19 марта 2024, вторник, 14:30
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

24 октября 2006, 08:37

«Это не ссора, а расторгнутый брак»

Совсем недавно в Лондоне вышел грузинско-английский словарь (A Comprehensive Georgian-English Dictionary: in 2 vol. / D. Rayfield (editor in chief), R. Amirejibi, Sh. Apridonidze, L. Broers, A. Chanturia, L. Chkhaidze and T. Margalitadze as assistant compilers. London: Garnett Press, 2006). Его главный редактор – известны английский филолог и историк, профессор Лондонского университета Дональд Рейфилд (Donald Rayfield). Среди книг исследователя «Жизнь Антона Чехова», «Понимая Чехова» (Understanding Chekhov), «Сталин и его палачи» (Stalin and his Hangmen), «История литературы Грузии» (The Literature of Georgia: A History). Мы побеседовали с Дональдом Рейфилдом о его научных и публикаторских занятиях, а также о Грузии и той ситуации, в которой она сейчас оказалась. Интервью взял Борис Долгин.

Вы в России известны прежде всего как специалист по Чехову. Откуда идея грузинско-английского словаря?

Я занимаюсь грузинским языком и литературой уже 30 с небольшим лет и всё время жаловался на то, что нет хорошего грузинского словаря на родном языке. В конце концов пришлось мне самому взяться за это дело. Мы получили большой грант от британского правительства. Мне дали три года творческого отпуска, которые пришлись весьма кстати для меня, и я решил посвятить себя этому делу. Но если бы я знал заранее, сколько мне предстоит хлопот, я, возможно, и отказался бы.

А как вообще возник интерес к Грузии?

Это произошло в своё время как-то случайно. Я в 1973 году поехал в Тбилиси по культурному договору – хотел заниматься в Литературном музее, где очень много материалов по Мандельштаму, по Пастернаку и другим, но по идеологическим причинам нас никуда не пускали, всё время говорили: «Директора нет… Ключи мы потеряли…». И, в конце концов, одна девушка мне сказала: «Бесполезно – нам звонили из ЦК». И тогда я перешёл на кафедру грузинского языка Тбилисского университета, где вообще было больше литературы и меньше комедиантства. И начал заниматься переводами. Меня вообще очень хорошо обучали языку.

И сколько вы там проучились?

Сначала три месяца, а потом постоянно туда возвращался. Переводил поэзию. Через 20 лет написал историю грузинской литературы – в конце концов, думал, что это последняя моя жертва – занялся словарём. Теперь словарь вышел, и я должен его продавать.

Вы часто бывали в Грузии в постсоветское время?

Одно время, два-три года при Гамсахурдии, было просто невозможно – он объявил всех британских специалистов шпионами-коммунистами. И было довольно опасно. При Иоселиани я приехал только раз. Он меня вызвал. Разговор был довольно неприятный… А потом я стал бывать гораздо чаще.

Но почему была такая реакция? Ведь Гамсахурдиа – жёсткий националист, наоборот, должен был быть заинтересован в пропаганде грузинской культуры?

Он вообще был по-настоящему психически нездоров. У него была мания преследования, мания величия – с ним было просто невозможно. Для кавказоведов любое проявление симпатии, например, к абхазам было уже предательством. Любая критика его правительства – тоже предательство. Так что у Гамсахурдии цензуры было гораздо больше, чем при коммунистах.

А чем был настолько неприятен разговор с Джабой Иоселиани?

Я видел, что он получал настоящее физическое наслаждение от убийств. У него на столе была фотография осетинских беженцев, которых грузины, кажется, расстреляли – и он как будто гордился этим. Он были окружён странными молодыми людьми… Было впечатление психиатрической лечебницы. И её пациентов-садистов.

При Шеварднадзе этого уже не было?

При Шеварднадзе была какая-то нормализация. Ужасная коррупция, но уже не носили оружие на улицах, меньше голодали. Вообще, ему было безразлично, что о нём говорят, – при нём почти не было цензуры, даже меньше, чем при Саакашвили.

Вы с ним были знакомы?

Я познакомился с его сыном, знал его окружение – но не его лично.

Шеварднадзе был человеком довольно широких взглядов, у него не было никаких маний. У него была одна трагедия – он не мог сопротивляться коррупции со стороны своей семьи. И со стороны жены, зятя, племянника она так разрасталась, что стало вовсе невозможно. Никто не доверял Грузии, все полученные деньги моментально разворовывались.

