28 марта 2024, четверг, 16:36
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

14 марта 2005, 10:00

Россия: высшее образование обесценивается

Центр демографии и экологии человека
Института народнохозяйственного прогнозирования РАН
ДЕМОСКОП Weekly

ЭЛЕКТРОННАЯ ВЕРСИЯ БЮЛЛЕТЕНЯ
«НАСЕЛЕНИЕ И ОБЩЕСТВО»

117418, Москва, Нахимовский пр-т, д. 47, ИНП РАН;
Телефон (095) 332-4289; Факс (095) 718-9771

Ценится ли на российском рынке человеческий капитал?

Казимир Малевич. Сбор урожая. 1911-1912

Процесс системной трансформации в России сопровождался гигантским, одномоментным обесценением человеческого капитала, накопленного в предыдущую эпоху. Оно коснулось как общего человеческого капитала (то есть знаний, навыков, мыслительных привычек, способов восприятия, которые люди получают в системе формального образования), так и специфического человеческого капитала (то есть знаний и умений, которые они приобретают по ходу своей производственной деятельности непосредственно на рабочих местах). Это массовое обесценение образовательного потенциала не могло не сказаться на производительности труда и стало одним из главных факторов ее резкого снижения.

Как следствие, возник глубокий разрыв между фактическими и желаемыми запасами человеческого капитала на уровне каждого отдельного человека. Не удивительно, что участники рынка труда начали предпринимать активные усилия, направленные на восполнение этого разрыва (т.е. на оптимизацию имевшихся у них запасов человеческого капитала). Можно без преувеличения сказать, что в первой половине 1990-х годов вся страна превратилась в один огромный учебный класс. Естественно, что этот процесс всеобщего переобучения протекал не столько в стенах учебных заведений, сколько по ходу трудовой деятельности и шире — по ходу жизнедеятельности каждого человека. По имеющимся оценкам, в 1990-е годы 40% российских работников сменили профессию. К. Сабирьянова, исследовавшая этот процесс, назвала его «великой реаллокацией человеческого капитала» [1].

Что способствовало его успешному ходу? Есть один особый элемент человеческого капитала, обозначаемый английским термином «trainability». Речь идет о способности людей использовать полученные ими знания и навыки для дальнейшей учебы, для приобретения новых знаний и навыков. По моим представлениям, советская система подготовки кадров, по меньшей мере, одну вещь делала действительно хорошо. Она прививала если не любовь и охоту, то уж во всяком случае, привычку и готовность к тому, чтобы постоянно учиться, учиться и учиться. Я думаю, эта привычка сослужила хорошую службу в тот критический момент, когда огромная часть «старого» человеческого капитала подверглась резкому обесценению и эту потерю нужно было восполнять.

К каким результатам это привело? Обратимся сначала к общему человеческому капиталу, который производится в рамках формальной системы образования. Известно, что, по крайней мере, к концу советского периода отдача от образования находилась на очень низкой отметке и составляла не более 1-2%. Реально это означало, что с точки зрения пожизненных заработков человек, получивший диплом, скажем, об окончании вуза, практически ничего не выигрывал. Однако в переходный период ситуация резко изменилась. Оценки, которые относятся к середине-концу 1990 годов, показывают уже совершенно другую картину. В эти годы отдача от образования достигла 7-8% — уровня, на котором находится его окупаемость в большинстве других стран мира, как развитых, так и постсоциалистических.

О том же говорит и более грубый индикатор, нередко используемый в межстрановых сопоставлениях, — относительная разница в заработках между работниками с высшим и полным средним образованием. В России обладание вузовским дипломом обеспечивает прирост в заработках в среднем на 60-70% [2]. Это практически не отличается от оценок для промышленно развитых стран, где премия на высшее образование обычно варьируется в диапазоне от 50 до 100%.

Человеческий капитал повышает шансы не только на получение более высоких заработков, но и на получение работы как таковой. Можно ли говорить о подобном эффекте применительно к российскому рынку труда?

