29 марта 2024, пятница, 04:05
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

05 июля 2007, 09:15

Культура и будущее России

Культура как всеобъемлющее явление

Когда мы говорим «культура», то привычно подразумеваем сферу искусства, народное творчество, музейное и библиотечное дело. Однако, на самом деле культура – гораздо более широкое понятие. Следует говорить о поведенческой культуре и культуре потребления, о политической и правовой культуре, культуре межличностного общения, этических нормах, культуре деловых отношений, культуре сочетания индивидуального и коллективного, культуре производства, технологической культуре, культуре взаимоотношений человека и государства, общества и власти. Фактически, культура – всеобъемлющее явление. Она проникает во все сферы жизни общества. Этот феномен охватывает все, что создано руками и умом человека, что появилось в процессе эволюции. Язык, бытующие в обществе идеи, традиции, материальные предметы, которые окружают нас – все это проявления культуры. Включая само общество и государство.

Культура имеет биологическую основу. Как отметил в ходе публичной лекции, прочитанной в апреле в Санкт-Петербурге, известный генетик, академик РАН Сергей Инге-Вечтомов, одним из важнейших выводов из теории эволюции в XX веке стало положение о том, что человек как биологический вид практически закончил свою эволюцию, поскольку отбор в человеческом обществе утратил роль основного фактора, ответственного за образование новых форм и выбраковку вредных мутаций. Эволюция человека происходит в социальной сфере, и решающая роль при этом принадлежит механизму, который называют «сигнальной наследственностью», она же – негенетическая преемственность или просто – культура. Основой сигнальной наследственности служит обучение и передача опыта следующим поколениям. Этот механизм известен и у животных, но только у человека он достиг подлинного совершенства.

Ученые достаточно давно установили, что нет интеллектуального неравенства, связанного с национальной или даже с расовой принадлежностью – все зависит от социально-культурного развития: от воспитания и образования. (Любопытный пример: в 1938 году французская научная экспедиция обнаружила в Парагвае очень древнее и примитивное племя, которое при виде пришельцев разбежалось, оставив у костра полуторагодовалую девочку. Антропологи подобрали ее, привезли в Париж, и она, по сути родившаяся в каменном веке, выросла настоящей парижанкой, абсолютно адаптированной к европейскому образу жизни, владеющей тремя языками).

Можно говорить о культуре применительно к человечеству и о культуре отдельных народов. Национальные особенности связаны с культурными отличиями. Именно они определяют повседневную ткань жизни разных народов. А значит, и непохожесть того, как «устроено» будничное существование жителей Китая и, например, Бразилии, жителей Дании и Пакистана.

Культура определяет менталитет народа – систему приоритетов и ценностей. Кроме того, культура воспроизводит саму себя, прежде всего в тех сферах, которые непосредственно связаны с человеческим существованием, повседневной жизнью, и потому является воплощением консерватизма. Именно по этой причине изменение менталитета – трудный и длительный процесс.

Несмотря на различия между народами, порой весьма значительные, существует и то, что объединяет отдельные народы. К примеру, обычаи и традиции народов Западной Европы очень разнятся между собой, но есть многое, что объединяет их культуры – законопослушность, высокая поведенческая культура, такие отношения государства и человека, при которых во главу всего ставится человек. И многое другое. Именно это позволяет говорить о западной цивилизации, к которой, впрочем, относится и Северная Америка.

Поскольку в Западной Европе и в Северной Америке распространены разные христианские конфессии – католицизм, различные формы протестантизма, включая англиканство, – можно говорить об определяющей роли христианства и, соответственно, о христианской цивилизации. Хотя, строго говоря, она должна охватывать большее число стран, чем западная цивилизация. (Самюэль Хантингтон ввел понятие иудео-христианской цивилизации, имея в виду, что ее основа – Ветхий завет. Но, хотя этическая основа христианской цивилизации позаимствована у евреев, еврейскую цивилизацию следует считать самостоятельной). Кроме того, можно говорить о мусульманской, индуистской, китайской, буддийской и ряде других цивилизаций. За каждой из них – своя история, свои культурные особенности и отличия.

Культура, будучи всеобъемлющим, фундаментальным явлением, диктует нашу жизнь на бытовом уровне. Но только ли на бытовом? Культура определяет экономику и политику. Онипроизводные от культуры. Именно так, а не наоборот. (Примечательно, что Михаил Ходорковский в письме, опубликованном в «Новой газете» № 43 от 10-13.05.07 отметил: «Ведь мы живем в очень конкурентном мире, а современная конкуренция идет именно в области культуры (в широком смысле этого слова). Экономика же и уж тем более политика – лишь производные от конкурентоспособности культуры.»).

Западноевропейская культура

Западная цивилизация, обеспечившая бурное развитие науки с XVII века, добившаяся в XIX-XX веках наибольших успехов в экономике, промышленном производстве, целиком зиждется на особом типе культуры, исторически возникшем в Западной Европе в средние века. За последние столетия он пережил социальную модернизацию. Современную западноевропейскую или западную культуру отличают приоритет рационального мышления, индивидуализм, ориентация на социальный успех, приверженность к демократическим ценностям: свободе слова, свободе личности и так далее.

Развитие западной цивилизации неразрывно связано со становлением либеральной демократии, основные постулаты которой уже привычны нам: все люди рождаются равными и свободными; никто не имеет права отнимать у человека то, что дал ему Творец – жизнь и свободу выбора; общество должно быть устроено таким образом, чтобы никто никогда не был стеснен в осуществлении этих неотъемлемых прав человека. Если государство ради своих целей лишает граждан жизни или силой навязывает им свою волю, оно – дьявольское орудие, какими бы благими намерениями ни оправдывали свои дела тираны.

Индустриальный подъем в Англии, начавшийся еще в XVIII столетии, показал, что свобода личности и равенство всех перед законом не только оправданы морально, но и чрезвычайно полезны для общества. В массовом сознании все прочнее укоренялись убеждения, что права и свободы личности священны и неприкосновенны, что они более значимы, чем любые интересы общества и государства.

Отечественный мыслитель Петр Чаадаев в первом из своих «Философских писем» (1829 г.) писал:

«Народы Европы имеют общее лицо, семейное сходство. Несмотря на их разделение на ветви латинскую и тевтонскую, на южан и северян, существует общая связь, соединяющая их всех в одно целое, явная для всякого, кто углубится в их общую историю. Вы знаете, что еще сравнительно недавно вся Европа носила название Христианского мира, и слово это значилось в публичном праве. Помимо общего всем характера, каждый из народов этих имеет свой особый характер, но все это только история и традиция. Они составляют идейное наследие этих народов. А каждый отдельный человек обладает своей долей общего наследства, без труда, без напряжения подбирает в жизни рассеянные в обществе знания и пользуется ими. Проведите параллель с тем, что делается у нас, и судите сами, какие элементарные идеи мы можем почерпнуть в повседневном обиходе, чтобы ими так или иначе воспользоваться для руководства в жизни? И заметьте, что речь идет здесь не об учености, не о чтении, не о чем-то литературном или научном, а просто о соприкосновении сознаний, о мыслях, которые охватывают ребенка в колыбели, окружают его среди игр, которые нашептывает, лаская, его мать, о тех, которые в форме различных чувств проникают до мозга его костей вместе с воздухом, которым он дышит, и которые образуют его нравственную природу ранее выхода в свет и появления в обществе. Хотите знать, что это за мысли? Это мысли о долге, справедливости, праве, порядке. Они происходят от тех самых событий, которые создали там общество, они образуют составные элементы социального мира тех стран. Вот она, атмосфера Запада, это нечто большее, чем история или психология, это физиология европейского человека.» Очень точная характеристика, данная почти сто восемьдесят лет назад.

