Адрес: https://polit.ru/article/2008/08/20/istotchet/


20 августа 2008, 22:34

«Они… представляются населению в роли завоевателей»

Отечественные архивы

5 апреля 1918 года в ходе Гражданской войны на восточные территории бывшей Российской империи высадились английские и японские войска, которые начали последовательно захватывать населенные пункты. Одновременно в том же районе возобновили свои действия против Красной армии и казачьи силы под предводительством мятежных атаманов. «Полит.ру» публикует неизвестный ранее архивный документ - отчет белогвардейского офицера о ситуации на Дальнем Востоке, позволяющий пролить свет на широко обсуждаемый в историографии вопрос об иностранной интервенции на территорию России в годы Гражданской войны и установить новые факты в истории Белого движения. Материал опубликован в журнале «Отечественные архивы» (2008. № 3).

Иностранная интервенция на Дальнем Востоке началась 5 апреля 1918 г. В этот день во Владивостоке со стоявших на рейде кораблей военно-морских сил Японии и Великобритании высадились две роты японских пехотинцев и полурота английской морской пехоты. На следующий день десантировался отряд из 250 японских моряков, к октябрю их было 73 тысячи. Не встречая никакого сопротивления, они захватили опорные пункты города, остров Русский с его крепостными укреплениями, артиллерийскими батареями, военными складами и казармами[1]. К концу года общая численность войск интервентов, включая чехословацких легионеров, поднявших мятеж против советской власти, и американских рейнджеров, возросла до 150 тысяч[2].

Начало высадки интервентов послужило сигналом белоказакам атаманов Семенова[3], Калмыкова[4] и Гамова[5] для возобновления боевых действий. В течение короткого времени объединенными усилиями им удалось разгромить и отбросить за Урал немногочисленные отряды красногвардейцев и части создававшейся Красной армии. Семеновцы, поддерживаемые японскими войсками, совместно с белочехами 1 сентября 1918 г. захватили г. Читу, отрезав всю Восточную Сибирь и Дальний Восток от европейской части России[6]. Но успокоения и умиротворения на, казалось бы, полностью контролируемых ими территориях не наступило. И причиной тому была вовсе не деятельность РКП(б) по организации сопротивления классовым врагам революции и международного империализма, как утверждалось в советской историографии[7], а в первую очередь кровавый беспредел и беззастенчивый грабеж, чинимый семеновцами, калмыковцами и им подобными, и нежелание большинства населения этих регионов подчиняться диктату японских и других интервенционистских сил. Многие из партизанских отрядов, объединившихся впоследствии в армии (только в Амурской области ее численность в январе–марте 1919 г. колебалась от двух до восьми тысяч человек)[8], сначала возникли как группы самообороны жителей населенных пунктов от набегов воинских формирований казачества и японцев, широко применявших практику самоснабжения и реквизиций. Все стихийные попытки оказания сопротивления насилию безжалостно пресекались карателями. При этом зверства, которые они с садистской изощренностью творили по отношению к мирным жителям, вызывали недовольство даже у более «цивилизованных» партнеров по борьбе с большевизмом – американцев.

Между тем в последнее время в СМИ и ряде научных изданий стали появляться утверждения, оправдывающие действия интервентов и перекладывающие вину за военные преступления против мирного населения с японских карателей на их жертвы. При этом основной причиной развала экономики на занятой иностранными войсками территории указывалась не хищническая эксплуатация японцами природных ресурсов и коммуникаций края и повальный грабеж населения, а война «без правил», которую развернули сибирские и дальневосточные партизаны в 1918–1922 гг.[9]

Однако документы отечественных архивов опровергают подобные выводы. Ярким тому свидетельством является отчет о командировке в Благовещенск сотрудника военно-статистического отделения окружного штаба Приамурского военного округа капитана Муравьева. Документ отложился в фонде штаба округа, хранящемся в Российском государственном военном архиве. Он составлен в двух вариантах: полном и сокращенном. (Читателям предлагается полный текст.) Отчет был отмечен командованием как «ценный материал для уяснения положения в Амурской области, а особенно для характеристики взаимоотношений русских и японцев»[10]. В силу важности документ направили командующему Сибирской армией генерал-майору П.П. Иванову-Ринову, а также в миссию генерал-лейтенанта Романовского[11].

