28 марта 2024, четверг, 20:03
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

25 апреля 2010, 14:07

Проект «Полит.ру» «Условия труда творческих работников»

"Полит.ру" начинает проект, исследующий условия труда творческих работников. К таковым мы будем относить художников, критиков, кураторов, а также работников институтов, учебных заведений и других организаций, относящихся к миру искусства. Нас будет интересовать повседневный опыт людей, которые с этими организациями сотрудничали и/или сотрудничают сейчас.

При этом мы ограничиваем выборку по возрасту (до 35 лет) и по месту проживания на момент интервью (Москва). Возраст здесь выступает как маркер условной общей «молодости», а город – как общая окружающая среда для всех интервьюируемых. Отсюда и тематика интервью: жизнь и работа в Москве, сотрудничество с культурными институциями, профессиональное образование, родственные и общественные связи.

Такая организация интервью, когда его тематика и продолжительность оговариваются заранее, но вопросы, тем не менее, не столь жестко заданы, как в социологическом опросе, определяется методом «устной истории». Этот метод позволяет представить условия труда творческих работников через опыт повседневности, и выстраивать биографическую историю не как линеарную последовательность событий, а как дискретную материю памяти, формирующую современность как свидетельство, документ (интервью).

Подобное исследование было бы лишено оформленного контекста без инициативы людей, которые организовали и участвуют в Первомайском конгрессе творческих работников и безработных. Это первая инициатива по обмену опытом самоорганизации и объединению тех, кто относит себя к творческим работникам в России.

Но Полит.ру интересует не только левый спектр мира искусства, хотя в этом контексте он может оказаться и преобладающим. Мы поговорим и с теми, кто полагает себя либералом, а также с теми, кто отрицает любую идеологическую и/или политическую интерпретацию по отношению к творческому труду.

Первое интервью в этом проекте – с художником и активистом Николаем Олейниковым.

***

Николай Олейников: «Художником и активистом надо быть на 100 - процентной занятости»

Евгения Абрамова, "Полит.ру". Вы к какой-то организации принадлежите? Например, Вы преподаете рисование?

Николай Олейников, художник У меня нет постоянной работы, я ни с кем на текущий момент не сотрудничаю.

Е.А. Сотрудничали в прошлом?

Н.О. Да, я работал, в том числе, года полтора назад у меня закончилась история – я был PR-директором клуба «Икра». Получал небольшую регулярную зарплату.

Е.А. У Вас был контракт?

Н.О. Нет, все было без бумаг, я получал зарплату без бумаг.

Е.А. Вас это волновало?

Н.О. На тот момент нет.

Е.А. То есть про налоги, пенсионный фонд, медицинскую страховку спрашивать бесполезно?

Н.О. Да, бесполезно. В пенсионный фонд я ничего не отчисляю, налоги не плачу.

Е.А. У Вас есть карточка пенсионного страхования?

Н.О. Есть, но мне не с чего туда отчислять. Я абсолютно уверен, что там ноль: я ничего туда в жизни ни отчислил никогда.

Е.А. Вас это не беспокоит?

Н.О. Беспокоит. Вчера об этом думал.

Е.А. Что Вы думали?

Н.О. Думал, как мне справляться в пенсионном возрасте, если я не смогу работать.

Е.А. У Вас есть план?

Н.О. Строю. Нет, сейчас, конечно, трудно на что-то надеяться в этом направлении. Я не полагаюсь на государственную помощь, на то, что она будет достаточной, даже если я буду вкалывать. Я вижу среди своих знакомых людей, разочарованных в государственной поддержке. И субсидии сложно выбивать. Т.е. ничего не дается просто так, даже если ты честно это заслужил, даже если ты был с государством абсолютно, предельно транспарентен – это не гарантирует ничего.