Как видно из рис. 1 и табл. 1, в российских условиях высокое образование действительно усиливает конкурентные позиции работников. Прослеживается закономерность, имеющая практически универсальный характер: чем выше образовательный потенциал, тем выше экономическая активность, больше занятость, ниже безработица и меньше доля «отчаявшихся» работников, покинувших рынок труда после длительных безуспешных поисков (эта закономерность нарушается лишь в одном-единственном случае — для работников с незаконченным высшим образованием).

Так, в 2003 году «выигрыш», которые лица с высшим образованием в возрасте от 25 до 49 лет имели по сравнению с лицами со средним образованием, составлял: с точки зрения активизации участия в рабочей силе — около 10 процентных пунктов (94% против 85%), с точки зрения улучшения перспектив занятости — почти 15 процентных пунктов (90% против 76%), с точки зрения сокращения риска безработицы — 6,5 процентного пункта (3,7% против 10,1%) — см. рис. 1.

В табл. 1 приведены соответствующие показатели и для других возрастных групп — молодежи, лиц предпенсионного и пенсионного возраста. В целом для всего населения, с точки зрения уменьшения опасности быть вытесненным с рынка труда, «выигрыш» тех, кто имел высшее образование, по сравнению с лицами со средним образованием составлял 2,4 процентного пункта (0,5% против 2,9%).

Очевидно, что накопление общего человеческого капитала обеспечивает огромные преимущества, многократно усиливая конкурентные позиции работников на рынке труда.

Рисунок 1. Экономическая активность, занятость и безработица по в возрасте 24-49 лет в зависимости от уровня образования, 2003, %
Таблица 1. Экономическая активность, занятость и безработица по основным возрастным группам и уровню образованию, 2003, %*
Показатели Возрастные группы** Высшее про-
фессио-
нальн.
Непол-
ное высшее про-
фессио-
нальн.
Среднее про-
фессио-
нальн.
Началь-
ное про-
фессио-
нальн.
Среднее (полное) общее Основ-
ное общее
Началь-
ное общее, не имеют началь-
ного общего
Уровен эконо-
мической активности
Молодежь 89,7 25,7 83,3 84,0 32,7 17,2 13,7
Лица зрелого возраста 94,0 82,0 91,8 90,5 85,0 75,7 39,5
Лица предпен-
сионного возраста
89,2 80,9 83,6 80,8 77,5 68,7 46,7
Лица пен-
сионного возраста
38,7 24,2 27,9 22,3 20,1 13,4 8,7
Все население 83,3 47,0 79,4 80,6 60,7 33,9 14,0
Уровень занятости Молодежь 80,7 21,2 72,5 71,4 25,7 12,6 9,9
Лица зрелого возраста 90,5 75,9 86,4 82,7 76,4 65,3 32,3
Лица предпен-
сионного возраста
85,9 73,6 78,9 76,1 71,9 62,5 42,9
Лица пен-
сионного возраста
37,3 22,8 26,6 21,5 19,0 12,7 8,5
Все население 79,9 42,0 74,3 73,3 53,8 28,9 12,4
Уровень безрабо-
тицы
Молодежь 10,0 17,6 12,9 15,0 21,4 26,6 27,4
Лица зрелого возраста 3,7 7,4 5,8 8,6 10,1 13,7 18,3
Лица предпен-
сионного возраста
3,7 9,0 5,6 5,9 7,2 9,0 8,1
Лица пен-
сионного возраста
3,5 5,9 4,8 3,6 5,4 5,2 1,6
Все насе-
ление***
4,1
(0,5)
10,7
(1,2)
6,5
(1,0)
9,1
(1,7)
11,3
(2,9)
14,6
(6,6)
11,4
(9,1)
* По данным обследований населения по проблемам занятости Госкомстата России.
** Молодежь — 15-24 года; лица зрелого возраста — 25-49 лет; лица предпенсионного возраста — женщины 50-54 года и мужчины 50-59 лет; лица пенсионного возраста — женщины 55-72 года и мужчины 60-72 года.
*** В скобках приводятся оценки уровня отчаявшихся работников для соответствующих образовательных групп.

