29 марта 2024, пятница, 12:38
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

29 декабря 2004, 12:36

Что скучно…

Фарсовое завершение безумного года: площадку общественного протеста заняли и твердо держат национал-большевики Эдуарда Лимонова. Конечно, им самим слабо было бы слепить хит сезона: но в творческом содружестве с исполнительной и судебной властью чего только не достигнешь в нашей стране!

Сюжет пьесы незамысловат, как и почти все творческие шедевры подростка Савенко (нынешние его соавторы тоже художественной фантазией не блещут). Жанр: трагифарс в двух прямых действиях с эпилогом.

Прямое действие №1: 2 августа около двух десятков юных нацболов в знак протеста против закона № 122 (для тех, кто не знает: под этим номером у нас числится пресловутый закон о монетизации льгот) захватывают кабинет министра соцразвития Зурабова. Попорчено, кажется, кресло, в котором сидит министр. Ребятишек, натурально, арестовывают и предъявляют им, среди прочего, обвинение в захвате государственной власти...

Прямое действие №2: 14 декабря сорок членов НБП захватывают одну из приемных в здании Администрации Президента. На сей раз это — протест против массы разных вещей. Здесь и фальсификация парламентских выборов, и отмена выборов губернаторских, и ответственность правительства за жертвы “Норд-Оста” и Беслана, и дружба с Туркменбаши, и передача Китаю пограничных островов, и попустительство американцам в Средней Азии, и закрытие телеканалов, и вмешательство в выборы в Абхазии и на Украине, — словом, все право-левые претензии к Путину в одном флаконе. Требуют, естественно, отставки президента. Да, еще одна замечательная деталь: акция приурочена к годовщине смерти А.Д. Сахарова.

Этих тоже запихивают в кутузку и предъявляют им те же самые обвинения, что и августовским парням.

И эпилог: 20 декабря суд приговаривает семерых августовских “захватчиков государственной власти” к пяти годам лагерей каждого. Понятно, что этот эпилог есть одновременно и пролог: декабрьские поклонники action directe получат, вне всякого сомнения, те же или еще более людоедские сроки.

Публика, зевая, расходится по домам. Либералы вяло спорят, следует ли им взять под свою опеку новоиспеченных узников совести или, учитывая их отнюдь не либеральные политические убеждения, одобрить решительность правительства и суда. Мальчики едут в столыпинском вагоне куда-нибудь в Лабытнанги.

В “Записках у изголовья” Сэй-Сёнагон, великой японской писательницы хэйанской эпохи, эти события, определенно, шли бы под рубрикой: “Что скучно”.

Что скучно:

…говорить о безумии российских правоохранительных органов, предъявляющих юным национал-большевикам обвинения в захвате государственной власти. Начальство отнюдь не безумно и в рамках своего мироощущения совершенно право. Испокон веку в России кабинет, стол и кресло являлись не просто атрибутами государственной власти — они, эти предметы, этой самой властью и были

. Со времен царя Гороха к этим составляющим добавились еще разве что вертушка и секретарша. Обладание хотя бы одним из названных предметов и есть обладание властью в России (см, например, блистательное воплощение этой идеи в одной из сюжетных линий давней повести братьев Стругацких “Улитка на склоне”). Сегодня — кабинет, кресло и стол, завтра они по вертушке примутся звонить, а послезавтра — что? Нет-нет, это вам не почта, мосты и телеграф, тут гораздо более серьезное покушение…

…возмущаться жестокостью приговоров. В этом возмущении был бы какой-то резон, если бы судебные приговоры были бы у нас тем, чем они являются в правовом государстве: соразмерным воздаянием за те или иные прегрешения. В России же приговор по любому делу, привлекшему к себе внимание общества, — неважно, суровый или, наоборот, чрезмерно снисходительный, — есть не что иное, как политическое послание, адресованное единой и нераздельной (а отнюдь не судебной!) властью этому самому обществу. И не возмущаться здесь надо, а пытаться правильно прочесть смысл этого послания.

В чем смысл нарочито абсурдного обвинения и варварского (это прилагательное — не знак возмущения, а просто дефиниция) приговора лимоновским мальчикам? Разгадать иероглифы власти не всегда просто; они читаются в зависимости от контекста, и все зависит от того, в какой из возможных контекстов их погрузить. Я бы предложил вот какое прочтение: в стране устанавливается новый порядок. В этом новом порядке найдется место любой оппозиции, и правой, и левой, и даже, возможно, неполитическим гражданским организациям, в том числе правозащитным, — но только при условии, что они согласятся быть “выстроенными”, т.е. встроиться в новую политическую систему. Те же, кто заведомо не встроится, — всякие там лимоновцы, анархи, радикальные экологисты, склонные к “прямому действию”, и т.п. — не будут, как раньше, просто маргиналами, оттесненными на уютную и привычную им обочину политического процесса. Не дадут им быть маргиналами. Им просто не дадут быть

. Демократия по Путину — это крупноблочное здание, и всякая мелочь пузатая, не встраивающаяся в этот демократически-бюрократический Парфенон, должна сгинуть и не портить общую картину.

