29 марта 2024, пятница, 16:43
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

19 марта 2009, 08:36

Война национальных проектов

18 марта 2009 года в Абхазии отмечается 20-летие схода в селе Лыхны Гудаутского района. Событие двадцатилетней давности дало старт двум процессам, значение которых вышло далеко за пределы маленькой Абхазии и даже всего региона Большого Кавказа.

Во-первых, оно стало стартом для абхазского национального проекта новейшего времени. Спору нет, в советский период абхазские интеллектуалы не раз поднимали вопрос о пребывании Абхазии в составе Грузинской ССР (так было даже в глухие сталинские времена, не говоря уже о более вегетарианских 1956, 1967, 1977-1978 гг.). Однако «Лыхненский сход» по своему значению превосходит все события, перечисленные выше. Многотысячная акция 18 марта 1989 года проходила в условиях «перестройки» и политической либерализации, когда этнонациональные проблемы перестали быть табу. Еще никто не говорил о сепаратизме, а тем более о распаде Советского Союза. Однако понимание того, что «так жить нельзя» в национальных республиках (а также в автономиях), формировало «предчувствие независимости», к которому в Грузии и в Абхазии относились по-разному. 18 марта 1989 года представители абхазской элиты заявили о своей неготовности участвовать в грузинском национальном проекте. Тогда их требования еще не были четко сформулированными, предполагали определенную вариативность. Люди, собравшиеся в Лыхны (исторический центр Бзыбской Абхазии, с 1808 по 1864 гг. - официальная резиденция владетельного князя Абхазии), 18 марта 1989 года приняли обращение к генсеку ЦК КПСС Михаилу Горбачеву. Они просили придать Абхазии статус союзной республики и ввести на ее территории «особый порядок управления» по примеру Нагорного Карабаха (то есть решать все вопросы напрямую из Москвы, минуя Тбилиси). Но «бегство от Грузии» стало стратегической целью участников схода, среди которых были и коммунистические аппаратчики, и те, кто подвергался взысканиям по партийной линии за «буржуазный национализм», и просто беспартийные. Впервые после создания в 1931 году Абхазской АССР в составе Грузии этнонационалистический дискурс в публичной сфере вытеснил дискурс «пролетарского интернационализма»

Во-вторых, сход в Лыхны, как ни одно другое событие, ускорил борьбу Грузии за выход из состава Советского Союза, придал ей невиданный импульс и осмысленность. Как только национальная элита этой республики (здесь у коммунистов и диссидентов тоже существовал консенсус) осознала, что Москва не готова в полной мере выполнять политический контракт по сохранению «территориальной целостности Грузинской ССР», началась борьба за собственный национальный проект. Таким образом, борьба Грузии за выход из Советского Союза оказалась зарифмованной с борьбой Абхазии за выход из состава Грузии. Борьба за «территориальную целостность» своей республики стала одновременно сепаратистским проектом, нацеленным против «Красной империи». Именно после схода в Лыхны грузинские интеллектуалы-националисты ввели в активный оборот словосочетание «агрессивный сепаратизм» применительно к абхазскому проекту.

В-третьих, борьба двух национальных проектов (с конкурирующими «воображаемыми географиями» и политизированными «историями») в конечном счете, привела к вооруженному конфликту между Грузией и Абхазией, вовлечению в него третьих сил, формированию де-факто независимого абхазского государства.

В своей знаменитой сорбоннской лекции «Que est-ce que c’est une nation?» (11 марта 1882 года) Эрнест Ренан предложил своим слушателям удивительно точную, актуальную и по сей день формулу: «Нация - это ежедневный плебисцит». Формирование наций (не только и не столько этнических, сколько понимаемых как гражданско-политическое сообщество) – процесс крайне сложный и деликатный. Любая ошибка здесь чревата провалом самого процесса государственного и национального строительства.

Так, уже не на Балканах, а в Евразии был успешно (естественно, для тех, кто считает себя победившей стороной) реализован опыт решения этнополитического конфликта без переговоров, согласительных процедур и компромиссов на основе силы и при помощи внешнего вмешательства. Однако при этом именно внешний фактор оказался в фокусе внимания политологов и журналистов. Более того, его рассматривают, как решающее условие для поражения Грузии и частичного признания независимости двух ее бывших автономий. То есть факта, делающего возможным говорить о неудаче (временной или окончательной - покажет время) национального строительства в постсоветской Грузии.

