29 марта 2024, пятница, 17:26
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

26 ноября 2008, 09:28

Ингушская развилка

Известие об отставке президента российской республики Ингушетии Мурата Зязикова, вызвавшее там танцы и радостную пальбу в воздух, застало меня в Анкаре, где я в качестве «кавказского» обозревателя московской газеты «Время новостей» сидел за круглым столом вместе с экспертами из Турции, России, Армении, Азербайджана, Грузии и признанных Россией в августе этого года Абхазии и Южной Осетии. Эксперты обсуждали, как сделать регион Южного Кавказа стабильным после того, что там произошло 08.08.08, и может ли Россия, которая была как минимум одним из соавторов сложившегося после этого регионального кризиса, стать для него теперь главным антикризисным управляющим.

Конференция была в своем роде уникальна. Непростое дело - собрать за одним столом грузин, абхазов и осетин, да еще и армян с азербайджанцами. Единственным субъектом южнокавказской политики, который существует де-факто, но не был представлен среди участников, оказался Нагорный Карабах. О Карабахе говорили мало, потому что всех занимала Грузия и ее отделившиеся регионы. Как нарочно, через день после того, как эксперты разъехались по своим столицам, в Москве состоялось подписание Майендорфской декларации по Карабаху. Этой декларацией, которая мало что изменила по сути, Россия весьма доходчиво объяснила и Турции, и Евросоюзу, и другим внерегиональным игрокам, что она намерена продолжать курс на возвращение в южнокавказскую политику, причем хотела бы вернуться в образе и статусе хозяина положения, сюзерена, на которого ссорящиеся между собой вассалы смотрят как на единственно возможного арбитра в их спорах между собой.

Излишне говорить, что такая картина, желательная для некоторых политиков в Москве, и после 08.08.08., и после Майендорфского армяно-азербайджанского рукопожатия остается далекой от реальности – а по каким-то параметрам зазор между желаемым и действительным даже вырос.

Очевидно, например, что Азербайджан с тревогой воспринял движения России в Грузии, -- потому что у него есть Карабах и кроме Карабаха есть собственные территории на севере, которые при некотором напряжении сил и средств с российской стороны могут превратиться в аналог Южной Осетии. И еще потому, что ситуация в Грузии затруднила транзит азербайджанского сырья через грузинскую территорию (а другого пути просто нет, потому что трубопровод Баку – Новороссийск даже близко не может закрыть потребности ежедневного экспорта Азербайджана).

Армения также дорожит Грузией как своим единственным на сегодня выходом во внешний мир помимо Ирана, и армянского президента отнюдь не обрадовали стартовавшие с российской базы в армянском Гюмри российские бомбардировщики. Зато Армения и Азербайджан после августовского амбициозного выступления России в Грузии с дружной готовностью прислушались к предложениям правительства Турции по стабильности и сотрудничеству на Кавказе.

Впервые за долгие годы в контактах этих трех стран наметились сдвиги, которые произошли не благодаря Минской группе, а благодаря невысказанному вслух страху всех трех правительств перед военной активизацией России. Это – тенденция, а Майендорф, который формально увековечил Минскую группу, пока лишь эпизод. У России есть системные ограничения, которые сильно затруднят ей существенное развитие успеха на Южном Кавказе. Одним из этих ограничений является, вне всякого сомнения, состояние дел на Северном Кавказе. Как минимум странно, не будучи уверенным в порядке внутри собственного дома, пытаться наводить его в одном, двух или трех соседних.

Между тем, фактор Северного Кавказа настолько ускользает от внимания российских аналитиков, занимающихся проблемами Кавказа в целом, что некоторые из них – это снова впечатление от поездки в Анкару – уже на следующий день после отставки Зязикова приглашали меня на мероприятия, организуемые его командой. Они настолько уверены в том, что на Северном Кавказе достигнут необходимый уровень стабильности, что даже не считают нужным интересоваться, согласен ли с этой точкой зрения президент страны. Слепота экспертного сообщества не так опасна, как слепота политиков, принимающих решения, но от одного до другого – один шаг. Как бы то ни было, невнимание Москвы к проблематике Северного Кавказа симптоматично.

