28 марта 2024, четверг, 12:50
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

07 июня 2006, 08:31

«Российская политика рациональна, но не правильна»

В преддверие избирательного цикла 2007-2008 мы продолжаем публиковать экспертные оценки состояния российского политического поля и перспектив развития отечественной политической сферы. Этим вопросам, рассматриваемым не с точки зрения актуального политического консультирования, но принципиально дистанцированного научного наблюдения, анализа и прогноза, посвящена вторая часть интервью с известным петербургским политологом, доктором политических наук, профессором Европейского университета в Санкт-Петербурге Григорием Васильевичем Голосовым (см. также часть 1). Беседовала Татьяна Косинова.

Как бы Вы определили политическое устройство современной России?

Это переходная политическая система с элементами демократии и авторитаризма. Определение нынешней системы мало отличается от того, которое мы дали бы в 1990-х годах. Однако динамика различна: авторитарные элементы в последние годы, пожалуй, нарастают. Как и из всякой переходной ситуации, отсюда возможны два исхода: демократический и авторитарный. И вероятность авторитарного исхода нарастает, судя по тенденции постепенного ограничения возможностей политической самореализации граждан.

Видите ли Вы где-нибудь в регионах попытки это изменить, этому противодействовать?

Нет, не вижу. Региональные правящие группы (это сложилось еще в 1990-х годах) значительно слабее, чем правящая группа Российской Федерации в целом. И эффективное региональное сопротивление политике, которая проводится на федеральном уровне, не было возможно никогда, за исключением отдельных моментов крайнего ослабления федеральной власти, как это было, например, в 1999 году. Сейчас таких возможностей нет. Особенности региональной политики проявляются в том, что общефедеральные тенденции проявляются с разной скоростью и эффективностью, если мерилом эффективности считать интересы правящей на федеральном уровне группы. В конечном счете, однако, она всегда добивается своего.

Что за понятие «вертикаль власти»? Откуда оно возникло?

Это, конечно, российское изобретение.

А как Вы его воспроизводите на английском языке?

Люди, которые специально пишут что-то о текущей российской политике, так и переводят – vertical of power. И если статьи пишутся для тех немногих, кто специально занимается изучением российской политики, то им это понятно. Конечно, если пишешь статью в профессиональный журнал с более широкой аудиторией, то таких терминов лучше избегать. Тогда употребляется понятие «политика государственной централизации».

Звучит обобщающе и, по сравнению с «вертикалью власти», достаточно оптимистично.

Вы думаете? Если исходить из того стратегического видения, что для России лучше федерализм, что Россия просто-напросто будет более устойчива как государственное образование в условиях федерализма, то это вовсе не обнадеживающее и не оптимистичное определение.

Есть ли какие-то тенденции появления новых политических сил, которые еще не оформлены в виде партий, или развития и укрепления новых партий?

Я полагаю, что таких тенденций нет. Скажем, Владимир Рыжков попытался сделать что-то новое из Республиканской партии России. Сразу же возникли проблемы с Росрегистрацией, и я не уверен, что РПР во главе с Рыжковым сможет добиться права на участие в выборах 2007 г. Есть Демократическая партия, которую в конце прошлого года попытался возглавить Михаил Касьянов. Но именно эта попытка продемонстрировала, что президентская администрация располагает вполне эффективными средствами противодействия инициативам такого рода. Или другой пример – Российская партия жизни. Ее роль – резервной партии власти. На тот крайний случай, если «Единая Россия» начнет стремительно терять электоральную популярность, нужен запасной проект. Я при этом ничего плохого не хочу сказать о деятельности Сергея Миронова. Считаю даже, что в проект заложены некие конструктивные элементы. Но объективно функция Партии жизни в российской политике – именно такова. Это очень хорошо прослеживается в региональной политике. Там, где происходит полное устранение оппозиции правовыми или неправовыми методами, места на региональных выборах получает Партия жизни. Такая ситуация сложилась в Курской области на выборах областной думы в марте нынешнего года. Партии, реально оппозиционные региональным властям, были либо сняты с выборов, либо не допущены к распределению мандатов, но при этом представительство получила (помимо «Единой России» и КПРФ) именно Партия жизни. В Курской области все знали, что «Единая Россия» и КПРФ не пройдут без кого-то еще, просто никто не поверил бы, что они набрали столько голосов. На роль «кого-то еще» идеально подошла Партия жизни.