Однако со специфическим человеческим капиталом ситуация была не столь однозначной. Стандартным показателем, измеряющим объемы накопленного специфического человеческого капитала, является специальный стаж, то есть время, в течение которого человек работает на данном рабочем месте, в данной фирме. В России он составляет сейчас около 7 лет против 10-12 лет в странах Западной Европы или Японии. Это означает, что российская экономика продолжает жить с рабочей силой, которая имеет недостаточные по международным меркам запасы специфического человеческого капитала. Оборотная сторона этого явления — высокая текучесть. Анализ показывает, что по интенсивности оборота рабочей силы Россия оставляет далеко позади все другие переходные экономики.

На ситуацию со специфическим человеческим капиталом можно взглянуть и с другой стороны. Известно, что пик заработков в процессе трудовой карьеры человека обычно приходится на возраст 50-55 лет — именно в этом возрасте отдача от инвестиций в специфический человеческий капитал достигает своего максимума. Однако в России пик заработков достигается где-то между 35 и 40 годами, то есть на 10-15 лет раньше. Отсюда можно сделать вывод, что старшие поколения уже никогда не восполнят утерянный ими специфический капитал и что российской экономике придется еще долгое время жить в условиях его явной недостаточности.

Однако, исключая этот «провал» со знаниями и навыками, приобретаемыми непосредственно на рабочем месте, можно утверждать, что на российском рынке труда прослеживаются все основные закономерности, характеризующие взаимосвязь человеческого капитала с заработками, экономической активностью, занятостью и безработицей, которые известны из опыта других стран. Обладание им безусловно усиливает конкурентные позиции работников — стимулирует участие в рабочей силе, повышает шансы на нахождение работы, снижает риск безработицы. Все указывает на то, что российским рынком труда высокое образование ценится не меньше (в относительных терминах), чем рынками труда большинства других стран мира.

Россия больше не гипериндустриализованная страна

В дореформенный период российская рабочая сила по своим структурным характеристикам существенно отличалась от рабочей силы других стран, особенно — стран со зрелой рыночной экономикой. Насколько существенными оказались сдвиги в ее отраслевой, профессиональной и образовательной структуре, наблюдавшиеся в переходный период? Стала ли в результате этих сдвигов российская рабочая сила выглядеть более «стандартно»? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо рассмотреть особенности ее распределения по отраслям, профессиям и уровням образования в межстрановой перспективе. Более продуктивным представляется сравнение не столько с развитыми, сколько с другими постсоциалистическими странами, двигавшимися по тому же маршруту, что и Россия, — от плановой к рыночной экономической системе.

В табл. 2 отражено распределение российских работников по трем основным секторам экономики — аграрному, промышленному и услуг в начале и в конце переходного периода (1990 и 2002 годы). Отметим, что при получении этих оценок в целях сопоставимости использовалась не традиционная российская классификация отраслей народного хозяйства (ОКОНХ), а альтернативная классификация видов экономической деятельности, продукции и услуг (ОКДП), практически идентичная международной классификации отраслей ISIC-3.

Широко распространено представление, что с точки зрения масштабов развития сферы услуг Россия была и остается безнадежным аутсайдером. Однако данные, представленные на рис. 2 и в табл. 2, этого не подтверждают. Дореформенную российскую экономику, когда в промышленном секторе было сконцентрировано 40% всех занятых, действительно можно было бы квалифицировать как гипериндустриализированную. Однако в переходный период доля этого сектора уменьшилась на четверть — до 30%. В то же время доля занятых в сфере услуг увеличилась почти на 15 процентных пунктов и в настоящее время здесь уже сосредоточено около 60% всех российских работников. Много это или мало?

Рисунок 2. Структура занятости по трем крупным секторам экономики, %
Таблица 2. Структура занятости по трем крупным секторам экономики, %*
Страны Аграрный сектор Промышленный сектор Сектор услуг Индекс реструктуризации
Болгария (2003) 10,1 32,8 57,1 15,2
Венгрия (2002) 6,2 34,1 59,7 12,6
Польша (2002) 19,3 28,6 52,0 20,3
Румыния (2002) 36,4 29,5 34,1 38,2
Словакия (2002) 6,2 38,4 55,4 16,9
Словения (2002) 9,7 38,6 52,0 20,3
Чехия (2002) 4,8 39,6 55,6 16,7
Россия (1990) 13,9 40,1 46,0 -
Россия (2002) 11,5 29,8 58,7 13,6
Германия (2002) 2,5 31,9 65,6 -
Среднее по 4 странам Западной Европы** 2,5 25,2 72,3 0
* По данным национальных обследований рабочей силы.
** Великобритания, Дания, Нидерланды, ФРГ.