Автор источника – образованный кадровый офицер, знавший японский язык, до Октябрьской революции 1917 г. служил в контрразведке штаба Приамурского военного округа. Невольным свидетелем военного противостояния партизанских отрядов японским войскам и белогвардейским частям в Амурской области Муравьев оказался случайно. Он был послан с секретным пакетом к начальнику гарнизона в Благовещенске из штаба округа, находившегося во Владивостоке. Поручение выполнил, но выехать назад не смог ввиду начавшихся военных действий против восставшего населения. Свое вынужденное пребывание в мятежной области капитан использовал для ознакомления с ходом военных действий, личных наблюдений, «опроса русских… и путем беседы с японцами, участниками военных действий»[12].

События же в Амурской области разворачивались следующим образом. В начале января 1919 г. в ответ на насилие японцев поднялись крестьяне зажиточного села Мазаново. Их поддержали жители соседнего села Сохатино. Вслед за ними представители 24 окрестных деревень, собравшиеся на свой съезд в Сохатине, призвали односельчан поддержать восставших. Со всех сторон из ближайших деревень и сел стали подтягиваться отряды самообороны, объединившиеся вскоре в повстанческую армию. Японским оккупационным силам удалось подавить это крестьянское выступление. Однако в феврале 1919 г. оно вспыхнуло вновь, перекидываясь от одного селения к другому[13]. 11 февраля 1919 г. на съезде представителей 18 волостей области было принято обращение к командованию войск интервентов с требованием покинуть территорию. В нем также отмечалось, что «мирное население приступило к сводке военных отрядов в единую народную армию для сопротивления преступным действиям карательных отрядов»[14]. На этот раз попытки японцев подавить восстание натолкнулись на ожесточенное сопротивление. Интервенты несли потери. Столкнувшись с поистине народной войной, они не смогли взять ситуацию под контроль. Вскоре практически вся линия Амурской железной дороги оказалась в эпицентре широкомасштабных боевых действий. К середине марта 1919 г. партизанские отряды стали стягиваться к Благовещенску, рабочие которого были готовы выступить против интервентов и белоказаков. Только разгром подпольного штаба не дал осуществиться тогда этим планам[15].

Подробно описывая ход боевых действий, развернувшихся вдоль Амурской железной дороги, Муравьев уделяет большое внимание агрессивному поведению интервентов и их союзников из числа амурского казачества. Он указывает на массовое недовольство практически всех слоев общества, способствовавшее росту большевистских настроений как в городе, так и в сельской местности. Стремясь объективно оценить ситуацию, автор подводит командование к следующему выводу: партизанская война против японских оккупантов развернется с новой силой летом–осенью 1919 г. и никакие карательные действия в отношении партизан и поддерживающего их населения не смогут ее остановить. Они только подливают масло в пламя народного гнева и способствуют втягиванию в кровавый круговорот все новых масс. Справедливость данной оценки косвенно признало и командование Приамурского военного округа, указав на то, «что сведения, добываемые таким путем, важнее газетных, и должны стоять на первом месте по сравнению с переводами»[16].

Вступительная статья, подготовка текста к публикации и комментарии Н.А. МЫШОВА.


Отчет о командировке сотрудника военно-статистического отделения окружного штаба Приамурского военного округа капитана Муравьева в г. Благовещенск с 4 по 31 марта 1919 г.

3 апреля 1919 г.

I. К характеристике японских военных операций вдоль линий Амур[ской] ж[елезной] д[ороги]

Японские войска в настоящее время расположились вдоль линии Амурской ж[елезной] д[ороги], охраняя станции, мосты и проч[ие] ж[елезно]д[орожные] сооружения от нападения и порчи их большевиками. Главной базой японцев является Благовещенск, где сосредоточены их силы в составе одной бригады под командой генерала Ямада[17]. В его распоряжении имеется также два бронированных поезда и восемь аэропланов. В случае необходимости для борьбы с большевиками отсюда выделяются отряды, посылаемые в требуемые пункты. По станциям же расположены небольшие части, не превосходящие взвода, за исключением более важных пунктов, как-то: Алексеевск и Бочкарево, где расположены более крупные войсковые единицы.

Охранная служба на линии ведется в достаточной мере аккуратно и внимательно, хотя не исключает возможности таких случаев, как поджоги и подпилка деревянных мостов.

