29 марта 2024, пятница, 14:42
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

20 июня 2008, 09:43

Отец троеперстия

Весной 1653 года во все уголки Московского государства стал поступать особый циркуляр, изданный новым, поставленным меньше чем за год до того, патриархом и приведший большую часть духовенства в изрядное смятение. Это была, ставшая затем печально знаменитой, так называемая "Память" патриарха Никона. Документ, в ультимативной форме предписывающий верующим, под угрозой жестокого наказания, несколько ощутимых изменений в обрядности. Самым ярким из которых являлось знаменитое троеперстие – требование осенять крестным знамением, используя три пальца, а не два, как это всегда делали прежде.

Ни автор, ни читатели "Памяти" не ведали тогда, что событие это приведет к самой масштабной после Смутного времени трагедии русского XVII века: к тому, что мы называем церковным Расколом, к появлению старообрядчества, к гонениям, затронувшим сотни тысяч русских людей, к потокам крови, пролитой тысячами, а то и десятками тысяч.

Ужас этого конфликта, помимо его масштабов как таковых, тщательно замалчиваемых столетиями по понятным причинам и, в результате, так толком и не обсчитанных, состоит еще и в практически полном отсутствии серьезных для него оснований. В отличие от западноевропейской Реформации, подготовленной всей логикой идейного, политического и экономического развития Западной Европы, у нас в основе трагедии неизмеримо больше мотивов личных, сопряженных с какими-то случайными совпадениями, частным недопониманием чего-либо, невежеством, укрепленным иррациональными страхами, а также поведенческих шаблонов, предназначенных для других совсем ситуаций. В самом деле, не так-то просто найти ту идеологическую ось, вокруг которой разделилась тогда русская интеллектуальная верхушка, а вслед за нею – и прочие слои общества. Столетней давности споры йосифлян и нестяжателей были уже глубоко в прошлом и, как будто, прочно забыты всеми. (А ведь тот конфликт как раз и был действительно содержательным, родным, можно сказать, братом европейского протестанско-католического противостояния.) Иосифляне тогда одержали практически полную победу, и никто в окружении царя Алексея вроде бы не дерзал пересматривать результаты прошлых дискуссий.

Можно сказать даже, что первоначальный кружок, группа духовных деятелей, породившая внутри себя искру, от которой все и занялось – так вот эта группа до того была весьма сплоченной компанией единомышленников, приближенной, помимо прочего, ко двору Алексея Михайловича. Все они: и Никон, и его основные оппоненты – Неронов и Аввакум что называется, хотели "как лучше" и понимали это "лучше" примерно одинаково. Россия, по их мнению, вот-вот должна была стать православным раем: теократической монархией, духовно окормляющей также и остальной православный мир – независимо от его политического статуса. Впрочем, чтобы добиться указанной цели надо было приложить немалый труд: всем было очевидно, что текущая русская православная жизнь нуждалась в значительном улучшении, если не сказать – реформировании. Причем, реформирования на всех уровнях – от повседневной приходской жизни до основополагающих вероучительных текстов.

Сложностей же тут было две. Во-первых, в русском государстве была еще и светская власть, которая, в силу объективных причин, имела несколько иные мечты, интересы, стремления и удовольствия. И с этой властью нельзя было не считаться. Во-вторых же, возгордившиеся московские церковники, глядевшие на православных греков, сербов и прочих валахов с высокомерным презрением, в то же самое время явственно ощущали собственную в сравнении с ними ущербность. Ибо московиты в отличие от них не имели школы: как общее, так и богословское образование приобреталось в России весьма сумбурно и в явно недостаточном объеме. Мало кто знал языки и был в состоянии читать первоисточники на языке оригинала. Едва ли кто имел представление о культуре дискуссий, да и в целом о системности богословских дисциплин. Такая неструктурированная образованность называется начетничеством – и именно она была характерна для московских книжников. Тогда как презираемые ими собратья по православию, как правило, имели за плечами правильные курсы в университетах и академиях – в Италии, Польше а то и в Киеве, где, в 1632 году, в ответ на вызов мультиконфессионализма Речи Посполитой, возникло первое русское высшее учебное заведение – православная Киево-Могилянская Академия.

