28 марта 2024, четверг, 22:02
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

19 октября 2010, 13:38

Илья Вольф: «Галерея никогда не приносит прибыль»

Евгения Абрамова, Полит.ру: Когда Вы познакомились с Айдан Салаховой?

Илья Вольф, исполнительный директор «Айдан галереи» : В 1999 году.

Е.А. Чем Вы занимались в это время?

И.В. Работал в банке.

Е.А. Какое у Вас образование?

И.В. Финансовое.

Е.А. Что Вы заканчивали?

И.В. Финансовую академию.

Е.А. Как Вы попали из одной сферы бизнеса в другую?

И.В. Совершенно случайно. Я работал в банке и занимался ценными бумагами. Был кризис 1998 года, когда ценных бумаг и их рынка не стало. Какое-то количество специалистов осталось в этой сфере - 10% объема, который был до этого, а 90% потеряли работу. Либо те, кто не потеряли работу, потеряли зарплату, в смысле, продолжали где-то работать, где-то числиться, но дохода не было никакого. Мне повезло больше – я потерял работу совсем, у меня не было иллюзий. Поэтому начал активно искать работу, и в какой-то момент меня познакомила с Айдан наша общая знакомая.

Айдан в свое время искала себе человека в галерею для того, чтобы заниматься, по сути, всем. Это и финансы, тактическое и стратегическое планирование, реализация, организация. К тому же в галерее работали только барышни, и это приводило к некоторым сложностям: даже чтобы переставить с места на место нетяжелую картину - нужно было кого-то вызывать. Поэтому вливание мужской крови было там полезно. Это было изначально то, на что я шел.

Мне это было еще и интересно. По двум причинам. Во-первых, это новая сфера работы, деятельности, которая, по сути, не требует специального образования с точки зрения ВУЗа, потому что на тот момент нигде галеристов или сотрудников галереи не готовили.

Во-вторых, сама работа предполагала общение со всевозможными клиентами-коллекционерами, т.е. с людьми, изначально имеющими некие средства на покупку предметов роскоши и, стало быть, искусства. Это могли быть те же банкиры, предприниматели, с которыми просто интересно общаться, с одной стороны, и в перспективе, пообщавшись с которыми, можно было бы куда-то двигаться, просто обрастая какими-то связями. Рассуждая цинично: «Вот придет какой-то банкир, я с ним познакомлюсь, и тогда он, естественно, возьмет к себе в банк на огромную зарплату и на должность собственного начальника». Это было такое подспудное представление, на всякий случай, если в галерейном бизнесе не очень пойдет. Ведь я его как бизнес совсем не знал, соответственно, не знал, насколько в нем интересно работать и можно пытаться чего-то добиваться.

Потом как-то втянулся, стало интересно, потому что на голову свалилось много разных организационных штук. И как-то так получилось, что в значительной части из них я разбирался лучше остальных: все, что касается финансовой, бухгалтерской и организационной части.

Поэтому, с одной стороны, была интересная работа, с другой – какая-то ответственность, с третьей стороны, можно было зарабатывать какие-то более-менее вменяемые деньги.

Первый раз я пришел знакомиться с Айдан в галерею, которая тогда находилась на Новопесчаной улице, и случайно попал на выставку Рауфа Мамедова. Это была первая выставка Рауфа в «Айдан галерее»: «Тайная вечеря» - фото ребят с синдромом Дауна. И когда я пришел, я вообще не понял, куда я попал. На стенах висит вообще не пойми что для человека без подготовки. Какие-то художники непонятные ходят вокруг. Полупьяные или совсем пьяные критики. Какие-то коллекционеры в дорогих костюмах. Вот это непонятное смешение меня немножко удивило, но я решил, что надо попробовать разобраться. Вот как-то и разбираюсь до сих пор.

Е.А. У Вас было желание уйти по каким-то причинам, или это настолько затягивает?

И.В. Любой разумный человек пытается думать над тем, тем ли он вообще занимается, чем надо. Соответственно, некие поползновения у всех возникают, и у меня тоже возникали. Но, во-первых, я здесь уже более-менее разбираюсь, я здесь чего-то как-то добился. С другой стороны, если сравнивать эту работу с работой в банке, то здесь значительно - лично мне - интереснее, потому что на момент, когда я работал в банке, я работал на должности исполнителя. И чтобы дойти до уровня человека, который бы мог принимать какие-то творческие управленческие решения, мне пришлось бы работать лет 10-15. Здесь я практически сразу начал этим заниматься.