А партия «Родина»? Какова ее судьба?

«Родина» понесла очень сильный ущерб. И не очевидно, что она сможет восстановиться в качестве эффективной политической силы. До разгрома, который был устроен этой партии в нынешнем году, у нее были неплохие, хотя и довольно скромные перспективы. На федеральном уровне ее первоначально рассматривали в качестве приемлемой оппозиции, этакого противовеса Коммунистической партии Российской Федерации. Конечно, перспективы «Родины» на 2007 г. всегда были неясными, однако на региональных выборах она именно так и действовала. Заметно большое сходство между способом деятельности партии «Родина» в нынешнем электоральном цикле и ролью Союза Правых Сил в прошлом. Многие люди, которые по той или иной причине не вписывались в партию власти, находили себе нишу в «Родине», входили в ее списки и избирались. Сейчас, когда президентская администрация явно продемонстрировала, что «Родина» не является приемлемым партнером, я думаю, что такие возможности у этой партии исчезают. Сможет ли она вернуть себе, повторяю, эту весьма скромную и в чем-то даже унизительную функцию, – зависит от степени гибкости, которую проявит Бабаков, и от степени его эффективности как партийного менеджера.

А что можно сказать о «Единой России»?

В прошедшем электоральном сезоне, с октября прошлого года по март нынешнего, результаты «Единой России» на региональных выборах были очень высокими. Ее списки в среднем получили 42,9 % голосов. Для сравнения: в октябре 2004 – мае 2005 гг. средний результат был 28,4 %. Между прочим, весьма значительную роль в этом сыграла отмена выборности губернаторов. Она реально привела к усилению контроля федерального центра над региональной политикой, к сильному ужесточению этого контроля.

Политика централизации проводилась нынешней российской правящей группой в течение длительного времени. И даже такую прогрессивную в целом инициативу, каковой я считаю введение смешанных избирательных систем на выборах региональных законодательных собраний, нужно все-таки рассматривать с точки зрения того, что и она была направлена на усиление централизации. Главная цель состояла в том, чтобы привнести федеральные партии в региональную политику как средство контроля из Москвы.

Однако региональные выборы, которые пошли по смешанным избирательным системам, показали, что расчет не оправдался. В условиях, когда губернатор является выборным и перспективы его нахождения в должности не зависят напрямую от Кремля, он находит достаточно средств для того, чтобы обеспечить результаты выборов, не ставящие его в жесткую зависимость от какой бы то ни было политической силы в законодательном собрании. Губернаторы на этих выборах довольно активно создавали собственные блоки, они зачастую оказывали поддержку различным партиям, а не только «Единой России». И в этом смысле проект централизации через укрепление федеральных политических партий потерпел поражение. Это стало ясно уже к концу 2004 года.

Следующая инициатива, с которой выступил Кремль, как раз и состояла в том, чтобы выборность губернаторов полностью отменить. Как видите, эта мера оказалась весьма эффективной: как только губернаторы поняли, что у них нет другого способа политического выживания, они сразу же стали концентрировать все свои ресурсы и возможности (а во внутренней региональной политике эти ресурсы и возможности, конечно же, очень велики) на поддержке «Единой России».

А что за этим последует в будущем? Что нас ждет на ближайших региональных, муниципальных и федеральных выборах?