Именно эта закомплексованность вкупе с оглядкой на всесильную светскую власть, столкнувшись с неудержимой жаждой деятельности, породила монстра: дичайшую путаницу, озлобление всех против всех и неизбежный кризис общегосударственного масштаба. Впрочем, правление Алексея Тишайшего ознаменовано целым рядом таких кровавых кризисов, возникших практически на ровном месте – уж очень неумелым был он руководителем государства.

Об истории Раскола мы как-нибудь поговорим подробнее, сейчас же расскажем о судьбе и личности патриарха Никона, само имя которого стало символом этой драмы. При том даже, что активную в ней роль человек этот играл лишь в самом начале – в шесть недолгих лет своего патриаршества, закончившегося 20 июля (н. ст.) 1658 года. Все в тот момент еще было впереди – включая Поместный собор 1667 года, вынесший жестокие обвинительные приговоры по отдельности бывшему патриарху Никону и бывшим его оппонентам – Аввакуму с товарищами.

Родился Никон 3 июня (н. ст.) 1605 года в селе Вельдеминове неподалеку от Нижнего Новгорода. Тем самым он выходил земляком своему главному оппоненту – протопопу Аввакуму. В самом деле, совпадений в их судьбах немало, хотя немало и различий: в отличие от потомственного попа Аввакума, Никон – в миру Никита сын Минин – происходил из семьи самой что ни на есть крестьянской. Это был человек исполинских размеров и богатырского сложения – потом, став патриархом он, как говорят, носил во время длительных богослужений и крестных ходов литургическое облачение весом в несколько пудов. Подстать телесной крепости был и характер: таких людей на Руси называли ярыми – волевые, воинственные, не склонные к компромиссу, подчиняющие себе окружающих, они часто становятся лидерами в переломные периоды… Никона же угораздило родиться слишком поздно – Смутное время, в которое он неминуемо стал бы вторым атаманом Заруцким или еще одним Лжедмитрием, было теперь позади, и в условиях относительной стабильности могучая воля нижегородца, способная разрубать узлы кризисов, становилась, напротив, генератором кризисов новых.

В детстве будущий патриарх был перманентной жертвой жестокой мачехи, бившей его едва ли не до смерти. Сбежав от нее в Макарьевский Желтоводский монастырь, Никита начал свое учение – читал книги, молился. Домой он вернулся девятнадцатилетним – схоронил отца, женился и вскоре принял священнический сан. Служил он в селе Лыскове на берегу Волги – прямо напротив того места, где проводили знаменитые Макарьевские ярмарки. Священником Никон стал популярным настолько, что прослышавшие о нем московские купцы зазвали его в столицу. Переехав, он служил на приходе еще 10 лет, пока не случилось поворотное в его жизни событие: один за другим умерли три его сына и воспринявший это в качестве знамения Никон решает принять монашество (уговорив жену поступить подобным же образом). После чего уезжает на Соловки в Анзерский скит под начало старца Елеазара, где принимает постриг. Никону в то время уже исполнилось 30. По сути, это и было настоящим началом его карьеры: старец Елиазар являлся фигурой, некоторым образом связанной с царской персоной – считалось, что самим рождением наследника престола царь Михаил обязан молитвам этого старца.

В суперстрогой обители Елиазара Никон, как видно, заслужил особое доверие, так как через какое-то время Елиазар берет его с собой в Москву – для сбора пожертвований у серьезных людей. В ходе той поездки Никон был представлен царю Михаилу. Вскоре, однако, по возвращении из этой поездки, между Никоном и Елеазаром происходит серьезный конфликт (отражение крайне запутанных раскладов внутри соловецкой братии), в результате которого Никон уходит из скита. Да не просто уходит – а спасается бегством, по дороге чуть не утонув во время бури в Онежской губе. (На ближайшем к этому месту острове он позднее отстроит личный монастырь – Крестный).

