28 марта 2024, четверг, 23:58
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

28 апреля 2008, 22:28

Что носят за решеткой: потребление как перевоспитание

В 1971 году в английских женских тюрьмах, а с 1991 года - и в мужских, вместо униформы заключенным было разрешено носить повседневную одежду. Таким образом планировалось положить конец использованию арестантской одежды в качестве наказания для тела и способа подавления человеческой индивидуальности. "Полит.ру" публикует статью лондонской исследовательницы и преподавателя истории дизайна и костюма в Королевском колледже искусств Джулиет Эш "Что носят за решеткой: потребление как перевоспитание", в которой речь пойдет об истории одежды заключенных в лондонских тюрьмах и проблеме перевоспитания через "нормализацию" арестантов как потребителей. Статья опубликована в новом выпуске журнала "Теория моды. Одежда. Тело. Культура" (2008. Вып. 7).

«Начиная с 1956 года, с тех пор как мне исполнилось восемнадцать, и до сорока лет я часто попадала за решетку. На свободе я ходила вечно грязной и вшивой. Мне нравилось носить штаны, подобранные на помойках или в общественных туалетах. Выглядела и разговаривала я совсем не так, как полагалось женщине, — но при этом оставалась самой собой. Я была изгоем, и общество не желало принимать меня в свои ряды. Однако в тюрьме приходилось считаться с представлениями других о том, как должна выглядеть женщина…» (Крис Китч. Исповедь бездомной нищенки. Звуковой архив Британской библиотеки.)

«Не думаю, что тюремная роба лишает людей всего человеческого, скорее она отнимает у них индивидуальность. Когда впервые попадаешь в тюрьму, не сразу осознаешь, что это обработка. В приемном отделении тебя “обрабатывают”. Выдают одежду, которая никогда не бывает по размеру. Тюремная роба — инструмент контроля. Она всегда низкого качества, — а как же иначе, ведь ты преступник! — а это еще больше обостряет чувство собственного бессилия и обезличенности». (Интервью с Эрвином Джеймсом, бывшим заключенным (с 1984 по 2004 год). Гастингс, декабрь 2005.)

Эти высказывания принадлежат бездомной нищенке, которая не раз оказывалась за решеткой английских тюрем в 1950-е годы, и бывшему заключенному, сидевшему во второй половине ХХ века. Их слова передают все то унижение, которое несет в себе не только вид тюремной одежды, но и ощущение ее на собственном теле.

Введение

Как исследователи, мы дистанцированы от живого опыта истории одежды, потому что «взгляд» для нас более важен, чем «прикосновение». В архивах платья специфика хранения и классификация информации благоприятствуют визуализации одежды, методу, которого придерживаются музеи с XVII века. Сегодня сведения о том, как выглядит тюремная одежда, мы можем получить из фото- и архивных материалов, представленных в Интернете, а также в различных исторических музеях, где выставлены отдельные вещи. «Прикосновение» к одежде в тюремных архивах, равно как и «взгляд» на нее, помогают нам ощутить, насколько она лишена всякой чувственности и индивидуальности.

В данной статье, основанной на изучении архивных материалов, мы остановимся на двух основных аспектах проблемы тюремной одежды.

Во-первых, мы рассмотрим контекст, в рамках которого произошло историческое изменение: в английских тюрьмах, в женских — с 1971 года, в мужских — с 1991-го, заключенным вместо униформы было разрешено носить повседневную одежду. Хотя распространенным методом перевоспитания заключенных все еще является использование их в качестве дешевой рабочей силы, как это было принято в XIX веке, начиная со второй половины XX века на Западе стали происходить серьезные сдвиги к «нормализации» заключенных как потребителей. Подтверждения этих перемен можно найти как в архиве одежды, так и в визуальных материалах, письменных и устных свидетельствах.

Во-вторых, мы рассмотрим, как исправительные учреждения посредством предоставления и распределения одежды осуществляют политический контроль и власть над жизнью арестантов, тогда как заключенные на время отбывания срока лишаются возможности самовыражения и, как следствие, утрачивают свою индивидуальность. В статье поднимается следующий вопрос: если заключенный самовыражается в одежде, то в любом ли случае он считается «нормальным» — бунтует ли он против порядков, связанных с одеждой, или поддерживает их?