Толерантность является отличительной чертой западной культуры: безоговорочное признание наличия разных мнений, умение считаться с чужим мнением, готовность к диалогу, веротерпимость, отрицание за кем бы то ни было монополии на истину. Толерантность – крайне важное качество для постиндустриального общества.

Наряду с западной можно говорить и о более широкой европейской цивилизации, поскольку при всех отличиях, которые существуют между Западной и Восточной Европой, определенно присутствует то, что их роднит. (Впрочем, такие страны, как Чехия, Словакия, Венгрия по своей культуре ближе к странам Западной Европы в силу того, как происходило формирование их культуры в Средние века).

Ганс Майер в статье «Европейская культура: фантом или реальность?» («Вестник Европы», № 12 за 2004 г.) отмечает: «Несомненно, Европа во многом послужила испытательным полигоном для современного мира. Многие рациональные структуры глобального единого мира – европейского происхождения. Властное отношение человека к природе, переход от охранительной агрикультуры к деятельности по сознательному изменению и выведению новых форм, развитие торговли на широких пространствах, техники, серийного производства, возникновение научной культуры, как и культуры памяти, – все это европейские достижения.»

Европейская культура формировалась длительное время под воздействием множества факторов.

Согласно Гансу Майеру: «… европейской считается такая манера жизни, которую определяют подвижные, изобретательные, приспосабливающиеся к новым условиям люди, определяет радость открытий и рациональное отношение к миру; это образ жизни, для которого индивидуальность значит больше, чем масса, а свобода – больше, чем власть.

Внешние условия Европы, а в еще большей степени внутренняя установка европейцев приводили к тому, что Европа постоянно сопротивлялась чужим попыткам определять ее жизнь, подчинить внешней силе. На протяжении столетий она успешно отражала попытки многочисленных завоевателей с Востока и Юго-Востока (персов, гуннов, монголов, турок). Однако и гегемонистские тенденции в самой Европе никогда не были долговечными: это касается как попыток создания габсбургской империи в XVI веке, а также более поздних устремлений Людовика XIV, французской революции и Наполеона, не говоря уже о химерических державах Муссолини, Гитлера и Сталина в ХХ веке. Римская империя и ее продолжение силами франков, а затем немцев в Священной Римской империи смогли оставить длительный след в истории лишь постольку, поскольку им удалось создать не просто аппарат власти, но и правовые структуры, а также цивилизованные формы жизни. Мир европейских государств всегда был более плюралистичен и разнообразен, чем мир соседей: византийцев, монголов, османских турок и великоруссов. Наряду с большими державами и нациями в европейской политической структуре постоянно присутствовали малые страны, города-государства, федеративные образования. Пространственная ограниченность – типичный признак европейской жизни.»

Замечание о пространственной ограниченности весьма существенное. В этой связи интересно привести слова историка Оскара Халецкого, написанные еще в пятидесятых годах: «Все колоссальное и унифицированное безусловно не является европейским, в этом и заключена тайна всей утонченности и своеобразия европейской цивилизации.»

Это отчасти объясняет, почему, говоря о европейской цивилизации, не следует включать в нее обе страны, частично расположенные в Европе – Россию и Турцию. Но дело вовсе не в географических особенностях. Однако, причины в каждом случае свои.

Причастность к европейской цивилизации, предполагая совпадение базовых ценностей, отнюдь не отменяет культурного многообразия. Вот что отмечал Матиас Греффрат (журнал «Christ in der Gegenwart», 03.12.2000): «По крайней мере, до недавнего времени сила капитализма в Европе оставалась укрощенной, а культурное многообразие не противоречило социальному равенству. Чистота наших городов с их бассейнами и концертными залами, красота наших деревень, регулярность обеспечения водой, движения транспорта и уборки мусора, доступность бесплатного образования – все, что для нас является само собой разумеющимся, в Африке, Азии и даже в значительных частях Северной Америки представляется утопией.»

Особая роль либерализма и либеральной демократии в появлении экономически процветающих стран, а если брать шире, в развитии человечества нашла свое отражение в ведении понятия либеральная цивилизация. Ныне она охватывает достаточно большое число стран.

Известный философ Александр Ахиезер в объемном труде «Россия: критика исторического опыта», вышедшем в 1998 году, писал: «Развитие либеральной цивилизации совпадает с формированием первой универсальной культуры человечества, которая оказалась сильнее всех мировых религий по своей массовости, широте и глубине охвата, по своей способности превращаться в основу не только церкви, но и государства. Эта культура носит плюралистический, диалогический характер, позволяя одновременно культивировать и исторически сложившиеся культуры, т. е. сохранять самобытность, разнообразие культур. Она носит динамичный характер, имеет тенденцию опираться на науку. Эта культура во многом позволила либеральной цивилизации в конечном итоге неуклонно повышать уровень сложных решений, затрагивающих судьбы стран и человечества, оставляя позади жалкие потуги провинциальных и невежественных лидеров России решать судьбы стран и народов.»

Особенности российской культуры

Со времен Петра Первого Россия тяготеет к западной цивилизации. Но при этом так и не смогла за прошедшие столетия преодолеть последствий татаро-монгольского нашествия. Мы оказались меж двух цивилизаций, мы тешим себя мыслью, что играем роль моста между Европой и Азией, но из нескольких возможных вариантов евразийства мы получили наименее оптимальный. Мы не восприняли ни азиатского прилежания, ни основных составляющих европейских традиций, например, законопослушности.

Петр Чаадаев так высказался на этот счет в первом из «Философских писем»:

«… раскинувшись между двух великих делений мира, между Востоком и Западом, опираясь одним локтем на Китай, другим на Германию, мы должны бы были сочетать в себе два великих начала духовной природы – воображение и разум, и объединить в нашей цивилизации историю всего земного шара. Не эту роль предоставило нам провидение. Напротив, оно как будто совсем не занималось нашей судьбой. Отказывая нам в своем благодетельном воздействии на человеческий разум, оно предоставило нас всецело самим себе, не пожелало ни в чем вмешиваться в наши дела, не пожелало ни чему нас научить. Опыт времен для нас не существует. Века и поколения протекли для нас бесплодно. Глядя на нас, можно сказать, что по отношению к нам всеобщий закон человечества сведен на нет. Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили. Начиная с самых первых мгновений нашего социального существования, от нас не вышло ничего пригодного для общего блага людей, ни одна полезная мысль не дала ростка на бесплодной почве нашей родины, ни одна великая истина не была выдвинута из нашей среды; мы не дали себе труда ничего создать в области воображения и из того, что создано воображением других, мы заимствовали одну лишь обманчивую внешность и бесполезную роскошь.

Удивительное дело! Даже в области той науки, которая все охватывает, наша история ни с чем не связана, ничего не объясняет, ничего не доказывает. Если бы орды варваров, потрясших мир, не прошли прежде нашествия на Запад по нашей стране, мы едва были бы главой для всемирной истории. Чтобы заставить себя заметить, нам пришлось растянуться от Берингова пролива до Одера.» Приговор, вынесенный Чаадаевым, чрезмерный, жестокий, но вполне обоснованный. Его правоту доказали многие последующие события отечественной истории.

Не стоит забывать, что Российская империя, а позднее – СССР, были вместилищем очень разных народов с весьма отличающимися культурами. Александр Ахиезер писал в 1991 году: «Глубокое разнообразие народов, населяющих страну, столь велико, что они находятся фактически в разных цивилизациях. Одни из них в культурном отношении уже перешли границу либеральной суперцивилизации, тогда как другие находятся на дофеодальной стадии.» Это глубокое разнообразие народов сохранилось и в современной России. Достаточно упомянуть Северный Кавказ. Впрочем, даже в российской глубинке мы сталкиваемся с далекой от либеральной цивилизацией.