Я думаю, что без кардинального изменения социально-экономической ситуации в стране (которое весьма маловероятно), нас ждет продолжение этой тенденции. Впрочем, любой прогноз консервативен. Он представляет собой лишь экстраполяцию текущих тенденций. Но если так, то, начиная уже с нынешней осени, региональные выборы будут репетицией думских выборов 2007 года: в эти выборы будет вбрасываться даже больше федеральных ресурсов, чем сейчас, давление на губернаторов будет оказываться еще более сильное. Значит, результаты «Единой России» будут еще лучше.

А когда федеральные выборы будут отрепетированы дважды – сначала в октябре нынешнего года на одной серии региональных выборов, а затем в марте будущего – на другой, то и на думских выборах можно будет получить такой же результат. Сейчас складывается ситуация, которая позволяет с довольно высокой степенью достоверности предположить, что в следующей Думе «Единая Россия» сможет получить большинство. Конечно же, не конституционное, но все-таки большинство.

Напомню, что сегодня преобладание «Единой России» обеспечено исключительно за счет перехода в нее одномандатников сразу после думских выборов 2003 года. Но в будущем году, как кажется, «Единая Россия» сможет взять большинство в Государственной Думе и по пропорциональной системе.

Как Вы оцениваете шансы КПРФ?

Опять-таки если экстраполировать текущие тенденции, то шансы КПРФ выглядят очень неплохими. На региональных выборах были довольно впечатляющие успехи в Новосибирской, Тамбовской, Белгородской областях. Средний результат списков КПРФ в последнем электоральном сезоне – 15 %. А уничтожение партии «Родина» в ее прошлой роли, безусловно, работает на пользу КПРФ. Альтернативные проекты, среди которых самым опасным для КПРФ, безусловно, является Российская партия пенсионеров, находятся, что называется, пока еще в работе. Не очевидно, что новое руководство Партии пенсионеров окажется таким же эффективным, как Гартунг. Так что мне представляется вполне вероятным, что КПРФ получит на думских выборах те же 15 % голосов, а может быть, даже больше – до 20 %.

Есть ли у ЛДПР шанс остаться в Думе?

Да, и большой. ЛДПР на региональных выборах всегда выступает хуже, чем на федеральных. Она почти никогда не проводит своих одномандатников. Но и при этом она обычно преодолевает установленные барьеры. В последнем электоральном сезоне списки ЛДПР получили в среднем 8,9 % голосов. А годом раньше было 8,5 %, так что динамика положительная. Но если ЛДПР в условиях 7%-ного барьера будет проходить чуть-чуть выше линии и подтолкнуть ее под линию будет легко, я думаю, тогда Кремль это сделает без сожаления. Однако перспектива прохождения 7%-ного барьера «с запасом», то есть с гарантией представительства, у ЛДПР очень неплохая. Это зависит во многом от того, какая информационная политика будет проводиться во время кампании, насколько часто Владимира Вольфовича Жириновского будут показывать по телевизору.

И что же мы получим в Думе, если не пройдет ЛДПР? КПРФ и «Единую Россию»?

Тогда мы действительно получим двухпартийную Думу из «Единой России», у которой будет уже довольно значительное большинство, и Коммунистической партии Российской Федерации. Но это возможно в таком вот идеальном мире Суркова. А в действительности на следующих думских выборах так, скорее всего, не будет. Более того, я не исключаю ситуационных изменений, при которых уже в начале кампании станет ясно, что «Единая Россия» набирает процентов 35. Тогда не только ЛДПР оставят, но еще и пустят Партию пенсионеров или кого-то еще из малых партий, способных оттянуть голоса от КПРФ, – скажем, «Патриотов России» или ту же «Родину», если окончательно оправдается перед Кремлем. Конкуренция за это гипотетическое четвертое место – очень острая, и исход не предрешен.

К сожалению, у либералов шансы остаются довольно низкими. Средний результат списков СПС и «Яблока» в октябре прошлого – марте нынешнего года – 3,9%. Причем речь идет о списках, которые, как правило, выдвигались двумя партиями совместно.

Какие Вы видите серьезные риски для современных политических элит?