Более того, архив тюремной одежды обнаруживает противоречие между одеждой, отобранной тюремным начальством для показа, и свидетельствами тех, кто эту одежду носил в качестве наказания.

Исторический ракурс

История тюремной одежды отражает, с одной стороны, степень власти исправительных учреждений над жизнью заключенных, а с другой дает представление о том, как заключенные пытались преодолеть, ниспровергнуть или пережить материализованные наказания.

В каждый конкретный исторический период преобладает определенное понимание исправления, одинаковое во многих странах: отношение к тюрьме как к заведению со строгим карцерным режимом сменялось представлением о ней как об учреждении, в котором люди перевоспитываются и «становятся нормальными»[1]. Отношение к тюремной одежде как способу наказания также менялось — от неявного пренебрежения до явного предпочтения всем остальным взысканиям, когда в робу рядили всех заключенных, даже тех, кто никак не провинился.

Существенные реформы произошли в период с 1789 по 1820 год под влиянием идей эпохи Просвещения, Французской революции и американской войны за независимость, а также кампаний религиозных реформаторов, которые рассматривали исправление как «излечение» преступности, а одежду заключенных — как один из механизмов «приобщения к цивилизованному обществу». Между 1820-ми и 1860-ми годами в Америке, Европе и России возникли различные модели «образцовой тюрьмы», единодушно упразднявшие практику публичных пыток, затем в начале ХХ века последовали дальнейшие реформы тюремной одежды. Игнорирование того, как одеты заключенные, вплоть до полного упразднения одежды в нацистских концлагерях, физические страдания сталинских узников 1930-х годов из-за отсутствия необходимых теплых вещей подтолкнули после Второй мировой войны международное сообщество к принятию закона о защите прав заключенных[2]. В 1950-х годах ООН приняла ряд международных соглашений, которые были призваны облегчить мучения заключенных, вызванные пренебрежением их нуждами, а также подготовила более широкую программу защиты прав человека. Самым важным документом, предусматривавшим все условия содержания заключенных и, в частности, предоставление им должного платья, стали «Минимальные стандартные правила обращения с заключенными», принятые ООН в 1955 году. Впервые эти правила обсуждались еще в 1920–1930-х годах, и возвращение к этой теме после Второй мировой войны совпало с поворотом в 1940–1950-х годах к социально ориентированной внутренней политике во многих европейских и Cкандинавских странах, а также в Америке. Эти стандарты предусматривали на международном уровне изменения в порядке предоставления заключенным одежды. Они гласили:

«Заключенным, не имеющим права носить гражданскую одежду, следует выдавать комплект обмундирования, соответствующий данному климату и позволяющий поддерживать их здоровье в удовлетворительном состоянии. Эта одежда не должна быть ни оскорбительной, ни уничижающей» (курсив мой. Д.Э.).

«Одежда должна содержаться в чистоте и исправности. Стирку и выдачу свежего белья следует обеспечивать в соответствии с требованиями гигиены».

«В исключительных случаях, когда заключенный покидает заведение с разрешения властей, ему следует разрешать переодеваться в собственное платье или надевать другую не бросающуюся в глаза одежду».

«Если заключенным разрешается носить гражданское платье, то в момент их заключения следует принимать меры, чтобы оно было чистым и подходящим для носки» (Standard Minimum Rules 1957).

В это время во всем мире наблюдался поворот к «нормализации», согласно которой условия содержания в тюрьме следовало максимально приблизить к условиям жизни на свободе. В отношении одежды данная политика проводилась по-разному в зависимости от страны и уровня подчинения исправительного учреждения — местного, центрального или федерального. Темпы перехода от обезличивающей тюремной униформы к своей собственной одежде варьировались в зависимости от половой принадлежности арестантов, политических убеждений правительства страны и его реакции на организованные бунты заключенных против условий их содержания, имевших место в отдельных странах в 1960-е и 1970-е годы.