То, что в Российской империи комфортно уживались православные и мусульмане – вторая по численности конфессия – не только в городах, но и в сельской местности – следствие не столько высокой толерантности населения, сколько не слишком существенного отличия культуры русских и татар, башкир, народов Средней Азии.

Ситуация с культурой в современной России весьма специфическая. Наряду со всемирно признанным искусством мы имеем крайне низкий уровень поведенческой культуры, культуры производства, технологической культуры, культуры общения, культуры деловых отношений, политической и правовой культуры. Это самым непосредственным образом сказывается на уровне благосостояния и условиях жизни граждан.

Те, кто бывали в странах Западной Европы или Северной Америке, знают, как там чисто на улицах – в межсезонье или после сильного дождя невозможно испачкать обувь. А у нас нет никакой возможности сохранить в чистоте свои туфли, ботинки, сапоги даже в центре Москвы. Даже там грязь неминуемо настигнет любого, кто ступил на асфальт. Что уж говорить про другие города, расположенные в разных частях России, про небольшие населенные пункты, в которых и сейчас не все улицы заасфальтированы.

О наших дорогах лучше вообще не вспоминать. Это – давняя и неискоренимая беда России. Когда смотришь на идеальные немецкие автобаны или скоростные североамериканские трассы, невольно задаешься вопросом: неужели мы так не можем? Судя по тому, что ситуация не меняется многие десятилетия, вывод один: не можем. Все время что-то мешает.

Многие из тех россиян, кто постарше, бывали в Прибалтике во времена СССР. Всякий из них, кто попадал в литовскую, латвийскую или эстонскую провинцию, находил в небольших городках чистенькие здания и ухоженные газоны. Это сильно разнилось с тем, что в советские времена имело место в России, что, за редким исключением, сохранилось по сей день: облезлые здания с запущенными подъездами, чахлые, вытоптанные газоны. Нам так привычнее, понятнее.

Мы знаем, как предупредительны и доброжелательны водители в Западной Европе или США к пешеходам. Если для пешеходов горит зеленый, никто не поедет. Но даже если замешкается человек или по невнимательности пойдет на красный, все равно все будут стоять как вкопанные – пешеходу приоритет. У нас все наоборот. Даже того, кто идет по «зебре» на зеленый свет, норовят задавить. У нас позволяют себе ездить по тротуарам, заставляя пешеходов отскакивать в панике в разные стороны, гнать по встречной, рискуя устроить лобовое столкновение, нещадно подрезать. У нас ничего не стоит «запереть» надолго чужую машину. А пешеходы? Наш пешеход плевать хотел на всяческие правила дорожного движения, он создает опасность своей жизни в любом доступном для езды месте.

Как ведут себя отечественные начальники по отношению к подчиненным? Поговорка: «Я – начальник, ты – дурак» родилась отнюдь не случайно. Это влияние Азии. В итоге у нас не любят умных и талантливых подчиненных, а на Западе гордятся ими. У нас чаще всего залогом карьерного роста является личная преданность, на Западе – умение решать возникающие проблемы.

Нашу поведенческую культуру отличает еще одно качество, которое с точки зрения европейской цивилизации является серьезным изъяном – отсутствие терпимости у подавляющей части общества. Наша нетерпимость к чужому мнению, неумение находить компромиссы в сложных ситуациях общеизвестны. Это, прежде всего, наследие советского тоталитарного периода, преследовавшего несогласных, подавлявшего даже намек на возможность другой точки зрения. Но истоки этого явления уходят в более далекое прошлое, к общинному сознанию. Община осуждала и отторгала тех, кто отличался от некого «усредненного значения», в том числе наиболее трудолюбивых, работящих. Не случайно ее последовательным противником был реформатор Петр Столыпин.

Хамство исстари является неотъемлемой частью нашей жизни. С хамством сталкивается каждый, кто вынужден обращаться в органы власти и различные учреждения, кто в силу тех или иных причин сталкивается с правоохранительными органами. Хамство процветает во многих семьях, отличает наши взаимоотношения с соседями, выплескивается на улицы. Частенько мы недоброжелательны друг к другу. В общественном транспорте вызывают удивление те, кто уступает место пожилым, инвалидам, беременным женщинам. Необязательность, нечестность, неаккуратность, надежда на авось – тоже непременные спутники российской действительности.

Все это специфика нашей культуры межличностного общения, деловых отношений, поведенческой культуры. Она в полной мере определяет нашу «самость». Но есть сфера, в которой мы проявляем себя наиболее ярким образом – отношение к Закону.

Есть вещи, которые на первый взгляд не кажутся значительными, но в действительности играют определяющую роль. К таким вещам относится уважение к Закону и производная от этого уважения – законопослушность.

Благополучие экономически развитых стран стоит на уважении к Закону. Это – фундамент. Ибо «игра по единым правилам» необходима во всех сферах деятельности: в экономике, в политике, в социальной сфере, межличностных отношениях. Разумеется, и в упомянутых странах встречаются нечестные люди, но таковых гораздо меньше, чем тех, кто уважает Закон. Цивилизованность определяется полнотой системы законов и уровнем законопослушности. Последняя – важная составляющая культуры.

Уважение к Закону предполагает иные, непривычные для нас взаимоотношения государства и человека. Если немец или американец доносит на соседа, живущего не по средствам или нарушающего правила дорожного движения, он вовсе не «стучит», не занимается постыдным делом, он помогает государству исполнять закон. А исполнение закона он воспринимает как благо, поскольку это делает жизнь предсказуемой во всех мыслимых случаях.

Россия никогда не жила по законам. Исстари у нас правил не закон, а облеченные властью чиновники. Это и сейчас наша повседневность, давно ставшая культурной нормой: мы к ней привыкли и ревниво оберегаем подобную «самобытность». В Российской империи хозяевами жизни были столоначальники, при большевиках – иерархия секретарей КПСС. Сейчас – всевозможные чиновники, от муниципальных до федеральных.

Мы горды тем, что стараемся жить по справедливости, хотя цивилизованный мир давно знает, что там, где живут по справедливости, правит произвол. Потому что представление о справедливости у каждого свое и часто зависит от конкретных условий и действующих лиц. И всегда оказывается, что прав тот, у кого больше прав. На том и кончается справедливость. Именно отсюда идет: «Закон, что дышло, куда повернул – туда и вышло». Это из прошлого. А вот современное: «Закон, что телеграфный столб: перешагнуть нельзя, но обойти можно». Это наши исконные народные мудрости: законы нас интересуют с точки зрения, как бы их обойти, и потому более ста пятидесяти лет назад было замечено великим сатириком Салтыковым-Щедриным, что «Суровость российских законов смягчается необязательностью их исполнения». Ведь в правоохранительных органах те же самые россияне, а они твердо убеждены, что если нельзя, но очень хочется, то можно. Мы уверены, что так лучше. Чего же тогда удивляться, что коррупция захватила все уровни власти, приняв невероятнее размеры, что матерые преступники уходят от наказания даже за самые тяжкие преступления, а уйма невинных оказывается в тюрьме. Увы, ровным счетом ничего в России не изменилось за два столетия.

Можно объяснять все российской спецификой, нашей национальной особенностью, исключительностью. Но с точки зрения западной цивилизации это – признак бескультурья. И повод для беспокойства. Современный мир быстро меняется, а наш повсеместный, заскорузлый правовой нигилизм не пускает нас в цивилизованное пространство, консервирует нашу отсталость.

