28 марта 2024, четверг, 21:55
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

21 февраля 2006, 08:40

Как не стать рабами истории

Нетрудно заметить любопытную закономерность: в последнее время почти любая публичная политическая дискуссия, особенно касающаяся дел восточноевропейско-постсоветских, так или иначе обрастает историческими (или псевдоисторическими) аргументами, с помощью которых спорящие пытаются доказать свою правоту. История прорывается в современность с давно не виданной силой, и оценки минувших событий, порой отделенных от сегодняшнего дня столетиями, нередко определяют отношение к современным проблемам, формируют взгляд как на собственную страну, общество, народ, так и на иные нации и государства. Достаточно вспомнить, сколь бурная полемика на исторические темы развернулась в России и восточноевропейских странах в прошлом году в связи с 60-летием разгрома нацизма, чтобы понять – в нашем регионе прошлое в значительной мере остается частью настоящего. Только вряд ли стоит сильно радоваться этому обстоятельству.

Европейцы, от Лондона до Екатеринбурга, традиционно весьма «историчны». Об этом свидетельствует множество фактов – от тем дебатов в европейских организациях (скажем, ПАСЕ недавно бурно обсуждала преступления коммунистических режимов) до популярности исторических телевикторин – вроде прокатившихся по телеэкранам доброго десятка стран выборов величайшего национального деятеля всех времен. В списках книжных бестселлеров любой европейской страны обязательно найдется нечто, так или иначе связанное с историей. Ревизия устоявшихся представлений об исторических событиях и деятелях – верный путь к коммерческому успеху, что могут подтвердить как Виктор Суворов с «Ледоколом» и «Аквариумом», так и Дэвид Ирвинг с «Войной Гитлера». Даже среди произведений детективного жанра особо модными становятся те, что так или иначе замешаны на истории, вроде «Кода да Винчи» или творений Б.Акунина. Всем этим Старый Свет отличается от Нового, где есть немало телепроповедников, собирающих у экранов многотысячные аудитории, но нет и не может быть кого-то вроде Эдварда Радзинского с его телеповествованиями о Николае II, Сталине или Распутине...

Конечно, «попсовая» история (или fiction, завернутый в исторический фантик) – одно, история «серьезная» – другое. Но в любом случае сознание образованной части европейцев привязано к истории как Большому Повествованию (нарративу), где действуют добрые и злые герои, которое развивается по определенным законам и обычно приходит если не к хэппи-энду, то, по крайней мере, к логичному завершению, в роли которого выступает настоящее. Именно так, собственно, и строятся традиционные учебные курсы истории в школах и вузах, нередко превращаясь в идеологизированную сказку (а как же иначе, если история у нас испокон веков понимается как «средство патриотического воспитания молодежи»?). Правда, в Западной Европе целостные исторические нарративы начали распадаться еще лет 20–25 назад, в результате чего история превратилась в некую пеструю и лишенную особого смысла мозаику, а на полках европейских магазинов стало появляться все больше книжек с названиями вроде «История бани», «История карточных игр» или даже «История женской груди». Тем не менее, тоска по Большому Повествованию сохранилась и в западной части Европы, с чем связана, например, непреходящая популярность биографий исторических деятелей.