По сути, получилось, что я в течение года функционально дошел до должности заместителя директора или исполнительного директора. Это не вопрос честолюбия – в коллективе из четырех человек заместитель директора – это третий снизу. Но функционал – он интересен сам по себе. Каждый раз приходится сталкиваться с какими-то сложностями и как-то их преодолевать, решать. И это интересно как решение кроссворда, ребуса.

Понятно, что если бы я занимался нефтью или продолжал работать в банковской сфере, то я бы сейчас зарабатывал на один ноль больше, возможно. А может, меня бы уже убили. Но я бы занимался не тем, что мне нравится, а тем, что только приносит какие-то деньги.

Я не лезу, стараюсь не лезть, по крайней мере, в какую-то искусствоведческую часть деятельности. Я не искусствовед и не претендую на наличие собственного мнения в отношении каких-то картин или искусства. Что-то есть, что мне нравится. То, что мне нравится, я время от времени покупаю. У меня есть, я не назвал бы это «коллекция», а какое-то собрание просто вещей, которые мне нравятся, либо которые я считаю финансово перспективными, инвестиционно привлекательными.

Надо мной есть только один начальник, в то время как в любой большой или средней структуре было бы, во-первых, много начальников, а это плохо, потому что они будут между собой все время пререкаться, а доставаться будет по шее мне, как это везде и происходит.

А во-вторых, если ты занимаешься тем, что тебе не очень нравится или не очень приятно, просто ради того, чтобы заработать денег, то это должны быть огромные деньги, чтобы заниматься этим два-три года, и потом можно было закончить вообще рабочую деятельность. Но опять же – здесь велика вероятность быть посаженным или убитым. Потому что огромные деньги сами по себе не бывают. Либо ты продолжаешь этим заниматься дальше, но тогда уже не понятно, ради чего. Потому что большую часть своей жизни ты проводишь не там, где тебе хочется. Чего ради?

И если глобальный подход какой-то применить, то лучше зарабатывать меньше денег, получать от этого удовольствие и быть, как бы это пафосно ни звучало, более-менее счастливым человеком.

Я в этой сфере более-менее прижился, мне уютно, я всех знаю, меня все знают. Ну, понятно, что не все, и не всех, но многих. Я нахожу массу людей интересными и приятными, с ними интересно и приятно общаться, как лично, так и по работе.

Плюс около четырех лет назад я организовал еще в этой же сфере свой бизнес по перевозкам искусства. Мне более-менее хватает денег, у меня интересная работа. У меня есть вполне себе реальная перспектива развития. А что мне дергаться? Мне больше никуда не хочется.

Е.А. Как выглядит эта перспектива, что это такое?

И.В. Я, честно говоря, не видел людей, которые сказали бы: «Я заработал денег, все бросаю и ухожу, и ничем не буду заниматься». Коль скоро это так, и я тоже не такой, но мне будет очень сложно сидеть вообще без всякого дела, как и большинству людей, я думаю. Я буду чем-то заниматься. Если я буду чем-то заниматься, то я буду заниматься тем, что мне нравится. У меня нет огромных запросов: я не хочу Bently. Если я еду куда-то, то мне достаточно четырехзвездочной гостиницы. В быту же я человек достаточно непритязательный.

У меня есть дети – я должен им обеспечить какое-то будущее. Моя компания, которую я организовываю и строю, это, возможно, то, что позволит обеспечить им будущее. Не просто какое-то количество денег, а какой-то работающий бизнес, машина. И если, не дай Бог, со мной что-то случается, она может перейти им, продолжать, втягивая их, опять же в интересную работу, заставлять их работать и приносить им доход.

А таких долгосрочных перспектив на 10-15 лет я в принципе не строю. Это бессмысленно. Никогда ничего не получается так, как хочется. Не то, чтобы хочется, а как планируем. Получается даже лучше, чем хотелось бы.