Между тем, Северный Кавказ, как сообщающийся сосуд, связан с Южным именно через протоки этнотерриториальных связей. Абхазы родственны черкесам, кабарде и абазинам Северного склона, осетины вообще в большинстве живут в России, чеченцы располагают в Грузии сильной и весьма специфической диаспорой, ряд народов Дагестана разделен по живому российско-грузинской и российско-азербайджанской границей. Вдоль всей границы в 1990-е годы существовал целый букет этносепаратистских движений, лидеры которых живы и активны до сих пор и уже спрашивают, почему принцип свободного самоопределения действует по отношению к осетинам и абхазам, но не действует по отношению к горским народам Юга России.

Этот вопрос не звучит громко только потому, что этносепаратистские идеи сильно потеряли в популярности. В начале 1990-х сложившиеся еще в советские времена номенклатуры автономий закрепились у власти, подняв знамя национал-популизма. Об этом не принято вспоминать, но очень многие госчиновники, до сих пор работающие в правительственных учреждениях Северного Кавказа, в 1996 – 1998 годах поднимали на застольях, в которых участвовали Шамиль Басаев и Аслан Масхадов, тосты за свободу Чечни. Сейчас эти чиновники везде, кроме, пожалуй, самой Чечни, вызывают устойчивую ненависть населения, которое видит в них воров, коррупционеров, казнокрадов, а иногда и убийц.

Гражданской оппозиции нет. Зато в семи из семи российских кавказских регионов есть медленно, но верно набирающее силу движение политического ислама (включая Осетию с ее христианским большинством). Исламисты провозгласили отмену этнических границ и войну за установление шариата на всем Кавказе. В конечном счете, им уже не обязательно стрелять и взрывать: они ведут войну за умы молодежи. И у них есть значительный шанс ее выиграть. Если исламистское движение расцветет на Северном Кавказе, можно с уверенностью сказать, что России будет отнюдь не до Грузии и не до Азербайджана. А вероятность такого расцвета высока: Москва не предлагает кавказской молодежи никакой альтернативной программы развития. Для тех, кто остался дома, есть безработица и падение качества и доступности даже базового образования; для тех, кто едет искать счастья и достатка в российские регионы, есть растущая ксенофобия – и финансовый кризис.

Ингушетия – место, где пожар едва не разгорелся на наших глазах. Проблема изначально была в ее близости Чечне. Когда в Чечне в 1999 году началась война, в Ингушетии был президент Аушев, который не давал российским силовым структурам бороться с боевиками в Ингушетии так, как они это делали в Чечне. Российские силовики сочли это проявлением сепаратизма и добились досрочной отставки Аушева, который был очень популярен среди населения, мог выступать как переговорщик с Масхадовым и худо-  бедно обеспечивал стабильность на собственно ингушской территории. Новый президент Зязиков, которого избрали в 2002 году при активной практической помощи Кремля в подсчете голосов, а в 2006 году переназначили, потому что выборы глав регионов были отменены, согласился пустить силовиков в Ингушетию.

Результат стал понятен очень быстро: в 2004 году кортеж самого Зязикова попытались взорвать, огромный отряд Басаева на несколько часов занял Назрань и хозяйничал в половине республики, с территории Ингушетии боевики пришли в Беслан. Возможно, Зязикову простили бы ошибки федералов при спецоперациях, из-за которых гибли и пропадали мирные жители, а те, что выживали, из ненависти уходили в боевики, - если бы он смог хоть на йоту сдвинуть с мертвой точки проблему бедности и безработицы. Этого не произошло, вопреки всем его стараниям и уж точно вопреки всем отчетам, которые он слал в Кремль. С конца прошлого года требование отставки Зязикова стало звучать непрерывно. Одновременно начались не самые приятные для Кремля политические процессы: собрание ингушских тейпов, к примеру, делегировало представителей в альтернативный региональный парламент. Как только Россия признала независимость Абхазии и Южной Осетии от Грузии, этот парламент сразу же пообещал поставить вопрос об отделении Ингушетии от России, если не будет решен вопрос с Зязиковым. В Ингушетии обнаружились три вполне очевидных полюса: команда Зязикова, которую нельзя было убрать, не потеряв лица, но и оставить становилось опасно; условно гражданская оппозиция, требовавшая его отставки, - и радикальные исламисты, которых становилось все больше по мере сохранения Зязикова у власти и которые с оружием в руках добивались уже не замены Зязикова, а введения шариатского правления.

