29 марта 2024, пятница, 10:52
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

27 января 2004, 13:45

Поэзия в казармах

Объединенное
Гуманитарное Издательство

Решив посмотреть на армию как на быт солдат срочной службы, забыв на время о государственных нуждах, экономических проблемах, технической отсталости или политической позиции, мы непременно разглядим солдатский фольклор, без пользования которым не обходится ни "дух", ни тем более умудренный "дед". В этом году издательство О.Г.И. выпустит серию сборников "Поэзия в казармах", подготовленную фольклористом Андреем Бройдо и основанную на богатой, почти неизученной коллекции солдатских альбомов, текстов, картинок. Сегодня "Полит.ру" публикует материалы к первому выпуску.

В "Поэзию в казармах" вошли материалы из собрания "Боян - Поэтическая речь русских", относящиеся к фольклору военнослужащих. Сборник отражает фольклор и впечатления о службе в российской армии в течение трех десятилетий (1970-2000) и является первым изданием подобного рода.

Материалы, помещенные в этот сборник, разделены на четыре главы. Глава 1 содержит вступительную статью, в которой анализируются причины и источники солдатского творчества, его связи с внефольклорными видами искусства, фольклорами других стран и эпох, а также причины малоизученности солдатской поэзии. Приложения к статье сравнивают фольклор с техническими сетями связи и описывают обозначения стихотворных метров, принятые в "Бояне" для классификации поэтической речи. В главе 2 помещены избранные солдатские и курсантские альбомы, опубликованные с соблюдением всех особенностей оригинала, насколько это возможно в типографской передаче. Здесь же приведены иллюстрации, фото и трафареты из солдатских альбомов. В главах 3-4 приведены (другие) солдатские поэтические произведения, упорядоченные по объему, жанрам и стихотворным размерам. Деление всего материала на главы в значительной степени условно. Глава 3 содержит тексты солдатских песен из собрания "Боян", значительная часть которых снабжена нотной записью.

В сборе и подготовке материалов настоящего сборника участвовали Яков Бройдо и Антон Кутьин. Музыкальная редакция проделана доцентом Гнесинской Академии Людмилой Скворцовой. Нотный набор осуществлен Натальей Жуковой. Мы глубоко благодарны всем участникам проекта "Боян" за их помощь в работе над этим и последующими выпусками собрания. Мы благодарны Антону Кутьину за постоянную помощь в подготовке рукописи к печати. Мы также глубоко благодарны профессору Анне Дыбо (РГГУ), научному руководителю серии профессору Сергею Неклюдову (РГГУ), а также Александре Архиповой.

9. Прообразы и источники: эстрада, кино, литература, тюрьма

Источники песен.

В рукописных песенниках 1970-х и ранних 1980-х гг. преобладали работы известных певцов, пользовавшиеся успехом в те годы. Песни, массовое производство которых началось в 1960-70е гг. [Smith 1984], не задержались надолго почти ни в чьей памяти, но привлекли внимание тогдашней молодежи, - хотя бы потому, что скрыться от них было невозможно (см. напр. блокнот Анатолия Н. 1979 г).

Несколько реже, но все же с достаточно большой частотой в блокнотах 1970-80х гг. попадаются песни Алексея Романова ("Воскресенье"), Андрея Макаревича ("Машина Времени"), Александра Новикова, Аркадия Северного, которые, подобно фольклору, находили своих слушателей путем передачи записей из рук в руки.

Некоторые из них могли переделываться солдатами и становились частью их общей памяти, хотя и в разных, никогда не повторяющихся изводах, но все же с исходным размером и похожим напевом.

Одним из самых любимых прообразов оказалась песня А.Романова "Кто виноват" с хорошо запоминающимся (затверженным еще в школе) зачином и высказанным вслух раздумьем соразмерной глубины, - как раз такой, чтобы с ним мог отождествить себя почти каждый:

“Кто виноват, что ты устал,

Что не нашел, чего так ждал,

Все потерял, что так искал,

Поднялся в небо и упал.

И чья вина, что день за днем

Уходит жизнь чужим путем

И одиноким стал твой дом

И пусто за твоим окном”

Исследователям, возможно, когда-нибудь удастся установить, сколько именно независимых переделок этой песни было предпринято солдатами, какие из них существовали одновременно и какие могли влиять друг на друга. Песни, созданные на ее основе, наблюдались нами по меньшей мере в пяти различных военных частях. Например, Сергей Г. (Москва, 1986) записал в свой блокнот такой вариант:

“Кто виноват, что ты устал,

И недоел и недоспал,

Шесть километров пробежал,

Пришел в казарму и упал,

И чья вина, что день за днём

Дневальный нам кричит "Подъём!"

И снится нам родимый дом

С приказом в который мы уйдём.”

Весьма близкий текст можно найти в блокноте Максима К. (Самара, 1998):

“Кто виноват, что ты устал,

Что недоел и недоспал,

Портянки плохо намотал,

Пришел с зарядки и упал”

Заметное место в солдатском фольклоре заняла песня Окуджавы "Ваше благородие, госпожа удача", исполнявшаяся в вышедшем в начале 1970-х гг. фильме "Белое солнце пустыни". Переделка этой песни облегчается тем, что все строфы построены по одному правилу, которое немедленно усваивается после одного исполнения. Это цепочка тезис-антитезис-синтез с одинаковым зачином и концом каждой строфы. В первой строке меняется лишь последнее слово. Последняя строка - это пословица "Не везет в картах, повезет в любви" с заменой "в картах" на "в смерти"; солдаты подставили "в службе". Для получения полноценной песенной строфы достаточно вписать одно слово в первую строку и развернуть две строки продолжения в близком или точном соответствии с образцами, данными Окуджавой. Последняя строка логически не связана с первыми тремя и не накладывает на них никаких ограничений, кроме стилистических. Единство стиля выдерживается без особого труда, поскольку скептическое отношение к своей судьбе и без того не чуждо творчеству солдат, тем более что "в службе" гармонизирует фазу синтеза по сравнению с источником.

В песне, которую напел составителю на БАМе в 1976 г. солдат желдорбата Гена, несколько возможных "предложений", порожденных этой грамматикой, выглядят так:

“Ваше благородие, железная дорога,

Не даешь ты ничего, а берешь так много.

Две стальные нитки тянутся вдали,

Не везет мне в службе, повезет в любви.