Может, так, а, может – иначе. Я бы только заметил еще, что если кто надеется, что в ходе приборки строительного мусора выметут скинхедов и прочих убийц, то, скорее всего, эти надежды — напрасные. Скинхеды ведь — это реальная проблема. А Владимир Владимирович решает проблемы эстетические. Как и Эдуард Вениаминович, впрочем.

Что еще скучно?

…рассуждать о том, что практика лимоновской партии — не что иное, как набор постмодернистских арт-жестов. Ну да, конечно. Так ведь эпоха у нас на дворе такая — постмодернистская. Впрочем, постмодернизм — изобретение отнюдь не нашего времени. Постмодернизм впервые возник и даже одно время удерживал господствующие позиции еще в позапрошлом столетии. Просто стиля модерн тогда еще не существовало, и поэтому тогдашний постмодернизм не мог называться постмодернизмом. Тогда он назывался другим словом —эклектика. Но и тогда, и теперь, и в искусстве, и в политике, постмодернизм страдает одним недостатком – творческим бессилием. А как иначе, если в нем принципиально отсутствует акт творческого выбора: что ни выбери, все в котел сгодится.

В нынешней эклектической реальности Эдуард Лимонов представляет, несомненно, “постфутуристскую” традицию, а Владимир Путин, скорее всего — пост-сталинский ампир (или, может, правильнее сказать, “сталинский пост-ампир”? Высокую эклектику, в общем). Ну, ладно, это уже совсем скучно...

В любом случае, оба они – и Лимонов, и Путин – постмодернисты. Вообще, чем-то они неуловимо похожи друг на друга; даже шуточки у нашего боцмана примерно такие же, как у Эдуарда Лимонова, не в обиду будь последнему сказано, особенно когда какие-нибудь закордонные журналисты допекут.

Разве не постмодернистский прикол — история молодого красноярского национал-большевика Андрея Сковородникова, которого осудили за то, что он будто бы разместил в некоем интернет-ресурсе текст, содержащий “жаргонные и оскорбительные” эпитеты в адрес главы государства? Насколько мне удалось узнать, текст этот состоял всего из двух слов, одно из которых — “Путин”, а второго я приводить не буду. Во-первых, потому что оно действительно жаргонное. Во-вторых, потому что ссориться с западными либералами, которые очень жестко реагируют на неполиткорректные выпады в адрес категории граждан, этим словом обозначаемых, — себе дороже. Прикол же заключается в том, что это “преступление” совершает активист партии, возглавляемой Эдуардом Лимоновым, слава которого как прозаика началась с книги “Это я, Эдичка!” (к слову — одной из немногих его литературных удач). В этих мемуарах, подлинных или сочиненных — неважно, автор впервые в истории русской литературы пытается изнутри раскрыть духовную трагедию тех граждан, к которым его красноярский последователь неполиткорректно отнес Президента Российской Федерации. Круг замкнулся?

Ну, хорошо, возразят мне, а фирменный слоган НБП — “Сталин-Берия-Гулаг”, который в течение многих лет нацболы малевали на всех доступных им поверхностях? Это что, тоже постмодернистский прикол?

Да нет, конечно. Этот слоган, как и многие другие элементы партийного антуража, действительно, суть зримые остатки прежней официальной идеологии партии — дугинского “интегрального фашизма”. Чего стоит, например, название газеты нижегородских нацболов: “Народный наблюдатель”! То есть, “Фёлькишер беобахтер”, по-русски сказать...

Сам бывший “тамплиер пролетариата”, а ныне трудящийся респектабельной евразийской идеи, Александр Гельевич Дугин уже несколько лет как покинул лимоновцев и усердно трудится на ниве, столь многих питающей — консультационного обслуживания Кремля. Во всяком случае, когда пару лет назад нелегкая занесла автора этих строк в некий экспертный совет, созданный на ОРТ, в преддверии очередного электорального цикла, великим менеджером постмодернизма Маратом Гельманом, он регулярно встречал там названного выдающегося политолога. Между прочим, на фоне других участников этих сборищ Дугин смотрелся не самым худшим образом; от прочих его выгодно отличал неугасимый огонь интеллектуальной провокации, горевший во взоре. Далеко залетели птенцы гнезда Мамлеева... Впрочем, я отвлекся.

