29 марта 2024, пятница, 17:58
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

31 мая 2007, 09:00

Канцлер из Бохума

31 мая (н.ст.) 1747 года в далеком сибирском городке Берёзове (нынешний поселок Берёзово Ханты-Мансийского авт. округа) тихо скончался Андрей Иванович (Генрих Иоганн) Остерман – один из крупнейших российских государственных деятелей первой трети 18 столетия, человек, которому, без сомнения, наша страна обязана заметной долей своего последующего величия.

Угасание в далекой сибирской ссылке в те годы было едва ли не нормой завершения яркой политической карьеры в России – в том же Берёзове восемнадцатью годами ранее умер сосланный туда не без помощи Остермана Александр Меншиков, а в тридцатые годы туда ссылали князей Долгоруких – к чему Андрей Иванович также приложил свою незаметную руку. Сам же граф Остерман протянул на берегах неприветливой Сосьвы свыше пяти лет – больше, чем "полудержавный властелин", однако меньше, чем даже более старый Бурхард Кристоф Миних, отбывший в своей пелымской ссылке все двадцатилетнее царствование Елизаветы и вернувшийся затем в Петербург после реабилитации Петром III. Нет сомнения, впрочем, что, доживи Остерман до 1762 года – и его бы тоже простили.

Официально Остерман был осужден едва ли не в ночь прихода Елизаветы Петровны к власти. Его обвинили в утаивании завещания Екатерины I о престолонаследовании и в составлении документов, обосновывающих отсутствие у дочери Петра Великого прав на российский престол. Первоначальный приговор был жесток – смертная казнь через декапитацию. Вот как историк Дмитрий Бантыш-Каменский писал о состоявшейся в конце января 1742 года церемонии приведения его в исполнение: "...Солдаты, стащив тогда графа с носилок, положили голову его на плаху, к которой приближась и расстегнув воротник у рубашки и шлафрока его, палач оголил шею. Все сие не более минуты продолжалось, как объявили графу Остерману, что императрица переменила смертную казнь его на вечное в Березов заточение. Солдаты подняли тогда графа и посадили снова на носилки. В то время потребовал он, чтобы ему подали парик его и колпак; надел их на голову и застегнул воротник у рубашки и шлафрока, не показав ни малейшей в лице перемены. Великий человек всегда, даже и в несчастье, является великим! В следующий день граф Остерман, мучимый сильной подагрой, отправлен был из Петропавловской крепости в Сибирь. Последние слова его состояли в покорнейшей просьбе, чтобы императрица не оставила милостивым и великодушным покровительством его детей".

Отметим, что описанный казус – традиционная русская монаршая шуточка – с точностью до деталей повторяет аналогичный, имевший место в 1722 году и приключившийся с тогдашним начальником Остермана, его благодетелем и, фактически, соавтором по разработке концепции российской внешней политики – бароном Петром Павловичем Шафировым. Правда, последний в итоге не уехал дальше Новгорода и несколько лет спустя вернулся ко двору, где вчерашний подчиненный принялся всячески оттирать его от значимых дел.

Отметим и еще одну деталь. Репрессии Елизаветы коснулись лично Остермана, но не его семьи и денег. Жена графа – Мавра Ивановна Стрешнева (родственница бабки Петра Первого), статс-дама двора Анны Иоанновны, была вольна остаться в столице и пользоваться его состоянием. Однако предпочла разделить с мужем ссылку – так что отнюдь не жены декабристов завели на Руси этот обычай. Довольно счастливо сложилась судьба троих детей Андрея Ивановича. Федор Андреевич стал впоследствии генерал-поручиком, сенатором и действительным тайным советником. Иван Андреевич в екатерининские времена чином догнал отца, став государственным канцлером и руководителем Коллегии иностранных дел, тогда как дочь Анна стараниями той же Елизаветы Петровны вышла замуж за М. А. Толстого, впоследствии генерал-аншефа. Их потомку перешло потом довольно значительное состояние бездетных сыновей Андрея Остермана, причем перешло вместе с фамилией. Так в России появились Остерманы-Толстые. Внуком Анне Андреевне приходился генерал Александр Иванович Остерман-Толстой, командовавший русской гвардией и потерявший руку в знаменитом сражении при Кульме в 1813 году.

И все же в сознании прилежного выпускника советской школы, приправленном писаниями всяческих пикулей, фамилия "Остерман" помнится не иначе как часть конструкции "Миних – Бирон – Остерман" – настоящей вывески немецкого пиявочного засилья, терзавшего-де матушку-Русь в зловещие времена Анны Иоанновны.

Понятно, что все это – чушь. Чушь, по вполне рациональным причинам введенная в оборот деятелями режима, сменившего режим царицы Анны Иоанновны – первой после Петра Великого и последней в русской истории самодержицы чисто русских кровей.

