Адрес: https://polit.ru/article/2008/02/26/amelina/


26 февраля 2008, 09:16

Плохой эпилог к хорошей книжке

В конце 2007 года издательство «Языки славянской культуры» выпустило книгу «Неизгладимые знаки. Татуировка как исторический источник». Автор книги – антрополог и археолог Мария Борисовна Медникова, ведущий отечественный специалист в области изучения прижизненных модификаций человеческого тела (таких, например, как ритуальные трепанации черепа, татуировки и шрамирование).

Вот несколько выдержек из аннотации работы:

«В отличие от других способов менять свою внешность – прически или грима – татуировка остается навсегда. Неслучайно в глазах многих древних народов ее нанесение было делом не легкомысленным. Когда-то жители Борнео верили, что их рисунки действуют как факелы, освещая путь умершим в кромешной тьме царства мертвых. Древние греки и римляне использовали татуировки как наказание. Для алтайских скифов наколка служила воплощением священного текста. Чем же объяснить современную популярность манипуляций с телом? Может быть, первобытное мышление не покинуло нас безвозвратно?

В книге... татуировки и прочие неизгладимые знаки искусственного происхождения на теле человека рассматриваются как исторический источник... Книга содержит разработку оригинальных научных идей, подаваемых, по возможности, в достаточно популярной манере...

Издание предназначено для антропологов, культурологов, историков, археологов и самого широкого круга читателей».

Выход новой хорошей научно-популярной книги, да к тому же не переводной, а «нашей» – событие редкое, и, безусловно, радостное. К сожалению, мне придется омрачить радость читателей, коллег и всех, кто радеет за просвещение и развитие научной популяризации в России. До меня дошла заслуживающая полного доверия информация (источник которой по этическим причинам я не могу назвать), что Мария Медникова вскоре после выхода книги решила никогда больше не писать ничего популярного, не выступать на радио и телевидении, вообще не показываться на публике и целиком посвятить себя одной лишь академической науке.

Потрясенный таким неожиданным и – не побоюсь этого слова – трагическим поворотом событий, я, разумеется, попытался выяснить причину. Она оказалась очень простой и на первый взгляд, казалось бы, пустяковой. Сетевое издание «Русский журнал» опубликовало рецензию на книгу Марии, со множеством таких огульных обвинений и «ударов ниже пояса», что невольно приходят мысли о технологиях черного пиара. Литературный киллер из «Русского Журнала» может гордиться: его удар достиг цели и оказался вполне сокрушительным. Кто же этот мастер пера? Автор рецензии – Григорий Амелин, «литературовед и литературный критик», филолог по образованию.

Ну и что, подумают многие читатели. Неужели из-за одного отрицательного отзыва нужно сразу опускать руки? К сожалению, многие наши ученые, в том числе и лучшие популяризаторы науки, пока еще очень плохо умеют «держать удар». Многие труженики науки в душе – неисправимые романтики и идеалисты (не в том смысле, что не приемлют материалистического мировоззрения, а в том, что идеализируют окружающую их социальную среду). Привыкшие к корректным академическим дискуссиям, при столкновении с агрессивным невежеством самоуверенных дилетантов ученые теряются, приходят в ужас и пытаются спрятаться в раковинку. За примерами далеко ходить не надо: достаточно вспомнить недавнюю дискуссию эволюционистов с креационистами на канале ТВЦ, в которой принимал участие автор этих строк. Признаюсь, трудно было сохранить самообладание и не потерять дар речи под шквалом абсурднейших утверждений и нападок, нелепость которых могла сравниться только с агрессивностью и самоуверенностью ораторов.

Не секрет, что научная популяризация в России сегодня в глубоком упадке, хороших отечественных книг почти нет, только в последние годы вроде бы стало намечаться небольшое улучшение  (и поберечь бы первые робкие росточки, чтобы не стали последними!) Хорошие книги, если они и выходят, теряются в бесконечной череде всевозможных пара-, мета-, транс- и иных околонаучных  изданий. Может быть, литературовед просто не заметил разницы или она для него несущественна? Что ж, неспециалисту порой действительно нелегко отличить привычную халтуру и псевдонауку от явления редкостного – добротной научно-популярной книжки.

Попробуем, однако, разобраться, в чем суть претензий, предъявленных «литературоведом» Григорием Амелиным антропологу Марии Медниковой.