От тюремной униформы к личной одежде

В женских тюрьмах Великобритании отмена униформы и переход к ношению заключенными своей личной одежды произошли на двадцать лет раньше аналогичных реформ в мужских тюрьмах. Объяснялось это тем, что «феминизация» женщин при помощи одежды является неотъемлемой частью «нормализации». Таким образом, гендерный подход к одежде заключенных являлся одним из основных.

Кроме того, эти перемены были обусловлены экономическими причинами. Показательно, что распоряжения о ношении заключенными собственного платья — в 1971 году в женских тюрьмах и в 1991-м в мужских — вводились в действие через десять лет после того, как соответствующая одежда становилась доступной на рынке Великобритании и Европы. В Америке рост потребительского интереса пришелся на 1940–1950-е годы, и поэтому, хотя в отдельных штатах тюремная униформа по-прежнему существует, на сегодняшний день в американских тюрьмах предлагается более широкий ассортимент одежды, чем в Европе, и заключенные намного чаще делают покупки через Интернет. Более того, продажа через Интернет одежды, пошитой арестантами, стала в Америке обычным делом, в то время как в Великобритании вещи тюремного производства, к примеру рубашки в синюю и белую полоску, можно найти лишь в секонд-хендах, где за ними охотятся модники. Какое-то время в американских тюрьмах заключенные обоего пола должны были приобретать одежду, это считалось, скорее, обязанностью, нежели привилегией: «Она [надзирательница] сказала, что я должна отослать домой свои часы и нейлоновый тренировочный костюм от Рика Снайдера, который был на мне с самого Бостона, и что похожую одежду я могу купить себе здесь в тюрьме» (Timilty 1997: 43).

Архив

Архив тюремной одежды свидетельствует о переменах, произошедших в Англии в 1971 и 1991 годах: о переходе от навязывания исправительной системой, которая облачала всех заключенных в тюремную робу, своей власти к самоутверждению, хоть и минимальному, заключенных с помощью собственной одежды. Мы даже можем «потрогать» эти изменения. Для архива тюремные власти отобрали одежду арестантов и тюремных надзирателей. Она дает представление о том, насколько различаются сами подходы к созданию униформы, превосходство надзирателей увековечено даже в принципе подбора образцов для архива[3]. Эти вещи, которые мы можем увидеть и потрогать, являются проекцией важных социальных вопросов. То, какая одежда выставлена напоказ, а какая скрыта от публики, говорит о стремлении тюремных властей поддерживать миф об интересе общества лишь к преступлению и воплощенному наказанию и об абсолютном безразличии к бытовым моментам жизни заключенных, например к тому, одна или две пары чистого нижнего белья им полагается в неделю. В архиве обнаруживаются очевидные лакуны, и, лишь соотнеся предметы одежды с письменными и устными свидетельствами самих заключенных, мы можем узнать, какие лишения они терпели и как пытались придать индивидуальность своей одежде. Все это вновь подводит нас к вопросу государственной важности: что есть контроль над преступностью — наказание или исправление. Криминолог Стэн Коэн отмечает: «Он [Уолли Пробин] связывает их [свои личные неприятности] с государственными проблемами — вся наша тюремная система, вся эта неразбериха, которая царит в ней уже почти двести лет и считается должным ответом на преступление, сама является государственной проблемой, поскольку возникла из социальной и политической идеологии и на ней зиждется» (Cohen 1977: 13).

Изучая тюремный архив, мы предпримем попытку выявить связь между той одеждой, которую власти решили выставить напоказ, и той, что скрыта, но о которой говорят сами заключенные, с тем чтобы дать целостную, а не фрагментарную картину противостояния личности исправительной системе в отдельно взятый исторический момент в отдельно взятом западном «демократическом» обществе.