Но человек не может думать обо всем сразу. Меня на это просто не хватает пока. Может быть, это моя большая ошибка. Но я знаю огромное количество людей, которые не работают за зарплату, не работают не просто официально или на какую-то организацию, но сидят дома с ребенком. Но как тогда человек, которому тоже понадобится поддержка из пенсионного фонда в старости – как он может на нее рассчитывать? Так, например, труд художника считается не трудом, потому что он необязателен. Есть много нестыковок. И я являюсь одной из таких нестыковок. С государством у меня отношения не налажены.

Е.А. Вы как художник заключали какие-то договоры?

Н.О. С организаторами выставок – с музеями, которые берут мою работу для показа или покупают ее, ты вынужден подписывать бумаги. Но это не отечественные музеи, не отечественные организаторы выставок, которые никогда так не делают. Это европейские музеи.

Е.А. Вас устраивают условия?

Н.О. Они всегда оговариваются дополнительно, и, как правило, там есть небольшая, но вариативность. Но, как правило, там тоже все предельно прозрачно, традиционно, т.е. не унизительно, по крайней мере.  

Е.А. Можете перечислить музеи?

Н.О. Из последних, например, мы вот год назад группой «Что делать» делали выставку в музее Ван Аббе (Van Abbemuseum). Мы создавали там новую работу, большую инсталляцию, в которую была включена моя фреска на двух стенах. Музей оплачивает дорогу, проживание, суточные, и покрывает расходы на работу, и материалы. Эти условия контракта меня, конечно, устраивают. Я подписываю все бумаги. Сумма оговаривается всегда заранее. Без сюрпризов, что приятно.

Е.А. Если Вы будете делать свою персональную выставку, Вы понимаете, где находятся Ваши работы?

Н.О. Да, понимаю. Но они абсолютно ничем не защищены. В России, вокруг творческих профессий особенно, складываются чисто феодальные отношения. Отношения выстраиваются на доверии, в первую очередь. Во-вторых, очень часто эти отношения выявляют коррупционную сущность всего процесса и всех процедур, связанных с искусством. Этот знает того, этот сказал этому, поэтому тут возможно так, а здесь так невозможно. Очень часто применяется в отношениях между куратором и художником, между музейщиком и художником форма оплаты за участие в выставке работой. Было огромное количество случаев, когда работы у художников с выставок пропадали, потом появлялись в коллекции куратора. Но этого, правда, никто не замечает, никто об этом не говорит.

Е.А. С Вами такое случалось?

Н.О. Нет, со мной такого не случалось, к счастью. У меня бывали другие неприятности, но вот таких кошмарных вещей со мной не случалось. Существуют непрямые формы шантажа. Например, тебе же интересно участвовать в выставке – сделай работу сам. Имеется в виду, полностью, на свои деньги обеспечь ее, а я ее повешу на стену. Такие формы работы у нас распространены, практикуются. И как сказал Дима Гутов в недавней беседе, опубликованной на OpenSpace многих это устраивает. Иногда бывает так, что у художника достаточен вес, или он в достаточно хорошем расположении по отношению ко всем участникам процесса, тогда он может диктовать свои условия. Тогда он тоже выходит на уровень феодала, он становится равным куратору, что позволяет ему диктовать процентаж, например, во взаимоотношениях с галереей. Но чаще всего художник такими способностями, как Дима, не обладает, потому что Дима талантливый человек. И тогда галерист, музейщик, куратор, начинают диктовать художнику, на каких условиях он будет выставляться.

Е.А. На каких условиях Вы обычно выставляетесь? Что для Вас является приемлемым, а на что Вы совсем не соглашаетесь?

Н.О. Я совершенно недавно стал вырабатывать список требований по отношению к институтам, которые занимаются выставочной деятельностью, и совершенно недавно начал их предъявлять как требования. И сейчас я хочу этот список озвучить, в том числе, и на Конгрессе творческих работников. Попытаться проанализировать, возможно ли продолжать эту работу в таком духе и как-то начинать с каких-то требований, прежде, чем переходить на какие-то более плотные взаимоотношения с куратором, с музейщиком, с галеристом.