Спасшись и пройдя пешком 120 верст, Никон добрался до Кожеезерской обители недалеко от Каргополя, в которой через несколько лет стал игуменом. В 1648 году сорокатрехлетний Никон вновь посетил Москву по каким-то монастырским делам, и в ходе этой поездки был принят новым царем – восемнадцатилетним Алексеем Михайловичем.

И тут случилось что-то очень похожее на любовь с первого взгляда. Очарованный суровым северным игуменом, царь не отпускает его из Москвы – Никон становится архимандритом придворного Ново-Спасского монастыря – родовой усыпальницы Романовых. В короткое время Никон становится чрезвычайно популярным и влиятельным человеком в царском окружении, имея беспрецедентный объем прямого доступа к первому лицу государства. В 1649 году Алексей Михайлович продвигает своего нового друга на второй по значимости пост в русской церковной иерархии: Никон становится новгородским митрополитом.

Год спустя, во время бунта новгородской бедноты, Никон явил образец персональной смелости, хладнокровия, и (по подавлении восстания войсками князя Хованского) – милосердности. Так, митрополит не побоялся укрыть в своих палатах ненавистного восставшим воеводу Хилкова, лично вышел к явившимся за Хилковым бутовщикам, претерпел даже от них избиение, однако не прекращал при этом увещевать их и грозить анафемой упорствующим. В Новгородской же епархии Никон провел ряд реформ церковной жизни, даже не пытаясь согласовывать их с тогдашним патриархом – Иосифом.

Важной инициативой Никона стало перенесение в кремлевский Успенский собор мощей уничтоженного Иваном Грозным митрополита Филиппа (Колычева) – именно Никон едет за этими мощами на Соловки в 1652 году. Трудно сказать, какой символический смысл вкладывал в эту затею царь Алексей, в том же, что касается Никона, двух мнений быть не может: для него трагедия Филиппа – ярчайший пример нравственного превосходства церковной власти над светской. В этом же ключе следует интерпретировать и перенесение останков двух других почивших иерархов: пострадавшего от Лжедмитрия патриарха Иова и жертвы Семибоярщины – патриарха Гермогена.

Пока Никон ездил на Соловки, непопулярный и нелюбимый царем патриарх Иосиф скоропостижно скончался, и 1 августа 1652 года бывший новгородский митрополит стал полноправным главой русской церкви. Он, впрочем, согласился на инвеституру не сразу – заставив царя вкупе с высшим духовенством и боярами дать особую клятву послушания – самим Никоном расцениваемую как признание верховенства церковной власти над светской. Вряд ли, однако, дававший клятву Алексей Михайлович приписывал ей в точности тот же самый смысл.