О чем говорит архив

В архиве представлены образцы женской тюремной одежды 1960-х годов, унизительно безликие, примитивно раскроенные, сделанные из грубой дешевой ткани и далекие от тенденций моды того времени. Эти робы заключенные изготавливали сами в многочисленных тюремных мастерских по всей стране (ил. 1). Если сравнивать их с образцами официальной формы тюремных надзирательниц тех лет, которую шили на специализированных фабриках, то видно, что одежда арестанток совсем непродуманна, и это сильно отличает ее от обмундирования охраны (ил. 2).

Судя по образцам собственной одежды заключенных, появившейся в начале 1970-х годов, реформы дали людям некоторую свободу воли, выражавшуюся в тактике личного потребления — в выборе цвета, фасона и степени «модности» одежды (ил. 3). Различие в одежде заключенных и надзирательниц было преодолено хотя бы в том, что теперь на арестантках вещи тоже сидели по фигуре. Однако возникали новые противопоставления: у заключенных одежда была гражданская, а также явно закупалась в дешевых уличных магазинах. Учитывая, что надзирательницы и арестантки в большинстве своем принадлежали к одним и тем же социальным слоям, одежда по-прежнему разделяла тех, кто осуществлял контроль, и тех, кто отбывал свой срок. Кроме того, вещи надзирательниц хранятся в архивах весьма бережно, а на одной из блузок заключенной, напротив, заметны следы грязи. Таким образом, различия прослеживаются не только в самой одежде, но и в уходе за ней. Архивы свидетельствуют о подобных различиях и в мужских тюрьмах (ил. 4). На фоне мешковатых арестантских рубашек из саржи в синюю и белую полоску, раскроенных по прямой в целях экономии материала и потому бесформенных, рубашки охранников, снабженные для удобства многочисленными карманами, выглядят модно (ил. 5). Один из бывших заключенных признается: «Тюремные надзиратели выглядели аккуратными и подтянутыми в своей черно-белой форме. Надзиратели и заключенные смотрелись абсолютно по-разному. Одежда в тюрьме была призвана разделять охранников и преступников»[4].

В начале 1990-х годов, когда в мужских тюрьмах заключенным было разрешено носить свою одежду, в архиве появилась рубашка, говорившая не только о большом влиянии одежды на выживание в тюремной среде, но и акцентировавшая принадлежность ее владельца к гангстерской среде (ил. 6).

Рубашка из магазина Harrods, которую Базз Олдрин прислал в подарок приговоренному к пожизненному заключению Реджи Крею в начале 1990-х, свидетельствует о былом пристрастии последнего к аристократическим нарядам, они обозначали его статус ист-эндского гангстера как на свободе, так и за решеткой. Этот статус был восстановлен в тюрьме именно благодаря рубашке, подаренной американской знаменитостью, ведь в ней он сильно выделялся на фоне других заключенных и тюремных надзирателей, облаченных в форму.

«Когда разрешили собственную одежду, ее стали завозить в тюрьмы, но позволить ее себе могли лишь те, у кого водились деньги. Были такие, кто успел прилично разбогатеть на свободе, и их можно было легко отличить по одежде»[5].

В то же время архив не дает никакой информации о том, каким образом заключенные сопротивлялись реформам тюремной одежды, которые навязывались властями и в реальности стали еще одним механизмом контроля: контроля за личным потреблением.

О чем молчит архив

По свидетельствам архивов, реформы 1971 и 1991 годов отменили монотонную тюремную одежду, то есть наказание посредством унижения тела, в пользу власти над телами, выражающейся в контроле над выбором одежды. Таким образом, одежда в тюрьме видится как материальное воплощение принудительной «нормализации» в мире, сконцентрированном на потреблении. В архиве мы находим современные видимые и осязаемые символы тюремной системы, как ее описывал Фуко, «технологий власти, которые определяют поведение индивидов и подчиняют их определенным целям или господствующим идеям, объективизации субъекта» (Foucault 1988: 18).