Напомним, что на сегодняшний день независимость Абхазии и Южной Осетии признана Россией (26 августа 2008 года) и Никарагуа (5 сентября 2008 года). Однако казус Никарагуа требует определенных пояснений. 5 сентября прошлого года президент этой страны Даниэль Ортега издал декреты о признании независимости двух де-факто государств. Согласно Конституции Никарагуа, декреты президента являются окончательными актами признания независимости и не требуют утверждения в парламенте. Но вместе с тем очевидно, что без парламентской ратификации ценность такого признания заметно снижается (в особенности для европейского и американского общественного мнения). Тем паче, что официальный Манагуа не установил с Абхазией и Южной Осетией дипломатических отношений и до сего дня ограничил контакты с представителями Сухуми и Цхинвали визитами своих консульских работников, работающих в Республике Кипр (признанной ООН в качестве государства греческой части острова). Из других же стран в последнее время интерес к возможному признанию Абхазии и Южной Осетии проявила только Демократическая Республика Конго (бывший Заир). 21 января 2009 года Сухуми посетил чрезвычайный и полномочный посол ДРК в России Моиз Кабаку Мучаи. О возможном признании независимости Абхазии и Южной Осетии крайне осторожно высказывались представители Белоруссии, Венесуэлы и Ливана. Однако пока дальше некоторых деклараций дело не пошло.

Тем не менее, разрешив Сухуми и Цхинвали участвовать в Женевских переговорах, страны ЕС косвенно признали если не государственность, то политическое бытие Абхазии и Южной Осетии. При этом по части «косвенного признания» со стороны ЕС Абхазия лидирует с явным преимуществом. Дипломаты стран-членов Европейского Союза (иногда коллективно, а иной раз и по отдельности) регулярно посещают Сухуми. В кулуарных беседах многие из них признают, что возвращение Абхазии в состав Грузии, как минимум, весьма проблематично. И причина здесь - не только и не столько российская политика, сколько неготовность народа Абхазии (не абхазского этноса, а нескольких этнических общин этой республики) к существованию в рамках грузинского государства. В конце концов, российская политика по отношению к «мятежной республике» никогда не была политической константой.

Здесь очень важен вопрос о санкциях против этого де-факто государства. В 1994–1995 годах Россия рассматривала Абхазию ни много ни мало как союзника Чеченской республики Ичкерия. Именно тогда была закрыта граница по реке Псоу. В реальности такое союзничество имело место в период грузино-абхазской войны, потом чеченские боевики меняли свою политическую ориентацию (в 2001 году Руслан Гелаев, поддержанный Тбилиси, совершал рейд против абхазов в Кодорском ущелье). Однако обеспокоенная сепаратистским вызовом Москва в январе 1996 года продавила через структуры СНГ (кстати, вместе с Грузией!) решение о введении социально-экономических санкций против Абхазии. До 1999 года граница с Абхазией была на замке. Мужчинам в возрасте 18–60 лет запрещалось переходить Псоу (это, между прочим, привело к своеобразной «гендерной революции» в непризнанной республике, поскольку женщины стали ответственными за выживание семей).

Все это, однако, не вернуло Абхазию под юрисдикцию Тбилиси, а потому после 1999 года Москва прекратила режим санкций фактически в полном объеме. В марте 2008 официальный выход из режима санкций лишь придал этому юридическую форму. Впрочем, под юрисдикцию Тбилиси республику не привела и абсолютно деструктивная позиция Кремля на выборах 2004 года (Кремль тогда поддержал экс-офицера КГБ Рауля Хаджимбу, а победил Сергей Багапш, которого наш агитпроп клеймил чуть ли не как «агента Грузии»). Тогда московские эмиссары тоже грозили Абхазии блокадой. Однако и в 1999-м, и в 2004 году Абхазия, с точки зрения Сухуми, из двух зол выбирала наименьшее. В марте 2006-го – октябре 2007-го абхазским винам был закрыт доступ на российский рынок. В 2007 году вводился временный запрет на экспорт абхазской сельхозпродукции в Россию (якобы по санитарным соображениям). Добавим сюда отнюдь не транспарентные отношения абхазских крестьян и российских таможенников и пограничников на Псоу. Не будем забывать и то, что Русская Православная Церковь до сих пор (даже после признания независимости Абхазии) не признала «Сухумско-Абхазскую епархию» (создана в 1993 году), отказавшись нарушать границы канонической территории Грузинской Православной Церкви. Таким образом, идеализировать отношения России и Абхазии, равно как и рассматривать Сухуми в качестве марионетки Москвы, не приходится.