Сравнительный анализ данных о секторальной структуре занятости в странах Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) и Германии приводит к достаточно неожиданным выводам. Оказывается, что по масштабам занятости в сфере услуг Россия уже вплотную приблизилась к Германии (отставание составляет менее 7 процентных пунктов). Более того, из стран ЦВЕ только Венгрию можно поставить в этом отношении рядом с Россией, тогда как все остальные от нее отстают (рис. 2). Последняя колонка табл. 2 содержит оценки так называемого «индекса реструктуризации занятости». Он показывает, какой процент работников необходимо перераспределить между секторами, чтобы достичь структуры занятости, характерной для развитых западноевропейских стран (мы использовали усредненные данные по четырем странам Западной Европы — Великобритании, Дании, Нидерландам и ФРГ). России для этого потребовалось бы перераспределить 13,6% всех работников, намного меньше, чем Чехии, Польше, Словакии или Словении, не говоря уже о Болгарии или Румынии. А ведь в большинстве из них реформы, по общему мнению, проходили намного успешнее, чем в России. И тем не менее рассчитанный нами индекс реструктуризации свидетельствует, что с точки зрения секторальной структуры занятости России находится явно ближе к «западноевропейскому стандарту», чем они.

Видимо, сейчас Россию уже нельзя относить к числу гипериндустриализованных стран, как это было до начала реформ. С точки зрения распределения рабочей силы, доминирующим сектором российской экономики выступает сегодня сектор услуг, где сосредоточено почти две трети всех занятых. В этом отношении ее вполне можно отнести к экономикам постиндустриального типа или, по меньшей мере, к экономикам, вплотную к нему приблизившимся.

Социальный крен третичного сектора

Доминирование сферы услуг в структуре российской занятости сочетается со специфическим отраслевым распределением занятости внутри этого сектора, существенно отличным от того, который можно считать типичным даже для других постсоциалистических стран, не говоря уже о развитых странах. Обратимся к данным табл. 3, где представлено распределение занятых по отдельным отраслям сферы услуг в России, а также в Германии и в странах ЦВЕ.

Таблица 3. Отраслевая структура занятости в сфере услуг, 2002, %*
Отрасли Болга-
рия
Венг-
рия
Поль-
ша
Румы-
ния
Слова-
кия
Слове-
ния
Чехия Герма-
ния
Россия
Торговля 14,9 14,3 14,2 9,3 12,8 13,0 13,0 13,9 13,7
Гостиницы и рестораны 4,5 3,5 1,8 1,2 3,2 3,9 3,6 3,4 1,7
Транспорт и связь 7,6 8,0 6,0 5,0 7,3 6,0 7,7 5,6 9,0
Финансовые услуги 1,1 1,9 2,3 0,8 1,9 2,4 2,0 3,7 1,2
Деловые услуги и операции с недвижимостью 4,1 6,0 4,9 1,5 4,9 4,9 5,6 8,5 4,0
Государственное управление 8,1 7,3 5,8 5,9 7,0 5,4 6,8 8,2 6,9
Образование 7,4 8,2 6,8 4,4 7,7 6,6 6,5 5,5 8,9
Здравоохранение 5,5 6,2 6,8 3,8 6,7 5,5 6,4 10,7 6,9
Прочие услуги 3,8 4,1 3,3 2,2 3,7 4,2 3,9 5,7 6,4
Деятельность по ведению домашних хозяйств 0,0 0,1 0,1 0,0 0,4 0,0 0,1 0,4 0,0
Вся сфера услуг 57,1 59,7 52,0 34,1 55,4 52,0 55,6 65,6 58,7
* Данные национальных обследований рабочей силы, в % от общей численности занятых в экономике.