Как вообще менялись бытовые условия в Тбилиси на протяжении 1990-х - 2000-х годов?

Сначала был ужас. Даже не Азия – Африка. Когда я приехал в 1992 году, то видел людей, потерявших половину веса от голода. Невозможно. А потом медленно шло какое-то восстановление.

Сейчас в Грузии никто не голодает. Есть безработица. Конечно, есть субсидии от Штатов и от мафиози, что уехали из Москвы от страха перед Путиным. Грузия по-прежнему очень мало производит. Но уже появилось вино – настоящее, хорошее вино – и есть надежда на будущее. Экономически, по-моему, перспективы не слишком хорошие – но жить можно.

А что, было время, когда настоящего хорошего вина не было?

Да. По-моему, правильно обвиняют Горбачёва в том, что когда он начал свою антиалкогольную компанию, все эти чиновники назло решили вырубить самые лучшие виноградники. Это было и в Крыму тоже – не только в Грузии. А потом гражданская война, вся эта разруха – крестьяне делали вино для себя, но о вывозе даже не думали. Поэтому большую часть «грузинского вина» производили где-то под Москвой, по-моему, в Подольске.

Вы сказали, что при Шеварднадзе боялись даже меньше, чем при Саакашвили. А чего сейчас боятся?

Грузинские газеты, точно так же, как российские, поют на один и тот же голос. И независимые каналы закрываются, независимые судьи иногда теряют свои места, людей иногда избивают неизвестные – и за этим довольно зловещая подоплёка.

Саакашвили – довольно сложный человек. Он не сумасшедший, как Гамсахурдиа, но у него есть черты самодура. Это сказывается на обстановке.

Вы встречались с Саакашвили?

Нет, он вообще не интересуется иностранными учёными. С бизнесменами встречается охотно.

В Грузии известно о вашем словаре?

Хорошо известно. Первым делом мы поехали на машине со словарями на презентацию в отель «Метехи» – и мы раздали в Грузии 250 словарей бесплатно. Так что в каждой библиотеке, во многих школах и высших учебных заведениях есть – хоть и по одному экземпляру – словаря. Так что они о том, что существует такой словарь, знают лучше, чем в Европе или Америке.

Какова была реакция научной общественности?

Сначала была формальная реакция: «Очень хорошо. Великое дело». И я жду, чтобы подметили то, чего там нет, мои ошибки – и, я думаю, года через два мы выпустим второе, исправленное, издание.

Бывали ли вы в Абхазии, в Южной Осетии?

В последний раз я был в Абхазии в 1992 году. Сейчас для иностранцев почти невозможно туда попасть. В начале 90-х я очень хорошо знал Владислава Ардзинбу и Станислава Лакобу – и я очень высоко ценю их. Разрыв с Грузией – это трагедия, но, мне кажется, неизбежная.

Как Вы для себя объясняете, что эти люди – ученые – оказались во главе достаточно сложных политических процессов, где достаточно жестоко воевали с обеих сторон?

Они были в том же положении, что и Горбачёв. Они начали хорошее дело, не понимая затем, что история выбирает свой курс и всё движется, ускоряется и превращается в совершенно другое. Другие люди всплыли наверх. Разные кавказские военачальники, главари, боевики – и сейчас у этой интеллигенции фактически нет власти, они отстранены. Вообще Абхазией сейчас издалека управляет Россия – по-моему, это марионеточное правительство

Но Россия первоначально вообще возражала, чтобы президентом был ныне правящий Сергей Багапш.

Да. А потом пошли на компромисс. Как на Украине – Янукович всё-таки получил половину власти. Это довольно умная политика – или хитрая политика.

Кстати, в Южной Осетии тоже первый президент – Людвиг Чибиров – из учёных.

Да, а потом власть перешла к боевикам.

Как вам кажется – насколько закономерно, что настолько в определённый момент велика роль интеллигенции? Кроме Абхазии и Южной Осетии, это и музыковед Ландсбергис в Литве, и филолог Гамсахурдиа.

К сожалению, если и есть закономерность, то разная. Вот, например, в Прибалтике интеллигенция продолжает всё определять. И офицеры, люди с оружием, играют довольно небольшую роль. Но Кавказ остаётся Кавказом. Всегда. Человек, который умеет убивать, стрелять, получает гораздо большее уважение, чем умеющий писать.