Но при этом мы не получаем представления о том, что сами заключенные думали о своей одежде. Эта сторона их жизни скрыта от общества и является объектом дальнейших рассуждений Фуко о «технологиях производства себя, позволяющих индивидам — самостоятельно или с помощью других — осуществлять определенный набор операций над телами, душами, мыслями, поведением и формой жизнедеятельности, благодаря которым индивиды подвергают себя трансформации в целях достижения определенного состояния счастья, чистоты, мудрости, совершенства или бессмертия» (Там же). Лишь основываясь на устных и письменных высказываниях заключенных, мы можем получить представление о том, каким образом они сопротивлялись тюремным порядкам, связанным с одеждой.

Например, одному молодому человеку, приговоренному к году лишения свободы, было приказано при оформлении в тюрьму «сдать всю свою одежду (включая нижнее белье)»[6]. Взамен ему выдали казенный комплект, состоявший из обтягивающей розовой сорочки и не подходящих по размеру брюк. Впоследствии он узнал от своего сокамерника, как обзавестись одеждой получше, и в конце концов получил более-менее приличные джинсы и футболку. В данном случае раздобыть одежду, позволяющую ощущать себя комфортно и соответствовать тюремному дресс-коду, помог опыт других заключенных и их знание тюремных порядков «изнутри».

Когда, к примеру, говорят о рубашке Реджи Крея из магазина Harrods, то совершенно не учитывают отношение самого владельца, приговоренного к пожизненному заключению, к подобным маркирующим механизмам, принятым у «других» на свободе. Рубашка воспринимается лишь как символ его причастности к ист-эндским гангстерам даже после двадцати лет тюремного заключения. Изучив мнения многих приговоренных к пожизненному сроку, можно сказать, что их отношение к таким ярлыкам варьируется от «частичного принятия… до спокойного равнодушия и, наконец, полного отторжения» (Cohen & Taylor 1972: 134–136). Таким образом, неизвестно, надевал ли вообще Реджи Крей эту рубашку и если да, то в каких случаях.

Считается, что «вторичное приспосабливание», или, говоря языком Ирвинга Гоффмана[7], привыкание к незначительным лишениям тюремной жизни — таким как недостаточное количество одежды или небольшая степень ее индивидуализации, — не имеет для приговоренных к пожизненному сроку особого значения. Однако заключенные постоянно упоминают об этих лишениях в письмах и интервью, и, следовательно, в действительности они достаточно важны.

На основании устных и письменных свидетельств заключенных можно сделать вывод о том, что на сегодняшний день одежда в тюрьме не совсем доступна, часто за ней не ухаживают должным образом: не выдают, не меняют и не стирают вовремя.

Реформы 1971 и 1991 годов должны были дать заключенным возможность самовыражаться с помощью одежды, но при этом умалчивался тот факт, что собственные вещи не все могли себе позволить — например, бедняки или те, у кого не было друзей или родных на свободе. Следовательно, предоставление казенной одежды продолжает оставаться механизмом контроля, обозначая уровень достатка и статус заключенных.

К примеру, в женской тюрьме Холлоуэй многие заключенные обрадовались открытию у них магазина одежды под названием Glad Ragz («Любимая одежда») в сентябре 2006 года, «потому что это помогло нам почувствовать себя лучше». Но вместе с тем некоторые женщины не могли ничего купить, у них не было никого, «кто помог бы деньгами». У кого-то не были обновлены имущественные карточки, и поэтому их заявки на приобретение таких вещей, как «пижамы или бюстгальтеры, оставались без внимания». Таким образом, система оказалась «нечестной». В данной ситуации руководство тюрьмы, с одной стороны, позволяло женщинам покупать одежду, предоставляя им возможность большего выбора, но, с другой стороны, ограничивало и контролировало этот выбор. Сопротивляясь таким порядкам, женщины начинают индивидуализировать свою одежду «изменяя фасон, обрезая штанины и рукава казенных брюк и блузок». Одна чернокожая англичанка «вдобавок покрыла свою одежду блестками», а недавно перенесший операцию по смене пола транссексуал носил грубые мужские рабочие брюки и отращивал усы и бороду, как у мужчины[8].