Как нетрудно убедиться, по доле занятых в торговле — 13,7% — Россия уже не уступает другим постсоциалистическим странам. В то же время доля занятых на транспорте оказывается в ней непропорционально велика — 9,0%. Впрочем, у этого отклонения есть вполне очевидное объяснение — размеры страны. Напротив, в общественном питании, финансовых и деловых услугах налицо очевидный и очень глубокий провал. Здесь занято соответственно 1,7%, 1,2% и 4,0% российских работников, что в полтора-два раза меньше, чем в наиболее развитых странах ЦВЕ. Необходимо также отметить, что в России значительная часть работников, занятых оказанием деловых услуг, трудятся в науке и научном обслуживании [3]. В результате при исключении работающих в науке и научном обслуживании российская занятость в «рыночных» деловых услугах оказывается вообще мизерной.

Обратный пример дают социальные услуги — здравоохранение и особенно образование. Здесь, наоборот, наблюдается сверхвысокая концентрация рабочей силы — соответственно 6,9% и 8,9%. При взгляде на российскую сферу услуг может возникнуть впечатление, что в России есть два излюбленных занятия — лечиться и учиться. Парадоксально, но в российской системе образования занято почти вдвое (!) больше работников (в относительном выражении), чем в германской. Как следствие, по сравнению с другими странами российская структура занятости оказывается резко смещена от «рыночных» услуг в пользу социальных услуг.

Рисунок 3. Занятость в образовании и здравоохранении в 2002 году, %

В России не хватает клерков, но в избытке неквалифицированные рабочие

Каково распределение занятых в России по отдельным профессиональным группам? На рис. 4 и в табл. 4 [4] представлено распределение работников по их профессиональной принадлежности в России, Чехии и Германии в 2002 году.

Рисунок 4. Профессиональная структура занятости в России, Германии и Чехии, 2002, %
Таблица 4. Профессиональная структура занятости в России, Германии и Чехии, 2002, %*
Профессиональные группы Россия Германия Чехия
Всего Муж. Жен. Всего Муж. Жен. Всего Муж. Жен.
Руководители 4,3 5,3 3,4 6,9 8,1 5,3 6,4 8,4 3,8
Специалисты высшего уровня квалификации 16,4 13,2 20,0 13,7 15,4 11,5 10,3 8,9 12,1
Специалисты среднего уровня квалификации 15,2 8,9 22,0 20,6 15,9 26,4 19,3 16,4 23,0
Служащие, занятые подготовкой информации 3,4 0,7 6,1 12,5 7,1 19,2 8,6 3,5 15,2
Работники сферы обслуживания, ЖКХ и торговли 12,9 8,2 17,6 12,0 5,7 19,8 12,6 7,7 19,0
Квалифицированные рабочие сельского хозяйства 5,2 4,9 5,6 2,0 2,5 1,4 1,9 2,0 1,8
Квалифицированные рабочие промышленности 16,9 24,4 9,0 16,8 27,4 3,7 19,8 30,1 6,5
Полуквалифицированные рабочие 14,0 23,7 3,7 7,4 11,3 2,6 13,3 17,7 7,6
Неквалифицированные рабочие 11,7 10,7 12,6 8,1 6,5 10,1 7,7 5,3 10,9
Всего 100 100 100 100 100 100 100 100 100
* Данные национальных обследований рабочей силы.

В рамках стандартной классификации профессий, используемой в международной практике, выделяются девять укрупненных групп. Первая из них — это руководители. В России их оказывается примерно в полтора раза меньше (4,3%), чем в Чехии или Германии, особенно заметно отставание среди мужчин. Однако наблюдаемые расхождения все же недостаточно велики, чтобы можно было с уверенностью утверждать, что российская экономика страдает от нехватки руководителей. Дело в том, что при проведении опросов представители именно этой профессиональной группы оказываются обычно наименее доступны для интервьюеров [5]. Поэтому при обращении к представителям других специальностей специфика распределения российской рабочей силы по профессиям проступает более отчетливо.