В наших же посткоммунистических краях целостный нарратив по-прежнему царствует безраздельно, разве что сменив идеологическую окраску. В результате происходят вещи вроде той, которую мне пришлось недавно наблюдать в ходе одной Интернет-дискуссии, начавшееся со вполне невинного вопроса о происхождении названия «Малороссия». Вокруг этой проблемы возникло такое кипение страстей, что разговор собственно о топонимике практически исчез, будучи заслоненным иными вопросами: о родстве/отчужденности русских и украинцев, об их взаимных симпатиях и антипатиях, о Переяславской раде и зловредных поляках, о «триедином русском народе» и «средневековых украинцах» и, конечно, о современных перипетиях российско-украинских отношений как прямом продолжении многих событий прошлого... В очередной раз проявилось, что человеческое сознание хочет Большой Истории, взыскует мифа – или об Украине, испокон веку отличной от соседей и боровшейся за эту свою отличность и независимость, или о единой Руси – России, наследнице Византии и Руси Киевской, передавших ей историческую эстафету. Нынешнее положение дел при таком подходе воспринимается как апофеоз многовековых усилий украинского народа - в первом варианте - или как результат очередных происков коварного Запада, стремящегося разорвать и уничтожить «Русский мир», – во втором. Однако в любом случае за кадром остается реальная ткань истории – с ее перипетиями и развилками, с неоднозначностью и несводимостью логики разных исторических эпох к общему знаменателю.

Мифологизация истории, конечно, не ограничивается перепалками в Интернете или публикациями в СМИ. Она распространяется и на уровень «высокой» политики. Вот, скажем, новый президент Польши Лех Качиньский рассуждает в недавнем интервью чешскому журналу «Тыден» о специфике российско-польских отношений: «...Польская и русская история настолько тесно переплетены, что на обеих сторонах можно говорить об определенном взаимном комплексе. Современная польская идентичность формировалась в борьбе с русским царизмом, в начале своей независимости Польша была вынуждена обороняться от советской агрессии в 1920 году, а в 1940-м советские коммунисты намеренно уничтожили в Катыни более 20 тысяч представителей польской интеллигенции». Снова нарратив, в центре которого – польская жертвенность и русская агрессивность, причем при изложении исторических фактов не обходится, как это обычно бывает с историей-мифом, без передергивания  (на сей раз – в трактовке обстоятельств начала Советско-польской войны 1920 г.). Впрочем, итоговый вывод Качиньского оптимистичен: «Теперь (после недавней победы правых популистов на выборах в Польше – Я.Ш.), когда из нашего истеблишмента окончательно уходят представители бывшей коммунистической элиты, появился шанс построить новые, основанные на прагматизме добрососедские отношения». Здраво? Да. В духе мифологизации истории? Как ни странно, тоже да: ведь настоящее, т.е. собственный приход к власти, рассматривается Качиньским как счастливое завершение драматического исторического процесса. 

Между тем именно мифологизация истории – главное препятствие на пути политического прагматизма, по меньшей мере, по двум причинам. Во-первых, история, рассматриваемая как закономерный, по-своему фатальный процесс («история не знает сослагательного наклонения»), оборачивается почти рабской зависимостью сегодняшних политических действий от обстоятельств прошлого. И наоборот: признание истории «не догмой, а руководством к действию» способно порой приносить весьма симпатичные плоды. Примером могут служить отношения между Францией и Германией. В течение по меньшей мере полутораста лет они развивались под воздействием взаимной неприязни, возникшей в результате многочисленных войн между двумя нациями, и жажды мести как следствия этой неприязни. Разгром Пруссии Наполеоном I (1806) и разгром Пруссией Наполеона III (1870), капитуляция проигравшей Германии в Компьенском лесу (1918) и аналогичная капитуляция проигравшей Франции (1940) – все эти события выстроились в такую цепочку взаимных обид и ненависти, разорвать которую, казалось, ничто не в силах. С одной стороны – «сотрем в порошок лягушатников», с другой – «боши заплатят за всё». Однако после Второй мировой войны в Старом Свете возобладал совершенно иной подход к межнациональным и межгосударственным отношениям. Появилась новая концепция Европы (поначалу только Западной) как пространства мира, в рамках которого конфликты между странами и народами разрешаются только мирным путем. Эта идея, отвечавшая экономическим и политическим интересам государств-основателей ЕС, легла в основу процесса европейской интеграции, чьей несущей конструкцией долгое время оставался - а во многом остается и до сих пор - возникший в 50–60-е годы союз Франции и Германии. Такой нелогичный, «антиисторический», идущий наперекор традиции союз двух стран, в самом буквальном смысле слова выпивших когда-то друг у друга немало крови. 