И у грузинской интеллигенции было слишком много риторики – они не умеют молчать: от этого всё и портилось. Если бы Гамсахурдиа смолчал, возможно, Абхазия и осталась бы в Грузии. Но настолько жуткие были высказывания…

Гамсахурдиа - сын великого романиста, который каким-то чудом выжил при Берии, несмотря на то что был едва ли не единственным настоящим фашистом среди грузинских писателей, которых обвиняли в фашизме. И его сын тоже верил в чистоту крови, в то, что грузины не должны жениться на негрузинках, и так далее…

Этот фашизм, если у тебя нет немецкой армии, вообще может привести только к гибели.

Но Абхазия начала говорить об отделении ещё до Гамсахурдии – когда Грузия лишь заявила о возможности отделения от России. Ведь, например, в 1990 году Гамсахурдиа ещё не был президентом.

Он был председателем Круглого стола, который фактически стал центром власти уже в 1989 году. Сразу после того как абхазы в Лыхнах объявили о своём желании вернуться в СССР. Ещё год прошёл, пока он не стал президентом, – но шантажом и риторикой он был у власти.

Если сначала был сход в Лыхнах и только потом риторика Гамсахурдии, значит, у Абхазии были ещё какие-то причины?

Да. Это давнишнее движение – уже с тех времён, как Берия взял власть на Кавказе и начал истребление абхазской интеллигенции, а потом – переселение мингрелов и других кавказских народов в Абхазию… Это напряжение было всегда.

При Брежневе политика Советов была довольно умная: абхазам давали больше свободы – у них был выше уровень жизни – и они терпели грузинскую власть. А потом, как только грузины начали слабеть, заниматься своими делами, – они увидели возможность отделиться. Мне кажется, что единственная хорошая политика была бы подражанием чешской, когда Словакия решила отделиться. Надо было сказать: «Ну, с Богом!» Абхазы были бы очень удивлены, но всё закончилось бы миром. Но грузины знают, что Грузия без Абхазии будет дальше жить, как Венгрия без части Румынии. Можно так думать, но громко так говорить – нельзя.

Исторически Абхазия временами была в составе Грузии.

Да, но эта власть не чувствовалась. Местные феодалы давали жить по-своему. В Абхазии очень мало грузинской церкви. Влияние христианства вообще почти нулевое. Они до сих пор остались язычниками. И такого идеологического напора, как в 80–90-е, никогда не было. Вообще очень часто – в течение 700 лет, от монголов до русских, – у Грузии не было никакой реальной власти. Лишь власть де-юре, а де-факто Абхазия была лишь на грузинской периферии.

С Южной Осетией-то еще более сложная ситуация – ведь эта территория, как кажется, действительно была грузинской?

Да, это более сложно. Особенно учитывая тот факт, что осетины и грузины несколько сотен лет замечательно жили вместе. Этот идиотизм Гмсахурдии – этот марш, крестный ход на Цхинвали… Даже грузинские поэты и политики признают, что это было ошибкой. Всё враз испортилось. Из яйца – яичница.

Кроме того, Гамсахурдиа отменил статус автономии, и это стало по-грузински называться Самачабло – и это было очень глупо.

Часто говорят, что ни один грузинский политик не может признать их выхода из страны. С другой стороны, ни один абхазский, например, политик не может предложить присоединение к Грузии.

Да, это правильно. Грузины не могут признаться своей публике, что Абхазия потеряна. Он может дома, для себя, признать, что возврата нет, что обе стороны живут отдельно. И ни один абхаз не скажет, что нужно вернуться в Грузию. Единственный выход – сделать Грузию таким раем, что другие кавказские народы присоединятся. Но до этого рая, по-моему, довольно далеко. В этом отношении я не оптимист.

Там вообще не видно никаких экономических подвижек? Частной инициативы, каких-то предприятий? Какие-то же реформы идут.

Я там был несколько месяцев назад. Видно, что есть очень много денег. Но это деньги либо от американцев, либо от мафиози, только что вернувшихся из России. Транзит нефти даёт совсем немного – мелочь. Не видно никакой промышленности. Есть вино. Еще теперь, может, будет коньяк. Если будет спокойно – может быть, будут туристы. Но этого недостаточно даже для маленького народа.

Должны же ещё проложить транзитный газопровод?

Да, они будут брать деньги и оттуда, но этого недостаточно, чтобы прокормить народ.

А появившиеся деньги не инвестируют в экономику?