Речь не о том, чтобы подражать Западу. Речь о том, чтобы создать условия для успешного развития страны, для устранения того, что мешает нам двигаться вперед. Правовой нигилизм – не лучшая особенность нашей культуры. Постоянно преступая закон, пусть даже по пустякам, снисходительно относясь к нарушению закона другими, мы обрекаем себя, по меньшей мере, на неудобства. Когда навстречу прямо по тротуару едет на приличной скорости автомобиль, заставляя пешеходов отскакивать в сторону – это не только хамство, но и наплевательское отношение к закону. Когда в спорных ситуациях оказывается прав тот, кто богаче или сильнее – и это следствие пренебрежения законом.

Жизнь наказывает нас за неуважение к закону. И не только при переходе улицы в неположенном месте. Если для нас закон, что дышло, то для облеченного хоть какой-то властью чиновника тем более. Именно потому любая власть, даже на местном уровне, преступает закон себе в угоду. Именно потому мы беззащитны перед преступным миром: разве не помогают ему коррумпированные работники правоохранительных органов? И как заниматься бизнесом, когда нельзя доверять партнерам, коллегам, поставщикам? Уровень взаимного доверия в благополучных странах Европы равен 80-90%. Когда во времена Великой депрессии в США он упал до 44%, это было воспринято как национальная катастрофа. У нас этот показатель около 30%.

Когда большая часть общества поступает сообразно законам, жить не так ярко, интересно, как мы привыкли, зато надежно – всегда знаешь, на что рассчитывать. Предсказуемость дорогого стоит.

Говоря об особенностях российской культуры, нельзя не вспомнить выдающегося философа Ивана Ильина с его циклом лекций «Сущность и своеобразие русской культуры». Согласно Ильину главная особенность русской культуры в «свободном созерцании сердцем», а русская душа «прежде всего есть дитя чувства и созерцания. Ее культуротворящий акт суть сердечное въдение и религиозно совестливый порыв». Любящее, спокойно-радостное сердце задает меру русскому искусству и культуре вообще, «собирает» человека и возвышает его, а страсти, наоборот, «разбивают человека на части, связывают его с пустым множеством недосягаемых вещей и жизненных содержаний: это бесплодная игра сонмища маленьких блуждающих огней, сливающихся в одно большое блуждающее пламя, которое сжигает и истощает человека. Тусклым и жалким опускается он на дно, ничего не достигнув».

Как отмечает Ильин, спокойно-радостному созерцанию божественного в мире сопутствует боль за все человеческое. Мировая скорбь – вечная тема всей русской культуры. Такая двойственность отражает коренную двойственность бытия, в котором божественное страдает за человеческое и стремится его спасти.

Ильин делал вывод, что открытое сердце вызывало эмоциональный тип поведения: русский «постоянно стремится самому себе или кому-нибудь раскрыть свою душу, он хочет интимности, доверия и теплых отношений, преодоления условностей, обмена мыслями о важнейшем в собственной жизни и в белом свете». Это свойство характера оборачивалось тем, что русские, усевшись где-нибудь в трактире или на завалинке, сразу начинали толковать о мировых вопросах как о чем-то сугубо личном.

Указание на роль сердца как центрального «органа» русской культуры содержит в себе важный момент противопоставления Западу, где, как подчеркивает Ильин, много холодной рассудительности, формализма, где сердечные порывы скованы моралью и внешней лояльностью.

Высказывания Ивана Ильина служат лишним подтверждением тому, что русский народ отличает эмоциональный подход к действительности, к жизни, тогда как в Европе превалирует рациональный подход. Фактически Ильин обосновывает правомочность подобного отношения к жизни. Однако русский иррационализм хорош, наверно, для писателей, поэтов, художников, но плох для народа, который должен обустроить свою страну, обеспечить себе достойную жизнь.

Любопытно, что 71% процент россиян не считает себя европейцами, только 20% полагают, что Россия относится к европейской культуре. Почти треть опрошенных думает, что западная культура и демократия не годятся России, а еще 12% уверены, что демократия для России губительна. Таковы результаты февральского исследования, которое провел Аналитический центр Юрия Левады «Левада-центр». Вместе с тем, проведенный «Левада-центром» в апреле опрос показал, что 50% респондентов хотят, чтобы Россия в будущем стала такой же, как развитые западные страны, 25% респондентов хотят видеть Россию такой, как она была во времена СССР, 4% хотят видеть Россию такой, как она была до 1917 года, и 10% устраивает нынешнее положение вещей.

Культура и экономика

Культура определяет экономику. Несколько примеров, подтверждающих это.

В Советском Союзе в пятидесятых годах был изобретен силикатный бетон, совсем не требующий цемента – песок, известь и вода. Однако этот бетон для твердения нуждался в автоклавной обработке, обеспечивающей определенный температурный режим и определенное давление пара. Технология была передана в Германской Демократической Республике (сокращенно – ГДР), где тоже построили завод. И вскоре выяснилась прелюбопытная вещь: в СССР выход годных железобетонных панелей едва превышал 50%, тогда как в ГДР – 97%. Начали разбираться. Причина оказалась в том, что автоклавная обработка требовала точного исполнения технологии: когда поднять давление пара, до какой величины, температуры, когда опустить давление – только так происходило образование необходимых связей между компонентами и приобреталась прочность. В СССР дяде Васе, мечтавшему об опохмелке, некогда и неохота было выполнять требования технологов. Немцы четко выдерживали необходимые условия, ибо даже в ГДР, не говоря про Западную Германию, они старались четко выполнять то, что от них требуется. Итог: советские заводы половину готовой продукции выкидывали. Казалось бы речь о такой грубой сфере деятельности – о производстве железобетонных панелей. На самом деле разговор о культуре. В данном случае – культуре производства, технологической культуре, культуре деловых отношений.

Во времена СССР продукция трех Прибалтийских республик – радиоэлектроника, трикотаж, мебель, продукты питания и многое другое – по качеству и дизайну значительно превосходило аналогичную продукцию, произведенную в других республиках СССР. Причина? В том, что уровень культуры в Литве, Латвии и Эстонии был выше, чем на остальной части СССР. Во-первых, потому что он изначально был выше в странах Балтии, более близких к западной цивилизации, чем Россия и другие республики Советского Союза. Во-вторых, позднее вхождение Прибалтийских республик в СССР (это был 1939 год) позволило сохранить культуру деловых отношений, производственную и поведенческую культуру, уровень которых успел существенно вырасти в довоенное время.

Пример из нашей нынешней жизни. В принципе, автомобили во всем мире собирают по близкой технологии. Но на одном заводе, если не закручивается винт, не встает на место какой-то блок, останавливают конвейер, а на другом – ударяют кувалдой. Что в итоге? В первом случае получаются «Тойоты», «Ситроены» или «Фольксвагены», а во втором – «Лады» и «Жигули». Даже совестное с американцами детище «Ниву – Шевроле» наш ведущий завод ВАЗ не в состоянии выпустить на должном уровне качества. Постоянные поломки преследуют и этот продукт отечественного автопрома. Но вот пример совсем другого рода. Для того чтобы получить право собирать по лицензии автомобили южнокорейской марки «Хендэ» («Hyundai»), владельцы Таганрогского автомобильного завода с нуля создали коллектив. В рабочие набирали выпускников школ, которые ни дня не работали на отечественном производстве, учили их в течение года, в инженеры набирали выпускников институтов, доучивали их полтора года, включая стажировку в Южной Корее. Только так удалось обеспечить качество сборки, полностью отвечающее южнокорейскому – иначе «Акценты» и «Сонаты» не сходили бы с конвейера в Таганроге. А вот фирма «Фольксваген» которая строит завод на окраине Калуги, уже пробовала собирать в России свои машины. Это было в конце девяностых, в Костроме. И хотя попытка была предпринята на базе бывшего военного завода, качество собранных «Поло» не удовлетворило немецкую сторону. Проект свернули.