Как следует из рис. 4 и табл. 4, в России насчитывается гораздо больше, чем Чехии или Германии, специалистов высшей квалификации: 16,4% против 10,3-13,7%. Особенно велик этот межстрановой разрыв у женщин. Например, женщин-специалистов высшей квалификации в России почти вдвое больше, чем в Германии: соответственно 20% и 11,5%. Напротив, специалисты средней квалификации в России явно недопредставлены, причем в первую очередь — среди мужчин. Так, в России на долю специалистов средней квалификации приходится около 9% всех занятых мужчин, тогда как в Чехии и Германии — примерно 16%. Еще более глубокий провал наблюдается в следующей профессиональной группе — «клерки» (в российской терминологии они обозначаются как «служащие, занятые подготовкой информации»). В России к ней принадлежат лишь 6% среди женщин и менее 1% среди мужчин. Аналогичные оценки по Чехии и Германии в несколько раз выше: соответственно 15-20% и 4-7%. В то же время работники сферы обслуживания и торговли во всех трех рассматриваемых странах представлены примерно в одинаковой пропорции. И в России, и в Чехии, и в Германии к ней относятся 17-20% среди женщин и 6-8% среди мужчин.

Достаточно неожиданно, что представленные в табл. 4 оценки свидетельствуют также об отставании России по доле квалифицированных рабочих, во всяком случае — среди мужчин. Если в России эта группа охватывает менее четверти всех работающих мужчин, в Чехии и Германии около трети. Зато по представительству двух самых низших профессиональных групп — полуквалифицированных и неквалифицированных рабочих — Россия выступает безусловным лидером. Так, неквалифицированных рабочих оказывается в ней в полтора раза больше, чем в Чехии или Германии: 12% против 8%.

Подытоживая, можно сказать, что в России профессиональная шкала имеет как бы «загнутые» вверх края и «проваленную» середину. По сравнению с другими странами в российской экономике насчитывается непропорционально много работников, с одной стороны, с самой высокой, и, с другой стороны, с самой низкой квалификацией. В то же время ей, похоже, недостает специалистов средней квалификации; служащих, занятых подготовкой информации; и, возможно, квалифицированных рабочих.

В итоге, несмотря на, казалось бы, широкое развитие сферы услуг профессиональная структура российской рабочей силы остается резко смещенной в пользу работников физического труда. В России общее соотношение между «белыми» и «синими» воротничками составляет 52% против 48%, тогда как в Чехии — 57% против 43%, а в Германии и того больше — 66% против 34%. Другими словами, в отличие от отраслевой профессиональная структура занятости в России до сих пор сохраняет в значительной мере индустриальный характер.

Соответствуют ли амбиции нашей образованности амуниции нашей экономики?

Трансформационный кризис не смог прервать тенденцию к опережающему росту численности работников с высшим образованием: спрос на него со стороны населения в 1990-е годы продолжал устойчиво повышаться.

В настоящее время почти две трети российских работников (62%) имеют либо высшее, либо среднее специальное образование (табл. 5). На долю выпускников ПТУ сейчас приходится 15,3% всех занятых, на долю выпускников средних школ — 16,2%. В то же время малообразованных работников (окончивших неполную среднюю или начальную школу) насчитывается немногим более 6% (соответственно 5,6% и 0,9%). Фактически можно говорить о почти полном вымывании из российской экономики работников, не пошедших дальше начальной школы. Не удивительно, что по формальным признакам российская рабочая сила предстает сегодня как одна из самых высокообразованных в мире [6].

Таблица 5. Образовательная структура занятого населения России по данным переписей 1989 и 2002 годов, %
Группы по уровню образования 1989 2002
высшее профессиональное 14,8 23,3
неполное высшее профессиональное - -
среднее профессиональное 25,8** 38,7**
начальное профессиональное 18,0 15,3
среднее (полное) общее 21,0 16,2
основное общее 13,7 5,6
начальное общее, не имеют начального общего 6,8 0,9
Итого 100 100
* Без учета лиц, не указавших уровень образования.
** Неполное высшее и среднее профессиональное.

Данные ОЭСР (рис. 5 и табл. 6) показывают, какая доля населения в возрасте 25-64 года в различных странах мира обладает образованием не ниже вторичного (то есть полным средним или начальным профессиональным) и какая — третичным (то есть высшим или средним профессиональным). Сравним, как оценки по России, рассчитанные с использованием данных переписи населения 2002 года, соотносятся с аналогичными оценками по другим странам мира.