Все это — лишь некоторые примеры того, как заключенные переделывают «постыдную» казенную одежду в соответствии с личными предпочтениями в ответ на ограничение их потребительских возможностей. Они сопротивляются «нормализации», навязывающей потребление дешевой одежды, пытаются контролировать свою внешность и активно утверждают свое прежнее «я», воссозданное на основании «знания себя» в рамках установленного контекста наказания (Foucault 1988: 25).

Заключение

Исследование архивной одежды отражает ход тюремных «реформ», подразумевающих «нормализацию» заключенных не только как производителей, но и как потребителей одежды. В связи с тем, что количество тюрем во всем мире, и особенно в Великобритании и Америке, постоянно растет, этими реформами, а также предоставлением тюремной одежды и уходом за ней, все больше пренебрегают. Сегодня, когда активное решение социальных проблем приводит к переполнению государственных тюрем и встает вопрос о создании все большего количества частных закрытых исправительных учреждений, реформы повседневной тюремной жизни отходят на второй план. Пытаясь «избавиться от проблем», тюрьмы просто «заставляют исчезнуть огромное количество нищих, иммигрантов и расовых маргиналов» (Davis: 1). Архивная одежда наглядно демонстрирует, что в 1970-е и 1990-е годы правительство и тюремная администрация склонялись к реформам, ориентированным на рост благосостояния. Это привело к созданию в исправительных учреждениях целой системы дешевого производства и потребления, обусловленной государственной политикой и идеологией. Она напоминала наказания, скорее, XIX века, нежели XXI: заключенный в тюремной одежде исчезал, человеком не был.

Тем не менее «нормализация» заключенных, подразумевающая не только их дешевый труд, но и потребительские права, предоставила им некоторую свободу выбора одежды. Женская блузка и рубашка из Harrods, представленные в архиве, свидетельствуют о том, что каждый пытался по-своему преодолеть стереотип — образ заключенного, униженного постоянным контролем и облаченного в мешковатую казенную робу. В этом отношении потребление одежды, «введенное в повседневную жизнь заключенных как мера тактического характера», положительно влияет на «формирование личности» за тюремной решеткой. Индивидуализация тюремной одежды равносильна «хитрой уловке “слабых”, живущих в мире, где правила устанавливают “сильные”, искусству побить противника на его же собственном поле» (Certeau 1984: 37)[9].

С одной стороны, возможность самостоятельно подбирать и приобретать одежду позволяла заключенным вырабатывать индивидуальные тактики выживания, а с другой — прививала навыки потребления, необходимые для жизни на свободе.

По мнению же самих заключенных, эти реформы, направленные на решение второстепенных вопросов, лишь в незначительной степени изменили систему в целом, в то время как гораздо более серьезные упущения, такие как отсутствие в тюрьмах социальной и финансовой поддержки, превращают людей в закоренелых преступников. В большинстве случаев в тюрьмах нет программ лечения от наркотической зависимости, а сотрудники исправительных учреждений не желают признавать того факта, что «преступления» многих заключенных, особенно из числа женщин, не являются столь серьезными, чтобы за это сажали за решетку.

В архиве находятся некоторые собственные вещи заключенных — примеры тактики сопротивления режиму через личное потребление, но при этом полностью отсутствуют предметы казенной одежды, переделанной заключенными на свой вкус. Таким образом, контролируемый государством архив стремится представить преступников «невидимками» без какого-либо индивидуального начала, личных особенностей и прошлого.

Адаптируясь в тюрьме, заключенные так или иначе разделяются на группы, «классы», в зависимости от коллективной или персональной идентичности, основанной на понятиях пола, «приличий», «субкультурного шика», приверженности традиционному или альтернативному стилю и сексуальной ориентации. Все эти моменты стараются учитывать в период тюремных реформ, когда наказание рассматривается как перевоспитание.

Архив демонстрирует, что, хотя перевоспитание заключенных и рассматривается как принудительная «нормализация», реформы, позволившие заключенным носить свою одежду, в некоторой степени близки к декларациям ООН 1950-х годов. Однако отдельные моменты, касающиеся повседневного ухода за одеждой и ее своевременного предоставления, продолжают игнорироваться. На фоне проблем размещения заключенных в переполненных тюрьмах и экономической необходимости приватизации тюрем эти реформы кажутся несущественными.