В самом деле, в плане социального, экономического и политического развития, десятилетие Анны Иоанновны – отнюдь не худшее время в русской истории. При этом "заправляли" всем в стране еще главным образом "птенцы гнезда петрова" – и лишь при Елизавете произошла окончательная вычистка из власти этого пласта русской элиты. Впрочем, кадровые изменения в руководстве государства, армии и флота, конечно же, происходили постоянно и при Анне, однако интегральный их результат, помимо прочего, сводился как раз к повышению доли русских: такого "немецкого засилья", как при Петре Великом на Руси не было потом никогда.

Что же до триады "Миних – Бирон – Остерман", то скорее это было все же: "Миних. Бирон. Остерман." Три независимых друг от друга деятеля, никогда не составлявшие единой партии. Все трое – неглупые и, по меньшей мере, не бездарные. Отличающиеся друг от друга практически во всем. Кроме, пожалуй, одного: с расстояния в три века очень трудно обнаружить поступок, сознательно совершенный кем-либо из них во вред России.

Что же до их собственных взаимоотношений, то были они, скажем мягко, непростыми – в итоге, все трое угодили в ссылку в 1741 году: сперва Миних и Остерман арестовали и сослали Бирона, затем Остерман низложил Миниха. О том, что случилось дальше, мы уже написали.

Родился Генрих Иоганн Остерман в 1686 году в семье лютеранского пастора. В Россию уроженец Вестфальского Бохума попал в 1704 – в Амстердаме его нанял в секретари петровский адмирал Корнелий Крюйс. А вот в Голландии молодой Остерман оказался не вполне по своей воле: недоучившись в Иенском университете, он проткнул кого-то насмерть на студенческой дуэли и вынужден был бежать в другую страну. История вполне типичная как для нашедшего в России приют немца (тот же Бирон имел некогда ровно те же проблемы, только в Кенигсбергском университете), так и для студента XVIII века вообще. Ломоносов, к примеру, приехав в Германию учиться, первым делом приобрел шпагу и стал брать вместе со своими товарищами уроки фехтования.

Итак, молодой человек, владеющий немецким, французским, голландским и латынью, служит у Крюйса в секретарях, быстро осваивает русский (впрочем, говорил он по-нашему всю жизнь с сильнейшим акцентом) и в какой-то момент почти случайно попадает на глаза Петру Первому. Тот примечает способного канцеляриста своим чудовищным кадровым нюхом и забирает его от Крюйса к себе. Карьерная "загогулина", вполне обычная для той поры: из "выбившихся в люди" не один Остерман обязан ей своим возвышением.

Несколько лет молодой человек сопровождает монарха, затем его определяют переводчиком в посольскую канцелярию – под начало Шафирова. Видимо, с этого момента, с 1708 года, Андрей Иванович Остерман и соединился с основным делом своей жизни – внешней политикой.

В июле 1711 года Остерман – среди нескольких переводчиков, обслуживающих переговоры Шафирова с турецким визирем во время неудачного для Петра Прутского похода. Выбравшийся из почти безнадежной, грозившей, в лучшем случае, позорным пленом, ситуации, царь не забыл никого из участников тех переговоров – не остался обойден и Остерман. Два года спустя он уже выполняет довольно значительные самостоятельные посольские поручения: доставляет устные послания царя королю Пруссии. А в 1718 году Андрея Ивановича включают вторым номером в состав русской делегации на Аландском конгрессе – мирных переговорах со Швецией.

Официальным главой русской делегации был Яков Брюс – выросший в Москве потомок шотландских королей, сотрудник Петра еще со времен потешных полков. Человек кристально честный и лояльный. Один из самых образованных деятелей того времени – помимо прочего, фактический отец горного дела в России. Тем не менее, особыми дипломатическими способностями Брюс никогда не блистал – царь несомненно понимал это. Трудно сегодня объяснить это его кадровое решение – хотя, если судить по конечному результату, оно было правильным. Труднейшие переговоры велись с перерывами три с лишним года и увенчались победным Ништадтским миром. За это время в Швеции, по сути, сменилось три политических режима, не меньше перемен произошло и в других странах Северной Европы.

Фактически, Остерман на переговорах со шведами действовал самостоятельно, с минимальной оглядкой на формального начальника – он, в частности, имел собственный канал связи с Петербургом, а в какой-то момент даже – собственный шифр, недоступный Брюсу. Разумеется, Брюсу все это не нравилось – он делал соответствующие заявления, его слегка утешали, на этом, собственно, все и кончалось: слава Богу, среди достоинств Якова Брюса была еще и редкая в тот век пониженная склочность.