Ну, если люди покупают «Мерседесы», то их кто-то должен обслуживать…

То есть только сфера услуг?

По-моему, да. Ну, есть государства, которые живут только сферой услуг, – как Англия. И очень удачно.

Но среди этой сферы услуг в Британии есть высокие технологии, финансовые услуги…

Да, за эти банковские услуги мы берём очень дорого – это миллиарды долларов и фунтов. У Грузии пока мелкие услуги…

Как, по-вашему, сейчас, после и общего прошлого, и Гамсахурдии – какие могут быть решения российско-грузинского конфликта?

Это не простой политический конфликт. Это не просто ссора. Это напоминает расторгнутый брак между русскими и грузинами. Была влюблённость – 300 лет, со времён Ивана Грозного до Александра Первого, потом брак и разочарование, а потом развод.

Есть ощущение, что здесь вообще нормальный разговор невозможен. И это заметно с обеих сторон, которые ведут себя каким-то ненормальным для политики образом.

Может быть, Саакашвили правильно арестовал этих русских офицеров – я не знаю. Но это нужно было делать очень тихо. Ведь у тебя нет никакой экономической власти, у тебя есть только поддержка Америки – и ты знаешь, что это очень ограниченная поддержка: Россия гораздо нужнее Америке и Западной Европе, чем Грузия.

С другой стороны, политика России – то, что она принимает такие меры, –  пугает европейцев. Тот шантаж, на который она готова идти, может действительно вынудить европейцев искать другие источники нефти и газа.

Я не вижу никакого выхода – у Грузии нет никакого шанса. Я просто надеюсь, что русские позабудут об этом и будут поставлять газ и электричество.

Как Вы считаете, какой смысл был в произошедшем? Зачем это было нужно Грузии, России?

У них уникальные отношения. Для России Грузия была землёй обетованной. Почти мифическим христианским королевством, которое они вдруг спасли. Это как миф о Святом Георгии. И Грузия во время персидского ига тоже мечтала о приходе русских – целых 300 лет – пока русские не пришли… и просто завоевали страну. С тех пор начались довольно сложные отношения – как у супругов. С одной стороны, с благодарностью: только через Россию Грузия получила доступ в Европу – европейское образование, доступ в Германию, театр, литература. И замечательно, что в XIX веке грузинские радикалы не требовали независимости для себя. Они очень дружно работали с Чернышевским, с Толстым… Это в отличие от Польши, где было очень простое отношение глубокой ненависти и обиды.

И сейчас грузинская интеллигенция все еще очень хорошо говорит по-русски, но они прекращают обучение русскому в школах. Такая ситуация требует помощи не политика, а психиатра.

А когда, по-вашему, возникло такое отношение? Ведь это не после разгона митинга весной 1989 года, это раньше?

Тут было очень много моментов. В 1956 году, когда отменили день траура по Сталину: перед Телеграфом убили очень много молодёжи –  не знаю сколько, может быть, 500 человек. Десталинизация чувствовалась как акт, враждебный по отношению к Грузии, как предательство России.

Был и раньше сложный момент: когда русские генералы помогали грузинам в конце XVIII века – и вдруг русская армия отвернулась и ушла. Точно как не помогли Варшавскому восстанию при освобождении Варшавы в 1944 году. Этого долго не прощали и подозревали, что Россия хочет только славы и ничего более…

И очень много было таких моментов в грузинской истории, когда Россия, как неверный муж, – изменяла.

А когда, по-вашему, это вылилось в значимые общественные настроения?

1956 год – точно. Это было по всему Тбилиси. Эти люди, бывшие тогда студентами, – сегодня старики. Они до сих пор вспоминают. И при Брежневе – когда вдруг начали требовать из Москвы, чтобы русский учили в детских садах, защищали на нём диссертации – это вывело людей на улицы. Подобное вспыхивало периодически.

А когда Россия, на ваш взгляд, окончательно потеряла Грузию?

Я думаю, что до сих пор – еще не окончательно. Если Путин сейчас скажет: «Да, мы шпионили, извините нас». Если он сейчас покается – Россия будет прощена. Но этого не произойдёт. Это не в традициях русской политики. Это нетрадиционно ни для одного государства – вдруг извиниться за проступки.

А разве дело только в этом? Ведь ощущение, что Россия теряет Грузию, возникло намного раньше, последние события – лишь обострение.

Да, конечно. Может быть, поворотный пункт все же 9 апреля 1989 года, когда солдаты убили 20 человек саперными лопатками.