В то же время безо всякой оглядки на соглашения ООН 1950-х годов о недопустимости унизительного характера тюремной одежды в эпоху, отмеченную как «состояние исключения»[10], власть вовсю заявляет о себе, распространяя по всему миру видео- и фотосъемки еще не осужденных, но уже облаченных в оранжевую форму обвиняемых — например, кадры из тюрьмы Гуантанамо-Бэй (ил. 7).

В свою очередь, мятежники переняли эту символику: они одевают своих жертв в оранжевые тюремные робы и также распространяют эти кадры по всему миру.

Предостережение Сьюзан Зонтаг о том, что, всматриваясь в «изображения зверств» и сохраняя в памяти эти образы, пусть и «не воссоздающие полной картины происходившего», люди не должны забывать о существовании в мире жестокости и насилия (Sontag 2003: 98–99, 102), своеобразно интерпретируется модной индустрией: на подиумах показываются коллекции традиционной тюремной одежды, в которых, однако, нет никаких отсылок к политике, звучащих в словах Зонтаг. Зритель испытывает не шок, а, скорее, возбуждение, когда реальные страдания заключенных в тюремных робах подменяются образом шагающей по подиуму модели в накидке Alessandro Dell’Acqua или оранжевом платье из сатина и жоржета Valentino (Meisel 2006: 526–555) (ил. 8).

Вместо того чтобы помогать нам «не забывать» о жестоком обращении с еще не осужденными заключенными, нас все дальше затягивают в мир полного забвения, где потребление товаров и покупка новой одежды дают ощущение власти, где «страдания других» воспринимаются через призму моды, представляющей их как физическое насилие в визуальных имитациях унижения.

Перевод с английского Дарьи Соколовой

Литература

Agamben 2005 — Agamben G. State of Exception. Chicago, 2005.

Certeau 1984 — Certeau de M. The Practice of Everyday Life. Berkeley, 1984.

Cohen 1977 — Cohen S. Angel Face: The Making of a Criminal, London, 1977.

Cohen & Taylor 1972 — Cohen S., Taylor L. Psychological Survival: The Experience of Long Term Imprisonment. London, 1972.

Craik 2005 — Craik J. Uniforms Exposed: From Conformity to Transgression. Oxford; N.Y., 2005.

Davis — Davis A. Masked Racism: Reflections on the Prison Industrial Complex. www.thirdworldtraveller.com.

Foucault 1988 — Foucault M. Technologies of the Self. MA, 1988.

Foucault 1991 — Foucault M. Discipline and Punish: The Birth of the Prison. N.Y., 1991.

Goffman 1968 — Goffman E. Asylums: Essays on the Social Situation of mental Patients and Other Inmates. N.Y., 1968.

Meisel 2006 — Meisel S. State of Emergency // Vogue Italia, September 2006.

Serge 1968 — Serge V. The Case of Comrade Tulayev. N.Y., 1968.

Sontag 2003 —Sontag S. Regarding the Pain of Others. N.Y., 2003.

Standard Minimum Rules 1957 — United Nations Standard Minimum Rules for the Treatment of Prisoners, adopted by the Economic and Social Council of the United Nations. July 31, 1957.

Timilty 1997 — Timilty J. Prison Journal: An Irreverent Look at Life on the Inside, Boston. 1997.


[1] См.: Foucault 1991.

[2] См.: Serge 1968: 111; 215, 233.

[3] См.: Craik 2005.

[4] Интервью с Эрвином Джеймсом, бывшим заключенным (с 1984 по 2004 год). Гастингс, декабрь 2005.

[5] Там же.

[6] Интервью с бывшим заключенным. Лондон, июль 2003.

[7] См.: Goffman 1968.

[8] По материалам опроса, проведенного в декабре 2006 года в лондонской тюрьме Холлоуэй.

[9] См.: Certeau 1984.

[10] См. Agamben 2005.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.