Необходимо признать, что грузино-абхазский конфликт имеет несколько измерений. И «большая игра» крупных держав вокруг Абхазии - это лишь одно из них. Гораздо более важным является внутреннее, грузино-абхазское (а не российско-грузинское, российско-американское или европейско-российское) измерение. История борьбы Абхазии за самоопределение драматична. Она поднимает несколько фундаментальных проблем политического развития всего евразийского пространства. Казус Абхазии стал наглядной демонстрацией парадоксов этнонационального самоопределения в Советском Союзе. Республиканские движения за национальную независимость считали само собой разумеющейся собственную сецессию. При этом они категорически отрицали такие модели для будущих независимых государств, как федерализм, усматривая в них своего рода повторение модели Советского Союза и потенциальную сепаратистскую опасность.

Отсюда и крайний этноцентризм таких движений, и нежелание видеть в представителях «автономных», а не «союзных» элит своих партнеров и сторонников. В грузинском национальном движении 1980-х гг. только единицы высказывались за поиск диалога с абхазской элитой, привлечение ее в ряды своих союзников (Ивлиан Хаиндрава, Давид Бердзенишвили, Георгий Анчабадзе). Однако их позиция не стала доминирующей. Не лучшим образом сработали и такие спонсоры «национально-освободительного проекта», как представители грузинской теневой буржуазии, не желавшие делиться с представителями «иноэтничного бизнеса». Ради объективности стоит сказать и о том, что абхазское национальное движение периода заката СССР было во многих чертах зеркальным отражением движения грузинских диссидентов-националистов. Однако до военных действий 1992 года был теоретический шанс договориться мирным путем. Лишь отказ от компромиссов и жесткая линия с обеих сторон сделали такое соглашение и сценарий наподобие татарстанского или башкирского договора в РФ невозможным. Жестокий характер военных действий, особенно чувствительный для абхазов просто в силу малочисленности их этноса, потерявшего в войну почти 4% всего довоенного населения, сделал невозможным и сосуществование в рамках одного государства. В связи с этим все ссылки на высокий процент браков в советское время (равно как и рассуждения о том, что будущий лидер Абхазии Владислав Ардзинба защищал свою диссертацию в Тбилиси) не слишком состоятельны. Сосуществование двух национальных элит, грузинской и абхазской, было возможно в рамках советского проекта. Вне его - и вне репрессивных механизмов контроля над настроениями - такое сосуществование стало нереальным. Два проекта Абхазии (грузинский и абхазский) оказались диаметрально противоположными, ибо оба они предполагали не сосуществование, а доминирование. Чтобы контролировать два противоположных проекта, нужна была бы третья сила, считавшаяся легитимной двумя сторонами. Такой силы ни в 1992 году, ни сегодня, спустя 17 лет, не нашлось. Борьба за доминирование неизбежно привела к силовому спору и праву силы как наиболее оптимальному способу решения проблемы.

В 1992 году, начав войну в Абхазии, Эдуард Шеварднадзе объективно способствовал победе абхазского сепаратистского проекта. В 2006 году Михаил Саакашвили, введя подразделения Грузии в верхнюю часть Кодори, снова продемонстрировал, что для официального Тбилиси есть «свои жители Абхазии» (ее грузинская община, то есть беженцы, временно перемещенные лица) и «чужаки», то есть абхазы. Военные же действия в Южной Осетии дали абхазам негативный опыт и возможную отрицательную модель будущего. Таким образом, в течение 20 лет Тбилиси по крайней мере трижды отталкивал Абхазию от себя. Абхазы платили тем же (изгнание грузинского населения). Итог закономерен. Самоопределение вплоть до отделения произошло. Грузия потеряла Абхазию как часть своего национального проекта.

И снова обратимся к Эрнесту Ренану и его знаменитой лекции. «Нации (понимаемые как государственно-гражданские сообщества - С.М.) не существуют вечно. У них есть начало; у них будет и конец».


Автор - заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа, кандидат исторических наук

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.