Ваше благородие, начальник желдорбата

Отпусти меня домой, прошу тебя как брата

Два вагона с углем попробуй разгрузи,

Не везет мне в службе, повезет в любви.

Ваше благородие, госпожа столовая,

Много в тебе каши, в основном перловая,

Только в этой каше ты мяса не ищи,

Не везет мне в службе, повезет в любви.”

В варианте Павла М. 1991 г. совпадение последней строки с поговоркой ("Не везет") уже не является сквозным и, что еще важнее, не отмечается как "правило" в первой строфе:

“Ваше благородие, госпожа повестка,

Ты пришла ко мне домой и прощай невестка.

Буду долго ехать я в далекие края,

Там и похоронена молодость моя”

В целом из семи строф "Не везет мне в службе, повезет в любви" заканчивает три и еще в одной стоит исходное "Не везет мне в смерти, повезет в любви".

Первая строфа могла впитать рифму из авторской песни "Конек-горбунок":

“Понесемся снова мы в дальние края

Зазвенит подковами песенка моя”,

совпадающей по размеру с "Ваше благородие".

В блокноте солдата ПВО 1991 г. (из материалов Якова Бройдо) содержится "канонически" порожденный текст:

“Ваше благородие, господин дедок,

Ты на мне поездил столько сколько смог,

Не давал мне отдыха с ночи до зари,

Не везет мне в службе, повезет в любви.”

В целом с 1976 по 1999 г. в наших сборах наблюдалось пять солдатских и одна студенческая переделка этой песни.

Другая песня, которую солдаты тоже могли слышать в кинофильме или по радио,

“Разбежались у нашей реки

Васильки, васильки, васильки”

стала образцом для довольно устойчивого произведения солдатской поэзии, которое нам сообщил солдат Виктор Б. в 1978 г.:

“Покидают Воркутинские края

Дембеля, дембеля, дембеля

И куда ни взгляни

В эти майские дни (или: В те осенние дни)

Всюду пьяные ходят они”.

Пример из блокнота Андрея П. 1980 г. указывает на распространенность текста далеко за пределами России:

“Покидают монгольские края...”

“Вы монголам махнули рукой...”

Фольклор солдат 1970-х и 1980-х гг. обнаруживает также небольшое, но заметное влияние общенародного российского фольклора, которое также значительно уменьшилось в последующие годы. Некоторые солдатские песни, например, обнаруживают сходство с элегиями и балладами заключенных. Последние, возможно, послужили их прообразом (хотя нельзя исключить и общий, скорее всего, массово-культурный источник). Например, в песне начала 1970-х гг.

“Гражданка милая, привет тебе, привет!

В шинели серой прослужил я пару лет,

Пусть грязь летит из-под колес по мостовой,

А в мае месяце вернемся мы домой”

начальная строфа явно напоминает лагерную песню

“Пусть грязь летит из-под колес по мостовой,

Я возвращаюсь по амнистии домой”.

Солдат Виктор Б., с которым мы встретились в феврале 1978 г., написал (по его словам) солдатскую песню, переделав известную воровскую балладу "Я пишу тебе, голубоглазая". Герой его обещает своей любимой:

“Я вернусь домой с большой обидою,

С красивым значками на груди”,

в то время как в прообразе (сообщенном Виктором) он говорит:

“Я вернусь домой с большой обидою,

С выколками на большой груди”.

Настрой переделанной песни, по сравнению с образцом, сдвинут в сторону грусти о том, что не могло не произойти. Угроза, столь явно выраженная в исходном тексте, приглушена до почти полной неузнаваемости. Теперь она состоит в том, что

“...я найду еще красивую

И тебя не буду вспоминать”.

Влияние собственно общенародных песен, однако, менее заметно в афоризмах и малостишиях, которые, при общем стремлении к красоте и стройности выражения, могут иметь почти любой источник, хотя и тяготеют к настрою и ритмам литературной поэзии.

Источники малостиший: Пушкин

Одними из любимых образцов для создания малостиший являются окончания двух пушкинских произведений: "К Чедаеву" ("К Чаадаеву") 1819 г.,

“Товарищ, верь, взойдет она,

Звезда пленительного счастья,

Россия вспрянет ото сна

И на обломках самовластья

Напишут наши имена”

и послания к декабристам 1827:

“Оковы тяжкие падут,

Темницы рухнут, и свобода

Вас встретит радостно у входа

И братья меч вам отдадут”.

Оба стиха занимают выдающееся место в школьном курсе русской литературы, причем первое и по своему началу,

“Любви, надежды, тихой славы

Недолго нежил нас обман.

Исчезли юные забавы

Как сон, как утренний туман”,

и по настроению нетерпеливого ожидания свободы и любви,

“Мы ждем с томленьем упованья

Минуты вольности святой,

Как ждет любовник молодой

Минуты тайного свиданья”,

и даже по возрасту автора весьма близко к настроению солдат. В отличие от Пушкина, любовь, свобода и интимная близость в восприятии солдат не уравниваются, а распадаются на три независимые составляющие благословенной гражданской жизни. Варианты стихотворения

“Товарищ, верь, взойдет она,

Звезда пленительного счастья,

Когда из списков этой части

Исчезнут наши имена”.

(Вадим Ж., Москва, 1984), наблюдались в наших записях по меньшей мере 14 раз. "Звезда пленительного счастья" присутствует везде как инвариант. Среди них попадаются почти точные копии приведенного выше стиха,

“Солдат, ты верь, взойдет она,

Звезда пленительного счастья

И в списках выбывших из части

Напишут наши имена”.

(Сергей Г., Москва, 1986).

В той же части, где служил Сергей, бытовала и расширенная переделка (блокнот М.Н.Ж., 1986):

“Солдат, ты верь, взойдет она,

Звезда пленительного счастья.

Мы крикнем "Дембель" и тогда

Заплачут девушки от счастья,

Казармы рухнут и у входа

Нас встретит радостно свобода,

И на обломках "КПП"

Напишем слово "ДМБ"”.

М.Н. записал еще четверостишие, отличное от текста его сослуживца Сергея Г., но очень близкое к тексту Вадима Ж., несмотря на разделяющий их промежуток в два года и службу в разных (московских) частях.