Но уже после, когда возникла новая Россия, можно ли было выстроить нормальные, близкие отношения – уже после Гамсахурдии и Иоселиани?

Да. Потому что Шеварднадзе, при всех своих недостатках, был в политике очень гибким человеком. Он одинаково мог договариваться и с Брежневым, и с Бушем. У него в этом отношении были огромные политические таланты. Можно было. Грузию и Россию сейчас объединяет, как и раньше, ненависть к горцам – к так называемым «диким» народам Кавказа. По-моему, усмирение Кавказа – это общий это интерес обоих государств, сейчас и навсегда.

Но при этом у вас достаточно печальный прогноз.

Да. Я вообще не слишком оптимистично смотрю на политику.

Грузия настолько мала, что никого по-настоящему не интересует.

А зачем, по-вашему, это обострение было нужно российскому руководству?

Объективно – не нужно. Совершенно. Сейчас вся Западная Европа, кроме Франции, задумалась: можно ли зависеть от государства, шантажирующего своих соседей? Она начинает искать другие источники нефти, газа. То есть начали задумываться уже после прекращения поставок газа на Украину. Я не думаю, что в интересах России так пугать своих покупателей. Я думаю, что сейчас конфликтующими сторонами правит не логика, а какие-то другие принципы.

Вы, видимо, следите и за британской прессой. Насколько освещается эта ситуация в ней?

Только горсточка депутатов и членов Палаты Лордов – наиболее дальновидных – интересуются этим. Вообще наша пресса редко пишет о Грузии. Даже когда Саакашвили был в Лондоне, чтобы узнать о его пребывании, нужно было очень долго искать газету.

«Революция роз» –  захват парламента, взятие власти – это на время привлекло внимание. Это достаточно красочно. И конец Абашидзе был довольно зрелищен. Но, по-моему, мы туда даже ещё не посылали королеву.

Насколько активно, на ваш взгляд, Британия и Европа будут вмешиваться в отношения Грузии и России?

По-моему не будут. Они готовят какое-то выступление, в Финляндии (интервью было взято как раз во время неформального саммита Россия – ЕС – «Полит.ру»). Но Евросоюзу, по-моему, очень трудно создать хорошую, твёрдую политику. Они не будут вмешиваться, потому что они зависимы – скоро зима, будет холодно. К сожалению, мы большие трусы. Никто не учится у истории.

А возможно ли признание независимости Абхазии, Осетии – или другие, более сложные формы урегулирования, с которыми не согласна Грузия?

Я думаю, нет. От этого пойдёт цепная реакция. Даже Косово до сих пор – часть несуществующей Югославии. По-моему, Европа придерживается принципа сохранения границ во всём мире. Не думаю, что они пойдут на признание де-юре.

А если всё же признают Косово, за этим может последовать признание, например, Абхазии?

Абхазам и грузинам кажется, что если признают независимость Косово, то всё. Но мне кажется, что существует множество факторов. В Косово нет великих государств – есть лишь соседняя Албания. Я, конечно, мало знаю о Балканах, но предвижу, что другие государства, такие как Македония, испугаются, если Косово объявят независимым или частью Великой Албании. Это может иметь непредвиденные последствия. Так что я сомневаюсь даже в возможности признания. Кто к этому подталкивает? Кому это выгодно, кроме этих маленьких государств? Потом они должны будут тратиться на посольства, на разные министерства. Может быть, лучше, чтобы их не признавали?

Но ведь Евросоюз сам торопится как-то решить эту проблему. Ведь он поставил сроки – решить до 2006 года…

Да, Евросоюз поставил сроки, но если никто не придёт к решению – сроки станут бесполезными. Придётся их переносить.

Будут ли, на ваш взгляд, у России подобные конфликты с другими странами?

По-моему, нет. Азербайджанцы достаточно умны. У них нет такого риторического дара – они не умеют так раздражать.

Я подобного не ожидаю: остальные государства поняли, с кем имеют дело, и ведут свою политику по-тихому. Грузия обособлена. Она была наказана за отсутствие хитрости, за откровенность.

Вы собираетесь в ближайшее время в Грузию?

Нет. Я сейчас отдыхаю от Грузии, от грузинского языка. У меня сейчас другие проекты – я буду тихо сидеть за своим столом и никого не раздражать.

Какова ваша роль в работе над словарем? Была ведь еще научная группа?