Рецензия начинается увлекательно:

«Высокогорные Альпы. Осень 1991 года. В толще тающего ледника, на высоте свыше трех тысяч метров над уровнем моря найден труп. Поначалу его приняли за погибшего под горной лавиной горнолыжника, но в лаборатории Инсбрукского университета установили его доподлинный возраст – 5300 лет. Несчастный, естественным образом мумифицировавшийся в леднике, оказался жителем Южного Тироля эпохи бронзы и погиб в горах во время непогоды. Тело его отлично сохранилось, и археологи получили уникальный шанс прикоснуться к далекому прошлому. Ему было не больше 40 лет. Во время своего последнего ужина он ел мясо и зерно. Незадолго до гибели он прошел мимо поля дикорастущей пшеницы, и спелые зерна пристали к краю его одежды. Рядом с телом обнаружили замороженную терновую ягоду – значит, дело было осенью. Зубы здорово стерты. На скелете – следы немалых физических нагрузок. Он страдал артритом и имел сломанные ребра и обморожения. Но больше всего ученых поразили его легкие – они были абсолютно черные (время у дымного костра не прошло бесследно). В волосах – большая концентрация меди, он часто присутствовал при обработке этого металла: либо занимался литейным делом, либо помогал кузнецу. Никакого прогресса: как и современный человек, он страдал от болей в пояснице.

На коже нашего ледникового тирольца сохранились татуировки (и, видимо, нет такого доисторического человеческого времени, когда татуировок не было, – они были всегда). Всего – 58! Большинство из них – в форме точек и коротких линий, наиболее сложная – в форме креста».

Интересно, не правда ли? Еще бы: ведь это очень близкий к тексту, хотя и сильно сокращенный пересказ одного из разделов  книги Медниковой (стр. 28 – 30). Заманив таким образом читателя, Амелин переходит собственно к «критике»: «От этого послания тысячелетий и антропологического детектива аж в глазах темнеет. Хочется побежать и откопать что-нибудь столь же головокружительное и любопытному потомству полезное или по крайней мере понять то, что столь неожиданно и счастливо открыли другие... Вот тут-то, казалось, и должен пробить в гулкий и призывный колокол час антрополога, занимающегося тату, но час Медниковой на этом бьет и валит её в глубокий ров так и не начавшейся, но полагающейся службы. Она спешит к другим сюжетам, другим эпохам, на запятках канареечной кареты облетает континенты, бросает одно, хватается за другое...».

Стоп. Давайте разберемся. Жаль только, что у меня нет под рукой фантастического прибора, который мог выделить «сухой остаток» – суть сказанного из витиеватых словес самого матерого литературоведа или политика. Намекает ли здесь Амелин, что Медникова сама не горит желанием что-то «бежать и откапывать» или хотя бы «понять то, что... открыли другие»? Если намекает – оставим это на его совести. Любому, кто прочтет хотя бы несколько страниц книги Медниковой (см., например, раздел про находки на Алтае, стр. 32 – 39) станет ясно, что такой упрек не имеет ничего общего с реальностью.

Первое явное обвинение – в недостаточно глубоком анализе альпийской находки. «Бросает одно, хватается за другое»! Однако рецензент упустил из внимания ряд обстоятельств. История «ледяного человека» Отци описана Медниковой во второй главе книги. Глава называется «Источники исследования: археология, письменность, изобразительное искусство». Здесь дается широкий обзор источников, на основании которых археологи и антропологи изучают обычаи татуирования, распространенные у древних народов. Мумии, подобные «ледяному человеку», – один из таких источников. Цель главы – дать читателю общее представление об исходном материале, который лежит в основе всех дальнейших рассуждений. Анализу и осмыслению этого материала посвящены последующие главы. Однако и в узких рамках «обзора источников» Медникова сумела сообщить вполне исчерпывающие сведения об альпийской мумии. Даже из сокращенного пересказа, приведенного Амелиным, видно: антропологи вытрясли из мумии всю информацию, какую только можно, вплоть до элементного состава волос. Правда, чтобы это понять, нужно иметь хотя бы минимальное представление о том, как вообще устроена работа ученых-естественников (Медникова, безусловно, в первую очередь естественник, хотя и вынуждена по долгу службы вторгаться в сферы гуманитарных наук).