Соединение двух отрывков в один стих связано, конечно, не только с размером [Райкова 1995]. Четырехстопным ямбом у Пушкина написано почти все (изучение его произведений в школе сильно влияет на частоту ямба в поэтической речи русских, в том числе солдат). Уверенное звучание этих отрывков, ясность формулировки, помещение в конце стиха, где они попадают в центр внимания, то, что второе стихотворение,

“Во глубине сибирских руд

Храните гордое терпенье,

Не пропадет ваш скорбный труд

И душ высокое смиренье”,

солдат также может отнести к себе и, конечно, то, что в школьном курсе литературы их проходят одновременно, усиливает ощущение их принадлежности к одному произведению.

Охватная рифмовка осталась чуждой русскому стихосложению и не воспринимается как образец народной поэзией. Во многих переделках этих пушкинских строк, как в примере, приведенном выше и в близком к нему наблюдении группы Райковой 1995 охватная рифмовка преобразована в смежную.

Попадая в "обойму", стихи Пушкина дают неожиданные, но все же близкие мировосприятию автора отражения:

“Товарищ!

Верь наступит дембель,

Не будет лычек и погон

И на обломках штаба части

Хлестать мы будем самогон!”

(М.Н.Ж., 1986) "штаба части" и "самовластья" фонетически почти тождественны. Во многих из этих отражений обломки державных глыб вообще исчезли, уступив место главным источникам вдохновения поэта и его армейских почитателей:

“Поверь мой друг, наступит дембель,

Не будет лычек и погон

И где-нибудь в общаге женской

Глушить мы будем самогон...”

(К.Панов, Обозерск Архангельской обл., 1988). У солдата РВСН 1994 г., чей блокнот вошел в ГКЛ 1998, "время" заменяет "дембель" и в конце стоит "в объятьях женских/Бухать". В 1996 в Москве у пожарников наблюдалось: "в укромном месте". Самарские спасатели в 1998 держатся прежних выражений:

“Не ной, браток, придет к нам дембель,

Не будет лычек и погон,

И где-нибудь в общаге женской

Хлебать мы будем самогон”.

(М.Корнеев, 1998). В его невероятного размера (288 текстов) блокноте этот текст встречается трижды, с "на хате вместе/Глушить" и "на хатке вместе/Глушить").

В 1990-е гг. в качестве образца поэтической речи возродилось также другое стихотворение Пушкина – вступление к поэме "Руслан и Людмила", на основе которого до тех пор создавались только детские подражания вроде:

“У Лукоморья дуб срубили,

Златую цепь в утиль снесли...

Там ступа с бабою Ягой

Нахально лезет за мукой...”

(наблюдалось в начале 1960-х гг).,

или отрывки:

“Там на неведомых дорожках

Следы красивых женских ног”

“Здесь след один –

солдатских кирзовых сапог”.

(ПВО, 1991),

а также:

“Там на неведомых дорожках

Следы красивых женских ног

Здесь след один на всех дорогах –

Солдатский керзовый сапог”

(пожарники, Москва, 1996).

К этим потешкам примыкает стих спасателей МЧС (блокнот М.Корнеева, 1998):

“У Лукоморья дуб спилили,

И к нам в казарму принесли

В каптерку посадили

И старшиною нарекли”.

Самарским спасателям 1998 г. была известна и более развернутая переделка вступления к "Руслану и Людмиле":

“У Лукоморья ЗИЛ зеленый,

Бензин и масло слито в нем,

И днем и ночью дух ученый

Все ходит с гаечным ключом

Пойдет направо - болт закрутит,

Налево - топливо зальет.

Тут чудеса, тут прапор бродит,

Механик песенку поет”.

Другая редакция пушкинского вступления, в которой место автомобилей занимают вертолеты и их обслуга, приведена в работе [ГКЛ 1998].

Неожиданному преобразованию из любовной в армейскую тематику подверглось наиболее известное стихотворение Пушкина "К А.П.Керн":

“Я помню чудное мгновенье,

Когда я снял противогаз.

Мне свежий воздух в нос ударил

и слезы потекли из глаз”.

(Самара, 1998);

ср. тж. соответствие: "Завтрак - я помню чудное мгновенье" (1987)

Воспоминания о басне Крылова "Ворона и лисица" присутствуют в пословице

“Жду приказа, как сыр ворона

От министра обороны”,

а его "Волк и ягненок" превратился [ГКЛ 1998] в полномерную переделку

“Солдат задумал в увольненье смыться

И надо же ему у майора отпроситься

....

Мораль сей басни такова –

Коль надобно солдату в увольненье –

На то не надо и майора разрешение”.

К поэзии 19 века примыкает по стилю четверостишие

“Тебе, как другу давних лет

Тех лет, которым нет возврата

Дарю на память свой портрет

В мундире русского солдата”,

которое нередко попадается в солдатских блокнотах 1980-х гг., а также стихотворение "Темнеет пепел нашего огня", наблюдавшееся в 1986 г. в блокноте солдата московского стройбата Сергея Г.

Лермонтов

Из поэтов, изучаемых в школе, ближе всего для солдата, и в плане личной судьбы и как поэт, должен был бы быть Лермонтов, который:

а) провел в армии большую часть своей недолгой жизни

б) отличался преобладанием отрицательных эмоций

г) воевал в Чечне.

д) создал несколько стихотворений о войне ("Валерик")

е) много писал о любовных неудачах.

Кроме того, Лермонтов явно разбирался в современном ему фольклоре на основе собственного опыта, а не опыта знатоков (таких как Киреевский или братья Языковы). В своей поэзии он подошел к фольклору настолько близко, насколько это можно сделать, оставаясь полноценным писателем. Например, ["Юнкерская молитва" 1833 г.] почти дословно совпадает с солдатскими текстами конца XX в. Стихи его нередко навеяны впечатлениями общения за пределами круга аристократии. “Стихотворение “Казачья колыбельная песня” свидетельствует о знакомстве Лермонтова с народным творчеством гребенских казаков" [Голованова 1958].

Многие из оригинальных стихов Лермонтова носят название песен и романсов. Многие другие стихи написаны в дамские альбомы. На фоне этого кажется необъяснимым, что его произведения отсутствуют в солдатских и девичьих блокнотах, если не считать двух строк из "Пускай толпа клеймит презреньем":

“Была без радости любовь,

Разлука будет без печали”

(у солдат "Два года без радости любовь" (1984)) и "Дай Бог тебе побольше росту,/ Другие качества все есть"). Однако это остается фактом. Причины, по-видимому, следует искать в умелом экранировании настроений Лермонтова путем подбора для изучения тех произведений, в которых они сведены до минимума, и в вызванном противодействием школьной проработке нежелании самим искать созвучных эмоций в его стихах.