Японцы в последних боях и стычках с большевиками в начале марта месяца понесли большие потери, благодаря их самонадеянности и небрежности, выразившейся в посылке малых отрядов там, где большевики имели в распоряжении до 2–3 тысяч. Так было в боях у станции Ледяной (в 49 верстах от Алексеевска), где посылались три раза небольшие отряды японцев, которые целиком уничтожались большевиками, здесь же у японцев пропало несколько орудий и пулеметов и был уничтожен разведывательный отряд. Большевики, празднуя временный успех у Ледяной, торжественно вырядились в японскую форму, снятую с убитых. У селения Павловка было много убитых японских офицеров, благодаря их небрежности, где они открыто, на виду у большевиков, расположились для обсуждения способа наступления. После этих неудач японцы страшно ожесточились. Захватив как-то в плен 50 мадьяр и привезя их в Благовещенск, они жестоко с ними расправились, отрезав им уши и выколов глаза. А взятые в плен отряды красных уничтожались целиком.

13 марта из Благовещенска на ст. Завитую был отправлен броневик, состоящий из четырех орудий морского типа со щитами. Эти орудия помещались на полуоткрытых платформах. Навстречу ему большевиками был пущен паровоз без машинистов. Все же броневику удалось вернуться с поломанным паровозом. В тот же день большевики перерезали путь между ст. Бочкарево и Завитой, захвативши ст. Екатеринославку в 70 верстах от Бочкарево, затем сожгли все мосты и приблизились 14 марта к вечеру к ст. Бочкарево, где находился в то время и я. Мне пришлось быть свидетелем осады и бомбардировки большевиками ст. Бочкарево.

С утра 15 марта большевики повели наступление с трех сторон, но главные силы их наступали с трех сторон[18]. В это время японцы и казаки расстреляли в нескольких шагах от станции 35 латышей. Эти латыши были собраны в Алексеевске для комплектования латышских войсковых организаций. Ими заведовал офицер бывшей русской службы. Но, получив разрешение на организацию от иностранных консулов, они совершили ошибку, не взяв такового от японцев. Японцы, заподозрив их в чем-то незаконном, арестовали их, направив в Благовещенск. Но движение поездов было прекращено, и в Бочкареве с ними непоцеремонились и расстреляли ввиду приближения большевиков. По разговорам этот расстрел был оправдан тем, что у латышей были найдены какие-то компрометирующие документы и расписки на денежные суммы. При расстреле они падали убитыми, держа паспорта в руках. Этот расстрел сразу взволновал жителей и служащих станции, создавши страшную панику; наспех был составлен поезд, и на нем уехали, оставив свои посты, начальник станции и несколько служащих, а также некоторые пассажиры, но на вокзале оставалось много женщин и детей. Потом все возмущались подобным бегством служащих, усилившим еще более панику и без того нервно настроенной публики.

Для защиты местечка от наступающих большевиков выступил отряд милиционеров, несколько казаков и взвод японцев, которые рассыпались в цепь и открыли огонь по наступающим. Японцы же в количестве около 200 человек под командой капитана Суемацу[19] сосредоточились в окруженном изгородью пункте. Большевики повели наступление цепью и перебежками с трех сторон, испортив предварительно путь на Алексеевск. Выход для поездов оставался только на Благовещенск, и то не являлся небезопасным[20].

В это же время большевиками начался орудийный обстрел из орудий, стоявших в верстах трех от станции. Один из снарядов попал в депо, разрывом которого было сразу убито 12 человек рабочих и несколько ранено. Два снаряда упали вблизи вокзала, шагах [в] 10–20, в то время когда публика скопилась там же, но, к счастью, пострадавших не было. Всего красными было выпущено около 10–15 снарядов. Орудия, находившиеся в распоряжении красных, были захвачены у японцев в боях у Ледяной. Часов около четырех ружейные выстрелы уже раздавались с самого вокзала. Японцы решили оставить станцию, снявши флаги и уйдя на соседний пункт. На вокзале оставались только несколько милиционеров. Поселок очутился в руках большевиков. Но при наступлении сумерек стрельба постепенно прекратилась. Сообщили об идущих со ст. Завитой по пятам большевиков японских эшелонах, погруженных на крестьянских санях. И, действительно, в 7 часов вечера появились японские батальоны при четырех орудиях и русская офицерская рота. Большевики спешно эвакуировали поселок. Началась посылка карательных отрядов. Пришедшие войска расположились у костров, которые ярко пылали на фоне темной ночи, что создавало фантастическую картину. Ночь прошла спокойно. На утро с шумом поднялись два японских аэроплана, посланных на разведку. И уже днем 16 марта в Бочкареве сосредоточились до 4000 японцев.