В первую очередь, должны быть оплачены рабочие часы художника, материалы, и сразу же должна быть оговорена судьба произведения: если оно поступает в коллекцию, на каких основаниях оно отходит, и так далее. И у художника должно оставаться право следить за перемещением произведения хотя бы до третьего «колена». С такими базовыми требованиями у нас никто не выступает, к сожалению. Хотя нужно ввести это как обыкновенную практику.

Существует еще несколько ограничителей. Например, иногда институция обеспечивает материалы на изготовление произведения, но произведение оставляет у себя.

Есть люди, которые за мастерские расплачиваются картинами. Там тоже очень тонкие взаимоотношения. То есть нюансов огромное количество, и кто-то говорит, что им это удобно и выгодно. Потому что где-то они говорят, что им удобно отказаться от одной картины, от двух картин, но зато потом отыграться на чем-то другом и еще заработать.

Е.А. О каких суммах идет речь, если это можно озвучивать? Час работы художника, материалы?

Н.О. Вот тут очень сложный момент. Как художнику кажется, его работа не должна оплачиваться ниже работы музейного плотника.

Е.А. Плотника? Сколько получает плотник?

Н.О. Плотник в Европе получает до фига.

Е.А. Назовите цифру.

Н.О. Сейчас точных цифр я просто не подготовил, могу попробовать выяснить.

Е.А. Не нужна точная цифра, нужна экспертная оценка.

Н.О. Там речь идет о тысячах евро в месяц.

Е.А. Тогда час – это?

Н.О. Час – это сотни евро. Плюс там еще занятость, и так далее. Есть плотники на полный рабочий день, не на полный рабочий день. Потом, как правило, временные отношения тоже закладываются.

То есть, как рассчитывать творческий труд человека, когда, например, некоторые произведения занимают по временным затратам очень короткий период? Если говорить сейчас о моей работе, то, как правило, я приезжаю на место, со мной большая связка кисточек, и я начинаю с утра и до вечера рисовать на стене. То есть я должен получать как маляр, как плотник или что-то в этом роде. То есть как человек, который выполняет определенную работу за определенное время.

Е.А. А где здесь творческая составляющая? Ее как бы нет? Она не может быть посчитана и оплачена.

Н.О. В этом тоже очень большая ошибка системная. Она действительно не может быть посчитана. Моя работа делается на стене, один раз и потом закрашивается. Это временные фрески, акрилом по месту. Я еще не закладываю туда время, потраченное на создание эскизов, на обдумывание концепта, на согласование с кураторами или с общей концепцией выставки. Я просто считаю от момента, когда я приехал в музей, начал работать, пообедал, вышел с работы из музея. На следующее утро пришел и начал работу заново. То есть я требую для начала оплачивать, по крайней мере, вот эти часы.

Но галерейные взаимоотношения традиционно складываются иначе. И я четко понимаю, что, приходя в галерею, требовать от них оплаты трудовых часов, когда взаимоотношения строятся на том, сколько работ они продадут, очень сложно. Я работаю с одной галереей, у которой определенная, даже не выставочная политика, а политика работы с художниками. Они не выехали за время своего существования ни на одну крупную международную ярмарку, с целью показать или продать какие-то работы. Они работают с местным рынком, с маленькими или более-менее маленькими частными коллекционерами, интересующимися графикой. Продавать мои работы им дико сложно. Тем не менее, я считаю их прогрессивной галереей, потому что, несмотря на условный феодализм всего процесса, они одному позвонили, другому позвонили… Продали за три года нашего сотрудничества полторы мои работы: один альбом и одну большую гуашь. И сложно их в этом винить. Мои работы трудно продать. Но они, опять же, исходя из этих феодальных взаимоотношений, чувствуя ко мне и к моей работе симпатию, выставляют меня в своей галерее. Должен я гордиться этим, предъявлять им претензии или оставаться с ними в дружеских отношениях, чтобы продолжать быть симпатичным для них художником? Да? То есть мне еще надо быть очень лояльным по отношению к людям, которые меня выставляют. И чисто по-человечески, кстати, мне это не сложно.