Е.А. Как у Вас было устроено сотрудничество с «Айдан галереей»? Какие у Вас были трудовые договоры, и как они менялись из года в год? Сначала Вы, например, работали без трудового договора по договоренности, и договор возник чуть позже. Или у Вас и сейчас этого нет. Как это выстраивается?

И.В. У меня есть трудовой договор, естественно.

Е.А. У Вас есть трудовая книжка?

И.В. Естественно. Я являюсь штатным сотрудником галереи. Что не мешает мне быть директором еще одного юридического лица. Это стандартная история. Человека на полугодовую позицию можно взять по трудовому соглашению на сдельно-премиальную оплату труда. А если ты идешь на «долгую» позицию, то должен и готовиться соответственно. Я не помню только, был ли у меня испытательный срок. Но, учитывая, что уже через месяц я стал исполнять, по сути, функцию исполнительного директора, запись в трудовой книжке я сделал себе сам.

Я мог ее делать, мог ее не делать. Все равно пенсия после этого стажа вряд ли сильно мне поможет. Это меня меньше всего беспокоит – все эти пенсионные истории. Они настолько мизерные, с одной стороны, с другой стороны, государство, отдельные его органы настолько часто демонстрируют свою некомпетентность и несостоятельность в том, что касается пенсионного обеспечения, что на это рассчитывать не приходится.

Грубо говоря, если я получаю как-то доход, то я все равно уплачу подоходный налог, но если есть возможность не платить в Пенсионный фонд, я не буду платить в Пенсионный фонд, потому что я сам из этих же денег сделаю для своей старости больше, чем сделает государство. Что касается галерейной зарплаты, естественно, я готов это делать, и это делается, потому что это «обязаловка».

Но мои бабушки, дедушки, родители платили все эти пенсионные отчисления, и что они сейчас имеют? Да ни черта они сейчас не имеют.

Е.А. Бывает ли у Вас отпуск?

И.В. Да, отпуск по договоренности. Он согласовывается, причем не столько с Айдан, сколько с коллегами. Потому что я понимаю позицию Айдан – ей все равно, кто и что будет делать, ей нужно, чтобы все было сделано. У меня, как у руководителя своей компании, ровно такая же позиция. Если четыре менеджера договорились, что один из них уходит в отпуск, на трех остальных ложится выполнение его функций. Если они с ними справляются, то пусть они хоть каждую неделю в отпуск уходят.

Е.А. Как устроено сотрудничество с художниками? У Полит.ру было интервью с Ростаном Тавасиевым,  он говорил, что у него нет никакого договора с галереей, а есть устная договоренность, а также любовь и взаимопонимание с Айдан. Со всеми ли художниками одна и та же схема работы?

И.В. Нет, со всеми разная.

Е.А. Вы можете какие-то варианты назвать?

И.В. Главное, что существуют договоры комиссии: в галерее физически находятся какие-то произведения искусства и продаются по договору на комиссии. Договор может не быть готов в тот день, когда это привозят. Потому что список того, что привезли, выясняется только после того, как все привезли. Потом по факту составляется акт: либо акт приемки-передачи на хранение с правом реализации, либо договор комиссии. Не все художники их подписывают, потому что многие довольно редко бывают в галерее. И подписание этого договора может занять несколько месяцев, но так или иначе они подписываются.

Если мы берем какого-то иностранного художника, не художника галереи, с которым мы не планируем сотрудничать долго в течение многих лет, там есть четкий loan agreement: взяли – отдали, если продается, то цена такая-то, комиссия галереи такая-то.

Но возможны такие ситуации: у нас есть такие художники, с которыми нет соглашения о передаче каких-то работ. Но это, как правило, наши друзья. И если вы своему другу дадите 100 рублей, вы же не будете у него брать расписку, и уж тем более, нотариальное заверение.

Что касается генерального, рамочного, глобального соглашения, то это невероятно сложная штука. Потому что она должна учитывать такое количество всевозможных нюансов, потенциальных ситуаций, что все предусмотреть очень сложно. Сформулировать взаимные требования с точки зрения юриспруденции еще сложнее. Например, сотрудничество с другими галереями, продажа на первичном и вторичном рынке, качество товара.

