Не Америка

Читая материалы, в частности, в «Политру», о кризисе американской экономики, я испытываю легчайшее дежавю. Где-то я это уже слышал, хоть и не с такими подробностями. А именно — непосредственно в США, год назад, от нескольких не знакомых друг с другом людей, русских американцев и просто американцев. Как у Ильфа и Петрова:

— Кто же мог знать?

— А надо было знать.

Знали. Но обо всем по порядку.

 

Цели поездки

Моя жизнь в транспортном отношении устроена довольно аутично. Я никуда особенно не стремлюсь. В этой системе координат моя поездка в Америку могла состояться только в одном формате — если бы Америка поехала ко мне. Так, по сути, и вышло. Завертелись какие-то колеса — я не возражал — и за счет Конгресса США (то есть простых налогоплательщиков) наша маленькая группа из четырех условно русских условно писателей отправилась открывать Америку.

Самолет завис в воздухе, планета завертелась далеко под нами. Большой неведомый континент приближался.

Цели поездки в нашем случае имела Америка.

Мы должны были составить непредвзятое мнение о стране и ее жителях — и донести его до соотечественников. Мы составили, причем быстро.

Хотят ли американские войны? Нет, не хотят. Поддерживают ли политику Буша? Нет, не поддерживают. Своего президента дружелюбно называют monkey. Разнообразные силовые санкции под лейблом экспорта демократии воспринимают с брезгливостью. Голосуют за демократов, политкорректность, сексуальные меньшинства, иммигрантов всех языков и расцветок.

Крупное примечание: мы были только в городах. В университетской Айове-Сити, классическом Чикаго, грандиозном Нью-Йорке. И везде нам, предостерегая, говорили: это не Америка.

Айова-Сити. Посмотрите — здесь только студенты
Айова-Сити. Посмотрите — здесь только студенты.

Другая (подлинная?) Америка осталась вовне. Под крылом небольших самолетов на внутренних рейсах. В крайнем случае — за окном автомобиля.

Загадочная страна, типа России.

У американского горожанина нет врагов. Разве что белка, енот и опоссум. И фермер.

О фермерах — ниже.

 

Приметы кризиса

Ничего не работает. Заводы стоят. Фабрики не дымят. Экология торжествует.

Трубы есть, а дыма нет
Трубы есть, а дыма нет.

Впрочем, мы это знали и раньше, из гениальной лосевской «Джентрификации»:

Река валяет дурака
и бьет баклуши.
Электростанция разрушена. Река
грохочет вроде ткацкого станка,
чуть-чуть поглуше.

Огромная квартира. Виден
сквозь бывшее фабричное окно
осенний парк, реки бурливый сбитень,
а далее кирпично и красно
от сукновален и шерстобитен.

Здесь прежде шерсть прялась,
сукно валялось,
река впрягалась в дело, распрямясь,
прибавочная стоимость бралась
и прибавлялась.

Она накоплена. Пора иметь
дуб выскобленный, кирпич оттертый,
стекло отмытое, надраенную медь,
и слушать музыку, и чувствовать аортой,
что скоро смерть.

Лосев же там же с последней поэтической жесткостью указывает единственный материальный способ выхода из кризиса:

Как только нас тоска последняя прошьет,
век девятнадцатый вернется
и реку вновь впряжет,
закат окно фабричное прожжет,
и на щеках рабочего народца

взойдет заря туберкулеза,
и заскулит ошпаренный щенок,
и запоют станки многоголосо,
и заснует челнок,
и застучат колеса.

Настоящий коренной белый (извините) американец не пойдет работать на завод. Ему западло. В крайнем случае, он торгует. Чаще — работает с бумагами. Большая часть бумаг — внутри компьютеров.

Огромный народ двигает бумаги с места на место. Ну, в крайнем случае, водит такси, кормит себя же гамбургерами. Сам себе впаривает различные вещи. Шьют, мастерят — китайцы. Но китайцам удобнее делать это в Китае. Там их больше (хотя и тут немало).

У Троянской войны был повод — свадьба Пелея и Фетиды, яблоко раздора. Но, что интересно, была и причина. Слишком много людей стали топтать Гею-Землю, и она взмолилась верховным богам о хорошей войне.

Поводов для финансового и хозяйственного кризиса много. Но есть и причина — и я слышал о ней много раз по обе стороны океана.

Слишком много людей двигают бумаги с места на место.

Вывоз капитала — особая тема. Экономику США и в сильной степени мировую экономику определяют крупнейшие финансовые субъекты. Компании, миллиардеры. Допустим, миллиардеру Х. вздумалось перевести капиталы (и производство) в Сингапур или Индонезию, где дешевле рабочая сила. Президенту США, Сенату, Конгрессу, Капитолию, Пентагону, ЦРУ, ФБР и губернатору (кажется, никого не забыл) хотелось бы, чтобы миллиардер Х. организовал производство непосредственно в США, между Арканзасом и Аризоной. Дать рабочие места своим гражданам (хотя — см. выше — они не спешат о них мечтать). Могут ли они как-то повлиять на решение миллиардера Х.?