Я был инициатором, я всё перепечатывал, устанавливал принципы – но со мной работало ещё 4 грузина и 1 англичанин – так что это совместная работа. Один человек такого не смог бы. В Грузии очень много хороших специалистов, особенно компьютерщиков – так что у нас была база данных и грузинской прессы, и всех словоформ – чтобы мы знали, как часто слово употребляется. Мы покупали право сканировать романы у писателей, так что у нас 40 современных писателей – и это легло в основу словаря. Кроме того, есть очень хороший толковый словарь грузинского языка – который затеял Сталин, но всё-таки это очень хороший словарь.

У нас вообще очень хорошие контакты. Нам помогали и ботаники, и зоологи, и специалисты по старогрузинскому. Надо заметить, что в Грузии интеллигенция – та, что выжила после голода, – замечательна.

А за счёт чего они живут? Как вообще зарабатывают деньги?

Живут, живут. И очень энергично проявляют свои таланты, когда есть такой проект.

Мы выплачивали деньги от британского гранта – я остерегался платить много, чтобы их не взяли в заложники и не начали присылать по фрагменту тела. Кроме того, мы выдали сотрудникам по 20 – 30 экземпляров словаря. Потом будут гонорары от продаж на Западе. Мне очень стыдно, что мы не давали больше, но я всё же очень боялся.

А как, по-вашему, за счёт чего они вообще выживают?

Заказы из-за границы. Или работают по три месяца где-нибудь в Австралии, в Израиле. Получают гранты от Евросоюза. Очень плохо живут. Так, в ужасной нужде, живут и люди, считавшиеся при Союзе национальными героями. Они покупают мало книг – нет денег. Плохо работают и театры – не хватает денег. Так что театр Руставели или кукольный театр должны всё время быть в разъездах по Европе. Кино перестало существовать. Экономика, конечно, очень плохо повлияла особенно на интеллигенцию. Хорошо быть крестьянином в Грузии – у тебя очень плодородная земля, но плохо быть интеллигентом.

А с российскими специалистами по Грузии вы контактировали?

Как ни странно – осталось очень мало специалистов. Есть теоретические лингвисты. Грузинский язык лучше знают в Германии и Америке, чем в России.

Надо сказать, что аналогичное положение в Англии с кельтскими языками: в Англии очень мало специалистов, но очень много в Германии, есть в Америке. Может быть, в России даже больше, чем у нас.

Возможно, тому, чтобы интересоваться языками народов, которые ты угнетаешь, мешает чувство вины.

Насколько далеко вы отложили занятия Чеховым?

Я чувствую, что я исписался. Что мне ещё сказать? В России некоторые люди ещё не всё это переваривают. Я жду, пока они переварят – или потравятся неудобной пищей.

Когда я работал над Чеховым, я занялся замечательным архивом Татьяны Львовны Щепкиной-Куперник. Она писала так много, что иногда выходили очень хорошие стихи, которые затем не печатала. Я написал о ней статью и собрался издать стихотворения. Я надеюсь, что в России можно найти издателя – она заслуживает внимания: очень интересная, замечательная личность… И довольно интересный поэт. Намного более интересный, чем можно было бы заподозрить. Я приготовил сборник с большим предисловием – я чувствую какие-то обязательства перед этой забытой поэтессой.

Вы туда включили только оригинальные тексты или переводы тоже?

Переводы – отдельно. Её очень знают и ценят как переводчицу, особенно Эдмона Ростана. Когда сравниваешь её перевод с подлинником – это гениально. И её переводы шекспировских комедий. Ее знают и как мемуаристку. А в подготовленном издании – стихи и поэма «Сон в зимнюю ночь», посвященная Блоку, издана в Берлине в 1922 году. Это вообще очень сильная вещь. Потом Щепкина-Куперник молчала о ее существовании.

Сборник уже готов?

Да, в принципе готов. Черновик есть – остальное зависит от требований издателя. Может быть, они захотят или сократить, или расширить. Но мне кажется, что полное издание стихотворений погубит её репутацию: там сочень много второстепенного, написанного машинально – так что не стоит. Если же выбирать, то получится совершенно иное впечатление.

Она не умела сжигать плохие стихи. Тютчев сжёг почти всё, что он написал в юности, – по-моему, очень хороший принцип. А у Щепкиной был экономный принцип хорошей хозяйки – она ничего не выбрасывала. К сожалению.

См. также:

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.