Риски, безусловно, есть. Они хорошо осознаются правящей сейчас в России группой. Риски эти носят в целом внешний по отношению к России характер. Они связаны со значительным изменением цен на энергоносители. Вся модель социально-экономической политики, которая проводится сейчас в России, строится исключительно на этом основании. И эта политика является понятной. Она во многих отношениях рациональна, но она не правильна. Если попытаться обобщить эту политику, то ее можно назвать созданием более сильных, что само по себе неплохо, но при этом более жестких, ригидных политических институтов. То есть как бы консервацией существующей сейчас ситуации на институциональном уровне.

Здесь, мне кажется, есть фундаментальное непонимание той роли, которую, вообще говоря, должно играть институциональное строительство в процессе политического развития. Дело в том, что институты существуют не для того, чтобы облегчить процесс правления в тех условиях, когда и так хорошо. Институты нужны, чтобы ограничивать действия отдельных акторов и амортизировать эти действия в кризисных ситуациях. В этом смысле институты должны быть сильными, но гибкими.

Стратегия же институционального строительства, которая проводится существующим ныне в России режимом, прямо противоположна этому императиву. Она состоит в том, чтобы постоянно вносить в институциональную конструкцию новые, все более и более жесткие элементы, ограничивающие свободу маневра в случае кризисного развития.

Доходит до смешного – например, недавнее обсуждение Государственной Думой инициативы, запрещающей переход членов партий, избранных по партийному списку, в другую партию. Это просто-напросто попытка регулировать действия народных представителей до такой степени, что, когда у них возникнет сильная потребность перейти из одной партии в другую, реализовать они ее смогут, только сломав всю институциональную конструкцию.

К сожалению, это не новая беда российской политики. Жесткий советский институциональный строй во многом способствовал краху СССР: его было легче ликвидировать, чем реформировать. В научной литературе встречается даже такое выражение – «подрывные институты». Недостатки такого рода были заложены и в Конституции 1993 года. Но с определенного момента в политике администрации Путина эта тенденция, вместо того чтобы сглаживаться, начала только усиливаться. И это создает действительно серьезный риск для существующего ныне в России правящего класса в целом. К сожалению, новости не очень хороши и для обычных граждан России, потому что в случае кризисного развития единственным выходом становится революция. А это перспектива, которой, вообще говоря, не только власть, но и граждане предпочли бы избежать. Нам хотелось бы, чтобы кардинальные политические перемены происходили в условиях, когда работают магазины, открыты разного рода культурные учреждения и т.д.

Видите ли Вы в сегодняшней России реальные центробежные тенденции?

Центробежные тенденции существовали в 1990-х годах, и они никуда не делись. Дело в том, что один из приоритетов, которым руководствуется правящая группа в Москве, – это подчинить существующие в регионах правящие группы, но при этом законсервировать их. Это видно по тем административным назначениям, которые начались после отмены выборности губернаторов. Ведь почти все губернаторы остались, за исключением тех, которые слишком явно демонстрировали свою неспособность контролировать ситуацию или создавали угрозу того, что она выйдет из-под контроля.

Естественно, что стремление к большей автономии у этих групп сохранилось. В случае общенационального политического кризиса эти стремления не только актуализируются, но и будут представлять в условиях ригидной институциональной структуры серьезную опасность.

В условиях крайне неблагоприятной внешнеэкономической конъюнктуры Ельцину во второй половине 1990-х годов удалось сохранить единство России, потому что институциональные рамки давали возможность для достаточно широкого маневра как самому федеральному центру, так и регионам. А сейчас ситуация меняется.

Если исходить из краткосрочной перспективы и из консервативного прогноза дальнейшего развития, то это идет, безусловно, на пользу нынешней правящей группе. И действительно, возможность получения «Единой Россией» большинства в Государственной Думе напрямую завязана на отмену губернаторских выборов, на усиление централизации. Но если развитие примет кризисный характер, возникнут колоссальные риски.