Рисунок 5. Доля лиц с вторичным образованием и выше и с третичным образованием среди населения в возрасте 25-64 года, 2002, %
Таблица 6. Доля лиц с вторичным образованием и выше и с третичным образованием среди населения в возрасте 25-64 года, 2002, %*
Страны Доля лиц с вторичным образованием
(не ниже полного среднего или начального профессионального)
Доля лиц с третичным образованием
(высшим или средним профессиональным)
**
Канада 83 43 (21)
США 87 38 (29)
Япония 84 36 (20)
Швеция 82 33 (18)
Финляндия 75 33 (16)
Австралия 61 31 (20)
Норвегия 87 31 (28)
Великобритания 84 27 (19)
Южная Корея 70 26 (18)
Испания 42 24 (17)
Франция 65 24 (12)
Германия 83 23 (13)
Венгрия 71 14
Польша 82 12
Чехия 88 12
Словакия 86 11 (10)
Россия 89 57 (21)
* По данным ОЭСР.
** В скобках указана доля лиц с высшим образованием.

В России доля лиц с образованием не ниже вторичного является самой высокой среди всех вошедших в нашу выборку стран — 89%. Впрочем, практически такие же показатели демонстрируют Чехия, США, Норвегия, Словакия и некоторые другие страны. Гораздо удивительнее, что Россия оказывается лидером и по доле лиц с третичным образованием (57%). Это почти на 15 процентных пунктов больше, чем у следующей за ней Канады — 43%, и в несколько раз выше, чем в других постсоциалистических странах, где данный показатель не выходит за пределы даже 15%. Конечно, в значительной мере «первенство» России обеспечивается сверхвысокой пропорцией лиц, имеющих среднее профессиональное образование. Однако и по доле лиц с высшим образованием (21%) Россия относится к числу безусловных лидеров, уступая только Норвегии и США. Этот результат нельзя не признать феноменальным — особенно если мы примем во внимание резкое отставание России от включенных в табл. 6 стран по показателям экономического развития.

Однако у этого достижения есть оборотная сторона. Сопоставление распределения российских работников по уровням образования с их распределением по профессиям приводит к выводу, что уже сейчас многие из тех, кто получили высокую формальную подготовку, оказываются вынужденными занимать рабочие места, не требующие высокой квалификации или даже не требующие никакой квалификации вообще.

У опасной черты дипломомании

Оценки, представленные в предыдущем разделе, свидетельствуют о серьезной асимметрии в распределении российской рабочей силы по отраслям, профессиям и уровням образования. Они предполагают также, что примерно с середины 1990-х годов наблюдалось резкое ослабление связей между рынком труда и системой образования. Начиная с этого момента, образовательная динамика приобрела автономный характер, мало связанный с процессами реструктуризации экономики, с ее отраслевой или профессиональной перестройкой.

О том же говорят и прогнозы возможной эволюции образовательного потенциала в предстоящие десятилетия. Мы рассмотрели два альтернативных варианта такого прогноза. Первый из них основывался на данных, характеризующих соотношения между потоками учащихся на различных ступенях системы образования. Согласно этим данным, отношение числа принятых в вузы в 2002 году (без учета лиц, уже имевших высшее образование) к числу получивших в 2000 году аттестат об основном общем образовании, составляло 0,64 к 1. (Еще в начале 1990-х годов пропорция выглядела совершенно иначе: 0,27 к 1.) Если предположить, что система образования находится в состоянии равновесия, то это означает, что из нынешних когорт, оканчивающих 9-й класс, обладателями вузовских дипломов рано или поздно станут 60-65%. В другом варианте прогноза нами были использованы данные переписи населения 2002 года. Мы просуммировали доли лиц, являющихся студентами вузов в каждой из возрастных когорт, а затем разделили полученную величину на коэффициент 5, считая, что он примерно соответствует средней продолжительности обучения в российских вузах. Подобный расчет позволяет предполагать, что из когорт, оканчивающих сейчас 9-й класс, дипломы о высшем образовании получат около 50%.

