 1. Д. 532. Л. 4.

[26] О требованиях «повышенной бдительности» во время празднований см.: Юдин Б. Народные празднества. С. 4; ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 21. Д. 135. Л. 23–26; ЦДНИВО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1688. Л. 43; ГАНО. Ф. 61. Оп. 1. Д. 1622. Л. 10–11.

[27] В комиссии при Президиуме ЦИК Союза ССР по организации и проведению празднования 10-летия Октябрьской революции // Воронежская коммуна. 1927. 23 марта. С. 3; Столица перед праздником // Коммуна. 1940. 6 нояб. С. 1. Подробности см.: Рольф М. Советский массовый праздник в Воронеже и Центрально-Черноземной области России, 1927–1932. Воронеж, 2000. С. 47 и сл.

[28] Октябрьская демонстрация в Москве // Воронежская коммуна. 1927. 10 нояб. С. 1; XV-й Октябрь в Москве // Коммуна. 1932. 11 нояб. С. 1; Миллион трудящихся Москвы на Октябрьской демонстрации // Советская Сибирь. 1927. 10 нояб. С. 1.

[29] ГАРФ. Ф. 3316. Оп. 42. Д. 20. Л. 132–134; ЦДНИВО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 2328. Л. 78 об.; В Москву! На октябрьские торжества // Коммуна. 1933. 6 окт. С. 1; Я видел великого Сталина // Советская Сибирь. 1937. 7 нояб. С. 5.

[30] РГАСПИ. Ф. 78. Оп. 1. Д. 259. Л. 87–89; ГАНО. Ф. 3. Оп. 9. Д. 1024. Л. 54–56, 64, 83–84; Тов. Сталину, Калинину, Молотову // Коммуна. 1933. 11 нояб. С. 1; Октябрьские подарки // Советская Сибирь. 1937. 14 окт. С. 4.

[31] План проведения 1 Мая (Воронеж) // Воронежская коммуна. 1927. 28 апр. С.

[32] Papanin I. D. Das Leben auf einer Eisscholle. S. 198 f.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.