Поэзия XX века: Заболоцкий

Из профессиональной поэзии XX в. показательной, хотя и крайне незначительной переделке подверглось стихотворение Н.Заболоцкого [1958 г.]:

“Не позволяй душе лениться!

Чтоб в ступе воду не толочь,

Душа обязана трудиться

И день и ночь, и день и ночь!

Гони её от дома к дому,

Тащи с этапа на этап,

По пустырю, по бурелому

Через сугроб, через ухаб!

Не разрешай ей спать в постели

При свете утренней звезды,

Держи лентяйку в чёрном теле

И не снимай с нее узды!

Коль дать ей вздумаешь поблажку,

Освобождая от работ,

Она последнюю рубашку

С тебя без жалости сорвёт.

А ты хватай её за плечи,

Учи и мучай дотемна,

Чтоб жить с тобой по-человечьи

Училась заново она.

Она рабыня и царица,

Она работница и дочь,

Она обязана трудиться

И день и ночь, и день и ночь!”

Названием стихотворения у автора служит первая строка. В записи этого стиха в блокноте КАА из Таманской дивизии в Москве в 1984 г. он:

а) называется "Душа";

б) содержит во второй строфе "И в ступе воду не полочь",

в) в пятой строфе "Учи и мучай дотемна" изменено на "до утра",

г) заключительное четверостишие опущено.

Логичность редакции несомненна:

а) краткое название дает стиху имя и тему и замещает назидательный повтор из первой строки, предлагаемый автором как его (мнимый - см. ниже) тезис;

б) Каждая строфа делится на две пары строк, кроме первой, которая делится на одну и три строки. Замена "чтоб" на "и" делает деление на пары строк сквозным. "Не полочь", видимо, в значении "не полощи" по образцу "не морочь", "не полочь", является попыткой осмыслить сочетание "толочь воду в ступе", которого нет в языковом опыте солдата.

в) "до утра", потому что с душой, как с женщиной, проводят время до "утренней звезды";

г) последняя строфа не добавляет ничего нового и своей путаницей только ослабляет впечатление от стиха.

Помещение стихотворения в солдатский блокнот и преобразование (в) неожиданным образом указывают на значение стиха Заболоцкого, редко упоминаемое в курсе литературы. Стих явно выражает желание распоряжаться женщиной в экономическом и бытовом плане. Общение героев происходит в состоянии, близком к наготе и сопровождается рифмами, входящими в золотой запас детской поэзии, известными каждому, для кого русский является родным языком:

Корабль "Звезда"

Капитан - .....

(из анекдота про Пушкина), или

В жизни крепче держись за узду

И никогда не ахай.

Если тебя посылают в .....

То посылай всех .....

(подражание Маяковскому).

Напряженная близость отношений, описанная в средних строфах, где герои стягивают одеяла и рубашки и хватают друг друга в припадках гнева и любви, мотивирована всем содержанием стиха.

Остаток текста излагает вековое представление о женщине как о крепостной "душе" - собственности ("рабыне") владельца, которая обязана сопровождать его в любых обстоятельствах ("на этап"), трудиться, сдерживать свои и выполнять его желания, а также подвергаться благотворным истязаниям с его стороны (по домостроевскому значению слова "учить", которое тут же растолковано). Все эти усилия направлены не только на пользу владельца. В ходе совместной жизни происходит облагораживание "души", и возможно даже превращение ее в человека. Небрежение хозяина приводит, однако, к отрицательному результату, желание избежать которого заложено как краеугольный камень в стих.

Обстановка безраздельного обладания, которая с такой осязаемой подробностью воссоздана в стихе, меняет значения вспомогательных понятий, включая даже устойчивые сочетания и случайно употребленные слова. Возникает усиление буквальных и побочных смыслов там, где в других обстоятельствах восприятие довольствовалось бы основными смыслами. Кажется, что "душа" срывает "последнюю рубашку" не вследствие исчерпания какого-то капитала, а в результате перемены ролей, превращаясь в обладательницу своего прежнего владельца, и именно страх перед этой переменой является основным мотивом стиха. Точно так же упоминание "дочери" в последней строфе озадачивает возможностью инцеста, а упоминание "воды в ступе" возвращает к высказыванию героини Бокаччо о пестике и ступке.

Удивительна также общность выражений, и противоположность смысла с известной песней (наблюдалась нами в 1972, 1974, 1976, 1980 гг. в Москве, Смоленской области и на Украине, а также [С.Борисов 2000] в Шадринске Курганской обл).

“Ты ещё спишь и так хороша

Боюсь нарушить твой сон прекрасный,

Переступая и чуть дыша

Привожу в порядок твоё школьное платье.

Поэта Пушкина бронзовый бюст

Украшает твои подвязки

И мне всё кажется, с поэта уст

Сейчас сорвётся улыбка ласки

И отогнув одеяла край

Целую тёплые твои коленки:

Лентяйка милая, скорей вставай,

Смотри какие вкусные на сливках пенки.

Ну что мне делать с тобой такой,

На этот стол, на эти книжки

Брошен лифчик твой золотой

И смешные твои трусишки

Ты не стесняйся наготы своей

Мне ведь и так ничего не видно,

Ты обними меня поскорей,

Ведь что естественно, то не стыдно”.

Песня написана в 1920-е или еще более ранние годы. Она могла стать известной Заболоцкому от арестантов, среди которых он несколько лет был вынужден находиться. Этика, в которой общественные испытания и страдания мужчин требуют подвигов, труда и самоистязаний со стороны женщин, в подневольной среде не уравновешена здравым смыслом. Она могла быть бессознательно впитана Заболоцким. Напряженное отношение к женщине ("Сосуд она, в котором пустота?") могло быть ему присуще и изначально:

“Они идут. Куда идти,

Кому нести кровавый ротик,

У чьей постели бросить ботик

И дернуть кнопку на груди?

Неужто некуда идти?

О мир, свинцовый идол мой,

Хлещи широкими волнами

И этих девок упокой

На перекрестке вверх ногами!”

("Ивановы", 1928).