Вот так, на огромном количестве таких вот узловатых нонсенсов строятся все взаимоотношения в творческом производстве. Изменить это в ближайшее время невозможно. Но для себя я четко уже решил, что в работе с институциями надо выходить на другой уровень общения. Ничего бесплатно. Хороший куратор, не феодальный куратор, социалистический куратор – он выстраивает эту работу как производственный цикл. У каждого есть заработная плата, у каждого есть покрытие всех рисков и расходов, какие-то условные страховые.

В Москве я лишь начинаю выходить на эти требования. Иначе художнику не заработать. Если художник хочет оставаться художником, и не хочет переходить на работу там бухгалтера (очень уважаемую мной). На работу плотника (почему бы и нет, раз нет денег от искусства). То он должен устраивать такие четкие взаимоотношения с работодателем, которым, в данном случае является институция, чтобы, по крайней мере, на период работы над выставкой ему не оставаться элементарно голодным.

Как он выживает в остальное время – это уже как бы его чисто волчий интерес. Сможет выжить – выживет. До следующей выставки дотянет. Не сможет – нет.

Е.А. Как часто Вы участвуете в международных выставках?

Н.О. Более или менее регулярно. В среднем шесть-восемь раз в год.

Е.А. То есть, Вы можете прокормиться, участвуя в этих выставках?

Н.О. Нет, нет, нет. Прокормить себя я не могу, конечно. Потому что, как правило, деньги, которые человек получает за короткий период работы над выставкой - не больше недели - они вот так же вот за следующую неделю могут быть свободно потрачены. Это без роскоши.

ЕА И чем Вы зарабатываете в остальное время?

Н.О. Эксплуатацией. Своей жены.

Е.А. Вас это напрягает?

Н.О. Не то слово. Очень сильно. То есть мне хотелось бы, оставаясь художником, допустим, обеспечивать элементарный, минимальный хотя бы, не говорю о среднем, уровень проживания себе и своей семье. На текущий момент это не представляется возможным. Это… пока, пока это сложно.

Е.А. Вы переехали в Москву. Когда это произошло?

Н.О. Пять лет назад.

Е.А. Почему Вы приняли такое решение?

Н.О. Обстоятельства личного толка, не экономические. У меня была там работа, которую я оставил, но я переехал уже сюда под условную гарантию новой работы. Как раз начал работать в «Икре».

Е.А. Это не было связано с необходимостью более широко участвовать в художественной жизни?

Н.О. Нет. Это случилось само собой, автоматически.

Е.А. Вы думаете о том, чтобы переехать в Европу?

Н.О. Нет.

Е.А. Почему?

Н.О. По разным обстоятельствам. Мое полевое исследование проходит здесь. По месту жительства, скажем так. Мне интересно сейчас проводить это исследование в Москве, я чувствую очень серьезные токи, интересные движения, в которые я так или иначе вовлечен. И род моих занятий, и мое исследование, и мой жизнестроительный проект – они пока связаны с этим местом.

Но мы не теряем из виду, это очень важный момент, его нужно повторять, повторять и повторять: художник по отношению к тому же плотнику, по крайней мере, здесь в России, это привилегированный труд. Человек имеет возможность путешествовать.

Е.А. Когда Вы переехали в Москву, то сразу здесь нашли жилплощадь, у Вас были проблемы с поиском квартиры?