Книга посвящена татуировкам, но много ли можно сказать о глубинном смысле знаков на теле Отци, если это всего лишь точки и черточки? Антропологи – не боги и не писатели-фантасты. Кстати, в следующих разделах той же главы, где речь идет о куда более содержательных татуировках алтайских мумий, Медникова анализирует их смысл весьма подробно, в частности, проводит любопытнейшую параллель между этими рисунками и геральдическими символами средневековых европейцев. Впрочем, и вопрос о значении татуировок «ледяного человека» Медникова вовсе не обходит молчанием, как можно подумать, читая рецензию. Она рассказывает о точке зрения доктора Франка Бара, президента Германской Академии Акупунктуры, который обратил внимание на то, что девять из пятнадцати скоплений наколок на теле Отци совпадают с известными акупунктурными точками. Пять из них могли оказывать воздействие на мочеполовую систему. Всё! Больше из татуировок Отци пока (до появления новых данных или методик) ничего нельзя вытрясти, как бы нам этого ни хотелось! И то, что Медникова воздерживается от безосновательных спекуляций, только делает ей честь как ученому.

Следующий упрек Амелина прямо противоположен предыдущему. Оказывается, в книге много необоснованных фантазий. Дескать, Медникова готова «связать что угодно с чем угодно (даже Бабу Ягу с палеолитическими венерами и Гарри Поттера с символической трепанацией черепа).»

Если быть точным, Медникова связывает шрам на лбу Гарри Поттера не с трепанацией черепа, а с татуировкой (в широком смысле, включая скарификацию – нанесение шрамов), но это мелочь. Важно то, что аналогия в высшей степени удачна и точна. «Перед нами идеальный образ татуировки: она расположена там, где лучше всего видна; она помогает идентифицировать её носителя; она защищает (оберегает); она возникла в критический момент, когда герой балансировал между жизнью и смертью» (стр. 49). Всё перечисленное, как ясно из предыдущих разделов книги, суть ничто иное, как неотъемлемые и наиболее существенные свойства татуировок в понимании народов традиционной культуры («диких народов», как сказали бы раньше, до эпохи политкорректности).

Палеолитические Венеры, о которых рассказывается в главе 3, характеризуются гипертрофированными женскими чертами и трактуются разными исследователями как «материализованная идея материнства, символ деторождения», «прародительница, хозяйка домашнего очага», «отражение культа плодородия» и т.п.

О Бабе Яге Мария Медникова упоминает лишь в сноске, ссылаясь при этом на известнейшего отечественного специалиста по мифам и сказкам В.Я. Проппа. Сноска выглядит более чем уместно и является абсолютно корректной с научной точки зрения. Никаких натяжек, никаких беспочвенных фантазий:

«Как подчеркивал В.Я. Пропп (2002, стр. 56-57), в русской фольклорной традиции есть персонаж с подчеркнуто «физиологичными» внешними признаками – это Баба-яга. Она «рисуется с огромными грудями», «снабжена всеми признаками материнства», но – старуха, причем безмужняя. Пропп видит объяснение в том, что Яга – мать не людей, она мать и хозяйка зверей...» (стр. 107).

Повторюсь: эта информация дана не в основном тексте, а в сноске, и представляет собой полезное и познавательное, хотя и необязательное дополнение к рассказу о палеолитических Венерах. Усмотреть в этом крамолу мог только очень недоброжелательный и необъективный критик.

И опять слово – критику «РЖ». Он пишет: «Конечно, источников и археологических данных кот наплакал, но не в этом дело, автор и этими немногими пренебрегает». Разумеется, «литературовед» Амелин лучше знаком с научными публикациями и археологическими данными по татуировкам, чем Медникова, всю жизнь посвятившая изучению прижизненных модификаций человеческого тела. И все-таки в таких случаях положено хоть как-то аргументировать свои обвинения. Пример какой-нибудь привести, что ли. Какие важные и интересные широкой публике научные источники по татуировкам проигнорированы Медниковой? Голословность обвинения говорит сама за себя.

Что поделаешь, читаем рецензию дальше:

«Милая продавщица на Рогожском рынке, увидав случайно выпавшую из рюкзака книжку "Неизгладимые знаки", мгновенно заинтересовалась. "Да, – подумал я, – Медникова не прогадала!" Мода и еще раз мода – вот что руководило ею. И как это понятно и извинительно, что каждому серьезному ученому хочется написать свою академическую "Лолиту", кормящую и окупающую все его тайные страсти, жажду славы и интеллектуальное властолюбие».