Оно могло быть также быть усвоено у Маяковского [Жолковский 1994]. Предвзятый взгляд последнего, однако, не разделяется солдатами, у которых присутствие женщин как таковое считается явлением положительным.

Сходство стихотворения "Душа" с песней "Ты еще спишь" подтверждается первой рифмой ("дыша"), а также тем, что обе героини лентяйки, любят поспать, поесть, и одеваются в ремешки и побрякушки ("узда", "подвязки"). Только обращение с ними не совпадает; здесь налицо зеркальное отражение.

Произведение Заболоцкого может, следовательно, быть откликом на песню "Ты еще спишь", утверждающим нормативную этику отношений между полами. (Нормативность подтверждается также мнением С.Соловьева [1858], который обосновывает неучастие женщин в общественных делах особенностями российского климата; см. ниже).

Представления об обращении с женщиной, выраженные в стихотворении "Душа" являются, таким образом, инвариантами, присущими исследуемому этносу. Они в значительной степени постоянны как в вековом времени, так и в общественном и географическом пространстве. (Исключения: десятилетие на рубеже 1910-20х гг., когда в интеллектуальных кругах идеи о равенстве женщин играли заметную роль, и некоторые сдвиги в конце XX века). Стихотворение попадает в солдатский блокнот, и в рекомендованный круг дополнительного чтения к курсу литературы по одной и той же причине: оно выражает мнение, разделяемое значительной частью русских.

Из других произведений современного поэтического искусства следует упомянуть стихотворение Цветаевой "Вчера еще в глаза глядел", воспринятое как жалоба на переменчивый характер моряка:

“Ты говорил что я с тобой

И я от счастья часто плакала

Хотела стать твоей женой

Когда вернешься ты из плаванья”

с ключевой фразой "Теперь другой морочишь голову" (набл.1983) или "Тебе другая кружит голову" (1991). Оба текста получены от молодых мужчин и в стилистическом отношении определенно принадлежат к молодежному (в т.ч. солдатскому и девичьему) фольклору.

В этом разделе мы обсудили самые очевидные соответствия между солдатской поэзией и опубликованной литературой. Для сохранения перспективы стоит помнить, что число солдатских песен и стихов, источник которых не установлен, на несколько порядков больше. Часть этих текстов может быть переделками забытых, но известных в свое время произведений. Однако несомненно, что многие из них являются самобытными, то есть хотя и созданными на основе метров и логики общерусской поэтической речи, но не наследующими ни одному из ее известных образцов. Особенно много должно их быть среди малых жанров: малостиший, афоризмов, поздравлений, расшифровок и списков соответствий ("словарей").

Сходные малые поэтические и прозаические формы встречаются в девичьих альбомах и альбомах заключенных. Количество общих признаков и текстов довольно велико. Такое сходство позволяет рассматривать три вида рукописных поэтических сборников как один континуум молодежной поэтической речи, состоящий из трех областей, которые в значительной степени перекрываются, так что разделение ее на стихи заключенных, солдатские и девичьи оказывается достаточно условным.

11. Фольклор иностранных армий

Музыкальный и песенный фольклор можно наблюдать во многих армиях мира [Сколки 2000]. Плотность его весьма неравномерна. Большое количество англоязычных песен и речевок присутствует в речи армии Соединенных Штатов. Испаноязычный фольклор армии США, должен существовать; нам пока не удалось его обнаружить. Объем и уровень творчества израильских солдат сопоставим с российским. Молодые люди, служившие в этих странах, сообщили нам несколько десятков песен и стихов.

Фольклор играет заметную роль в повседневной речи жителей Швейцарии. Общенародные песни любят петь и солдаты, однако армейская специфика, насколько можно судить по известным нашим собеседникам образцам франко- и германоязычной поэтической речи, не играет в них почти никакой роли.

Интересной чертой песенного быта американских военнослужащих является то, что граница между официальным и фольклорным материалом, четко проведенная в российской армии, у солдат американской армии размыта. В их восприятии армейские песни образуют континуум, а не две отдельные компоненты. Российским стихам:

“На два года шинель

На два года мундир

На два года отца

Заменил командир”

(Архангельск, 1986)

или

“Ротный мне как мать родная

Старшина – отец родной,

На хуй мне родня такая

Лучше буду сиротой!”

(Москва, 1996)

можно сопоставить отрывок из американской солдатской песни:

“You're in the Army now (2)

Can't call your mommy now

The General is your mother,

The Sergeant is your father,

You're in the Army now”.

(Ты в армии теперь/Не можешь позвонить маме теперь/Генерал - твоя мать/Сержант - твой отец/Ты в армии теперь).

Несмотря на интенсивные поиски нам пока не удалось установить каких-либо сближений российской солдатской поэзии с творчеством армий, говорящих на германских или романских языках, которые можно было бы рассматривать как связи между солдатскими фольклорами, хотя параллели между фольклором армий Франции, Германии, Австрии, Швейцарии, Норвегии и русской поэтической речью в целом в области юмора и эротики достаточно обильны. Это, скорее всего, связано с относительной "невоенностью" условий пребывания в этих армиях и мирным характером европейского общества в целом.

Как отмечено в [Сколки 2000], песенную лирику израильских и российских солдат связывает общность настроений в области отношений солдата и его возлюбленной. Солдат постоянно думает и мечтает о ней, упрекает ее за непонимание и за приверженность к легкой и удобной гражданской жизни. Мать является главным собеседником в очень известной песне о гауптвахте ("Тюрьма номер шесть"), где солдат просит прощения за "море слез", пролитых по его вине, но в других известных нам песнях не упоминается.

Условия израильской службы (военнообязанность женщин и еженедельные увольнения солдат с поездками домой) приводят к тому, что фигура соперника в песнях солдат отсутствует. С другой стороны, в них, как и в действительности, присутствуют боевые дежурства и постоянная возможность гибели солдата, которая в российской лирике редко выходит на передний план.

В целом солдатские песни Америки и Израиля отличает от российских гораздо большее внимание к смерти и отсутствие упоминаний об утраченной или утрачиваемой любви. Юмор (эротический и военный) преобладает в них над унынием, столь обычным для творчества российских солдат, особенно когда речь идет о положении новобранцев.