Большевиков, действовавших при осаде Бочкарева, было до 2000, среди них находилось [много] китайцев. Нужно отдать справедливость, что японский гарнизон в Бочкареве действовал нерешительно, выделивши так мало для подкрепления цепи милиционеров и казаков, защищавших подступ к станции. После отступления большевиков началось возмездие виновным: в течение следующих трех дней японцами и казаками было расстреляно из поселка более 30 человек (в том числе одна беременная женщина). И уже только через неделю все трупы убитых числом около 70 вместе с расстрелянными латышами были сложены в одну общую кучу, предварительно раздеты, покрыты дровами и сожжены. Русская публика выражала некоторое недовольство сожжением вместо погребения и зарытия в землю. Затем карательные отряды японцев обшарили все соседние деревни вблизи Бочкарево. В одной из них они наткнулись на группу китайцев-большевиков, человек 20–25, захватили их без сопротивления и расстреляли. Найденные 12 000 рублей аккуратно поделили между всеми участниками, также были захвачены лошади, которые пошли тоже в пользу японцев. Вообще, нужно заметить, у японцев установилось правило делить между солдатами найденные деньги и вещи большевиков.

Большевики при своем отступлении успели сжечь десять мостов до Екатеринославки и затем двенадцать на запад от г. Алексеевска. Дней через десять после бочкаревского наступления японцам и русским отрядам удалось окончательно разогнать большевистские шайки, отобравши у них захваченные орудия, и поймать главарей.

II. Отношение японцев к русскому населению в Амурской области

При рассмотрении этого вопроса получается весьма мрачная картина – населению приходится переносить много неприятностей и даже насилий со стороны японцев, созданных условиями текущего момента борьбы с большевиками.

Даже офицерство не гарантировано от оскорблений со стороны японских войск. На моих глазах на ст. Благовещенск комендант станции, уже пожилой подполковник, раненный в ногу на войне, был бесцеремонно толкаем японскими солдатами, которые чуть его не били, чтобы остановить при проходе его на вокзал. А между тем комендант имел белую повязку с надписью на яп[онском] языке, указывающую на его должность. Вообще японцы с русскими офицерами мало церемонятся, так же как и со всем населением. При проезде в г. Алексеевск из Благовещенска 3–4 японских штабных офицера занимали громадный вагон международного о[бщест]ва. Но тут же рядом более 20 русских офицеров Амурского пех[отного] полка должны были мучаться и не спать, скученные в одной теплушке. Военная форма не спасает от оскорблений и даже иногда побоев. Так, какого-то военного чиновника нещадно избили японские солдаты в поезде за то, что он осмелился им возражать.

Японцы с пассажирами, приехавшими на ст. Благовещенск, обращались как со скотом, грубо загоняя их на вокзал, то обратно в вагоны.

Крестьяне страшно страдают при теперешнем положении в области. С одной стороны, большевики делают у них реквизиции и поборы, когда же приходят японцы, то тоже сжигают деревни и имущество крестьян, при этом страдают даже женщины и дети.

В отношении японцев приходится держаться чрезвычайно осторожно: малейшая шутка или неосторожное слово грозят серьезными последствиями. Примеров тому масса. В одной из теплушек ехала компания русских, человека четыре, и громко обсуждала грубое поведение японцев, с ними случайно находилась одна японка, [про] которую считали, что она не знает русского языка; на следующей станции эти четыре человека были расстреляны по доносу японки. В отношении женщин они так же грубы как с мужчинами, употребляя ругань, а также приставая к ним с похабными словами. Шутки японцев весьма мрачного характера: например, в нашем вагоне ехал один зауряд-прапорщик, который начал примерно прицеливаться, все женщины моментально убежали из вагона. Подобные шутки иногда кончаются весьма печально, но все проходит безнаказанно. В отношении расстрелов японцы тоже не церемонятся. В Благовещенске около станции был расстрелян один русский военнопленный, затем – бывший милиционер за то, что вышли ночью с вокзала (японцы не позволяют пассажирам уходить с вокзала ранее шести час[ов] утра).