Остерман же проявил себя тонким, настойчивым и умным переговорщиком. Да и не только – в своем служении России он в какой-то момент перещеголял самого Петра. Дело было на последней стадии Ништадского конгресса. Желая закончить дело во что бы то ни стало, Петр принял решение пойти на дополнительную уступку шведам – вернуть им захваченный еще в 1710 году Выборг. С официальным изложением новой русской пропозиции в Ништадт был послан Ягужинский. Остерман получил обо всем этом сведения по своим каналам, однако счел петровскую уступку излишней. Не осмеливаясь спорить с монархом, он написал письмо коменданту Выборга с просьбой задержать проезжающего через город Ягужинского самым характерным для того способом. В результате Ягужинский пропьянствовал в Выборге неделю. Когда же он все-таки приехал в Ништадт, мирный договор был уже подписан. Выборг остался за Россией.

В 1723 году, по отстранении Шафирова, Остерман стал вторым после канцлера Головкина человеком в российской внешней политике. Первым же он стал по воцарении Екатерины Алексеевны – в 1725 году. В промежутке между этими событиями разработка основополагающих регламентов Коллегии иностранных дел и Канцелярии иностранных дел, участие в создании Табеля о рангах и масса другой интеллектуальной работы.

Вообще, Остерман был поразительно работоспособен. Его, кажется, и интересовали-то на свете лишь две вещи: работа и власть. Причем, власть он понимал не как власть публичную, а как власть тайную – незаметное снаружи, но эффективное влияние. Власть интриги, несравненным мастером которой он являлся. Именно такой власти он добивался и добился, выйдя в конце 1741 года "на поверхность" – став генерал-адмиралом (!) и фактическим главой правительства, не продержался и нескольких месяцев.

Это был довольно своеобразный человек – не бравший, вопреки обычаям того века, взяток, в том числе и от иностранных резидентов. Неряшливый, неопрятный, невероятно скупой – по свидетельствам современников, его лакеи "выглядели как нищие". Небрезгливый – в анненские годы Остерман любил самолично принять участие в каком-нибудь пыточном следствии над государственными преступниками. Всем были известны и его знаменитые "болезни", случавшиеся всякий раз именно тогда, когда Андрей Иванович не желал куда-то идти или давать ответ на какой-нибудь заданный ему вопрос.

А уклоняться Остерману было от чего. В 1730 он виртуозно уклонился от участия в обсуждении со своими коллегами по Верховному Тайному Совету кандидатуры на вакантное место российского монарха и так называемых "кондиций" – возлагаемых на эту кандидатуру властных ограничений. Дескать, ему – иностранцу, не пристало обсуждать такие вопросы с природными русскими князьями. В результате – изодранные кондиции полетели в мусорную корзину, природные князья отправились на плаху или в Сибирь, а Андрей Остерман стал фактическим главой Кабинета министров Анны Иоанновны, человеком, без участия которого не принималось никаких серьезных решений. Причем не только в сфере международных отношений.

Однако именно в международных отношениях он был силен как никто – силен в первую очередь, как сейчас бы сказали, системностью политического мышления, рассматривающего отношения России с другими государствами не как простую сумму двусторонних отношений, а как часть общеевропейского политического "пасьянса", вектора, устремленного во времени значительно вперед. Сейчас бы сказали – как динамическую квазиравновесную систему. Понятно, что такой подход должен был базироваться на объемных знаниях – и Остерман ими обладал в полной мере: "никто – говорили очевидцы – не может лучше него рассуждать о пользах и интересах европейских держав". Причем свои воззрения Андрей Иванович не только воплощал как мог в практической деятельности, но и формулировал теоретически, составляя различные записки и т.д. Ибо понимал, что настоящая государственная политика состоятельна лишь тогда, когда инвариантна относительно персоналий, ее проводящих. Даже в эпоху дворцовых переворотов.

Так, именно Остерману принадлежит фундаментальная идея о стратегическом союзе Российской империи и Австрии. О необходимости при этом придерживаться нейтралитета с Пруссией, покуда это возможно. О необходимости прочных и комплексных отношений с Англией и невозможности таковых с Францией – весьма нетривиальный посыл ввиду ощутимой франкофильской тяги российской верхушки еще с петровских времен. Редактируя большой русско-английский торговый договор, первая версия которого была составлена Шафировым, Остерман как раз и исходило из своих представлений о долгосрочных политических целях страны. В ущерб, местами, прямой торговой выгоде, тщательно отслеживаемой в начальном варианте.

В итоге, то, что Остерман формулировал и отстаивал, проработало более века: весь XVIII век и добрую треть XIX. Не то, что бы Россия ни разу за это время не отклонилась от предначертанного хитроумным вестфальским интриганом, однако всякий раз, когда она эдакое совершала, последующие события показывали его посмертную правоту.

Обсудить статью

См. также другие тексты автора:

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.