Пороху в костер добавляло еще то обстоятельство, что Ингушетия и Северная Осетия с 1992 года, а строго говоря – издавна находятся в состоянии конфликта по поводу пограничных земель. Само собой разумеется, когда осетины к югу от Большого Кавказского хребта конфликтуют с Грузией, а к северу – с Ингушетией, и Россия позиционирует себя по отношению к осетинам как защитник и гарант, в Ингушетии усиливается оппозиция по отношению к Осетии (и заодно к России) и симпатия к Грузии. Для такого развития событий на надо никаких грузино-ингушских заговоров, в которые, с точки зрения адептов этой точки зрения, опционально включаются обычно еще и панкисские чеченцы. Это логика нескольких лежащих рядом бильярдных шаров: если ударить по одному, заденешь другой, и если бить наугад, еще неизвестно, какой куда отскочит.

Сняв, наконец, Зязикова, Москва выбрала максимально аккуратное и верное направление удара из немногих возможных. Вариантов, собственно, было три. Первый - вернуть в Ингушетию Аушева, как этого требовала ингушская оппозиция. Второй – объединить Ингушетию с Чечней и отдать их вместе Рамзану Кадырову, чтобы тот решил имеющиеся проблемы так, как он их решил дома. Третий – заменить президента Ингушетии на кого-либо кроме Аушева.

Первый вариант был невозможен в силу отношений Аушева с федеральными политиками, принимающими решения. Если у Медведева отношений с ним нет, то у Путина их было предостаточно, и одного только участия Аушева в попытках решить бескровно кризис 2004 года в Беслане достаточно для стойкой обоюдной неприязни.

Второй вариант, во-первых, слишком усилил бы Кадырова, которого Медведев не рассматривает как своего человека на Кавказе, понимая, видимо, что даже человеком Путина этого молодого и самостоятельного лидера можно считать лишь с большой натяжкой. Во-вторых, если Кадырову удалось добиться общего снижения уровня насилия в Чечне, то это произошло благодаря вытеснению оттуда федералов и делегированию влияния местным силовым структурам, ядро которых – вчерашние сепаратисты, воевавшие против России в одной или двух войнах, но теперь демонстрирующие лояльность. Такая чеченизация Ингушетии разозлила бы федеральных генералов, которые и чеченскую-то политику Москвы в общем и целом оценивают как капитулянтскую.

Ссориться с генералами также не входит в планы президента Медведева. Кроме того, кадыровская милиция в Ингушетии, при всем этническом родстве чеченцев и ингушей, не сильно отличалась бы по смыслу от федералов: кадыровцы в Ингушетии - тоже чужие, пусть и говорящие на понятном языке.

И, наконец, в-третьих, слияние Ингушетии с Чечней лишило бы Ингушетию формальной основы для ее территориальных претензий к Северной Осетии: когда Чечня и Ингушетия при СССР были единой автономией, компенсацией за спорные с осетинами территории считались отданные Чечено-Ингушетии в 1957 году земли Южного Ставрополья. Вернувшись в лоно Чечено-Ингушетии, ингуши потеряли бы, таким образом, формальное право требовать территориальной реабилитации (пограничные земли были отторгнуты при сталинской депортации в 1944-м). Такое слияние с Чечней решило бы осетино-ингушский вопрос с точки зрения Москвы. Но оно взорвало бы бомбу ингушского национализма и неизбежно снова превратило бы осетино-ингушское пограничье в линию фронта.