Во-вторых, создаваемые образованным слоем общества исторические мифы, порой не лишенные сложности и своеобразной красоты, спускаясь по социальной лестнице этажом ниже, часто примитивизируются и превращаются в банальные, убогие и вредные стереотипы. Позволю себе предположить, что значительная часть жителей России ничего не знает о событиях Смутного времени вообще и 1612 года – в частности. Но недавнее провозглашение 4 ноября государственным праздником неизбежно вызвало у них вопрос: а почему, собственно, эта дата? Новообретенное знание о том, что когда-то в этот день каких-то поляков выгнали из Москвы, конечно, не привело к всплеску антипольских настроений, но в целом наверняка укрепило представление о России как об «осажденной крепости», чьи соседи питают по отношению к ней исключительно злые умыслы. Если такова и была цель властей при внесении в календари нового праздника, то их можно поздравить. Но куда более вероятной представляется другая версия: хотели во что бы то ни стало устроить выходной день в начале ноября, взамен отмененного празднования большевистской революции (что, кстати, тоже свидетельствует о коррективах, внесенных в официальную версию исторического Большого Повествования), - вот и использовали первую попавшуюся дату. Между тем в стране со столь мощной традицией разнообразной и разнонаправленной мифологизации истории («страна с непредсказуемым прошлым») любое изменение символики, в число которой входят и государственные праздники, следовало бы проводить с максимальной осторожностью. Ведь наложение одних мифов на другие может привести к своего рода исторической шизофрении и полной утрате национальной идентичности.

Итак, от истории, ссылок на нее и копаний в ее перипетиях – один лишь вред? Нет, конечно. Вред – от интерпретации истории как процесса а) логичного, б) линейного и в) имеющего некую конечную цель. От желания рассказать историю народа, страны, цивилизации как некую законченную повесть, каждая глава которой способствует развитию сюжетной линии, которая и держит все повествование. От чрезмерного морализаторства, деления наших предков и тех, с кем им приходилось иметь дело, на «агнцев» и «козлищ» – да еще и в соответствии с критериями, которых при жизни этих предков не существовало.

Историю, конечно, можно интерпретировать по-разному. Однако устоявшееся, вбитое в головы еще в школе с ее нарративным, по сути своей мифологическим подходом представление об истории как magistra vitae, «учительнице жизни», ведет, по большому счету, к пренебрежению настоящим во имя прошлого. Ведь если из истории следует извлекать уроки, то значит, нужно верить, что преподносимое нам в качестве исторических фактов ими и является. Между тем каждый историк знает, насколько разнообразно и неоднозначно порой описание одного и того же события разными источниками. Факт расплывается, исчезает, становится лишь набором пртиворечивых интерпретаций. Но именно здесь и брезжит свет в конце тоннеля: ведь если воспринимать историю не как целостное повествование, основанное на непреложных фактах, а именно как набор интерпретаций, то всё становится на свои места. Мы перестаем быть рабами прошлого, становясь по отношению к нему здраво критичными и при любой оценке того или иного исторического события  требуя: «Автора!». Вместо того чтобы задавать вопрос «Что тогда произошло?», полного ответа на который мы уже никогда не получим, ибо прошлое невозвратимо, мы отвечаем на вопрос «Что тогда и позднее думали о происходящем, и кто именно думал?». Мы начинаем понимать, как предыдущие поколения стараются повлиять на нас, загнать в границы собственных представлений и интерпретаций, – и сознаем, что многие из этих представлений явно не соответствуют нынешней исторической ситуации, а потому подлежат списанию в архив. Тем самым мы не отрекаемся от предков, но лишь подтверждаем свое равенство им, свое право так же, как и они, творить историю – даже если их история окажется полной противоположностью нашей.

См. также:

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.