Когда отмена выборности губернаторов еще не была узаконена, а только обсуждалась, некоторые рассматривали как последнюю возможность участия граждан в политике муниципальные выборы.

Да, есть такая идея, что можно задавить политику на федеральном уровне, а она вот возродится и будет процветать на низовом. Но так не бывает, попросту говоря. Политика есть общенациональный процесс. То, что может возникнуть на муниципальном уровне, – как правило, не более чем дележ очень ограниченных и сужающихся ресурсов. Ведь они изымаются все в большей мере федеральным центром и региональными властями. Вообще, местная политика не приобретает реальных общегражданских тонов при отсутствии таковых на федеральном уровне.

Как получилось, что все это стало возможным?

То есть почему общество не оказывает сопротивления процессу государственной централизации? Потому что в России отсутствует то общество, которое могло бы этому сопротивляться. Одна причина – это отсутствие независимых экономических интересов. Они являются необходимой предпосылкой.

Другая причина – это отсутствие солидарной деятельности экономически непривилегированных слоев общества, направленной на отстаивание своих прав и интересов. Например, в России фактически отсутствуют профсоюзы. Ведь то, что в России называют профсоюзами, фактически таковыми не является. А там, где нет профсоюзов, как правило, отсутствует и эффективная рабочая партия. КПРФ по своему профилю не способна отстаивать интересы наемных рабочих в частном секторе. Ей ближе интересы пенсионеров и бюджетников. Но если бы интересы рабочих были выкристаллизованы в обществе, то за политическим представительством дело бы не стало. Люди, которые могли бы этим заниматься, – в наличии. Факт состоит в том, что сами интересы еще пребывают, так сказать, в непроявленном состоянии. Когда отсутствует общественное сопротивление, государственная власть усиливается ровно в той мере, в какой она хочет усилиться. А она хочет. Потому что усиление государственной власти в данном случае совпадает с интересами выживания существующей в России правящей группы.

А можно ли что-то с этой ситуацией сделать? Это должны быть общие или индивидуальные усилия?

Если граждане России хотят каким-то образом изменить ситуацию, то усилия должны быть общими. Объединившись, стоило бы поискать некие бреши в той системе препятствий к политической самореализации, которую я обрисовал. В целом – это довольно крепкая система. Но если ее представить как таковую, не питать по поводу нее иллюзий, то есть видеть любую стену как стену, то всегда можно, вооружившись лупой, обнаружить в ней бреши. Можно найти те места, которые слабы. Проблема состоит только в том, чтобы этим заниматься. Я конкретных рецептов не дам, поскольку источником общего действия всегда являются собственные интересы его участников. И всю совокупность этих интересов я просто не могу представить. Они могут быть общегражданскими, сильно идеологизированными или очень частными. Но, по большому счету, это просто-напросто вопрос активности. И, повторяю, активность должна быть коллективной и солидарной.

Ригидные политические институты, которые создаются и усиливаются в России, сдерживают такую активность. Это – их главная задача. Но особенность институционального строительства в том и состоит, что подобным способом нельзя полностью блокировать социальные процессы. Институты – это рамки. Рамки могут быть щадящими, а бывают и жесткими – как сейчас. Но и в жестких рамках возможно действие.

Как бы ни было трудно зарегистрировать общественную организацию в современной России, но когда Каспаров хотел зарегистрировать Объединенный Гражданский Фронт, он его зарегистрировал. Трудно сейчас создать политическую партию – почти невозможно. Чтобы зарегистрировать партию, нужно с ходу предъявить 50 тысяч членов. Эта возможность почти блокирована. Но, тем не менее, если будет некое массовое стремление создать политическую партию, то в 140-миллионной стране собрать 50 тысяч человек – это не Бог весть что.

Институты иногда обрекают на бездействие. Но это касается слабых. Как только появляется нечто сильное, способное идти поверх барьеров, оно обходит ограничения. Точнее говоря, не обходит – ограничения становятся для него несущественными.

См. также:

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.