И вот тогда Никон развернулся, что называется, во весь свой исполинский рост. Пользуясь влиянием на царя, казавшимся едва ли не безграничным, Никон продавил целый ряд решений, повышающих статус церкви в ущерб светской власти и действующему законодательству – соборному Уложению 1649 года, которое Никон по должности подписал, но к профильным статьям которого относился с нескрываемой антипатией. Так, был, вопреки букве и духу Уложения, заметно расширен судебный иммунитет церковных владений и относящихся к ним людей. Патриарха, как и во времена Филарета, стали официально величать Великим Государем – как и царя. (Филарет, однако, был еще и кровным отцом царствующего монарха – но Никону такие мелочи глаз не застили.) Деятельность по выверке богослужебных книг, ставшая одним из источников грядущего раскола, вопреки распространенному представлению началась задолго до Никона – едва ли не веком раньше. Однако при этом патриархе она и в самом деле ощутимо интенсифицировалась - не став при этом более корректной: выверка книг по довольно хаотично подобранным греческим источникам уже тогда стала мишенью для критики со стороны всех без исключения партий. Даже церковные соборы с участием ведущих с точки зрения русских людей авторитетов – предстоятелей восточных православных церквей – не смогли распутать этот клубок текстологических невнятиц и сподобились лишь зафиксировать в какой-то момент статус кво. Зато именно Никон начал борьбу с иконами нового письма: стремительно распространившейся в Московии моде на новый тип священных изображений, навеянных иллюстрированными библиями голландской и немецкой печати. Увы, добиться победы в этом Никон не смог, и середина XVII века для искусствоведов сегодня – рубеж, отделяющий действительно ценные русские иконы от красочных но малозначительных (и малоценных) работ. При этом, однако, трудно наклеить на Никона ярлык отпетого консерватора. Достаточно сказать, что среди его политических сторонников были такие "западники" царствования Алексея Тишайшего, как Федор Ртищев и Афанасий Ордин-Нащокин. Зато среди противников патриарха также были весьма влиятельные лица – как, например, боярин Стрешнев, согласно легенде, научивший своего пуделя изображать лапками патриаршее благословение. То есть, водораздел лежал вовсе не в плоскостях реформаторы/консерваторы или западники/традиционалисты. Следует также отметить, что в рамках той же концепции превосходства церковной власти над светской, Никон не только позволял себе назначать епископов без оглядки на государя (что прежде было немыслимо), но и активно вмешивался в вопросы сугубо светские. Такие, например, как внешняя политика: именно ему принадлежит ведущая роль в принятии решения о начале войны со Швецией. Или антиалкогольная кампания, не давшая иных результатов, кроме сильнейшего расстройства государственных финансов в самый неподходящий для этого момент.

Русско-шведская война, однако, завершилась плачевно. Что, наряду, с другими конфликтами , в которых Никон увязал все сильнее и сильнее, добавляло козырей партии его противников. К тому же, сам царь становился все взрослее и начинал уже тяготиться никоновской опекой. Акции патриарха начали падать и, в конце концов, случилось то, что должно было случиться.

16 июля 1658 года во время подготовки к церемониальной встрече грузинского царевича Теймураза, возник протокольный спор, в ходе которого окольничий Хитрово ударил по лбу палкой митрополичьего боярина кн. Мещерского. Несмотря на жалобу патриарха, царь не стал разбирать инцидент. Более того, 20 июля царь не почтил присутствием утреннее богослужение праздника Положения ризы Господней – посланный же от него боярин Ромодановский сообщил патриарху, что "царское величество на тебя гневен. Потому и к заутрени не пришел, не велел его ждать и к литургии. Ты пренебрег царское величество и пишешься Великим Государем, а у нас один Великий Государь — царь. Царское величество почтил тебя, как отца и пастыря, но ты не уразумел. И ныне царское величество повелел сказать тебе, чтобы впредь ты не писался и не назывался Великим Государем, и почитать тебя впредь не будет."

Реакция патриарха была предельно острой. Отслужив литургию, он снял с себя пышные патриаршие одеяния, переоделся в обыкновенную монашескую рясу и, произнес с амвона: "Ленив я был учить вас... От лени я окоростовел и вы, видя мое к вам неучение, окоростовели от меня. От сего времени не буду вам патриархом..." После чего двинулся прочь. Фактически, удалившийся в один из подмосковных монастырей Никон поставил царю ультиматум, искренне надеясь, что тот, как и при поставлении 1652 года, согласится на все условия патриарха ради возвращения того к исполнению обязанностей. Однако – просчитался: Алексей вдруг проявил неожиданную твердость и особо уговаривать бывшего "собинного друга" не стал.

Затем потянулись странные годы неопределенности: Никон жил фактическим владыкой трех богатых монастырей, а церковь возглавлял местоблюститель – и о том, чтобы поставить патриарха нового, речь пока не шла.