Разумеется, можно вспомнить «Форды», собираемые во Всеволожске, телевизоры и другую бытовую технику, собираемую в разных частях России из импортных комплектующих, но в целом объем качественной продукции мизерный для такой большой страны.

Конечно, это разговор об экономике. Но прежде всего – о культуре. То, что наши товары неконкурентоспособны по сравнению с продукцией западноевропейских, американских, японских производителей, а с недавних пор и с качественной продукцией из Китая, во многом следствие неблагоприятного положения с культурой производства, технологической культурой и т.д. Однако проблема не только в этом.

Признание за личностью права экономической свободы с ее инициативой, предприимчивостью и изобретательностью стало за последние два-три столетия мощным стимулом экономического развития и процветания в Западной Европе, Северной Америке, а теперь и в ряде других стран. Китай добился выдающихся экономических успехов, обеспечив полную экономическую свободу предпринимателям, пусть даже при отсутствии политических свобод.

В России фактически нет свободы предпринимательства. Малые и средние предприниматели в полной мере испытывают гнет всевозможных чиновников, криминальных группировок и правоохранительных структур, которые во многом уже подменили криминальные группировки. Крупный бизнес не сделает ни одного серьезного шага, не испросив разрешения в Кремле. Вместе с тем, свобода предпринимательства, при всех ее издержках, важный элемент европейской культуры. Она представляет собой отнюдь не «капиталистическую ценность», как до недавнего времени ее воспринимали на Западе и на Востоке, а общечеловеческую ценность, единственно способную принести человечеству материальное обеспечение и процветание.

Конечно, сейчас свобода предпринимательства должна вписываться в современную экологическую ситуацию и не попирать социальную справедливость как не менее самостоятельную общечеловеческую ценность. Но эти ограничения давно уже научились учитывать не за счет покушения на свободу предпринимательства, а за счет разумного увеличения налогов, введения обоснованных штрафных санкций.

Ахиезер отмечал: «Мы, кажется, хотим быть Западом. Запад, однако – это не только полные магазины, но и способность постоянно повышать эффективность воспроизводства во всех его формах.» Высокая эффективность воспроизводства обеспечивается только за счет частной инициативы, которая возможна единственно в условиях свободы предпринимательства.

Не менее важен в экономике этический фактор. В 1912 году российскими предпринимателями было выработано «Семь принципов ведения дел в Российской империи». В них воплотился выстраданный долгими десятилетиями опыт купцов и предпринимателей. Любопытно, что три из этих принципов носили чисто этический характер:

1. ЛЮБИ И УВАЖАЙ ЧЕЛОВЕКА. Любовь и уважение к человеку со стороны предпринимателя – залог ответной любви и благорасположения.

2. БУДЬ ЧЕСТЕН И ПРАВДИВ. Честность и правдивость – основа предпринимательства, предпосылка честной прибыли и уважительных отношений в делах. Будь добродетелен, честен, правдив и милосерден.

3. БУДЬ ВЕРЕН СВОЕМУ СЛОВУ. Деловой человек должен быть верен своему слову: «Единожды солгавший, кто тебе поверит?» Успех в деле во многом зависит от того, в какой степени окружающие доверяют тебе.

Степень доверия тогда была такова, что видным купцам или предпринимателям, порой случайно встретившимся в ресторане и сговорившимся о сделке, достаточно было ударить по рукам, чтобы на следующий день пошли составы и суда, груженые товаром на огромные суммы. Столь же доверительными были отношения с государством. Купцы первой гильдии имели право осуществлять международные перевозки, что называется, в режиме «зеленого коридора». И за всю историю Российской империи не было ни одного судебного разбирательства за контрабанду в отношении купцов первой гильдии.

Отсутствие нравственных устоев и этических норм в настоящее время создает серьезные проблемы для экономической деятельности в России. Коррупция, откаты, ненадежность партнеров, рейдерские захваты, фирмы-однодневки, всяческие «пирамиды» – это реалии нашего времени, отнюдь не способствующие развитию цивилизованного рынка. Возможность получить обманом большую сумму денег для многих соблазнительнее, чем перспектива долговременного получения нормальной прибыли.

То, что в России так и не появилась цивилизованная рыночная экономика – очевидный факт. Мы получили государственный капитализм с неэффективной экономикой, которая носит ярко выраженный сырьевой характер. Но могли ли создать эффективную рыночную экономику бывшие советские люди, привыкшие к патернализму и впитавшие ложные нравственные принципы, напрочь отученные от частной инициативы? Нет, не могли. Потому что рыночная экономика требует соответствующей культуры. А точнее – соответствующая культура формирует рыночную экономику. Такой культуре неоткуда было взяться в нашей стране.

Культура и политика

В демократических странах партии – главный субъект политики, а многопартийность – неотъемлемая составляющая гражданского общества. В России многопартийность уже была в начале ХХ века. Созданная Владимиром Лениным в 1898 году партия «нового типа» недолго оставалась единственной. В 1901 году возникает еще одна левая партия – социалистов-революционеров (эсеры), увлекавшихся индивидуальным террором и агитацией среди крестьян. В 1903-ем появились две очень заметные и, по сути, политические организации: «Союз освобождения» и «Союз земцев-конституционалистов».

Но поистине взрывной процесс образования политических партий начался в России в 1905 году, после появления царского Манифеста от 17 октября, фактически превратившего Россию в конституционное государство и впервые давшего возможность существования легальных политических организаций.

Впрочем, партии начали возникать немного раньше, с весны 1905-ого, со времени объявления Высочайшего рескрипта на имя министра внутренних дел Булыгина и положившего начало работе министерства над проектом создания законосовещательного органа, «Булыгинской думы», а также обнародования Высочайшего указа Сенату, предоставлявшего народу право петиций.

В апреле была создана Русская монархическая партия, шесть лет спустя преобразованная в Русский монархический союз. В октябре 1905-го на базе «Союза освобождения» и «Союза земцев-конституционалистов» образовалась Конституционно-демократическая партия (кадеты), добавившая чуть позже к этому названию второе: «Партия народной свободы». В ЦК этой наиболее популярной в будущем демократической партии вошли В.И.Вернадский, П.Н.Милюков, П.Б.Струве, В.Д.Набоков, М.М.Винавер, Ф.Ф.Кокошкин, Н.Н.Львов, В.А.Маклаков и другие известные в то время люди. В ноябре возникает как ответ на царский манифест Партия октябристов («Союз 17 октября») во главе с А.И.Гучковым, М.В.Родзянко, В.В.Шульгиным. В ноябре начинает формироваться и ставший вскоре самой массовой партией монархический Союз русского народа, лидером которого стал А.И.Дубровин (позднее, в 1910-ом его сменит Н.Е.Марков). Стремительно возникали и многие другие партии. В феврале 1906 года, накануне первых выборов в Государственную Думу, существовало около 40 (!) партий, в их числе Умеренно-Прогрессивная партия, Радикальная партия, Отечественный союз, Партия демократических реформ, Народнохозяйственная партия, Демократический союз конституционалистов, Земская народная партия. Вполне успешное становление политической культуры, политических традиций прервалось в ноябре 1917-го.

Повторно процесс бурного образования партий начался в 1990 году, когда с мая по ноябрь были созданы Демократическая партия России, Социал-демократическая партия России, Народная партия России, Республиканская партия Российской Федерации и целый ряд других партий. В середине 90-х в России, ставшей самостоятельным государством, было свыше сотни партий, самых разнокалиберных, часто с похожими названиями. К 2004 году их количество снизилось до четырех десятков. Этот процесс продолжается, и к очередным выборам в Государственную Думу в 2007 году в России может остаться менее десятка партий, что будет не результатом естественного отбора, а следствием жесткого административного вмешательства. Впрочем, партии не являются главным субъектом российской политики, они выполняют вспомогательную функцию.