Это тонкий психологический вопрос. С одной стороны, начальство должно блюсти интересы народа. С другой, частная собственность священна. Если Х. недоплатит налоги, его можно (и нужно) прижать. Но в рамках законодательства он может хоть сожрать свои миллиарды с кетчупом. Заманчиво было бы заставить неуступчивого Х. лично валить лес на Аляске. Но не укладывается в стилистику страны.

Я был в Америке всего две недели и не успел узнать, кто убил Джона Кеннеди. Но успел узнать, за что. Кеннеди вознамерился ограничить вывоз капитала из страны. Тут-то его и грохнули.

Как Лермонтов сказал о Пушкине — заложник чести. Вот-вот. Американцы оказались заложниками свободы предпринимательства.

 

Главное американское слово

Ну, зачем же сразу с главного. Начнем с того, что все по-их звучит не так, как нам кажется. Не Айова, а Айва (какую песню испортили). Не Чикаго, а Щикаго. Не Иллинойс, а Иллиной. Не Торонто, а Тороно. Но серьезное открытие на этом фронте ждало нас в Нью-Йорке. Мы уже поняли, что под Бруклинским мостом никакого Гудзона нет. Там Ист-ривер.

— А где Гудзон?

— Что?

Переспрашивают не американцы, а наши братья-эмигранты. Точнее, сестра-эмигрантка. Но, впрочем, быстро схватывает.

— А, Хадсон? Хадсон — там.

— То есть вот так вот прямо Хадсон?

— Хадсон.

— Как миссис Хадсон?

— Совершенно.

Хадсон-ривер
Хадсон-ривер.

Но главное слово мы услышали в Айве. Это слово redneck.

У нас все знают английский в достаточной степени, чтобы перевести это гордое слово как «красношеий». Имеется в виду деревенский загар, точнее, специфический огородный, когда корячишься над грядкой, а солнце палит затылок. Отдаленный русский аналог — «кверху жопой» — не так лаконичен и энергичен. Я думаю, надо ввести в русский язык слово «реднек». Но использовать его надо аккуратно — больно агрессивные коннотации.

— Нет, туда ехать не стоит. Навалят реднеки…

— Это телеканал для реднеков.

Реднеки: голосуют за Буша, одобряют бомбежку любой страны за океаном, отрицают любые меньшинства кроме себя, принципиально путают Иран с Ираком, Грузию с Джорджией, Австрию с Австралией. Поэтому, кстати, с точки зрения расходов на пропаганду выгодно после Ирака строить демократический Иран. Большинство одобряющих попросту не замечают разницы.

Приехав в Москву и пощеголяв этим словом, я обнаружил одного человека, который его уже знал. Оказывается, была компьютерная игра «Месть реднека». Содержание ее примечательно — у фермера убивают любимую свинью. В ответ он сносит примерно четверть Нью-Йорка.

О Нью-Йорке — ниже.

Садимся в такси. Уже привыкнув к таксистам-иммигрантам, интересуемся, не знает ли наш водитель какие-либо языки. Ответ гордый:

— Only English redneck.

Спрашиваем городских, как их называют фермеры.

— Кто их знает… Может быть, egg-heads.

Вот так. Эгхеды и реднеки. Элои и морлоки. Только сегодня, в отличие от фантазии Уэллса, неясно, какая раса жизнеспособнее.

Встречаются представители двух миров в моллах — больших супермаркетах за местными мкадами. Горожанин прибывает в шикарной тачке со стороны города. Фермер подчаливает на своем запорожце со стороны области. Отовариваются, не глядя друг на друга, и разъезжаются по своим галактикам.

 

Несколько мелочей

Отелло, как говорил Пушкин, не ревнив, он доверчив. Так и настоящий американец не жаден, он экономичен. Ему претит недоесть оплаченное. Это понятно и даже трогательно. Но что, если по условиям контракта он одним махом оплатил все, что видит, и все, что не видит, а что только готовится на кухне, и все, что в виде риса, муки и морепродуктов лежит в кладовке, все, что еще летает, плавает, хрюкает и мычит?.. Иными словами, гибельной ловушкой для американца становится шведский стол.

Шведский стол называется «китайский буфет».

Не заходи, если не уверен, что решишься выйти
Не заходи, если не уверен, что решишься выйти.

Ты платишь шесть долларов (!) за вход, а дальше — можешь жить, не выходя из уютного помещения. Ассортимент блюд запределен. Вкус прекрасен (впрочем, на третьем часу, наверное, вкус немного теряется). Количество подходов не ограничено. Желудочно-кишечный рай, плавно переходящий в ад.

Мы, московские литераторы, воспитаны фуршетной халявой. Мы знаем: все не съешь и даже не попробуешь. Не в последний раз. У нас хватает душевной щедрости, чтобы встать из-за стола с легким чувством голода. Ну ладно, соврал. С легким чувством сытости. Но мы своими ногами идем до машины и в состоянии говорить, даже о еде.

Примерно каждый пятый американец необъятно, инвалидно толст. Это не обмен веществ. Это китайский буфет.