Например, галерист считает, что художник стал делать плохой «товар». Это стандартная ситуация, потому что художник не делает одно и то же, он все время делает что-то разное. Какие-то новые вещи, которые он делает, не подходят галеристу. А у них генеральное соглашение. Галерист не может взять на себя обязательство это купить и не может взять на себя обязательство это выставлять, т.к. это нанесет ущерб и галерее, и художнику.

С другой стороны, теоретически он должен был бы запретить художнику это вообще продавать. Убедить его, что выброс на рынок некачественных работ дискредитирует и художника, и галерею. Но запретить он де-юре этого не может. Работа, которую создал художник – это его собственность. И в случае, если галерист не берет на себя эксклюзивные права по выкупу, по экспонированию, то художник со своей собственностью может делать, что угодно. Поэтому наша задача его убедить на словах: «Ну, парень, смотри, вот это – хорошо, а вот это – плохо. Ты вот это выставишь, и будешь звездой, а вот это – и ты обратно отправишься в Гарлем, Кузьминки». В договоре это сформулировать невозможно, но можно договориться. Потому что это делается для глобального развития и художника, и галереи. Были ситуации, когда нам не удавалось убедить художника, и тогда галерея с ним расходилась.

Мы советовались с юристами и пришли к тому, что составлять глобальные большие генеральные соглашения с художником – это вот такая папка (показывает – около 10 см – Е.А.). Один договор. Чтобы согласовать всю эту папку с юристами на соответствие законодательству, как российскому, так и международному – уйдет несколько лет и несколько миллионов. И все равно, буквально через два дня, после того как это будет согласовано, либо законодательство поменяется, либо возникнет какая-то ситуация, которая в нем не была учтена.

Е.А. Очень часто галерея, устраивая художнику выставку, берет некоторые работы художника себе в коллекцию и на продажу, но не платит за них, полагая, что те деньги, которые вложены в создание этой выставки, и есть оплата этих работ.

И.В. В этом есть экономическая логика. Наша стандартная договоренность такова: мы делаем выставку художника, одну из работ передают в дар либо галерее, либо Айдан лично, как частному коллекционеру. До сих пор всех устраивало, и это не грабительская позиция.

Потому что эта одна работа в любом случае не покрывает стоимости содержания галереи, стоимости организации выставки. И это происходит частично, может быть, с целью какой-то экономической (как правило, эти работы потом не продаются, и так и висят либо в галерее, либо у Айдан), с другой стороны, это позволяет Айдан создавать, развивать свою коллекцию.

Условно говоря, вложить в художника 20 тысяч долларов, а получить одну работу за три – это не бизнес. И эта работа не покроет расходов никогда. И нет такой задачи.

А что касается продажи остальных работ, то они находятся в собственности художника. Художник обязуется после выставки предоставить их галерее на продажу. Потому что, в противном случае, крайне странная ситуация – галерея вложила что-то, и это сделало какие-то работы известными, грубо говоря, их распиарила. Потом художник их забрал – это бессмысленно.

Более того, коллекционер предпочитает покупать у галереи, а не у художника. Галерея несет ответственность за цены, по которым она продает. Сегодня художник продал работу за 5 тысяч, завтра за одну, послезавтра за десять. Вопрос: какова рыночная цена четвертой картины? Да никакой. Нет такой цены. В галерее все по-другому: галерея устанавливает какой-то уровень цен и их поддерживает. И если коллекционер через какое-то время решил поменять или отказаться от картины, то приличная галерея, как правило, берет на себя обязательство картину обратно по той же цене либо выкупить, либо также взять на комиссию и перепродать какому-нибудь другому коллекционеру, чего художник делать не будет. Поэтому доверия больше к галерее, как к институции, как к гаранту поддержания какого-то уровня рыночных цен. Поддержания и, возможно, роста.

Иногда, действительно, бывает, что некоторые работы в течение от месяца до двух-трех лет после выставки продаются, но поскольку продажа произведения искусства – это штука эмоциональная, то клиент может сказать: «Я сейчас ее возьму, а заплачу вам через три месяца». Я не могу сказать, что мы будем счастливы, но мы на это пойдем, потому что нам это все равно выгодно и интересно. Мы насыщаем рынок картинами такого-то художника, таким способом его развиваем. И мы не можем, как правило, давить на клиента.