Н.О. Нет. Я переехал опять же по семейным обстоятельствам. И переехал уже и в квартиру, и на работу. Это съемное жилье, совершенно естественные процессы, знакомые каждому из не москвичей. Многие снимают, в разных местах. Зарплату, которую я получал, например, в «Икре», хватало ровно на покрытие аренды квартиры в месяц. И это не была дорогая квартира. Это была квартира в Бутово, комната в трехкомнатной.

Е.А. Вы сейчас живете в центре города.

Н.О. Сейчас считается, что я живу в центре. И здесь просто повезло с обстоятельствами: мне удается убеждениями удерживать цену на уровне позапрошлого года. Но я вижу, что я не один такой, что вокруг меня все примерно столько и стоит. Это 25 000 за однокомнатную квартиру между Садовым и Третьим транспортным.

Е.А. Сколько у Вас составляют месячные расходы? Еда? Покупаете ли Вы себе одежду? Транспорт?

Н.О. Вот как раз с одеждой дела обстоят проще, потому что я ее покупаю в поездках всегда: получаю суточные, и иду в магазин. Так у меня появляются штаны и рубашки. В Москве в среднем в день это может быть порядка 500 рублей на человека, учитывая всё.

Е.А. У Вас есть мастерская?

Н.О. Я не могу снять мастерскую. Я работаю дома. В однокомнатной квартире, 19 квадратных метров, где есть всё. С другой стороны, меня даже это устраивает, потому что я не работаю с масляными красками, ничего антиэкологичного. Как только ты встал, все твое дневное время, с утра ты включен в творчество, в свою обычную работу.

Е.А. Как Вам Москва? Существует же такой троп, что Москва – ужасный город, в нем невозможно жить, в нем плохая экология, атомизированное общество.

Н.О. Мне так нравится Москва! Все это чудовищно, но мне страшно нравится этот город. Я комфортно себя чувствую. Люди, с которыми я общаюсь, опровергают этот тезис об атомизированности, и меня все устраивает. То есть это ровно столько, сколько мне нужно, для того, чтобы развиваться, и для того, чтобы заниматься своим проектом. Но в этом городе очень сложно выживать. Я не представляю, как тут живут люди, которые при моих обстоятельствах вынуждены обеспечивать себя полностью сами. Я знаю таких художников, у которых нет поддержки со стороны жены, нет поддержки со стороны родителей. Кого-то из моих знакомых, исследователей, философов поддерживают родители. До сих пор - в 30, 40 лет.

Е.А. Вас поддерживают родители?

Н.О. Нет.

Е.А. Вы их поддерживаете?

Н.О. Да, иногда отчисляю с гоноров. У меня еще двое детей. И я их тоже стараюсь как-то поддерживать, но в Нижнем Новгороде там сложилось, что у меня есть квартира, которую я сдаю, и эти деньги получают дети на жизнь, и я отчисляю какие-то дополнительные доходы в тот момент, когда у меня появляются гонорары. Но при этом меня поддерживает моя жена, например.

Тем не менее, принято считать, что искусство – это не труд. Оно как бы приравнивается к хобби. Отчасти это так, но почему-то человек, не только из соображений, что он не хочет ходить на работу, на завод, становится художником, и у него появляется понимание: то, что ты делаешь – это как бы твой завод. Это каждодневное насыщенное проживание, часто самоотдача. Огромное количество организационных моментов, которые мы тоже не учитываем, не закладываем в эту экономику. Почему-то администратору за это положена зарплата, а художнику за администрирование этого проживания не положено.

Опять же, я не забываю о том, что труд художника считается привилегированным. Так во многом и есть. Но утопистам хотелось бы видеть эту привилегию нормой.

Е.А. Что Вы понимаете под привилегией?

Н.О. То, что художник – это творческая профессия. Она не заключена в определенные рамки временные. То есть художнику не надо в 6 утра встать, чтобы переехать на другую часть города, потратив на это полтора часа в общественном транспорте, заняться там офисной работой и игрой в электронные карты, поездкой обратно. Это не связано с затратой трудо-часов.