Хотя использованные нами альтернативные подходы приводят к достаточно близким результатам, первый, более высокий вариант прогноза представляется все же более правдоподобным. В случае его реализации через 30-40 лет российская рабочая сила примерно на две трети будет состоять из работников с высшим образованием. Причем, возможно, даже эта оценка является заниженной и преуменьшает масштабы будущего наплыва выпускников вузов. Как известно, в ближайшие годы Россия попадает в демографическую «яму». Это способно еще больше усилить конкуренцию вузов за потенциальных абитуриентов со всеми вытекающими отсюда последствиями — снижением требований при поступлении, дальнейшей девальвацией качества обучения, ростом спроса на второе высшее образование и т.д.

В результате развитие российской системы образования может пойти по пессимистическому сценарию, который описывается в так называемой теории фильтра (другое название — трактовка образования как средства отбора). В ней показывается, как «дипломомания» может приобретать характер безостановочного, самоподдерживающегося процесса.

Согласно теории фильтра, задача системы образования — не столько передача учащимся знаний и навыков, сколько проверка их способностей, которые существуют до и помимо обучения. Чем способнее человек, тем более высоких ступеней образования он достигает; аттестат или диплом всего лишь удостоверяют его более высокую потенциальную производительность и фактически служат пропуском на лучшие рабочие места. В подобных условиях рост образования может приобретать иррациональный характер: если, скажем, менее способные люди начинают в массовом порядке получать среднее образование, которое до этого было доступно лишь немногим, то тогда более способные оказываются вынуждены поступать в колледжи, чтобы подтвердить свои преимущества в производительности и тем самым сохранить доступ к лучшим рабочим местам. Такое поведение — рационально с индивидуальной точки зрения, но иррационально с точки зрения всего общества в целом. Хуже того: при определенных условиях система отбора начинает давать сбои, выдавая за реально существующие фиктивные различия в способностях работников. В этом случае информационная ценность образовательного сигнала становится близкой к нулю, поскольку аттестаты и дипломы перестают быть свидетельством более высокой потенциальной производительности их обладателей.

Не исключено, что российская система образования уже вплотную приблизилась к черте, за которой, как это предсказывает теория фильтра, может начаться безостановочная «погоня» за дипломами все более и более высокого уровня. В перспективе это чревато возникновением глубоких структурных дисбалансов на российском рынке труда. С одной стороны, нехватка работников с низкой образовательной подготовкой потребует либо резкого повышения их заработной платы, либо допуска на российский рынок труда больших масс мигрантов, либо того и другого вместе. С другой стороны, постепенная девальвация вузовских дипломов поведет к тому, что работникам с высшим образованием придется во все больших масштабах перемещаться на рабочие места, которые не требуют высокой квалификации и которые до этого занимали работники с намного более низкой формальной подготовкой. Необходимы глубокие институциональные преобразования, чтобы предотвратить или хотя бы смягчить развитие этих негативных тенденций.

Примечания

[1] K. Sabirianova. The Great Human Capital Reallocation. Working Paper No 2K/11. Moscow: EERC, 2001.

[2] Оценки на основе данных НОБУСа (Национального обследования благосостояния домашних хозяйств и участия в социальных программах, проводившегося Госкомстатом России в 2003 году).

[3] Согласно ISIC-3, НИОКР относится к подсектору деловых услуг

[4] Использованы данные обследований населения по проблемам занятости (ОНПЗ) Госкомстата России

[5] Показательно, что в следующем 2003 г. ОНПЗ давали уже существенно более высокую оценку доли руководителей — 6,7%, что вполне сопоставимо с аналогичными оценками по Чехии или Германии.

[6] Впрочем, если измерять накопленный человеческий капитал не в уровнях образования, а в годах обучения, то картина оказывается далеко не столь радужной. Так, в 2002 году среднее ожидаемое количество лет обучения по всем странам мира составляло 15,3 года. Оценка по России была почти на целый год ниже среднемировой — 14,5 года. Еще существеннее было ее отставание от группы наиболее развитых стран, достигавшее 3,1 года.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.