То, что у нас будет финансовый провал на эти два-три месяца – это не большая финансовая трагедия. Провалы в платежах – это очень стандартная история. Художники часто бывают недовольны: «Вы продали работу, но денег за нее не взяли?!» И нам приходится часто объяснять: «Парень, это не магазин хлебобулочных изделий. Без хлеба человек может умереть, а без картин он не умрет».

Е.А. Айдан в интервью говорила, что галерея существовала долгое время в кредит. Это как-то отражалось на Вашем личном доходе?

И.В. Да, конечно. Мой доход напрямую зависит от дохода галереи.

Е.А. Галерея в какой-то момент стала прибыльной?

И.В. Я Вам сейчас открою маленький секрет: галерея никогда не приносит прибыль. Вообще никогда. Есть, наверно, несколько галерей типа Gagosian, которые, возможно, приносят прибыль. В нашем случае, и я думаю, что это касается практически всех галерей современного искусства в мире, галерея изначально, как правило, создается фанатиками, которые делают их не из-за прибыли. Если бы они те же силы, умения и рвение вкладывали в любую другую сферу бизнеса, они бы все были миллионерами. Либо идиотами, которые думают, что могут это сделать, не имея для этого ни малейших способностей.

То, что мы существовали в кредит – это правда. Был постоянный кризис платежей, и нам долго платили клиенты, иногда бывало, что продаж не было вообще, и мы брали где-то деньги в долг, это не были корпоративные кредиты, просто занимали у кого-то из друзей. И были провалы по два, по три месяца, и нечем было платить зарплату. Тем не менее, все всегда знали, что Айдан что-нибудь там придумает, и так и происходило. И потом я тоже подключился. Все знали, что деньги найдутся, что-нибудь продастся, что-нибудь купится, или что-нибудь еще произойдет. Упадет метеорит прямо в галерею, мы его тут же поднимем и продадим! Какие-то чудеса иногда случались в этом смысле.

Но почему галерея не приносит прибыль? Когда у галереи финансовые дела идут плохо, то это не значит, что у нее плохо идут дела с точки зрения искусства. Потому что большинство галерей, которые возникли во время Перестройки – это «Айдан», «XL», «Риджина», «Гельман» – они не были коммерчески выгодными поначалу. Были какие-то бумы, какие-то сумасшедшие коллекционеры, которые приехали и за бешеные деньги что-то купили. Это редкость, это исключение из правил, на это рассчитывать нельзя, на это жить нельзя.

Когда у галереи что-то плохо, она делает либо меньше проектов и выставок, либо делает их дешевыми. Когда у галереи дела идут более-менее хорошо, т.е. продажи растут, то доходы растут, у нее точно так же растут и расходы. Потому что тут же находится, куда их вложить, находится гениальный художник, которому нужно в production вложить каких-то денег, в выставку вложить каких-то денег, что-нибудь построить, покрасить-перекрасить. Чем больше у вас денег, тем больше вы ищите каких-то проектов. Чем больше у вас проектов, тем меньше у вас денег.

Уровень жизни галериста может расти, если у них дела идут хорошо. Они могут купить себе квартиру не однокомнатную, а двухкомнатную, машину не «Волгу», а Infinity, но это не тот уровень доходов, о котором можно говорить. Разовая покупка не свидетельствует об уровне вашей жизни. Если я сейчас продам все и куплю себе Bently, это не значит, что я буду миллионером. Мне его заправлять будет не на что.

Но галерист делает новые проекты не потому, что ему нужно заработать больше денег, а потому что, наконец-то у него появились деньги, а значит и возможность реализовать какую-то свою мечту, сделать выставку какого-то супердорогого художника, для этого нужно сделать, например, транспортировку из Буркина Фасо в Россию и обратно. Что у него выросло? Может быть, уровень известности. А вложил он в него 300 тысяч евро, а мог бы изменить свой уровень жизни и, наконец, купить себе костюм Brioni. А он реализовал свою амбицию, свою мечту. Это инвестиция в имя, в галерею. Если посчитать, сколько стоит имя Айдан, Марата Гельмана, Володи Овчинникова или Лены Селиной – это бешеные деньги.

Е.А. Если это не выстраивается как бизнес, то можно ли здесь говорить о каком-то налаживании процесса, о какой-то стандартизации, отсутствии цейтнотов?