14. Подруга и солдат

Тем, кто не знаком с поэзией российских солдат, трудно освоиться с мыслью, что ее большая часть посвящена не войне, не обучению боевым навыкам и даже не армейскому быту. Болевой точкой солдатской поэзии является переживание утраченной любви. Герои этой трагедии - солдат, его бывшая подруга, мать солдата и соперник, нынешний друг его подруги - всегда находятся в центре внимания российского солдатского фольклора.

Фигуры матери и подруги заслоняют других возможных героев, таких как друг, новая подруга или отец. Отец, в частности, появляется только в моменты, размечающие эпохи в жизни солдата, такие как смерть:

“Рыдает мать и словно тень, стоит отец”

или возвращение домой, в последнем случае обычно в составе не разделенной на отдельные лица "родни":

“На вокзале встречает родня

Обнимает, целует меня

Только нет среди них

Нежных глаз голубых

Тех, что ждать обещали меня”.

(блокнот М.Н.Ж., Москва, 1986).

Утрата подруги может вызывать:

- недоумение и растерянность:

“Скажи, ну в чем я виноват,

Что сделал я тебе плохого?

Быть может, в том, что я солдат,

А ты не любишь это слово?”

(1978, 1980, 1986)

- напряженную попытку понимания:

“Я понимаю, ты не виновата

Что перестала письма мне писать

Зачем, зачем тебе любовь солдата

Когда его два года надо ждать”

“Зачем терять тебе два года юных

Когда кругом цветет и пахнет май

А под окном с гитарой семиструнной

Толпа ребят, любого выбирай”

(1980, 1984, 1986, 1988),

- мечты о возмездии:

“С размаху бросил розы в красивое лицо:

"Считай, что за измену ответила легко.

Носи теперь по жизни глубокий след шипов

И помни постоянно солдатскую любовь"”

(1998)

В большинстве случаев утрата вызывает мучительное разочарование и отрицательное "переключение" восприятия подруги, доходящее до вывода о ее нравственном ничтожестве:

“Тебе копейку высылаю

Для свадьбы лучше дара нет

...

Прощай, добавил он с улыбкой

Мне не нужна твоя душа

Ты будешь доброю подстилкой

Но человеком никогда”

(1991, 1998)

В общем отношении солдата к подруге поражает обилие отрицательных установок. Выражения вроде:

“Легко служить тогда

Когда солдата ждут

Когда любовь солдатскую

В разлуке берегут”

(1980, 1988, 1996)

встречаются нередко, но в числе всех произведений составляют явное меньшинство.

Напротив, утверждения, сводимые к одному из типов

“Я не в порядке - ты в порядке”,

“Я не в порядке и ты не в порядке”,

“Я в порядке - ты не в порядке”,

([Berne 1964], [Харрис 1998]) можно обнаружить почти в каждом высказывании о подруге и о женщинах в целом, хотя доля их колеблется от сборника к сборнику и они могут быть представлены разными произведениями.

Отношение к подруге, преобладающее в солдатской поэзии, может изначально поразить своей односторонностью. Это отношение, однако, имеет глубокие корни в древних, прежних и современных обстоятельствах российского быта.

В мемуарах арабского географа Ибн Фадлана [Fraehn 1823] о путешествии в землю русов и славян в 921 г. упоминается, что женщины этого племени ввергают себя в огонь после смерти супруга. (Ибн Фадлан описывает также весьма раскованное сексуальное поведение вождей русов). Летопись конца 1230-х гг. рассказывает о княжне Евпраксии, выбросившейся из окна вместе с малолетним сыном после того, как она узнала о гибели мужа в ставке Бату-хана. Сравнительно недавние образцы женской приверженности и душевной выносливости солдаты могут почерпнуть из воспоминаний, легенд и литературы о второй мировой войне.

Эти и подобные представления о любви и верности поддерживаются в исторической памяти русских в связи с их тяготением к двоичной оценке наблюдений действительности, уже упоминавшемся выше. Черно-белое восприятие, разделение мира на "сынов света" и "сынов тьмы" подсказывает, что источник переживаний и неудач сосредоточен в отдельных "врагах":

“Лучше видеть свою девушку на прицеле автомата, чем на коленях у друга”

(1991, 1998), а не распределен во всем окружающем и заведомо не имеет ничего общего с собственной личностью.

Искусство русских, как и искусство многих других народов, прославляет тех, кто действует в интересах других и вразрез со своими интересами. Это искусство, в своей лирической части, стремится завысить ожидания постоянства отношений и срока действия обещаний:

“Помнишь, как ты меня

целовала при всех на прощание?

Помнишь дым паровоза

и восемь коротких минут?

Ты любила тогда,

я поверил в твои обещания

И увез я пластинку

"Девчонки, которые ждут"”.

(блокнот Наташи В., 1970; солдатские блокноты 1978, 1981)

Обратной стороной "свадьбы у поезда", на которую ссылается этот стих, оказывается "развод у поезда", который, однако, вытесняется на дальний край солдатского восприятия.

“На перроне девчонка в слезах

Тихо шепчет: останься, солдат.

Нет, ответит солдат

Пусть на ваших плечах

Будут руки лежать салажат”.

(1978, 1980, 1984, 1986, 1988, 1991)

Общество могло бы прийти на помощь солдату тем или иным способом, например:

а) Набирать в армию только тех, кто идут по своей воле и знают, с чем им придется расстаться;

б) Дать солдату возможность видеться с прежней или новой подругой, например, отпускать домой или в город на выходные;

в) Убедить его, что перемены привязанностей - это обычное явление, "дело житейское":

“На то она и первая любовь,

Чтоб вслед за ней пришла очередная”,

и сосредоточить внимание не на потере, а на праве обоих искать новых друзей и подруг.

г) Не отрывать его от привычной среды настолько, чтобы это этот отрыв делал продолжение отношений и даже взаимопонимание невозможным из-за расстояния, длительности, расходящегося опыта и изменений в личности сторон.

(Примеры того, как душевное благополучие солдата поддерживают в армиях других стран, приведены в обзоре [Сколки 2000]).