Комментировать этот пассаж трудно и, главное, противно. Мало того, что удар ниже пояса, так еще и обвинение совершенно безосновательное, что ясно любому, кто хоть немного знаком с научными трудами Медниковой. Татуировки, как разновидность прижизненных модификаций тела – это основная тема её исследований, предмет её научной специализации. О чем же еще ей прикажете писать? Причем тут мода, Лолита, тайные страсти, интеллектуальное властолюбие и прочий бред? И откуда у автора столько злобы?

Сильно задела Амелина книга Медниковой. За живое, не иначе. Но за что именно и чем – этого мы из рецензии не узнаем. «Литературовед» не раскрывает своих карт. Конечно, можно с пониманием отнестись к ведущему рубрику «пять книг на неделю». Отрецензировать в неделю пять книг – это вам не шутка. Так недолго и впрямь возненавидеть все книги на свете.

Правда, не все рецензии Амелина отрицательные. В одной пятерке с рецензией на «Неизгладимые знаки» есть и положительный отзыв – на «Первое житие святого Антония Падуанского» (М.: Издательство Францисканцев, 2007). Житие итальянского святого привело Амелина в полный восторг: «...появление жития более чем уместно... Отличная и очень полезная вещь. Спасибо братьям-францисканцам!»

Если Амелин – человек религиозный, его болезненная реакция на книгу Медниковой могла бы получить хоть какое-то объяснение. Естественнонаучный подход к странным обычаям, ритуалам и верованиям наших предков, пожалуй, и впрямь мог бы покоробить религиозного литературоведа, далекого от естественных наук. Может быть, не случайно вспомнилась мне и недавняя «дискуссия» с креационистами.

По крайней мере, те эмоции, которые возникают у меня при чтении рецензии Амелина, полностью идентичны тем, которые я испытывал, слушая утверждения оппонентов во время записи на телевидении («у теории эволюции нет ни одного доказательства», «палеонтологи не нашли ни одной переходной формы» и т.п.). Впрочем, всё это не более чем предположение. Я не знаю, какого мировоззрения придерживается Амелин, да и не очень мне это интересно. Просто грустно, что все чаще дилетанты начинают проявлять агрессию по отношению к профессионалам. Куда-то не туда развивается наше хваленое культур-мультур.

Чем дальше, тем бессодержательнее и агрессивнее становятся нападки Амелина: «чем больше читаешь книгу Медниковой, тем больше убеждаешься, что антропология в её исполнении – это какая-то беспросветная сандрильона и зачахшая рабыня всех наук: культурологии, семиотики, археологии, фольклористики, психоанализа ("погибла муха за идею, цена которой – грош"). Держу пари, что на вопрос, чем антропология отличается от другой реалити-науки – культурологии, Медникова, приговоренная какой-то злой волей к шоу "Пещера-2", вынуждена будет признать, что, пожалуй, ничем: культурология начинает с человека, а заканчивает культурой, а антропология – наоборот. Но онтологизация понятий и абсолютизация языка описания и там и там одинаковы».

Кажется, здесь Амелин ставит Медниковой в вину то, что она не ограничивается сугубо антропологическим подходом к изучаемой проблеме, а привлекает данные других наук, в том числе гуманитарных. Вот уж действительно – смертный грех! Особенно умиляет упоминание в этом контексте археологии («антропология в её исполнении –  ... рабыня археологии»). Какой ужас! Какое право имела Медникова, работающая в институте Археологии РАН, участвующая в многочисленных археологических экспедициях и защитившая докторскую по специальности «археология», использовать археологические данные и методы в своих исследованиях?!

И не похоже, чтобы Амелин что-нибудь слышал о существовании такой науки, как физическая антропология, изучающая человека прежде всего с биологической точки зрения (не путать с социальной и культурной антропологией). Медникова, в первую очередь, – физический антрополог. Может быть, именно её скорее биологический, чем культурологический подход к предмету исследования (многочисленные упоминания об инстинктах, сравнение человеческих поступков с поведением павианов и т.п.) и возмутил «литературоведа» Амелина, наивно полагающего, что в антропологии нет и не должно быть ничего, что лежит за пределами компетенции гуманитария?

В тексте горе-критика мы также читаем: «Если она первой главой задается вопросом: "Татуировка: что это такое?", то будьте уверены – ответа не последует».