Нынешняя политическая система устраивает не всех россиян. Согласно февральскому опросу, проведенному «Левада-центром» в феврале текущего года, 35% респондентов считают, что России наиболее подходит советская политическая система, существовавшая до 1991 года.

Политика и политики давно уже вызывают у россиян раздражение или, как минимум, недоверие. Это проявляется прежде всего в политической апатии, в низкой поддержке существующих партий на различных выборах. Так, несмотря на убедительную победу «Единой России» на региональных выборах в минувшем марте и апреле, реальные цифры таковы: на мартовских выборах, прошедших в 14 субъектах Федерации, в среднем партию власти поддержало 18% избирателей, а на апрельских выборах в Красноярском крае – 16%. Активность населения столь низка, что главной фракции в Государственной Думе пришлось провести поправки в избирательное законодательство, отменяющие порог явки на выборах. Американские предвыборные кампании, к примеру, проводятся исключительно потому, что в США есть 5% политически активного населения. Штабы кандидатов и партий на выборах разного уровня действуют только благодаря большому числу волонтеров, безвозмездно работающих в вечернее время или в выходные дни. У нас предвыборные кампании опираются на административный ресурс (если он есть у данной партии) и на нанятых за немалые деньги умельцев, поднаторевших на различных предвыборных технологиях.

Вместе с тем, ругая наши политические партии за их эфемерность, необязательность, популизм, граждане России должны понимать, что это претензии к ним самим, потому что партии – часть общества, и они таковы, каково общество. И политики – лживые, беспринципные, страдающие нарциссизмом – тоже родом из общества, того, какое есть. С низкой политической, правовой и поведенческой культурой, с полным отсутствием соответствующих традиций.

Наше общество не готово решать свои собственные проблемы. По данным «Левада-центра», обнародованным в марте 2007 года, 94% россиян полагают, что они «не оказывают совершенно никакого влияния на текущие процессы», 39% ощущают «малую» и «крайне малую» ответственность за то, что происходит в стране, а 43% не чувствуют ее вовсе. Итого мы имеем 82% россиян, практически не ощущающих ответственности за то, что происходит рядом с ними или в целом в стране. При этом 53% опрошенных чувствуют себя свободными людьми, а 44% так о себе не думают. Получается, что чувство свободы не связывается с участием в общественных делах и попытками тем или иным способом публично проявить свое мнение. Для большинства россиян свобода – это возможность съездить за границу в отпуск или по делам, но никак не прямое или косвенное участие в политике. Таково проявление соответствующей культуры.

Между прочим, Иван Ильин отмечал: «Политический организм имеет прежде всего душевно-духовную природу: народ, потерявший чувство духовного достоинства, лишенный ответственности и государственного смысла, отрекшийся от чести и честности, – неизбежно предаст и погубит свое государство.»

Александр Ципко, откликаясь на итоги мартовских выборов, писал в «Российской газете»: «Простым людям в российской провинции не на что рассчитывать, кроме как на свою, российскую, нынешнюю власть. Они на своем опыте, опыте наших «демократических реформ» убедились, что революции и различного рода сокрушительные перемены ни к чему хорошему не ведут. И нет их вины в том, что они боятся перемен и не хотят, чтобы Путин ушел». То, что на себя простые люди не могут рассчитывать, подразумевается как бы само собой. Речь только о тех, кто занимался «демократическими реформами» и различного рода сокрушительными переменами. Ципко четко указывает: «В этом повинны те, кто, называя себя демократом, на десятилетия отбил у простого избирателя вкус к радикальным реформам».

Да, демократы нам попались не лучшие: либо заблуждавшиеся, либо не способные к правильным действиям, либо выдававшие себя за тех, кем они не являются. Но разумно задаться вопросом: а могли ли у нас быть в девяностых годах прошлого века другие демократы? Ответ очевиден – нет. Они оказались таким же продуктом нашей культуры, как и антидемократы, и недемократы. Так что в этом не вина, а беда тех, кого называют не слишком почетным сейчас термином – демократы.

Но вернемся к нашей традиции взваливать все проблемы на плечи государства. По данным опроса, проведенного ВЦИОМ, россияне даже в области морали склонны отводить главенствующую роль государству: в том, что поддержание общественной морали без него невозможно, уверены 76% опрошенных, причем по сравнению с 2005 годом доля «государственников» в области общественной морали выросла на 10%. Лишь 18% полагают, что мораль и нравственность – это сфера частной жизни, в которую государство вмешиваться не должно.

Культура формирует политику. Наша политическая культура, культура взаимоотношения человека и государства, общества и власти таковы, что в лице подавляющей части населения мы любим высшее лицо государства (монарха, генерального секретаря, президента), ненавидим начальников, но в то же время уповаем на них, на власть. Отсюда близкая к 70% поддержка В.В.Путина при том, что полностью подконтрольное ему правительство не пользуется доверием со стороны населения. Представительные органы власти тоже не в почете у россиян.

По результатам апрельского опроса ВЦИОМ 65% респондентов в целом позитивно относятся к предложениям о третьем сроке для В.В.Путина и продлении полномочий президента с 4 до 7 лет. Отрицательно эти идеи воспринимают 24% респондентов. А согласно опубликованным в начале мая результатам исследования, проведенного «Левада-центром», за то, чтобы Владимир Путин оставался президентом России пожизненно, выступают более трети россиян – 35%. Правда, 54% опрошенных выступают против того, чтобы Путин становился «пожизненным президентом».

Власть прекрасно осведомлена об особенностях российской политической культуры.

«Россия – огромная страна, и, к сожалению, ментально большинство населения все еще полагается на царя, – заявил недавно в интервью иностранным корреспондентам вице-премьер Сергей Иванов. – Россия никогда не станет перенимать на 100% модель управления англосаксонской политической элиты. Нравится это вам или нет – другой вопрос, но я говорю вам, как есть». Крайне любопытно дополнение, сделанное вице-премьером чуть позже: «В условиях слабой политической культуры, когда демонстрации легко переходят в мордобой, когда перекрывают улицы… Грань между политическими свободами и экстремизмом очень тонка».

По мнению власти, россияне еще не доросли до политических свобод. (А может быть хорошо, что наши партии работают под неустанным присмотром власти? Национализм, ксенофобия, социал-популизм – вот что сейчас привлекает значительную часть россиян. И если дать волю, они такого натворят. Оранжевая революция покажется цветочками. Правда, нацистам и «нашим» потворствует та же власть).

То, что российский народ уступает государству существенную часть своих прав, ряд политиков и общественных деятелей считает положительным явлением. Апологеты нынешней власти доказывают, что нельзя ставить человека выше государства. «Русский народ – народ государственник. Он терпел самодержавие, а потом – Сталина», – с гордостью и воодушевлением повторяет известный тезис депутат Государственной Думы Андрей Исаев. Но как-то так получается, что народ от своего государственнического подхода терпел и продолжает терпеть одни лишения, что выигрывают от этого подхода исключительно чиновники, потому что в соответствии с нашей давней традицией государство это всегда чиновники.

Мы – заложники государства. Социальный инфантилизм преследует нас. Так будет до тех пор, пока не изменится наша политическая и правовая культура.

Культура и власть

Либеральный принцип демократического государства сформулировал еще Иммануил Кант в «Критике чистого разума» (1781): «Справедливая государственная структура – это государственный строй, основанный на наибольшей человеческой свободе, согласной с законом, благодаря которой свобода каждого совместима со свободой всех остальных».