Е.А. Очень много людей не ходят в офис…

Н.О. Так или иначе они отчитываются за полученные в месяц деньги. Так или иначе, у них есть ограничители, которые, например, не дают им возможности к саморазвитию. Художник все-таки получает деньги довольно свободно. Одно дело – заниматься отчужденным производственным трудом в цехе, и закручивать гайки в течение 12-ти часов в день, или 6-ти часов в день – как повезет. Другое дело – что-то такое все время придумывать. Я позволяю себе не зарабатывать, например.

Есть еще такой момент, что художник полностью отвечает за продукт от начала и до конца. На всех этапах этот процесс контролирует, он является его основным и единственным исполнителем.

Е.А. Перейдем к образованию. Вы поступали в театральное училище в Нижнем Новгороде?

Н.О. Да, я его закончил, учился на художника-сценографа. У меня мама педагог дополнительного образования, детский хореограф. В принципе, наверно, тут есть наследственность. С другой стороны, если бы занятия мои в детстве творчеством не поощрялись, и я бы, например, не поступил в художественную школу в свое время…

У меня была в детстве, более раннем детстве мечта стать ученым, конкретно – биологом. Я планировал поступать на биологический факультет университета. И при этом параллельно у меня уже была художественная школа. В какой-то момент, когда нужно было выбирать учебное заведение, я выбрал занятие творчеством. Считаю, что поступил единственно возможным способом. Сейчас я вынужден проделать определенную работу, чтобы вспомнить, в какой момент что перещелкнуло, потому что для меня это настолько органично, что я не работаю никем другим, кроме как организатором, активистом, художником.

Е.А. Но люди ведь принимают решения…

Н.О. Да, люди исходят из разных предпосылок, в том числе - из экономических. Сначала я продавал одну маленькую картинку за 200 долларов в год и понимал, что это источник дохода, но настолько непостоянный, что рассчитывать на него не стоит, и нужно посвящать оставшееся от творчества время каким-то другим процессам: я работал ведущим на радио довольно долго. Но сейчас я понимаю, что даже та работа, которая обладает люфтом свободного времени, которое я могу потратить на творчество, это тоже некоторый самообман. Сейчас я понимаю, что художником надо быть на 100-процентной занятости, 24 часа в сутки, семь дней в неделю. Художником и активистом – в моем случае. То есть я понимаю, что так трачу свое время.

Е.А. Что Вы читаете? Что у Вас является домашней страницей в Интернете, что Вы смотрите, чтобы быть в курсе дела?

Н.О. Домашней страницей на момент создания конкретных проектов является Википедия и поисковик Гугла. Постольку, поскольку мои проекты связаны с почти библиотечными исследованиями, а учитывая, что все сейчас выложено онлайн, стало гораздо проще. И тех знаний, которые выложены в онлайн, мне чаще всего хватает. И дополнительная к этому литература в связи с тем проектом, который я делаю сейчас.

Е.А. У Вас есть сайт в Интернете?

Н.О. Нет, своего личного нет.

Е.А. Почему? Это кажется таким важным.

Н.О. Это важный момент, но сложно даже объяснить, почему. В какой-то момент я использовал свой блог в ЖЖ как ресурс и выкладывал туда только то, что связано с искусством: свои работы, условно говоря. Использовал это как отсылку, когда кто-то спрашивал, где посмотреть. Сейчас я подошел к тому моменту, когда уже что-то надо придумывать, но это отдельная крупная работа: систематизация, приведение всех своих разрозненных выставочных и не выставленных проектов в порядок. Этим надо будет заняться, когда будут каникулы, если мне нечем будет заняться в каникулы.

***

Николай Олейников родился в 1976 году в городе Горьком. С 2005 года живет в Москве. Закончил Нижегородское театральное училище (диплом по сценографии). С 2003 года сотрудничает с платформой «Что делать?». Со-организатор Майского конгресса творческих работников.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.