В повседневном российском сознании и в массовой литературе женщина нередко рассматривается в "страдательном залоге", то есть не как личность со своими целями и потребностями, а как ресурс и предмет. Женщина может быть предметом поклонения, как, например, в произведениях Блока и Окуджавы. Она также может быть предметом развенчания, как в некоторых стихах Есенина, Асадова и безымянных авторов солдатской словесности, однако в обоих случаях ее интересы и логика поведения, как правило, отодвинуты на задний план или совсем не приняты к сведению. Это отношение [С.Соловьев 1858] представляет буквально законом природы: "...среди природы относительно небогатой... в климате относительно суровом... среди народа постоянно деятельного... чувство изящного не может развиваться с успехом... все это вместе... действует на исключение женщин из общества мужчин, что... приводит еще к большей суровости нравов".

Солдатская поэзия отнюдь не чуждается таких представлений. Она полна "предметных" образов:

“Оставить девушку на гражданке -

всё равно, что оставить бутылку на дороге

и думать, что ей никто не воспользуется за два года” (1998)

“Девушка как патрон – в любую минуту может дать осечку,

поэтому солдат в запасе имеет обойму” (1988, 1998)

“Девушка - это парашют, который может отказать в любой момент.

Так выпьем за то, чтобы всегда иметь запасной” (1988, 1998)

“Женщина - это чемодан,

который тяжело нести и жалко бросить” (1996)

“Девушка (Женщина) – это пуля

Она бьет прямо в сердце

Разбивает его на части

Рикошетит по карману

и уходит в сторону”

(или: выходит боком) (1988)

Верховенство мужчин не оспаривается женщинами, а принимается ими как должное. Если бы дело обстояло иначе, матери могли бы передать свое понимание детям и в течение нескольких поколений постепенно прийти к равенству. Но этого не происходит. Верховенство мужчин проявляется, в частности, в том, что им принадлежат почти все должности, на которых принимаются решения. То, что многие из них перед этим прошли через армию, усиливает склонность общества функционировать военно-иерархическим образом - как среда, которая передает и выполняет приказы, а не как среда, в которой рождаются замыслы и инициативы.

Грамматически верховенство мужчин проявляется в том, что женщины могут и нередко стремятся говорить о себе в мужском роде, в то время как мужчины никогда не говорят о себе в женском. Редкие исключения встречаются в песнях бардов, написанных мужчинами от лица женщин. Напротив, обращения и приказания в женском роде - это одно из унижений, которым подвергается "опущенный" заключенный [Магарик 1988].

Культура мачо (доминирование мужчин) не является исключительным достоянием российского общества. Она также распространена среди испаноязычных народов, в мусульманско-тюркском мире и в некоторых странах Дальнего Востока. Эти общества, однако, тяготеют к разделению ролей, при котором монетарный доход семьи зарабатывается мужчинами. Японские женщины, например, с трудом могут найти работу в возрасте старше 25 лет; с точки зрения работодателей (и тем самым с общепринятой точки зрения) в это время они должны быть заняты ведением дома.

Российское общество, следовательно, требует от женщины двойной ответственности и накладывает на нее двойную нагрузку. Оно также дает ей крайне короткий срок на подготовку к этой нагрузке. Оно не учит ее, как (и не помогает) сохранить свое здоровье. Оно также не поддерживает ее в финансовом и моральном отношении. Тем самым женщина должна рассчитывать на свои силы, пока они у нее есть. Обстоятельства вынуждают ее приступать к рождению и выращиванию детей сразу после того, как это становится физически возможным. Все эти факты выпадают из поля зрения солдатской поэзии.

В фокус солдатского отношения к подруге попадает, таким образом, почти исключительно разочарование в "измене", которую в других, более свободных условиях было бы нетрудно понять, предсказать или по крайней мере не принимать слишком близко к сердцу. Никто не может рассчитывать, что верность другой стороны будет длиться дольше, чем время отношений до разлуки; исключительные случаи, когда это соотношение нарушается, должны рассматриваться как подвиг, к которому никого нельзя принудить.

Верность солдата не основывается на его личном выборе. Она вытекает из его несвободного положения - потому что он

а) не может выйти за пределы части,

б) служит там, где не может найти подругу –

“Два года - это ерунда,

Но нет здесь баб,

вот в чём беда”.

(Самара, 1998 г).

Эта верность не может быть залогом встречной верности подруги и лишать ее права на собственный выбор. Военнообязанность солдата не делает подругу автоматически вернообязанной.

Описанное выше всестороннее расхождение со здравым смыслом заставляет предположить, что хотя обвинение солдатской поэзии и направленно подруге, его скрытой целью является ее самозваная соперница, армия:

“Первое, что сделала армия –

Это отняла девушку”.

(Архангельск, 1988),

“И так два года мы, два лета, две зимы

Топтали молодость под сапоги

Но как устали мы, ох как состарились

И даже девушки не дождались”.

(Блокнот Андрея П., Монголия, 1980).

Обвинение армии, однако, не может быть сформулировано солдатами явно и недвусмысленно. Высказанное "в лоб", оно приведет к сшибке устремлений. Солдат не может расстаться с армией по своей воле, не вступая в крайний разлад с властью и с самим собой (см. раздел "Армия и пионерлагерь”).

В более свободные времена он может посмеяться над собой - например, так:

“Я пошел в армию, чтобы отдать долг,

который никогда не занимал”

(Самара, 1998).

Смех позволяет солдату выйти из тупика и сохранить душевное здоровье. Это может быть смех над своим положением, армией, подругой и над временно утраченной возможностью создать свою семью.

Часть солдатского творчества выставляет напоказ нелепость замены отношений с подругой на отношения с армией:

“Теперь, когда ты стал солдатом,

Забудь гражданские мечты

Теперь целуйся с автоматом,

А старшине дари цветы”

(Самара, 1998).

Другая часть помещает подругу в военное обрамление. Рисунки женщин в фуражках встречаются почти в каждом блокноте. Во многих из них можно также найти "Женскую присягу" (1986, 1988), "Обязанности жены" (1988) и "Не дай Бог я вернусь на гражданку" (1988, 1991, 1998), общей темой и "схемой смеха" [Лотман 1970] которых является несочетаемость армейской и семейной жизни:

“А когда подойдёт воскресенье

Жену с тёщей поставлю в наряд

Ну а сам я пойду в увольненье

Как приличный советский солдат” (1988)

(Как примерный российской солдат (1998))

Мы описали основные причины, по которым отношение солдата к подруге наполнено противоречивыми и отрицательными чувствами. Попробуем подвести итоги.