На территории Западной Европы в ходе развития западной цивилизации государство неуклонно отказывалось от роли опекуна граждан, вторгающегося в их частную жизнь «для их же блага». Постепенно общество признавало, что человек вправе делать всё, что ему угодно, если его поведение не наносит вреда другим. Тлевшая многие столетия идея равноправия сделалась востребованной, породила ряд ключевых принципов: все граждане обладают равным правом участвовать в управлении государством, власть должна избираться всеобщим голосованием. Самым справедливым стало восприниматься демократическое государство. Одновременно укоренилось понимание того, что даже самая демократическая власть не может вторгаться в частную жизнь отдельного человека, суверенной личности. Ограничения, налагаемые на власть, фиксировались в конституциях и других законах. На этих идеях в конце XIX-го и в ХХ веке во многих странах выстроилась сложная, но весьма прочная и устойчивая общественная и государственная система, названная либеральной демократией. Этот процесс одинаково успешно шел и в республиках, и в монархиях – последние превратились в конституционные монархии. Либеральная конституция и демократически избираемый парламент стали нормой для европейского государства уже с начала прошлого столетия.

Согласно западной культурной традиции, сильная власть та, которая обеспечивает действие закона для всех и на всей территории страны, которая обеспечивает неотвратимость наказания для тех, кто преступает закон. В сочетании с высокой правовой культурой и развитым законодательством это обеспечивает функционирование правового государства. Наша культурная традиция сводится к принципиально иному: сильной представляется власть, которая все контролирует, все «держит в кулаке». Поделиться полномочиями с другой ветвью власти или более низким уровнем власти – проявить слабость. Отсюда проистекает фактическое отсутствие разделения властей и отсутствие реального федерализма. В свою очередь, руководители регионов на своем уровне стараются контролировать другие ветви власти, всячески подавляют местное самоуправление.

С 2004 года в России уже не избирают руководителей регионов. Их пребывание на посту зависит исключительно от воли президента. Под полным контролем находятся Государственная Дума и Совет Федерации. Упрочив «вертикаль власти», Владимир Путин воссоздал иерархическую пирамиду, действовавшую в царскую, а затем – в советскую эпоху: во главе стоит правитель (монарх, генеральный секретарь, президент), четко персонифицирующий собой власть, за ним – Верховный Тайный совет или Государственный совет, или Политбюро ЦК КПСС, или некое их подобие и, наконец, множество столоначальников или номенклатурных работников, заполняющих все уголки страны.

Такая система не в состоянии обеспечить функционирование демократических институтов. Кроме того, она является неустойчивой. Построенная вокруг одного-единственного человека, она основана исключительно на частных неформальных соглашениях, а не на законности. Замена иерарха может нарушить выстроенное равновесие. Вот почему среди членов нынешнего «политбюро» так много сторонников «третьего срока».

Диалога между властью и обществом, столь привычного для стран Европы и Северной Америки, в России нет. Общественная палата не может обеспечить решение этой задачи в полной мере. Но власть не испытывает потребности в подобном диалоге. Важнейшие решения принимаются кулуарно. Впрочем, и российское общество не ощущает дискомфорта от отсутствия диалога с властью.

Петр Аркадьевич Столыпин, будучи министром внутренних дел, произнес такие слова: «Власть не может считаться целью. Власть – это средство для охранения жизни, спокойствия и порядка…»

Российская власть давно и прочно срослась с бизнесом. Она – средство охранения интересов бизнеса и тех, кто им занимается. Она привыкла к бесконтрольности и безответственности. Власть такая, какой позволяет ей быть народ. А это определяется культурой, бытующей в обществе.

Культура и гражданское общество

Философ Адам Фергюсон, представитель плеяды шотландских мыслителей, написал книгу «Опыт истории гражданского общества». Весьма любопытное сочинение. Две цитаты из него. Первая: «В демократических системах граждане, чувствуя себя обладателями суверенитета, не так озабочены разъяснением, обеспечением или реальным статусом их прав, как это бывает при других типах правления. Они доверяют личностям, партийной поддержке и общественному мнению». Вторая цитата: «Гарантии справедливости заключены не только в законах, но и в тех силах, с помощью которых данные законы были приняты и без постоянной поддержки которых они перестанут соблюдаться». Весьма разумные мысли, особенно если учесть, что книга написана в 1767 году.

В начале девяностых гражданское общество было незнакомо нам. И как явление, и как понятие. Как явление потому, что гражданское общество несовместимо с тоталитарным государством, оно не существует в отрыве от экономически независимых, свободных граждан, в отсутствие институтов либеральной демократии, правового государства. Как понятие гражданское общество было незнакомо потому, что фактически не замечалось марксистско-ленинской философией. Его не найти в политических, философских и юридических словарях советской поры, в старых научных и не очень научных книгах. В последние годы словосочетание «гражданское общество» зазвучало в выступлениях политиков, его неоднократно упоминал В. Путин. Однако подавляющая часть россиян по-прежнему не понимает, что скрывается за этими словами. Между тем, о гражданском обществе размышляли еще Томас Гоббс, Джон Локк, Жан-Жак Руссо, Иммануил Кант. Между тем, оно живет осуществленной мечтою в демократических государствах.

Александр Ахиезер писал в своем труде «Россия: критика исторического опыта»: «В основе гражданского общества лежит представление о высшей ценности личности как гражданина независимо от его принадлежности к той или иной племенной, национальной группе, религии и т. д… В гражданском обществе общность основана на культурном принципе, согласно которому все в равной степени обладают правами человека, правом на защиту обществом независимо от тех или иных врожденных или приобретенных качеств.» И еще: «…гражданское общество и правовое государство являются разными определениями общества либеральной суперцивилизации.»

Раймон Арон в книге «Пристрастный зритель» (2006) отмечает: «…наша цивилизация в той мере, в какой она либеральная цивилизация, является также и цивилизацией гражданина, а не только потребителя, не только производителя товаров. Наши общества, наши демократии – это страны граждан».

Именно культура – тот фундамент, на котором стоит гражданское общество. По сути, это умение граждан самоорганизовываться во имя защиты своих разных интересов, от интересов жителя квартиры, дома, района, города, до интересов представителя профессии, гражданина страны. Это приводит к существованию огромного числа различных общественных структур, от домовых комитетов до профсоюзов, корпоративных общественных организаций и политических партий. Но для того, чтобы граждане самоорганизовывались, необходима инициатива, необходимо понимание ответственности за самих себя.

В гражданском обществе кроме постоянного диалога между обществом и властью действует механизм общественного контроля за властью. В современной России подобных механизмов не существует. Отчасти эту роль старалась играть Общественная палата, но говорить об устойчивом и эффективном механизме контроля в данном случае нельзя. Иным целям служит и общественный совет при Министерстве обороны РФ – это совещательный орган.

Важнейшая составляющая гражданского общества – местное самоуправление. Именно оно способно обеспечить защиту интересов граждан по месту жительства. Однако и местное самоуправление, и более приближенное к жителям территориальное общественное самоуправление требуют не только и не столько соответствующего законодательства. Прежде всего они действуют, опираясь на активность граждан, осознающих важность и необходимость определенных усилий в данной сфере. Это интерес к данной тематике; активное участие в выборах в органы местного и территориального общественного самоуправления, в местных референдумах; согласие авторитетных людей на участие в работе общественных советов и так далее. Все это требует соответствующей правовой и политической культуры, серьезных традиций, складывающихся не за один год. В России подобных традиций нет и не может быть. Привычка населения во всем полагаться на чиновника воспитана всем длительным опытом жизни в тоталитарном обществе. Тот положительный опыт, который дало земство, введенное Александром II во второй половине XIX века и уничтоженное в 1917-ом, давно забылся. Вот почему-то законодательство по местному самоуправлению, которое существует, не обеспечивает эффективной защиты наших интересов. То, что в большом числе регионов главы местного самоуправления не избираются, а назначаются свыше, не тревожит жителей этих регионов. Как и отсутствие реальных полномочий и средств на местном уровне и на уровне территориального общественного самоуправления.