И.В. Конечно, нет. У сотрудников галереи ненормированный график работы, они к этому готовы, иначе бы не работали в галерее. Не только галерист, но и сотрудники галереи – они тоже слегка «стукнутые на голову». Им это нра-вит-ся! Если им это не нравится, они это понимают в течение первого полугода и в спокойном режиме уходят.

Е.А. У вас большая «текучка кадров», как говорится?

И.В. У нас «текучка кадров» есть только на одной позиции – начальник запасника. Он не имеет отношение к арт-составляющей. Хозяйственная, такелажная, учетная составляющая. Т.е. он должен быть дяденька лет 60-ти, старый завхоз с опытом работы на каком-нибудь огромном складе. Но ему это будет неинтересно, и требования, которые к нему будут предъявляться, он будет считать неправильными. Такой завхоз привык, наверняка, работать с девяти до шести.

Так работает все ЦДХ. Поэтому у нас всегда возникают вопросы: у них, т.е. грузчиков, лифтеров, монтажников есть нормированный рабочий день, в шесть они ушли. Им чихать на то, что здесь происходит. Они - наймиты. В хорошем смысле – их наняли. А то, что они ушли в шесть, а здесь монтаж до двенадцати ночи и шесть часов люди остаются то без света, то без лифта, то без лестницы, то еще без чего-нибудь – это их не волнует. И здесь возникает несоответствие формы и содержания. По форме это ведь такое госпредприятие с девяти до шести, а по содержанию это такая коммерческая организация.

Е.А. Существует ли у сотрудников «Айдан галереи» оплата сверх нормированного рабочего времени?

И.В. Существует.

Е.А. А Вы сами себе ее тоже выплачиваете, если у Вас так складывается?

И.В. У меня уже давно зарплата, премии и бонусы галерейные перестали быть основным средством существования. У меня основной объем работы – моя компания, которая занимается перевозками произведений искусства. У прочих сотрудников – да, но я бы не сказал, что это зависит от времени, которое ты проводишь на работе. Если ты задержался после восьми на час, то только потому, что тебе нужно сделать свою работу.

Е.А. И последний вопрос – о Вашей компании, которая занимается перевозками произведений искусства и которая, как Вы говорили, должна обеспечить будущее Ваших детей. Удается ли организовать перевозку через таможню без взяток?

И.В. Конечно! Это как раз к вопросу о детях. Если я буду пытаться строить свой бизнес на каких-то историях, которые будут связаны со взятками, с контрабандой, я же буду таким образом сильно рисковать. В частности, тем, что меня посадят. Тогда дети останутся без отца. Я не могу себе позволить такой риск. Я лучше буду меньше зарабатывать, лучше буду дольше делать всякие оформления, транспортировки. Но я это буду делать предельно законно, чтобы ни у кого не было возможности меня в чем-то обвинить.

Наверно, есть какие-то контрабандисты, бесчестные таможенники. Но я с ними не общаюсь.

Но и сам вопрос, с другой стороны, не очень корректный. Хотя я на него совершенно спокойно могу ответить.

С другой стороны, если ты долго общаешься с каким-то таможенником, с государственным служащим, то у тебя с ним возникают человеческие отношения. Если я когда-то могу себе позволить роскошь с ним поужинать, условно, просто по-приятельски и даже за ужин заплатить, я не считаю, что это взятка. А когда он мне заплатит за ужин, что, он мне взятку дает? Нет, это обычные человеческие отношения.

Они могут вам организовать режим максимального благоприятствования в рамках их служебных полномочий. Это, собственно, то, что позволяет нам нормально работать. А могут организовать режим максимального неблагоприятствования в рамках своих служебных полномочий, просто иначе трактуя их же. Это вопрос знания нас как компании, знания кого-то лично как человека. Это более-менее стандартная ситуация.


Илья Вольф – исполнительный директор «Айдан галереи». Родился в 1975 году в Москве. Закончил Финансовую академию при Правительстве РФ. С 1999 года сотрудничает с «Айдан галереей». C 2006 года - директор компании по перевозке произведений искусства («FineArtWay»). 

Описание проекта Полит.ру «Условия труда творческих работников»

Ранее в проекте:

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.