Отсутствие любви (при ее желанности и недавней возможности) воспринимается российским солдатом как нескончаемое и незаслуженное страдание. Это страдание усиливается из-за того, что не удовлетворены основные потребности, предпосылки душевного равновесия, беспрепятственно доступные в утраченной солдатом привычной среде:

- желание чувствовать себя "в порядке", испытывать одобрение со стороны окружающих;

- потребность заботиться о ком-то другом

- потребность в эмоциональной и физической близости.

Ср.:

“Там не будет твоей нежной ласки

Там не будет и твоих забот

Старшина создаст уют и ласку

А старик салагой назовёт”.

Эти страдания, наряду с другими причинами, уменьшают способность солдата доброжелательно и справедливо относиться к подруге, входить в ее положение и правильно понимать ее поведение.

В составе обследованных армий других стран сходные страдания испытывают и сходные чувства выражают только солдаты израильской армии. Положение израильтянина, однако, существенно отличается от положения российского призывника. Израильская армия постоянно участвует в боевых действиях и каждый солдат может погибнуть (с 1947 г. по 2001 г. погибло 19312 израильских военнослужащих; пропорциональная часть населения России была бы около 600 тысяч человек). С другой стороны, поддержание их отношений с подругами облегчается короткими расстояниями, наличием у каждого карманного телефона, отпусками на выходные и призывом женщин в армию.

В связи с этим можно предположить, что трудности в отношениях с подругой являются опосредованным отражением общих душевных трудностей, вызванных пребыванием в отчужденной среде, предъявляющей к солдату непосильные требования, отрицающей достоинства его прежней подготовки и подвергающей его жизнь и здоровье реальной опасности (внешней по отношению к армии в одном случае и внутренней в другом). Значительная часть этих трудностей связана с призывной службой, растянутой на несколько лет, - службой, которую нельзя ничем заменить и которую невозможно прекратить раньше срока. Задержка в состоянии двойного неимения (материальных средств, так же как времени и возможностей для заботы о других) на столь длительный срок прерывает естественный ход отношений подруги и солдата: ухаживание, создание семьи, выращивание детей, - и создает для обоих необходимость поиска других решений - необходимость, которой в других обстоятельствах [Сколки 2000] в значительной части случаев можно было бы избежать.

15. Выводы

В этом обзоре мы попытались выяснить причины приверженности солдат к поэзии, лежащие в основе собственно их творчества и своеобразного полутворчества, которое состоит в переписывании друг у друга песен, малостиший и афоризмов самого разного уровня и содержания.

Мы постарались показать, что сборники малых поэтических и живописных форм дают их составителям возможность отгородить небольшой уголок достоинства и свободы в пределах своего подчиненного, уязвимого состояния, включиться в "горизонтальные" отношения сотрудничества, принять самостоятельные решения и создать уникальный предмет собственности, коллекцию изречений, которые в отличие от большей части сведений, переполняющих их повседневный опыт, одновременно красивы и верны, - и в этом, по-видимому, состоит их главное назначение.

Мы также привели примеры того, как произведения, заимствованные солдатами в основном у промышленности музыкальных развлечений в ее текущем состоянии, то есть из эстрадной, авторской, профессионально исполняемой общенародной, в том числе неподцензурной музыки и смежных источников, превращаются в долгоживущие песни, соответствующие переживаниям солдат гораздо точнее, чем использованные при их создании образцы. Потребность в преобразованных песнях сосредоточена почти исключительно в солдатском кругу и они практически ненаблюдаемы за его пределами, несмотря на то, что их слова записаны едва ли не в половине всех находящихся в обращении солдатских блокнотов.

Переходя от одного ценителя к другому эти произведения многократно проходят запоминание и припоминание, запись и считывание. Отклонения в виде правки и ошибок, возникающие при кодировании и декодировании вызывают диффузию текста и создают облако вариантов даже в случаях, когда первоначально существовавший образец был каноническим, например, заимствованным из школьной классики или массовой культуры.

Поэтическая речь российских солдат представляет из себя фольклор в точном смысле слова. Она включается в общий континуум поэтической речи юношества и проявляет значительное сходство с поэзией школьниц и заключенных. Имеется также значительное число связей и параллелей между солдатским и общенародным русским фольклором, которые можно проследить от современности до позднего средневековья.

Непрерывность российского солдатского фольклора в общественном, пространственном и временном измерениях и обилие порожденных текстов вплотную подводят к вопросу о том, что же является его главным источником и причиной, то, что он российский, или то, что он солдатский? В попытке найти ответ мы опросили несколько десятков молодых людей, служивших в семнадцати иностранных армиях, намереваясь сравнить их быт и фольклор с поэзией и условиями жизни российских солдат. В ходе обследования обнаружилось, что бытовая поэзия тех армий, в которых ее можно наблюдать без погружения (по памяти собеседников) часто сопоставима с общерусским фольклором, но не с творчеством российских солдат. Поэтическая речь американских, израильских и российских военных вдохновляется не столько службой как таковой, сколько их принадлежностью к весьма различным культурам, а также задачами, обычаями и повседневным опытом соответствующих армий.

Если верить в то, что развитие отношений и связей в России будет идти тем же путем, что и в последние 1100 лет, то можно ожидать, что быт солдат российской армии будет следовать за бытом армий североевропейских стран и, в частности, удаленность солдата от гражданского общества, его привычек и возможностей будет уменьшаться. Перемены будут включать в себя сокращение службы в армии до нескольких месяцев, увеличение денежного довольствия, времени, проводимого солдатами за пределами части, в том числе совместно с постоянными и временными подругами, исчезновение неуставной иерархии вслед за переходом к службе в составе подразделений, состоящих из солдат одного призыва или из тех, кто набраны в армию по найму. Все это уменьшит возможности для разделения солдат на большие группы, поведение которых строится по жестко закрепленным образцам и для возникновения общих переживаний, которые сейчас вдохновляют солдат на создание песен и стихов.

Данные обзора иностранных армий позволяют также предсказать, что по мере того, как печатные книги, диски, проигрыватели, видеоигры, кабельное вещание, устройства для выхода в мировую сеть, телефоны и другие средства для развлечения, общения, образования и связи станут доступны большинству солдат, их блокноты и их творчество уступят место свободе потребительского выбора, а они сами станут воспринимать себя и восприниматься другими не в составе могучего и безымянного народа, а в качестве независимых личностей, - то есть так, как везде и всегда воспринимают себя представители имущественно благополучной части общества.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.