С уходом главного идеолога раннего национал-большевизма в лимоновской партии наметилась определенная эволюция от “интегрального фашизма” ко вполне заурядному позиционированию в качестве обычной левацкой группировки, вроде европейских троцкистов, маоистов и тому подобных маргиналов. Конечно, в нашей огромной стране этот процесс идет медленно, со сбоями, и чреват опять-таки трагифарсовыми интермедиями. Мне рассказывали про одного нацбола, которого за какие-то прегрешения заперли в кутузку, а товарищи по борьбе устроили под окнами этой кутузки митинг. Сокамерники арестованного национал-большевика внимательно и с некоторой даже гордостью за кореша наблюдали за разворачивавшимся внизу действом, до того момента, пока партайгеноссен по инерции не начали скандировать пресловутое: “Сталин-Берия-Гулаг”. Сталин и Берия были тюремной братии, скорее всего, до двери; но когда они услышали слово “Гулаг”, настроения в камере резко переменились. Бедному парню мало не показалось...

... И совсем скучно и даже как-то не очень, по-моему, красиво, спорить о том, следует ли правозащитникам защищать лимоновских огольцов. Разумеется, следует, и постмодернистская артистическая сущность национал-большевизма тут вовсе не при чем. Ибо смысл правозащитной активности, всегда и везде, – в несовпадении со стилистикой поведения, задаваемой эпохой.

Сказанное не означает, что национал-большевизм и подобные ему маргинальные политические движения не несут в себе никакой общественной опасности. Вопрос лишь в том, как общество, — о власти, безнадежно неадекватной, речи нет, — реагирует на эту опасность. История ХХ столетия дает нам две принципиально разных схемы эволюции радикальных художественно-политических движений.

Первая схема представлена судьбами Габриэле Д’Аннунцио, Маринетти, Маяковского, Гауптманна. Пожалуй, ближе всех к Эдуарду Лимонову (не по литературному дарованию, конечно) стоят итальянские футуристы, с их оголтелым империализмом, авантюрностью, антибуржуазностью и стремлением превратить жизнь в хэппенинг (не были ли, кстати, югославские похождения Эдички с “калашом” в руках — пародийным подражанием фиумской авантюре Д’Аннунцио? И места те же самые... ). Что ж, не будем забывать, что и Д’Аннунцио, и Маринетти в 1919 г. с потрохами сдали своих братьев по цеху такому же футуристу от политики — Бенито Муссолини, после чего итальянский футуризм превратился в культурно-политический филиал фашистского движения. Что карнавальная экспедиция ДАннунцио в Фиуме в 1919-1920 гг. была первым звеном в цепи, последними звеньями которой стали отнюдь не карнавальные захваты Абиссинии, Албании, Греции. Что старик Маринетти, да и Д’Аннунцио тоже, занимали впоследствии высокие посты в фашистской иерархии (их, правда, оттеснили от самых высоких должностей, но это произошло не по их личному желанию, а в силу принципиальной несовместимости тоталитарного государства, на определенной стадии его развития, с авангардизмом). Что от “штурм унд дранга” немецких экспрессионистов до штурмовых отрядов Рема и Штрассера — не такая уж непреодолимая политическая дистанция, а эстетической, так и вовсе нет.

Так что пускать на самотек проблемы, возникающие при вторжении художественного авангарда в политику, — дело довольно рискованное.

Но ведь есть же и иная схема: интеграция радикального протеста обществом через приятие всего рационального, что несет в себе этот протест. Это — судьба студенческой революции 1968 г. в Европе и Северной Америке. Где же вы теперь, друзья-революционеры? “Поколение 68-го” вошло в евроамериканский истеблишмент, стало его неотъемлемой частью (и не худшей частью, замечу). Герой майских баррикад Даниэль Кон-Бендит — депутат Европарламента и лидер фракции “зеленых”. Ну, и что, что он является на парламентские заседания в майке? Вон, его друг по музе и по судьбам Йошка Фишер даже протокольные дипломатические встречи проводит, говорят, в свитере.

Кстати, о майках. Где-то я читал, что студенческая революция 1968-го пошла на убыль сразу после того, как ушлые текстильные фабриканты в самый разгар майских баррикад принялись в огромных количествах штамповать молодежные шмотки с ультрареволюционной символикой и получать, таким образом, от революции очень и очень приличные дивиденды. Бизнес эз южиал, а вы как думали? Ну, как если бы олигархи Донецка оперативно наладили бы производство и продажу оранжевых шарфов. Мысль о том, что их активность работает на сверхприбыли текстильных королей, настолько расхолодила юных парижских революционеров, что они слезли с баррикад и отправились завершать свое высшее образование.

Еще раньше аналогичная история произошла с “людьми-цветами” — калифорнийскими хиппи.

Западное общество сумело интегрировать радикальный протест молодежи, не превращая протестующих в изгоев. Разумеется, оно добилось этого не только массовым выпуском маек, но и мудрой и терпимой реакцией на экстремистские и шокирующие акции студентов.

В России с протестующими умеют делать только одно. Сажать.

И это уже не скучно, господа. Это бесконечно тоскливо.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.