Тем более, что убедившийся в безуспешности ультимативного общения с монархом Никон довольно быстро начал пытаться отыграть все назад: в переписке с Алексеем и уполномоченными последним лицами, Никон стал утверждать, что не отрекался от патриаршего сана, а лишь оставил выполнение соответствующих функций. Дискуссия о том, так это или нет, шла долго и вязко – наконец, Никон, видя, что шансов на возвращение во власть становится меньше и меньше, предпринял отчаянный ход. 29 декабря 1664 года он в патриаршем облачении неожиданно прибыл в Кремль в дверям Успенского собора. Произошло замешательство. Местоблюститель патриаршего престола ростовский митрополит Иона подошел к Никону под благословение, после чего был послан им к царю с письмом. Однако Алексей Михайлович уже не склонен был переменять намерений. Никона устно известили, что его в качестве действующего патриарха никто здесь не ждет. Он пробовал упорствовать, требуя собственноручно написанный ответ царя – но тщетно. Никону передали: "Из соборной церкви поезжай в Воскресенский монастырь по-прежнему, да поспеши до восхода солнца, чтобы не случилось потом чего неприятного."

Это был крах. Однако, последнюю точку в конфликте поставил Собор 1667 года, в котором приняли участие приехавшие в Москву за материальной поддержкой Александрийский и Антиохийские патриархи. Суд над Никоном начался 11 декабря. Приехавшего из Воскресенска подсудимого сперва демонстративно не пустили в кремлевские соборы. Непосредственно в зале заседания ему указали скамейку справа от царя, но Никон отказался сесть и так и простоял на ногах все 8 часов заседания.

Обвинял его сам царь. Вин было много: самовольный уход с патриаршества, бесчестья государю в письмах к восточным патриархам, укоризны Уложению 1649 года и царской деятельности по делам церкви, упреки русской церкви, что она от кафолической церкви отлучилась и от римских костелов начаток прияла, и многое другое. Исход был предрешен и это все понимали – а потому обвиняемый держался самоотверженно и дерзко, порой, вооружась злым сарказмом, переходил даже в словесное наступление на оппонентов: "Знаю де и без Вашего поучения, как жить, а что де клобук в панагию с меня сняли, и вы бы с клобука жемчуг и панагию разделили по себе, а достанется де жемчугу золотников по 5 и 6 и больше, и золотых по 10."

В результате бывший патриарх был сослан в Ферапонтов монастырь, где первое время содержался в крайне жестких условиях. Однако, постепенно царская опала стала смягчаться – в 1672 году ему разрешили выходить из кельи, читать любые книги, принимать простителей. Но два года спустя режим ужесточили вновь благодаря новому патриарху – Иоакиму, старому недругу Никона. Известно, что перед смертью (9.02.1676) Алексей Михайлович просил у Никона прощения, однако со сменой монарха содержание узника не улучшилось. Его даже перевели в Кириллов монастырь, заперев в тесной келье без права выходить иначе как в церковь. Перемены случились лишь в самом конце правления Федора Алексеевича, когда новые приближенные царя решили использовать бывшего патриарха в рамках своих масштабных намерений. Новое – это хорошо забытое старое: окружение молодого царя задумало нечто, казалось бы, близкое чаяниям кирилловского узника: родилась идея создать православную аналогию института римского папы. Этот православный папа должен был бы стать верховным главой православного мира – выше всех патриархов поместных церквей. Разумеется, находиться он должен был в Москве – ибо она, как известно, Третий Рим. Отличие же от прежнего никоновского идеала было здесь таковым: в новой системе не царь обслуживал торжество всемирного православного единства, а, напротив, православное папство становилось инструментом внешнеполитической экспансии светской власти. Поискав кандидатуру на пост потенциального главы всех православных мира, эти люди остановились на кандидатуре Никона – благо, царь Федор питал к нему определенную симпатию, а из серьезных его врагов у власти находился теперь лишь патриарх Иоаким. Несмотря на его сопротивление, Никон был царским указом вызван в подмосковный Воскресенский монастырь, причем обращались к нему, используя формулы обращения к патриарху, а не к лишенному сана иноку. Трудно сказать, что было бы дальше, но 27 августа 1681 года Никон скончался в дороге – напротив Толгского монастыря под Ярославлем.

 

См. также:

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.