Японская жандармерия и охранные войска, благодаря незнанию русского языка, часто руководствуются только внешними признаками при определении лиц, причастных к большевизму. Так, один японский фельдфебель на ст. Завитая был очень ценим своим начальством за способность только по одному выражению лица находить большевиков. Ему было достаточно пройти два раза по поезду или перрону станции, чтобы определить большевиков и арестовать их. Подобных случаев было повсюду немало.

Таково отношение японцев здесь, в Амурской области, где они уже представляются населению в роли завоевателей, и даже наши офицерские и казачьи отряды не смеют иметь свой национальный флаг, а всегда носят японские значки и подчиняются японскому командованию, что должно быть очень обидно для нашего национального самолюбия. Фактически вся власть, как военная, так и гражданская, находится в руках японцев.

III. Русские войска (казачество и амурская пехота)

Репутация амурских казаков, по крайней мере в глазах японцев, стоит невысоко. Японские солдаты заявляют, что казаки в бою часто находятся сзади и не соблюдают договора взаимной помощи. По внешнему виду создается впечатление, что они мало дисциплинированы, о соблюдении формы и отдании чести уже и не приходится говорить. За глаза ругают своих офицеров, говоря, что они сидят в тепле, а их заставляют нести лишения и терпеть холод. Отношение казаков к населению во время карательных экспедиций ужасно. Так, говорят казаки: «Если деревня, в которую мы приходим, встречает нас хлебом-солью, то мы все же для острастки всыпаем небольшую порцию шомполов (вместо розог казаки употребляют ружейный шомпол) крестьянам по нашему выбору. Если же деревня встречает казаков без знаков внешнего почтения, то порка производится почти чуть ли не поголовно».

Кроме казаков в Благовещенске существует так называемый Амурский пехотный полк, который под давлением японского командования превращен после ухода полковника Шемелина[21] (Семеновский отряд), просто в батальон (вероятно, японцы не доверяли атаману Гамову).

Офицерский состав этого полка невозможен – вечное пьянство, кутежи, драки, стрельба. Городское население возбуждено против офицеров, которые даже дошли в своем поведении до того, что выпороли старшин общественного собрания. Начальник гарнизона г. Благовещенска слезно молит о замене и присылке кадровых офицеров для занятия ответственных должностей в этом полку. Офицерский вопрос здесь, действительно, требует самого серьезного отношения к себе.

В заключение нельзя не упомянуть о роли семеновских карательных отрядов, посылаемых из Читы в Амурскую область. Газета «Амурская жизнь» № 63 от 28 марта говорит: «Вместо живого слова в деревне начали применяться карательные отряды (начало положил полк[овник] Шемелин), которые начали выпускать живую кровь из первопопавшихся…» Кроме безобразных расстрелов и порок начались безобразия и насилия над женщинами и девушками, которые ни в чем не повинны. А уже этого достаточно, чтобы возмутилось все население. Это я говорю про чистые факты.

При мне на станции Бочкарево находился казачий отряд из Читы смешанного состава (офицеры и солдаты), человек около 20, который должен был проследовать в Благовещенск. Офицеры этого отряда заранее хвастались, что они займут все выгодные штабные вакансии в Благовещенске, сместив местных офицеров. Все офицеры указанного отряда уже побывали в Благовещенске вместе с полк[овником] Шемелиным и теперь снова туда возвращались, все повышенные на один чин атаманом Семеновым за заслуги, которые они проявили в Амурской области, участвуя в карательных экспедициях. После отражения большевиков на Бочкарево этот отряд отправился в соседнюю деревню, находящуюся в пяти верстах, и казаки начали там производить расстрелы и порки, попутно ограбивши несколько домов и изнасиловавши женщин (по указанному делу ведет расследование комендант ст. Бочкарево). Тот же самый отряд, попавши затем в Благовещенск, устроил в первую же ночь крупный дебош. Японцы хотели арестовать их, но они воспротивились, после чего даже японское командование хотело их расстрелять, но русские власти их спасли, выслав обратно всех в 24 часа из Благовещенска. За время короткого пути до г. Алексеевска они успели кое-кого тоже ограбить (все указанное сообщил комендант ст. Бочкарево).