Мы в гостях на ферме у Чака. Нет, Чак не фермер. Он славист, специалист по Шаламову. Ферма фамильная. Точнее, поместье. Точнее, угодья. Кстати — открыт сезон охоты из лука. Чак показывает нам самолетное сиденье на некоторой высоте, с ремнями, чтобы не выпасть, если ненароком заснешь. Там надобно сидеть с луком, поджидая, например, дикого гуся, чтобы всадить в него стрелу.

Сидение для охоты из лука
Сидение для охоты из лука.

Звучит как барон Мюнхаузен, но сиденье мы видели лично, а через несколько дней уже в городской квартире Чака ели дикого гуся.

Фауна не в пример богаче нашей. Непосредственно в городе мы видели миллион белок, в том числе, черных, в том числе, отдыхающую (часто ли вы встречали лежащую белку?); зайцев, бурундуков. Еноты хозяйничают во дворах и сараях. Их из политкорректности полагается отлавливать, заключать в клетки и отвозить в местный аэропорт — там пункт приема енотов. Мы видели и опоссума, и скунса — в виде трупов на хайвее.

Отдыхающая белка
Отдыхающая белка.

Чип-манк, то есть бурундук
Чип-манк, то есть бурундук.

На термометре около девяноста по Фаренгейту (+30 по Цельсию). Терпеть можно, но это северный штат, октябрь. Поневоле возникает вопрос, а что же делается в южных штатах в июне? Впрочем, к нам это прямо не относится, просто любопытно…

Осень
Осень.

 

Неразвенчанный миф

Четыре дня мы провели в Нью-Йорке. Точнее, четыре дня на Манхэттене. Однажды дошли до середины Бруклинского моста — и назад, в Манхэттен. Однажды, ради пейзажа, сгоняли на пароме в Нью-Джерси — и назад в Манхэттен. Кстати, почтовый адрес, например, Бронкса — Бронкс, Нью-Йорк. То же относится к Квинси, Бруклину, Стейтон-Айленду. А почтовый адрес Манхэттена — Нью-Йорк, Нью-Йорк. Как в песне.

Вид на Манхэттен с Бруклинского моста
Вид на Манхэттен с Бруклинского моста.

Известно, что Манхэттен куплен у индейцев за 24 доллара. Белые американцы бережно хранят память об этой сделке как об образцово выгодной. Менее известно, что у индейцев не было понятия собственности на землю. Они не считали остров своим. То есть сделка была неожиданно выгодна и для индейцев (я не говорю о последствиях сделки). Они получили 24 доллара (по тем временам, не такую уж маленькую сумму) ни за что.

Представьте себе, что к вам на Арбате подходит индеец и предлагает продать небо над Москвой за 1000 долларов наличными. Неужели у вас хватит твердости, чтобы отказаться?

Манхэттен потрясающе, неправдоподобно красив. Истоки этой красоты можно изложить двумя словами: небоскребы и вода. Размер имеет значение (относится к обоим слагаемым успеха).

Он скребет небо
Он скребет небо.

Хваленый темп жизни не так высок, как в Москве. По привычке обгоняя прохожих на Бродвее, спохватываешься: а что, это туристы? Да нет, местные. Рабочий полдень. Никто особо не спешит.

Желтые такси, красный автобус
Желтые такси, красный автобус.

Посетив местный задрипанный Макдоналдс, я сдуру решил похвастаться.

— Я из Москвы. В нашем городе больше ста Макдоналдсов.

— У нас их миллион, — флегматично ответила девчонка на раздаче.

Вот уж действительно в Тулу с самоваром. Хорошо, не прихватил чизбургер из Москвы.

Нам показали Уолл-стрит как «место, где падает доллар».

Нам показали руины башен-близнецов. Это впечатляет. Возможно, больше, чем сами близнецы, когда они еще стояли прямо. Заставляет задуматься.

В Айове все улыбаются друг другу. В Нью-Йорке, как и в Москве, это не принято. А мы пару дней улыбались по инерции. И коренные жители невесело улыбались в ответ, думая, наверное, — вот, понаехала деревенщина из Айовы.

Я привез фотографии из Америки. Просматривая нью-йоркский альбом, моя знакомая Лена из Новосибирска сказала: это же чистый миф. Я присмотрелся.

Красный пароход. Может быть, с переселенцами?
Красный пароход. Может быть, с переселенцами?

Это настоящие дети, а не мелодрама с Джулией Робертс
Это настоящие дети, а не мелодрама с Джулией Робертс.

Граница Чайна-Тауна и Маленькой Италии
Граница Чайна-Тауна и Маленькой Италии.

И точно — реальный Нью-Йорк один в один похож на кинематографическую легенду. (В отличие, например, от Москвы). Это воплощенные человеческие мечты. На первый взгляд, кажется, что фраза относится к любому архитектурному ансамблю, к любому городскому пейзажу. Нет, чаще мы наблюдаем компромиссы между мечтой и реальностью. На Манхэттене исходная реальность отброшена за несущественностью.

Возможно, сейчас мы наблюдаем закат этой удивительной страны и этого замечательного города. Так пусть он будет долгим и красивым.

См. также другие тексты автора: