29 марта 2024, пятница, 05:31
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

26 октября 2005, 11:21

Незабываемый 1990, или Мы из Кронштадта?

В эти дни Движению “Демократическая Россия” исполнилось 15 лет. По этому случаю в кинотеатре “Пушкинский” собрались с полтысячи демороссовских ветеранов: все, кого удалось созвать. А полтора десятилетия назад по столько же активистов участвовало в районных конференциях движения. Его митинги в столице считались тогда провальными, если в них участвовали всего лишь десятки тысяч участников. Да и тот же самый кинотеатр (тогда он звался “Россией”) в октябре 1990-го с трудом вместил под две тысячи выбранных делегатов и гостей учредительного съезда ДР.

СМИ, за редким исключением, юбилей проигнорировали. Разве что полуночные “Сегодня” показали, как участники ностальгического мероприятия при первой же возможности рванули в буфет из почти пустого зала (что, кстати, являлось не совсем корректной реконструкцией событий). Да ещё по ТВЦ прошёл документальный фильм как бы о движении, а на самом деле о волне общественных настроений в 1989-1991 гг. Нечего говорить об отсутствии хотя бы дежурных поздравлений из Кремля и Тверской, 13.

Можно ли представить такое на юбилее Солидарности или Народных фронтов стран Балтии и Центральной Европы? Хотя и там эти обрушившие коммунистические режимы объединения распались или маргинализировались и больше не являются влиятельными субъектами политики. Но даже левые правительства понимают, откуда идёт отсчёт их легитимности, и относятся к истории бархатных революций как к истории обретения (возрождения) государственности.

А для наших властей история мирной революции 1989-1991 гг. символизирует “геополитическую трагедию”. Тезис Сергея Маркедонова “Современное российское государство родом из августа 1991-го” (1) чужд им прежде всего эмоционально. Как для акунинского Вована, ностальгирующего о побористом портвешке и жаренной картошечке с луком versus омарам и двадцатилетнему вискарю, главное для них - не кем в этой новой стране они стали, а “какую страну просерили, суки!”. Плюс – прагматическая задача: по максимуму отстроить эпоху Путина от эпохи Ельцина, уйти от “проклятого” наследия смутного времени 90-х. Отсюда политтехнологический заказ: заменить на акте передачи страны подпись первого её президента на чью-нибудь ещё - то ли генералиссимуса, то ли самодержца, но непременно в мундире. На худой конец – в шинели или доспехах. Главное, чтоб образ ассоциировался с геополитическим же успехом. И вот – подчёркнутое пренебрежение и к годовщине событий 1991-го года у Белого Дома, и к статусу похорон А. Н Яковлева, а заодно – и к юбилею ДемРоссии.

Но это – власти и их интеллектуальная обслуга. А где же демократически настроенные граждане, которые, если верить данным соцопросов, ещё не совсем перевелись? Где творческая интеллигенция – все эти тогдашние глашатаи перемен, где, наконец, десятки тысяч бывших активистов, для которых воспоминания о незабываемом 1990-ом должны бы представлять ностальгическую ценность? Вне зависимости от последующей политической эволюции.

Ностальгируют о том, что можно интерпретировать как победу или хотя бы как частичный успех. У нас же, по комплексу обстоятельств, даже демократически настроенная часть общества склонна оценивать проект 1990-х как неудачу. Хотя бы уже потому, что промежуточным его итогом стал такой политический режим. Тот самый, который стыдится наследия мирной демократической революции и отторгает её основополагающие ценности.

Парадоксальным образом (хотя и не впервые в метеорологической летописи российских заморозков) реставрационные тенденции и обида на реставраторов приводят былых вдохновителей демократических начинаний к идеям о неадекватности демократических институтов российскому обществу. Или, наоборот, – о неадекватности российского общества таким институтам. То есть волей-неволей — к идеологическому обоснованию того самого отката, который режимом и осуществляется. Даже на юбилее ДемРоссии был распространён программный текст Г. Х. Попова (избранного в 1990 году сопредседателем движения) с предложением оставить формальную демократию только на низовом уровне, а всё, что выше, – формировать по другим принципам. Впрочем, это как раз тот редкий случай, когда практика госстроительства опережает теоретические рекомендации.

Так или иначе, но действия ДемРоссии как важнейшей движущей силы перемен начала 90-х у противников этих перемен ассоциируются с ущербом для российской (читай – советской) государственности, а у сторонников – с провалом российской демократии. В итоге недовольство обеих сторон сходится в общей претензии “Куда Вы нас завели?!” и естественной реакции: если нельзя повернуть время вспять, то лучше – забыть. Или – переписать эту историческую страницу.

Что, собственно, уже и происходит.

Каковы же на самом деле были место и роль ДемРоссии в событиях начала 90-х и какую долю ответственности она несёт как за успехи (для тех, кто считает, что они всё же имели место быть), так и за неудачи российских перемен? А главное - какие уроки можно извлечь на будущее?

Прежде всего, необходима терминологическая ясность. Всего – на федеральном уровне — было три ДемРоссии: предвыборный блок, одноимённая фракция в парламенте и политическое движение.

В январе 1990-го был создан предвыборный блок “Демократическая Россия” как объединение демократических кандидатов по выборам в российский парламент и ряд региональных и местных советов. Блок имел достаточно разветвлённую, но неформализованную структуру в виде команд кандидатов, ряда общественных и правозащитных организаций, неформальных объединений, клубов, платформ и т. п. Наиболее влиятельными из них были Московское объединение избирателей (МОИ) и Демократическая платформа КПСС. Важную роль сыграли и ресурсы Межрегиональной депутатской группы союзного парламента. На серии собраний и совещаний блока были приняты подробная общедемократическая программа и краткая – несколько более популистская — платформа, избрана комиссия по координации и утверждению списков кандидатов и организован предвыборный штаб, работу которого от Межриональной депутатской группы и Б. Н. Ельцина курировали Г. Х. Попов и А. И. Музыкантский. Иных структур блок не имел, что не помешало ему организовать ряд массовых акций в столице и регионах и добиться впечатляющего успеха на выборах. Кандидаты ДемРоссии получили треть мест на Съезде народных депутатов РСФСР и завоевали большинство депутатских мандатов в городских советах Москвы, Ленинграда, Свердловска, Рязани и пр. Без этих результатов было бы невозможным ни избрание Б. Н. Ельцина Председателем Президиума ВС РСФСР, ни Г. Х. Попова и А. А. Собчака Председателями Московского и Ленинградского советов соответственно. По иному, наверное, сложилась бы и служебная карьера В. В. Путина. Да и Ю. М. Лужков был избран на пост Председателя Мосгорисполкома голосами фракции Демократической России в Моссовете.

Депутаты от ДемРоссии сыграли ключевую роль в принятии законов, направленных на демократизацию, становление многопартийности и переход к рыночной экономике. Неоценима их роль в становлении независимой прессы. Первые негосударственные СМИ (Радиостанция “Эхо Москвы”, Независимая газета”, “Куранты” и журнал “Столица”) были учреждены контролируемым “Демократической Россией” Моссоветом. Октябрьский район Москвы, председателем Совета которого был избран один из лидеров демдвижения союзный депутат И. И. Заславский, превратился в настоящий инкубатор независимых общественных и предпринимательских структур. Ещё до устранения коммунистического режима здесь были зарегистрированы тысячи кооперативов, частных фирм, ассоциаций, некоммерческих и общественных организаций, практически все первые некоммунистические партии.

Однако, проведя своих (или казавшихся таковыми) депутатов в Советы различных уровней, демократические активисты довольно скоро обнаружили, что не в состоянии оказывать влияние на принятие тех или иных политических решений. Демократические фракции в российском парламенте, региональных и местных советах не чувствовали обратной связи с неструктурированным демократическим активом. Более того, избранные по спискам ДемРоссии депутаты далеко не всегда вступали в её фракции. А многие первоначально в них вступившие впоследствии образовали новые фракции или группы или перешли в другие, ранее созданные. Отсутствие ответственности перед делегировавшими их в парламент политическими силами обрекало демократические фракции в Советах на рыхлость и снижало эффективность их работы. Фактически повторялась ситуация с Межрегиональной депутатской группой, которая так и не образовала на своей основе массовой политической структуры.

Некоторые политики из демократического лагеря предприняли попытки создать первые политические некоммунистические партии. Однако это не увенчалось достаточным успехом: большинство демократических активистов не были готовы к модели с партийной дисциплиной и персональным членством. А главное, никакая партия не могла — по определению — вобрать в себя весь широкий спектр неформальной антиноменклатурной коалиции, которой соответствовал предвыборный блок демороссов.

И тогда демократические активисты — “полевые командиры” — решили взять дело в свои руки. Вместе с ними было и то меньшинство депутатов, которое вышло из их же среды и дорожило связями с ней. В конце июня 1990 года на Конференции клубов избирателей России было принято решение о создании Движения “Демократическая Россия”, и был создан оргкомитет по проведению учредительного съезда. Фактически ДемРоссия стала первой – и пока единственной – массовой общественно-политической организацией демократической направленности, построенной в России снизу.

Уже на последующих этапах к этой инициативе стали проявлять интерес сопредседатели МДГ и ряд наиболее известных на тот период демократических политиков и публицистов. Оргкомитет преследовал цель образовать на базе ДемРоссии максимально широкую коалицию демократических сил, т. е. фактически реконструировать массовую базу одноимённого предвыборного блока. В связи с этим были предприняты попытки привлечь в создающееся движение не только структуры типа клубов избирателей, но и первые некоммунистические партии, правозащитные и экологические организации, независимые профсоюзы и пр.

20-21 октября 1990-го года прошёл учредительный съезд Движения Демократическая Россия. В качестве своих целей оно провозгласило плюрализм в политике, идеологии и культуре, многопартийность, сосуществование различных идейно-политических школ и религий, демонтаж тоталитарной государственной системы, свободный рынок, свободное предпринимательство, свободную конкуренцию различных форм собственности и укладов. (2)

В ходе дискуссий на съезде демороссы отвергли как популистско-лидерскую модель построения Движения, лоббировавшуюся сторонниками известного борца с коррупцией Т. Гдляна, так и альтернативную ей чисто конфедеративную модель. В итоге был принят смешанный принцип, при котором примерно две трети членов руководящих структур избирались от имени движения как такового или его региональных организаций, а одна треть делегировалась коллективными членами. Важно, что вся депутатская фракция “Демократическая Россия” имела лишь одно гарантированное место в Координационном Совете (КС) и Совете представителей движения. Тем самым депутаты стимулировались к активной работе с региональными организациями или коллективными членами ДемРоссии, дабы обеспечить своё избрание в её руководящие структуры. Этот принцип первичности политической организации и вторичности депутатской фракции был эффективным инструментом, побуждавшим депутатов-демороссов учитывать мнение политической организации, с поддержкой которой они связывали свои дальнейшие политические перспективы.

Целесообразно выделить два периода истории Движения “Демократическая Россия”: до осени 1991 года и после.

Соответственно этим периодам можно говорить о ДемРоссии как общедемократической коалиции и ДемРоссии как несколько более узкой – прореформистской либеральной коалиции.

История первой ДемРоссии – это по всем меркам история успеха.

Широкий политический и идеологический плюрализм до поры до времени был залогом живучести движения как общедемократической антиноменклатурной коалиции. По всем актуальным политическим вопросам велись острые дискуссии, создавались те или иные платформы, ставшие прообразами таких нынешних партий, как “Яблоко”, СПС и Родина. Но до краха коммунистической системы и последующего распада СССР идеологические разногласия старались не выплёскивать наружу. Это позволяло добиваться максимально возможной мобилизации демократических активистов в давлении на коммунистическую власть. Основным оружием ДемРоссии стали ненасильственные санкционированные массовые акции. Только за два месяца с января по март 1991 года было проведено 6 манифестаций в столице с численностью участвующих от 200 тысяч и выше. Трижды организовывались одновременные митинги и демонстрации в десятках городов страны. Координировалась совместная деятельность с забастовочным движением в Кузбассе. Каждый раз эти акции вынуждали союзные власти идти на уступки. Достаточно вспомнить прекращение январской “спецоперации” в Литве и вывод 28 марта демонстративно введённых накануне войск из центра Москвы.

Конечно, проведение массовых акций облегчалось ситуацией определённого двоевластия в стране и, особенно, в Москве и Санкт-Петербурге. Но, вопреки расхожему мнению, решения о проведении всех этих мероприятий и об их формате, лозунгах и ином политическом наполнении принимались движением самостоятельно – без какого-либо давления или даже инициативы демократических властей. Более того, эти власти, особенно российские, не всегда были в восторге от подобных решений, но вынуждены были приспосабливать к ним свои действия.

Таким образом, в важнейшей сфере своей деятельности того времени – массовых акциях — Движение “Демократическая Россия” с самого начала выступало как самостоятельный субъект политики. Проводимые мероприятия являлись средством давления не только на власти СССР, но и на оппозиционные им российские, заставляя их занимать более решительную позицию.

В связи с этим, примечательна реакция движения на Новоогарёвское соглашение. По этому вопросу на пленуме Совета представителей ДемРоссии разгорелась ожесточённая дискуссия. Сторонники радикального крыла во главе с Ю. Афанасьевым и Л. Баткиным расценивали их как капитуляцию Ельцина перед Союзными властями, требовали перейти в фактическую к нему оппозицию и призывали к проведению всеобщей забастовки (по тем временам - идея явно утопическая). Их оппоненты из государственнического блока “Народное согласие” и Республиканской партии России, напротив, поддержали Новоогарёвский документ безусловно. В итоге голосами “прагматического” крыла было принято решение расценить подписанное Ельциным соглашение как вынужденный, но избыточный компромисс. В частности, были признаны политически ошибочными обязательства подписантов призвать своих сторонников к прекращению массовых акций. Фактическое дезавуирование движением этого ельцинского обязательства позволило сохранить необходимый уровень давления на Союзные власти и сохранить готовность ДемРоссии к массовым акциям как раз накануне августовского путча 1991 года.

Но ещё до этого ДемРоссия сыграла роль станового хребта в референдуме по введению поста всенародно избираемого президента Российской Федерации и в последовавшей за этим президентской избирательной кампании Б. Н. Ельцина. Фактически вся эта кампания базировалась на организационных структурах движения, взявшего на себя разработку, изготовление и распространение подавляющей части агитационных материалов и всю кампанию от двери до двери.

С отстранением КПСС от власти, казалось бы, исчезло основное препятствие на пути реализации целей движения. Началась неизбежная политическая дифференциация. В ноябре 1991-го года блок “Народное согласие” вышел из движения. С началом гайдаровских реформ покинули движение и популисты, а также сторонники “социализма с человеческим лицом” Пошёл отсчёт второму периоду ДемРоссии – уже как прореформистской либеральной коалиции.

На первых порах сужение идеологического спектра и последующая так называемая шоковая терапия почти не подорвали массовую базу движения.

И это не удивительно. Ведь основная часть активистов — до 85% — (3) была представлена городской интеллигенцией, в первую очередь технической и научной. В условиях советской номенклатурной системы она чувствовала себя несправедливо обделённой и статусно, и материально - и, прежде всего, такими ключевыми для себя благами, как свобода обмена информацией и перемещения, культурная свобода и право на интеллектуальную собственность.

Достигнутая информационная открытость подарила интеллигенции образец более справедливого (сравнительно с советским) и, одновременно, преуспевающего Западного общества. И все свои надежды на справедливое (прежде всего по отношению к себе) жизнеустройство интеллигенция связала с Западной моделью. Ради этого готова была терпеть. Но за гарантированный приз в конце – в виде этой самой справедливости. Знаниями по макроэкономике тогда обладали единицы. Споры о допустимой без ущерба экономическому развитию инфляции воспринимались как дискуссии по проблемам квантовой механики. Но почти инстинктивно интеллигенция на первых порах встала на строну либералов как наиболее последовательных и естественных западников (в ценностном и институциональном смыслах). Кому доверить переход в золотой миллиард, как не им.

Вот как по данным социологического опроса активистов движения распределялись их взгляды и ожидания накануне старта гайдаровских реформ. (3). Почти 80% поддержали либерализацию цен. При этом 40% считали, что ей должна предшествовать массовая приватизация. Интересно, что 58% высказались за de facto ваучерный её механизм (который к тому времени ещё не презентовался обществу), 21% высказался за продажу собственности в частные руки по рыночным ценам и лишь 7% согласились с идеей передачи предприятий в собственность трудовым коллективам. Две трети опрошенных ожидали, что цены вырастут в интервале от 4 до 10 раз. При этом те же две трети согласились с тезисом, что становление рыночного хозяйства невозможно без существенного снижения уровня жизни большинства граждан. 57% предполагали, что период резкого ухудшения жизни может продлиться от одного до трёх лет, а ещё 11% ожидали, что он затянется на более долгий срок.

Поразительно, как данные этого в методологическом плане далеко не совершенного исследования корреспондируют с последующей динамикой поддержки реформаторов и реформистских политических объединений в крупных (а отчасти – и средних) городах. Вплоть до 1994 года, несмотря на все мнимые и реальные издержки “шоковой терапии” и приватизации и вал критики по поводу “грабительских реформ”, уровень поддержки гайдаровцев оставался там стабильно высоким. Даже на вошедших в историю как провальные для реформаторов выборах 1993 года Выбор России получил в столице 35% и примерно столько же в большинстве мегаполисов и промышленных и университетских областных центров. С учётом особенностей голосования пенсионеров и малообразованных, это означает, что через два года после начала “шоковой терапии” за ассоциирующийся с ней блок проголосовало большинство избирателей трудоспособного возраста с высшим образованием в крупных городах. А три четверти оставшихся отдали голоса “Яблоку” и Движению Демократических реформ, которые также рассматривались избирателями как либерально-реформистские.

Сделав идеологический либеральный выбор, ДемРоссия не могла позволить себе роскошь плестись в хвосте у событий или служить придаточным механизмом между правительством и демократически настроенными массами. Собственно, она и в ранний послеавгустовский 1991-го года период выступила как самостоятельный политический субъект по отношению к выбору пути реформ.

Известно, что в сентябре 1991 г. первый президент РФ на некоторое время уехал в Сочи. В стране в это время стремительно нарастали кризисные явления в экономике и финансах. Преодолеть их без срочных экономических реформ не представлялось возможным. Вставал вопрос о выборе нового курса. При этом сохранялась реальная опасность, что в качестве базовой модели предпочтение будет отдано некому “центристскому” варианту “госрегулирования рынка” и фиксированных цен. В этих условиях КС ДемРоссии принял ультимативную по сути резолюцию, адресованную Б. Н. Ельцину: или немедленный запуск реформ, предполагающих либерализацию цен, приватизацию и обеспечение свободы предпринимательства, или Движение переходит в жёсткую оппозицию. А оно тогда, учитывая влияние на одноимённую фракцию в парламенте, воспринималось чуть ли не как полуправящая партия. Делегация КС (Л. Пономарёв, о. Глеб Якунин) вылетела в Сочи, добилась встречи с Президентом и убедила его срочно вернуться в столицу. По возвращении Ельцин снова встретился с полномочными представителями КС ДемРоссии (Ю. Афанасьевым, Л. Пономарёвым, о. Глебом Якуниным и В. Боксером) и в ходе двухчасовой дискуссии стороны пришли к согласию по повестке и приблизительным срокам реформы. Вскоре Президент сформировал правительство на основе команды Гайдара.

В преддверии начала экономических реформ встал вопрос о выработке долгосрочной стратегии движения и о тех лидерах, которые будут эту стратегию олицетворять. Здесь и крылось “узкое место” ДемРоссии: отсутствие соответствия между традиционными для неё демократическими механизмами принятия решений и наличием харизматического лидера, готового придерживаться этих решений при выработке политической линии. В основе такого несоответствия лежал субкультурный и даже ментальный конфликт между выросшими “снизу” активистами и так называемыми “светильниками разума” — демократическими вождями первой волны.

Первые представляли “рядовую”, преимущественно научно-техническую интеллигенцию, вторые – интеллектуальную элиту перестройки: “статусную” гуманитарную или творческую интеллигенцию советских времён, своего рода номенклатуру. При всех своих прогрессивных взглядах и неординарности, они были детьми своего времени и своей среды со всеми её элитарными комплексами и воспринимали демократических активистов лишь как некий субстрат для проведения своих идей, Прагматическая важность внутрипартийных демократических институтов как механизмов обратной связи ими не осознавалась. Рутинная политическая работа, необходимость согласований, выработки компромиссов, технология проведения решений воспринимались ими как интриганство и дискредитировались. А главное – они не готовы были уважать коллективные решения, не совпадавшие с их позициями. Некоторые из них с самого начала отказались сотрудничать с ДемРоссией, которое олицетворяло в их глазах примитивную массовку, способную лишь на “Ура”, “Долой” и “Позор”. Другие, позволив избрать себя в руководящие органы, не принимали участия в их работе, а ограничивались взаимодействием с движением в формате редких монологов. При этом они сознательно отвергали ДемРоссию именно как организацию, построенную снизу, и стали создавать “сверху” собственные партии или движения. Третьи принимали участие в работе Движения ровно до тех пор, пока сохранялась возможность сделать из него структуру “под себя”, а потерпев в этом неудачу, громко хлопали дверью.

При этом большинство КС Движения прекрасно понимало, что важно не только “что говорит”, но и “кто говорит”, и готово было позволить потенциальному харизматическому лидеру всё что угодно, кроме одного: монополии на выработку политической линии. С ним готовы были считаться - под него не готовы были “ложиться”. Такой настрой был связан ещё и с тем, что интеллектуальная иерархия демократических идеологов первой волны базировалась на их способности к критическому анализу старого строя, в котором они сформировались как крупные учёные или публицисты. Но довольно скоро выяснилось, что они не обязательно являются лучшими экспертами в практических вопросах посткоммунистического перехода. Ведущие экономисты новой волны в этот период ещё сохраняли иллюзии возможности технократического обеспечения реформ и не связывали свою судьбу с непосредственной политической деятельностью. Некоторые потенциальные лидеры (например, Галина Старовойтова) были заняты работой в президентской администрации. В самом движении имелись отдельные яркие фигуры с всероссийской по тем временам известностью (И. Заславский, А. Мурашов), но работа в органах исполнительной власти сделала из них объекты последовательной дискредитации. Так ДемРоссия оказалась в ситуации цугцванга: или не иметь популярного лидера (лидеров) вообще, или получить харизматического Ивана Сусанина.

Последний реальный “лидерский” проект попыталось реализовать радикальное крыло. В отличие от других подобных проектов, он имел реальное если не идеологическое, то концептуальное наполнение. Лидеры радикального крыла - сопредседатель движения Ю. Афанасьев, Л. Баткин, М. Салье и др. - во многом предвосхитили будущую политическую логику “Яблока”, попытавшись сделать из движения демократическую оппозицию Ельцину. Вопрос был, однако, в выбранном времени: самый старт гайдаровских реформ, которые радикалы (как и движение в целом) тогда поддерживали. Они действительно первыми артикулировали основную проблему всех наших реформистских движений и партий: как бы поддержка необходимых с их точки зрения правительственных реформ не выродилась в потерю самостоятельного политического лица. И партия или движение не превратились бы в придаток исполнительной власти.

Основной тезис радикалов: поддерживая болезненные для общества реформы, надо, тем ни менее, быть на стороне не власти, а общества и опираться на это общество.(4, 5). Вот, только – на какие его сегменты? Невозможно же в период реформ, затрагивающих конкретные интересы многих субъектов общества, опираться на него в целом — без разбора. Предлагалось, прежде всего, — на рабочее движение, фермеров, негосударственные коммерческие структуры и тому подобные романтические иконы либеральной интеллигенции того времени, заимствованные из опыта посткоммунистических преобразований государств Восточной и Центральной Европы.

Этим установкам на втором съезде движения и пленумах Совета представителей оппонировали сторонники прагматической платформы. Они полагали некорректным автоматический перенос на российскую почву штампов посткоммунистического перехода в бывших советских сателлитах. Там преобразованиям помогают национально-освободительные настроения общества, в России — мешают его имперские комплексы. Наивно было бы ожидать, что рабочее движение с восторгом встретит неизбежную реструктуризацию промышленности, закрытие шахт и т. п. Для опоры на фермеров нужно прежде всего осуществить коренную аграрную реформу, а потом ещё вырастить их как класс. Но главные возражения встретил тезис об опоре на частных предпринимателей без всякой их дифференциации. Ведь добившийся монопольного или привилегированного положения субъект частного бизнеса объективно становится препятствием на пути развития цивилизованного капитализма и свободной конкуренции. (6). Более того, господство монополистических или олигополистических экономических и финансовых структур с их возможностью контролировать СМИ создаёт в плохо структурированном обществе благодатную почву для эволюции по латиноамериканскому и даже мягкому фашистскому варианту (7).

Фактически, “прагматики” впервые обозначили опасность становления в России олигархического капитализма как в чистом виде, так и в виде гибрида с бюрократическим капитализмом. (6, 8). Главная его черта была обозначена как “распределение возможности заниматься предпринимательством” в противоположность предпринимательству свободному.(6). Этот путь, а не коммунистический реванш, ещё в 1991 году рассматривался сторонниками прагматической платформы как главное препятствие на пути преобразований. Равно как и сохранение Советов старого образца, которые объективно должны были стать эпицентром популистского сопротивления реформам. Поэтому основные усилия движения предлагалось направить на содействие становлению немонопольного бизнеса, стимулирование конкуренции и срочную политическую реформу, предполагавшую переизбрание всех Советов по партийному принципу. Только после этого можно было обеспечить более или менее структурированную поддержку реформ.

Интересно, что в соответствии со своим коалиционным характером движение фактически поддержало обе концепции. В руководящие органы были избраны представители обеих платформ. Создавалась возможность для согласования позиций и поиска компромисса. Тем более, что обе концепции в чём- то дополняли друг друга. Но по причинам, изложенным выше, лидеры радикалов не были готовы работать в режиме диалога и согласований. Один за другим они покинули ДемРоссию.

Это, несомненно, ослабило движение. Не только (при всём утопизме радикалов) интеллектуально, но и PR-овски. Чtреда расколов постоянно муссировалась в СМИ. Те из них, что были ориентированы на верхушечную интеллигенцию, оказались на стороне ушедших просто из своеобразной “сословной” солидарности. В общественном сознании ДемРоссия стала всё больше ассоциироваться с маргинальной митинговостью и “процедурной демократией”. Элита окончательно отвернулась от движения. Политический вес его стал неуклонно снижаться. Оно стало терять влияние на одноимённую фракцию парламента и не смогло убедить ни её, ни ельцинскую администрацию в необходимости срочной политической реформы.

И всё же ДемРоссия ещё некоторое время сохраняла возможность мобилизовывать сторонников в моменты критической опасности со стороны контрреформистских или откровенно реставрационных сил. Так происходило во время кризисов во взаимоотношениях между Ельциным и большинством Съезда народных депутатов РСФСР, в том числе во время первой попытки импичмента первому российскому президенту. Структуры ДемРоссии снова сыграли важную роль во время кампании по референдуму 1993 года. Наконец, движение создало целую сеть бесплатных консультационных пунктов для представителей трудовых коллективов по вопросам приватизации на базе общественных комитетов поддержки реформ. Делались и другие попытки обеспечить реформам более широкую и, главное, структурированную поддержку. Так, в союзе с рядом независимых профсоюзов и других не входивших в ДемРоссию общественно-политических организаций была образована Ассоциация демократический организаций России. По инициативе и при непосредственном участии движения была созвана первая в истории России конференция приватизированных и частных предприятий, преобразованная в одноимённую ассоциацию. Предполагалось, что она сможет стать противовесом политическому лоббизму “профсоюза красных директоров” — РСПП.

Но как политический проект ДемРоссия перестала быть центром притяжения либеральных сил. Политики больше не связывали с ней свои перспективы на предстоящих выборах. После событий 3-4 октября 1993 года российское руководство сделало ставку на создание новой политической реформистской структуры – блока ВР (“Выбор России”). Активисты ДемРоссии разошлись. Большинство из них поддержало новый блок, а сторонники радикальной платформы составили костяк региональных структур “Яблока”. С учреждением на базе блока ВР партии ДВР большая часть ДемРоссии влилась в эту партию. Дальнейшая судьба либерального проекта теперь оказалась в руках “ДВР”, “Яблока” и более мелких политических организаций – выходцев из движения.

Итак, почему же ДемРоссия как прореформистская либеральная коалиция к концу 1993 года перестала быть влиятельным субъектом политики? Общим местом является мнение, что дело в разочаровании её социальной базы в либеральных реформах. Однако эта точка зрения полностью расходится с фактами. В выборах декабря 1993 г. Движение “Демократическая Россия” как самостоятельный субъект не участвовало. В его электоральной нише (и на его социальной базе) разместились сразу 4 вновь созданных избирательных объединения, так или иначе ассоциировавшихся у избирателей с идеологией ДемРоссии как коалиции. Речь идёт о “Выборе России”, “Яблоке”, Российском движении демократических реформ (Г. Х. Попов, А. А. Собчак) и Партии российского единства и согласия (С. М. Шахрай, С. Б. Станкевич). Эти 4 объединения в совокупности получили свыше 34% голосов, а в подавляющем большинстве крупных городов за них проголосовало абсолютное большинство избирателей, в том числе почти вся интеллигенция. Это, по данным всех мониторингов, соответствует максимальному уровню поддержки реформистски-либерального проекта за всю историю новой России. Если добавить к этому те 20% избирателей “болота”, которые, по данным факторного анализа, (9, 10) на президентских выборах и референдумах всегда голосовали за Ельцина вопреки своим идеологическим взглядам (так называемый адаптационно-конформистский электорат), получается 54%. То есть приблизительно тот же процент избирателей, что поддерживал Ельцина и на выборах в 1991 г., и на референдуме в 1993 г. (а кстати – и во втором туре выборов в 1996 г.).

Это означает, что на момент ухода ДемРоссии с большой политической сцены электоральная поддержка прореформистской либеральной коалиции не исчезла и даже не сократилась по сравнению с 1991 г., а просто перераспределилась между образовавшимися в нише этой коалиции новыми политическими субъектами. Произошёл естественный и неизбежный – в ходе посткоммунистического перехода — процесс политической дифференциации. Как это случилось с подобного рода объединениями в Восточной, Центральной Европе и в странах Балтии. С учётом ещё ранее покинувших ДемРоссию государственников она сыграла роль шинели, из которой вышли основные современные идеологические партии некоммунистического спектра. Есть опасение, что на пути этих партий теперь маячит иная шинель. Но это уже другая история.

Итак, Движение “Демократическая Россия” стало первым и пока единственным успешным проектом построения снизу общественно-политической организации демократической направленности. Коалиционный характер, идеологический плюрализм, демократические механизмы принятия решений и гибкая организационная структура сделали ДемРоссию влиятельной и самостоятельной политической силой до момента отстранения КПСС от власти. Организованные движением массовые ненасильственные акции сыграли важнейшую роль в ослаблении и дискредитации коммунистического режима. ДемРоссия стала главной движущей силой в его демонтаже. Неизбежный процесс политической дифференциации в посткоммунистический период перевёл ДемРоссию из антиноменклатурной общедемократической коалиции в либеральную прореформистскую. Последняя оказалась менее устойчивой к внутренним разногласиям. Расхождения по тактике и стратегии действий в условиях посткоммунистического перехода и социокультурный (субкультурный) конфликт между демократическими активистами и перестроечной интеллектуальной элитой обусловили нестабильность ДР как либерального проекта. Сыграв важную роль в поддержке реформ 1992-1993 гг., движение стало утрачивать былое влияние и в конечном итоге поделилось на структуры, ставшие массовой основой “ДВР”, “Яблока” и ряда мелких движений и партий. Этот процесс ослабления и распада ДемРоссии явился не следствием отторжения её былой социальной базы от курса на либеральные реформы, а результатом естественного процесса политической дифференциации при посткоммунистическом переходе.

Опыт ДР доказывает мобилизационную эффективность построенных снизу нежёстких структур в условиях реальной политической конкуренции. Коалиционный характер и идеологический плюрализм подобных структур являются способствующими факторами при демонтаже авторитарного или архаичного режима, но оказывают скорее негативное влияние на последующей фазе. На этом этапе социокультурная (субкультурная) несовместимость различных составляющих политической организации может обусловить её внутреннюю нестабильность даже в большей степени, чем непосредственно идеологические разногласия.

Примечания

  1. Сергей Маркедонов. Национализировать либерализм. Известия, № 159, 2005.
  2. Россия демократическая. К 15-летию основания. Аналитическая справка по материалам агентства “Панорама”.
  3. Социологическая служба Фонда “Демократическая Россия” DR-Socio. Отчёты о социологических исследованиях, проведённых на съезде сторонников реформ, состоявшемся 21 декабря 1001 года в г. Москве, на II съезде движения “Демократическая Россия”, проходившем 9-10 ноября 1991 и на пленуме Совета представителей движения “Демократическая Россия” от 27 октября 1991.
  4. Афанасьев Ю. Н. Выступление на IIсъезде Движения “Демократическая Россия 9. 11. 1991. Материалы II съезда Движения “Демократическая Россия”, стр. 1-4.
  5. Баткин Л. М. Выступление на IIсъезде Движения “Демократическая Россия 9. 11. 1991. Материалы II съезда Движения “Демократическая Россия”, стр. 15-17.
  6. Боксер В. О. Выступление на IIсъезде Движения “Демократическая Россия 9. 11. 1991. Материалы II съезда Движения “Демократическая Россия”, стр. 18-20.
  7. Боксер В. О. Выступление на Пленуме Совета представителей Движения “Демократическая Россия” от 26. 10. 91. Материалы пленума Совета представителей Движения “Демократическая Россия” от 26. 10. 91, стр. 30-45.
  8. Заславский И. И. Выступление на IIсъезде Движения “Демократическая Россия 9. 11. 1991. Материалы II съезда Движения “Демократическая Россия”, стр. 20-22.
  9. Владимир Боксер, Майкл Макфол, Василий Осташев. Российский электорат на парламентских выборах и референдуме 12 декабря 1993 года: мотивация выбора. В книге “Анализ электората политических сил России. Москва, Комтех, 1995.
  10. Владимир Боксер, Майкл Макфол, Василий Осташев. На пути коммунистов “болото”. Итоги, № 7, 25 июня 1996
  11. Редакция

    Электронная почта: polit@polit.ru
    VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
    Свидетельство о регистрации средства массовой информации
    Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
    Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
    средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
    При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
    При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
    Все права защищены и охраняются законом.
    © Полит.ру, 1998–2024.