Это еще один пример беспочвенного и голословного обвинения. Первая глава книги, в полном соответствии с принятым в хорошей научно-популярной литературе стилем и порядком изложения, является вводной и содержит самые общие, начальные сведения о татуировках. Прочитав эту главу, читатель получает четкое и яркое представление о предмете разговора. Очень живо, с множеством примеров, хорошим языком Медникова рассказывает о древних традициях татуирования, о способах нанесения татуировок, об истории их изучения европейскими исследователями, о том смысле, который вкладывали древние и современные «традиционные» народы в «неизгладимые знаки», наносимые на тело. В последующих главах картина становится все более объемной, детальной и живой. И очень, очень мало найдется людей, которые, дочитав книгу Медниковой до конца, не найдут в ней того «ответа», на отсутствие которого сетует Амелин.

Под конец, видимо, уже совсем не зная, что бы еще такое сказать, Амелин восклицает (без всякой связи с предыдущим и последующим текстом): «Хорош, однако, антрополог, который учит, резонерствует, предостерегает!» Интересно, с каких это пор нельзя ученому заниматься всем перечисленным? И учить он должен (на то и ученый), и резонерствовать (в переводе со злобного языка на человеческий это значит «рассуждать»), и предостерегать, если есть основания!

Мария Медникова, конечно, отважный человек, раз решилась включить в книгу разделы, посвященные современным «карцерным» коллективам (см., например, раздел «Сакральное пространство тюрьмы», стр. 162 – 164). И не было ли слишком большой смелостью подходить с научных, физико-антропологических, биологических позиций к тому, что для некоторых наших сограждан одновременно и табу, и святая святых – к основам социальной иерархии, к священным статусным знакам, к божественным растопыренным пальцам? Чтобы в одной книге – то о павианах, то об инстинктах, то о ворах в законе, то – вот ведь страсть какая – об элите, о сливках общества, о панках, сектантах, художниках? Так ведь и до литературоведов, того гляди, дойдет черед.

Но уж раз Мария решилась обо всем этом написать, хочется пожелать ей от всей души, чтобы и впредь ей хватило гражданского и научного мужества, чтобы научилась «держать удар». А главное – чтобы не уходила из научной популяризации.

P.S. А вот и нормальный, человеческий отзыв на книгу Марии: статья Андрея Ваганова «Тело как таблоид. Остановит ли СПИД татуированного Гарри Поттера» («НГ Ex Libris», 24 января 2008 г.)

См. также:

Медникова Мария Борисовна – отечественный антрополог, ведущий научный сотрудник Института археологии РАН, доктор исторических наук. Состоит в Европейской ассоциации антропологов и Международной ассоциации палеопатологов, Всероссийском обществе историков медицины. Член редколлегии журнала "Opus. Междисциплинарные исследования в археологии". Лауреат премии РАН им. Миклухо-Маклая (2005).

Исследования лежат в области пересечения археологии, морфологии скелета (остеологии), палеодемографии и палеопатологии (круг изученных материалов – от среднего палеолита до позднего средневековья). Стоит у истоков нового научного направления, изучающего культурный модификации человеческого тела по данным палеоантропологии.

Участник археологических и антропологических экспедиций в центральных регионах России, Сибири, Северном Причерноморье и др.

В 1993 г. защитила кандидатскую диссертацию «Антропология древнего населения Южной Сибири по данным посткраниального скелета (в связи с проблемами палеоэкологии)». В 2002 г. – докторскую диссертацию «Трепанации у древних народов Евразии как исторический источник» (специальность «археология»).

Автор 150 научных работ, в том числе 6 монографий.

Некоторые работы:

·                    Древние скотоводы Южной Сибири: палеоэкологическая реконструкция по данным антропологии. 1995.

·                    Трепанации у древних народов Евразии. 2001.

·                    Трепанации в древнем мире и культ головы. 2004.

·                    Историческая экология человека. Методика биологических исследований. 1998 (коллективная монография, автор 4 разделов)

·                    "Homo sungirensis. Эволюционные и экологические аспекты исследования человека верхнего палеолита". 2000 (коллективная монография, автор 11 разделов)

·                    "Trepanation". S. Finger, R. Arnott, C.U.M. Smith (eds.). Lisse: Swets&Zeitlinger, 2002.

·                    Новохарьковский могильник эпохи Золотой Орды. 2002 (коллективная монография, автор 4 разделов).