Разумно отложив, по крайней мере, на время проект воссоединения Чечни и Ингушетии - а Грозный явно пытался вдохнуть в него жизнь в октябре этого года, - президент Медведев пошел по третьему пути. Первые шаги его назначенца, полковника ГРУ Юнусбека Евкурова, уже в значительной мере сдули пузырь напряженности в Ингушетии. Гражданская оппозиция довольна назначением. Ненавистное правительство в отставке. Евкуров обещал объективное расследование самых резонансных преступлений с участием силовиков и сокращение их присутствия в регионе.

Но это даже не полдела. Это шаги, которые на его месте предпринял бы любой другой сменщик Зязикова. Дальнейший успех зависит от того, сумеет ли Евкуров действительно повлиять на качество работы федеральных силовых структур, или оно останется прежним, а сам он превратится в точную копию Зязикова, только при усах. За то, что Евкуров имеет шанс добиться успеха, говорит его ведомственное происхождение. Руководство ГРУ лояльно по отношению к Медведеву и имеет свои представления о необходимости реформирования управления на Северном Кавказе. Но есть и силовики, которые недовольны уходом удобного для них Зязикова. Судя по всему, они готовы на многое, чтобы воспрепятствовать укреплению позиций Евкурова. Какая силовая партия победит, во многом зависит от того, чьи позиции в Москве будут укрепляться в среднесрочной перспективе – окружения Путина, которое понимало необходимость зязиковской отставки, но все же ею недовольно, или окружения Медведева.

Выживание Евкурова в этой начинающейся аппаратной схватке московских «бульдогов под ковром» будет осложняться еще и тем, что в своей кадровой политике с коротенькой ингушской скамейки запасных он неизбежно будет выбирать в первую очередь людей команды Аушева – хотя бы потому, что ему надо дистанцироваться от предшественника. А его уже пытаются уличить в лоббизме интересов команды Аушева. Справедливости ради, надо сказать, что фамилию Евкурова как вероятного сменщика Зязикова одним из первых назвал ингушский предприниматель Муса Келигов, некогда близкий Аушеву. Келигова и братьев Гуцериевых, один из которых, Михаил, бежал за границу после атаки кремлевских налоговиков на его нефтедобывающую компанию, 10-ю в России по объему добычи, принято считать источником многолетнего финансирования антизязиковской оппозиции. С точки зрения политического выживания, Евкурову следовало бы держаться подальше даже от упоминаний о таких связях. В конце концов, команда Аушева в Ингушетии 1992 – 2002 годов представляла собой ценность в основном благодаря самому Аушеву, без Аушева в ней не меньше коррупционеров и авантюристов, чем в любой другой.

Евкуров не может стать ингушским Кадыровым: он не полевой командир, да и в Ингушетии нет этого уникального сословия комбатантов, перешедших на сторону закона. Раньше Ингушетия не воевала. А когда стала воевать, костяк ее воинства составили совсем молодые исламисты. Это не усталые ветераны двух войн с федералами, их почти невозможно выманить из леса. Им все равно, Евкуров или Зязиков. И Евкуров может стать Зязиковым – тогда война будет только ожесточаться.

Единственной альтернативой для Евкурова является путь обретения некоторой политической самостоятельности на идеологической платформе ингушских традиций и, в конечном счете, умеренного ингушского национализма. Внутри Ингушетии такой путь для него пока не закрыт: он относится к большому и влиятельному субэтносу орстхой, его первые шаги вызывают консенсуальное одобрение главных тейпов. Проблема в том, что этот путь идет вразрез со всем тем, что Москва склонна делать в регионах, – она не хочет, чтобы региональные лидеры были слишком самостоятельными. Ингушская развилка выглядит для Москвы малоутешительной: губернатор-пешка – это перспектива разрастания войны, а самостоятельный губернатор – это существенная уступка, отказ от путинского понимания управления на Кавказе и федеративного устройства в целом.

См. также:

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.