IV. Большевизм в области

Положение здесь представляется подобно нахождению на вулкане, где снаружи кажется более или менее спокойным и большею частью умиротворенным, но внутри кипит стихия, готовая каждую минуту прорваться наружу. Так, большевизм здесь внешне успокоен, но готов с новой страшной силой затопить область, если бы представилась к тому малейшая возможность. Отдельные вспышки и выступления против японцев как нельзя более характеризуют это настроение. В Благовещенске все предместья и слободки затаили ненависть против теперешнего положения вещей. Сл[обода] Бурхановка, населенная преступным элементом, является вооруженным лагерем большевиков. Там в течение предпоследнего месяца было произведено контрразведкой и японцами до 500 арестов. Также была найдена штаб-квартира большевиков, где имелись списки начальников, планы города для атаки, некоторое количество оружия и т.п. После этого было арестовано 30 главарей. Благовещенская контрразведка действовала весьма успешно, захвативши Мухина[22] и многих других комиссаров. Контрразведка ликвидировала не только многих большевиков, но часто помогала уголовному розыску. В составе контрразведки имеется несколько евреев. После смерти Мухина снова увеличились случаи нападения и оскорбления офицеров из-за угла. В Благовещенске даже появились на заборах прокламации, призывающие к избиению буржуазии и, главным образом, офицеров, как террор, объявляемый за казнь Мухина.

Большой вред в борьбе с большевизмом приносил русским сахалянский дао-инъ[23] (в настоящее время сменен). Он за большую мзду помогал многим большевикам и мадьярам бежать в Китай и унести с собой крупные суммы денег и золота. Англичанин, заведовавший китайской таможней в Сахаляне, сообщил, что указанный дао-инъ нажил на этом до 3–4 миллионов рублей.

Теперешнее выступление большевиков почти ликвидировано японцами, но весной и летом снова можно ожидать дерзких нападений на японские отряды и порчи линий железной дороги.

Капитан Муравьев

РГВА. Ф. 39507. Оп. 1. Д. 47. Л. 31–36. Подлинник.


[1] Шишов А.В. Разгром Японии и самурайская угроза. М., 2005. С. 269.

[2] Гражданская война и военная интервенция в СССР: Энциклопедия. М., 1987. С. 230.

[3] Семенов Григорий Михайлович (1890–1946) – генерал-лейтенант (1919 г.). Из казаков. Окончил Оренбургское военное училище (1911 г.). Участник Первой мировой войны. С июня 1917 г. комиссар Временного правительства в Забайкалье по формированию добровольческих частей. С ноября того же года развернул вооруженную борьбу против советской власти на Дальнем Востоке и в Сибири. В мае 1918 г. возглавил Временное Забайкальское правительство. С сентября 1918 г. командир отдельного корпуса Временного Сибирского правительства. В начале 1919 г. объявил себя атаманом Забайкальского казачества, 30 июля назначен помощником командующего войсками и главного начальника Приамурского края генерала С.Н. Розанова, 24 декабря – главкомом всеми белогвардейскими силами в тылу (с подчинением ему командующих военными округами). 4 января 1920 г. получил всю полноту военной и государственной власти «на территории Российской восточной окраины». Тесно сотрудничал с японскими интервентами, пользуясь их всемерной поддержкой. В сентябре 1921 г. эмигрировал из России. 30 августа 1946 г. казнен по приговору Верховного суда СССР.

[4] Калмыков Иван Павлович (1890?– 1920) – подъесаул (1917 г.), генерал-майор (1918 г.), атаман Уссурийского казачества (с января 1918 г.). Участник Первой мировой войны. В Белом движении с 10 марта 1918 г. Отряды Калмыкова были разгромлены советскими войсками 20 августа 1918 г. Однако с помощью японских оккупационных войск ему вместе с частями генерала Дитерихса удалось подавить сопротивление большевиков и установить свою власть в Приморье. С марта 1919 г. командир Уссурийского особого отряда, с сентября Уссурийской отдельной бригады, с января 1920 г. Сводной Уссурийской отдельной дивизии. В феврале 1920 г. после ряда поражений от партизанских отрядов и частей Красной армии, наступавших на Хабаровск, войска атамана были разгромлены окончательно, и он бежал в Маньчжурию. В марте 1920 г. расстрелян китайцами в г. Гирине после предъявления ему обвинения в бессудном расстреле представителя шведского Красного Креста Хедблюмма и обстрела артиллерийским огнем китайской канонерской лодки на Амуре, в результате которого было несколько убитых и раненых. (Подробнее см.: Клавинг В. Гражданская война в России: Белые армии. Военно-историческая библиотека. М., 2003.) 