Различные общественные организации, являющиеся формами самоорганизации граждан и призванные защищать самые разные интересы – от интересов жителей дома, квартала, города, до интересов представителя профессии, и самых широких политических интересов – институты гражданского общества. Они могут существовать только благодаря инициативе граждан. И государство вмешиваться в деятельность этих организаций не должно, если только они не переходят рамки закона. А вот считаться с ними государство обязано. Да и не сможет не считаться, ибо в демократически развитых государствах общественные организации – реальная сила.

В последнем Президентском послании Владимир Путин отметил, что в стратегические планы власти входит формирование дееспособного гражданского общества. Куда не ткнись в реально действующем гражданском обществе, натолкнешься на высокий уровень культуры: политической, правовой, деловых и иных отношений, культуры общения. Отсюда вывод: гражданское общество не может быть введено директивным порядком, учреждено законом или указом. Его нельзя создать. Можно лишь содействовать его становлению. Ибо оно – стиль жизни и стиль мышления подавляющей части общества, оно «в головах людей».

В современной России стиль жизни и стиль мышления подавляющей части россиян далек от гражданского общества. Правда, существует большое число общественных объединений самой разной ориентации, действующих с той или иной степенью успешности. Наиболее успешно в России действуют правозащитные организации, с достаточно высокой степенью успешности – благотворительные организации, хотя их заметно меньше, чем в экономически развитых странах. Практически не выполняют свою функцию защиты интересов наемных работников российские профсоюзы, очень слабы или отсутствуют корпоративные общественные организации, отстаивающие интересы той или иной профессии, отрасли. (Среди тех, которые существуют, но действуют не эффективно – Всероссийский Союз учителей, Союз переводчиков России, Союз парикмахеров и косметологов России, Молочный союз России, Мясной союз России и целый ряд других общественных объединений. Хотя и несколько положительных примеров привести можно: Союз журналистов России, Гильдия российских адвокатов). Существуют и неполитические общественные объединения, защищающие интересы подавляющей части населения (например, Союз потребителей Российской Федерации). Вместе с тем, говорить на этом основании о наличии в нашей стране гражданского общества нельзя. Общее число общественных объединений гораздо ниже, чем в экономически развитых странах. Степень вовлеченности населения России в различные общественные объединения низка, то же самое можно сказать об общественной активности граждан. Так что допустимо лишь говорить о наличии в России институтов гражданского общества, но не более. Для становления гражданского общества необходимо изменение культуры.

Есть ли выход?

Мы вернулись к определяющей роли культуры. Все, что мы имеем – и плохое, и хорошее – определяется нашей культурой. И если плохого больше, такова наша нынешняя культура.

Увы, наши культурные традиции не совместимы с западноевропейскими. Фактически Россия не является частью европейской цивилизации. Не входит наша страна и в либеральную цивилизацию, хотя в значительной степени тяготеет к ней.

В современной России не может быть цивилизованной рыночной экономики, правового государства, поскольку нет соответствующей культуры.

Вполне закономерен вопрос: а как же Япония? Как же Южная Корея? Как им удалось добиться впечатляющих экономических успехов при всей специфике их культуры? Ответ таков: этим странам удалось органично аккумулировать западные ценности в свою культуру. (Нам бы их трудолюбие и аккуратность). И Япония, и Южная Корея заслуженно вошли в либеральную цивилизацию. У России так не получилось. Как совместить, например, наш правовой нигилизм и уважение к Закону, бытующее в Западной Европе?

Что касается экономических успехов Китая – все те же трудолюбие, аккуратность. (Плюс скромность запросов). Но эти качества вырабатывались в течение многих веков. Это – важный элемент культуры восточных народов.

Мы имеем то, что позволяет нам иметь наша культура. И если мы хотим изменений, необходимо менять культуру.

Мы строим рыночную экономику и демократическое государство – по крайней мере, такая цель неоднократно провозглашалась Владимиром Путиным в Президентских посланиях и других выступлениях. Но как тогда объяснить следующий факт: по данным «Левада-Центра», около 65% опрошенных не знают, что скрывается за словосочетанием «либеральная демократия». Да и сами слова «либерализм», «демократия» многими воспринимаются отрицательно и совершенно неправильно. Как можно участвовать в строительстве новой России, не понимая, что именно строится?

Отрадно, что в своем последнем Президентском послании В.В.Путин впервые упомянул культуру. Но внимание к ней не может простираться только на отечественное кино и театры, литературу, культуру народов России, библиотеки. Нельзя пренебрегать многими другими составляющими культуры.

Как можно помочь изменению нашей культуры, и, соответственно, становлению демократического государства и гражданского общества? Для этого надо заниматься просветительством. Всерьез и последовательно. Прививать западноевропейскую политическую и правовую культуру, поведенческую культуру, культуру деловых отношений, культуру производства, культуру взаимоотношений человека и государства, общества и власти. Для этого нужны серьезные просветительские программы. Пока что ни одно правительство, работавшее после августа 1991 года, не озаботилось темой, которой всерьез уделяли внимание в послевоенной Германии. Тогда западных немцев просвещали с помощью интересных радиопередач и брошюр – им рассказывали об основах демократии и цивилизованной рыночной экономики. Теперь главным средством информации стало телевидение. Но просветительством оно заниматься не собирается. По крайней мере, без выделения на то соответствующих финансовых средств. А средства могут быть только бюджетными, поскольку ни один меценат не осилит расходов по подготовке телепередач и их трансляции в эфир. Просветительство должно стать заботой государства.

Необходимо сформулировать приоритеты государственной политики в сфере культуры. Исходя из этого, принять государственную программу просветительской деятельности. Осуществлять ее следует, опираясь на различные некоммерческие и общественные организации, на творческие союзы. (Государство должно привыкнуть опираться на негосударственные структуры, передавать им некоторые функции, разгружая себя. Фактически это должно происходить во многих сферах деятельности, и, конечно же – в сфере культуры).

Россия должна взять курс на вхождение в европейскую цивилизацию. Не формальное, а фактическое. При этом не существует опасности потери нашей самобытности. Конечно, изменение культуры – дело непростое и долгое. Но других вариантов становления по-настоящему демократического государства, цивилизованной рыночной экономики нет.

Впрочем, существует принципиально другой подход. Можно считать, что наша культура не требует изменений. Да, она такова, что мы с давних пор ставили и продолжаем ставить государство выше человека, позволяем власти не обращать внимание на общество, не уважаем Закон. Да, мы спокойно относимся к ненадежности деловых партнеров, к хамству на дорогах и в офисах, к вытоптанным газонам, грязи на тротуарах, запущенным подъездам. Поэтому всё у нас имеет свою специфику: демократия, рыночная экономика, гражданское общество. Отсюда необходимость эпитетов. Демократия – суверенная. Держава – энергетическая. Гражданское общество – специфическое, контролируемое государством, а не наоборот.

Это – тупиковый путь. Мы вполне можем провозгласить, что нашим национальным особенностям отвечает велосипед с квадратными колесами. Вот только ездить на нем не получится. Перспективнее держать курс на западноевропейскую культуру. Ничего унизительного в этом нет. Япония и Южная Корея только выиграли от того, что взяли много лет назад такой курс. Этому примеру сейчас следуют многие страны. Нам стоит быть в их числе. Тогда появятся основания говорить о великом будущем России.

Обсудить статью

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.