[5] Гамов Иван Михайлович (1887– 195?) – из казаков. С 1913 г. член IV Государственной думы от Амурского и Уссурийского казачьих войск. С апреля 1917 по февраль 1919 г. председатель войсковой управы и войсковой атаман Амурского казачества. В 1920– 1925 гг. учитель в школах Северо-Маньчжурской железной дороги, в 1925–1945 гг. заведующий русскими школами Северной Маньчжурии. До 1944 г. входил в состав правления Русского учительского общества. Являлся членом Союза Амурского казачьего войска в Маньчжурии. Состоял в Военно-казачьем союзе. В 1946 г. принял советское гражданство.

[6] Гражданская война и военная интервенция в СССР... С. 230.

[7] См.: Ильюхов Н.К., Самусенко И.П. Партизанское движение в Приморье. 1918–1922. М., 1962; Агеев А.В. Амурские партизаны: Очерк по истории партизанского движения в Амурской области (1918–1920 гг.). Благовещенск, 1974; Нелюбин А.Е. Из истории партизанского движения в Прибайкалье. Улан-Удэ, 1974; и др.

[8] Гражданская война и военная интервенция в СССР. С. 434.

[9] См.: Мартынов А. «Японский городовой против кузькиной матери» // Независимая газета. Ex Libris: Еженедельное приложение к «Независимой газете». 2005. 24 ноября. № 44 (345); Молодяков В.Э. Россия и Япония: поверх барьеров: Неизвестные и забытые страницы российско-японских отношений (1899–1929). М., 2005. С. 164, 173–177; Молодяков В.Э., Молодякова Э.В., Маркарьян С.Б. История Японии. ХХ век. М., 2007. С. 79–82.

[10] РГВА. Ф. 39507. Оп. 1. Д. 63. Л. 157.

[11] Романовский Иван Павлович (1877–1920) – генерал-лейтенант. Участник Первой мировой войны, первый генерал-квартирмейстер при верховном главнокомандующем. Участник Корниловского мятежа. С февраля 1918 г. начальник штаба Добровольческой армии, с января 1919 до начала апреля 1920 г. начальник штаба Вооруженных сил на Юге России. После отставки Деникина эмигрировал в Турцию. Убит офицером-белогвардейцем 20 апреля 1920 г.

[12] РГВА. Ф. 39507. Оп. 1. Д. 63. Л. 157.

[13] Амурская правда. 2007. 30 марта.

[14] Там же.

[15] Там же. 6 апреля.

[16] РГВА. Ф. 39507. Оп. 1. Д. 63. Л. 157.

[17] Ямада Сиро – генерал-майор, командир 12-й бригады японской оккупационной армии в Приамурье. Издал приказ об уничтожении всех сел и деревень, жители которых заподозрены в связи с партизанами. В его исполнение в марте 1919 г. японцы «зачистили» села и деревни Круглое, Разливка, Черновская, Красный Яр, Павловка, Андреевка, Васильевка, Ивановка и Рождественская. Так, в Ивановке карателями расстреляно, заколото штыками и заживо сожжено в своих домах свыше 200 человек, большинство из которых составляли женщины и дети.

[18] Так в документе.

[19] Суемацу – капитан, командир японского карательного отряда.

[20] Так в документе.

[21] Шемелин И. – полковник из окружения атамана Семенова, в октябре–декабре 1918 г. командующий войсками Амурского казачьего войска, наделенный правами особого начальника по охране государственного порядка и спокойствия в области. Впоследствии командир 2-й Забайкальской казачьей дивизии.

[22] Мухин Федор Никанорович (1878–1919) – рабочий. Из крестьян. Член РСДРП(б) с 1904 г. С января 1918 г. председатель Благовещенского Совета, Амурского облисполкома, с апреля председатель СНК Амурской трудовой социалистической республики, с сентября руководитель партийного подполья в Приамурье. В феврале 1919 г. один из руководителей вооруженного восстания в Приамурье. 9 марта 1919 г. казнен белогвардейцами в г. Благовещенске.

[23] Начальник пограничного китайского округа г. Сахалян.