29 марта 2024, пятница, 14:52
TelegramVK.comTwitterYouTubeЯндекс.ДзенОдноклассники

НОВОСТИ

СТАТЬИ

PRO SCIENCE

МЕДЛЕННОЕ ЧТЕНИЕ

ЛЕКЦИИ

АВТОРЫ

10 января 2005, 08:52

Избрание Деда Мороза

См. также: часть первую, часть вторую.

Обстоятельства места, времени и образа действия

От Чернигова до райцентра Сосницы по трассе чуть более полутора часов езды. Сам райцентр ничем не примечателен. Ну, площадь. Памятник Ленину. Выкрашенное белой краской здание администрации. Обшарпанный магазин “типа лабаз”, на крылечке два милиционера под мухой. Напротив – единственное на весь населенный пункт, да и вообще, на весь район, кафе. Деревянная стойка. Пятнадцать липких столов в жирных пятнах. Длинный перечень блюд и напитков в затрепанном меню, и вполне предсказуемое отсутствие большей части перечисленного. Разжившись кофе с бутербродами и расстелив выданную предусмотрительными ОБСЕшниками огромную карту области, рисуем себе маршрут, выбирая деревушки так, чтобы за день объехать дюжину и успеть вернуться в Сосницы к половине восьмого вечера. Дальше движемся по составленному плану, чтобы убедиться в проходимости дорог, понять, где именно в селах расположены избирательные участки, и в день голосования уже не терять времени на ориентировку на местности.

Так что 26 декабря мы следуем по уже знакомому маршруту. Ночью очень сильно похолодало. Температура упала до минус десяти. Шоссе превратилось в каток. А от сельских не асфальтированных дорог и вовсе бросает в дрожь. Машину временами заносит, крутит по льду. Мой ирландский партнер, в честь выборов вырядившийся в парадный костюм и галстук, и к полудню уже многократно проклявший свой неуместный порыв, к счастью, привычен к бездорожью, признаков паники не проявляет и говорит, что все окружающее напоминает ему Ирландию лет двадцать назад.

Не знаю, как выглядела Ирландия во время оно. А здесь, на моей исторической родине, заброшенные поля, нищие деревни на 200-300 дворов, тоска и запустение… Колхозы давно позакрывались, и работы нет. Денег тоже нет. Люди живут натуральным хозяйством. На продажу разве что индюков выращивают. Несколько раз мы останавливаем машину и пережидаем, пока дорогу вперевалочку переходит колонна индюков – толстых, бородатых и важных. Ветер бросает в лобовое стекло снежную пыль. Индюки трясут хвостами, что-то бормочут и никуда не торопятся. Села потихоньку вымирают. Молодых здесь раз, два и обчелся. Население сплошь старики. В деревне на 500 человек – всего 10 детей. Школа, естественно, закрыта – нет смысла ее содержать. И ребята ходят на занятие в соседнюю деревушку побольше, где школа пока еще работает, тогда вместе с ними набирается 50 учеников.

Избирательный участки размещаются в сельских клубах, не топленных последние лет десять. Как же там топить, когда денег нет? В этих каменных постройках температура по ощущению на пару градусов ниже, чем на улице, и сыро, как в погребе. Когда входишь в помещение, сквозь зимние ботинки ноги буквально пронизывает леденящий холод. Воспаление легких и всего остального кажется печальной неизбежностью. На последнем таком участке мы с коллегой, отслеживая подсчет голосов и оформление соответствующих документов, проводим четыре часа, и к концу этого долгого процесса скорее мертвы, чем живы. А ведь избиркомовцы начали работать в семь утра и, в общей сложности, провели в этом выстуженном каменном мешке около шестнадцати часов. Однако, избирательное право дорогого стоит… Памятник бы поставить этим людям, в основном, женщинам в толстых кофтах, пальто, шерстяных платках и шапках, которые совершают свой трудовой подвиг вот уже третий раз подряд.

Отчасти именно из-за того, что голосование идет по третьему разу за недолгий срок, работают избиркомы на редкость слаженно и грамотно, и даже в самой страшной глухомани процедуру успели вызубрить назубок. Особых нарушений мы не заметили. Тем более, на каждом участке сидело по четыре наблюдателя от Януковича и еще по четыре от Ющенко. И те, и другие искали возможности поскандалить, цеплялись к каждой мелочи. Члены избиркомов даже вздохнуть боялись и выполняли все, что положено, с почти религиозным рвением. В результате случались нелепые и грустные казусы.

Вот, представьте себе старуху 86 лет в огромных валенках, потрепанной шубейке и сером, надвинутом на брови, платке, которая еле-еле доковыляла до участка с другого конца деревни, буквально на четвереньках заползла на обледеневшее крыльцо, и все – чтобы выполнить свой гражданский долг и проголосовать. Протягивает она руку за бюллетенем, а ей говорят: “Ты, Егоровна, паспорт, давай. Без паспорта – бюллетеня не положено!”. Бабулька в слезы. Она, бедная, свой паспорт тысячу лет назад куда-то засунула и даже не знает куда. Зачем он ей в деревне сдался? Ее здесь каждая собака знает. И даже пенсию без всякого паспорта выдают. Она и так, и эдак: “Наталья, я ж тебя помню, когда ты под стол пешком ходила! Я ж тебя, как облупленную! Да я в твоем списке есть! Я сюда еле дошла, чуть не окочурилась. Второй раз не смогу. Ну, пожалей ты старую! Совесть где твоя?”. Наталья и сама чуть не плачет. Перед Егоровной стыдно. Второй раз, и правда, не дойдет. А обида будет. Она бы и рада сделать исключение. И вреда от того никакого, но наблюдатели, будь они неладны, кружат рядом, как коршуны, уже и руки потирают, предвкушают составление протокола… “Нет, Егоровна, ты извини, но никак не могу. Неприятности будут!” Бабка ругается, в сердцах плюет на пол, и уходит, тяжело опираясь на палку. Жалко ее – сил нет. Вроде все правильно, все по закону, и уж нам-то, международным наблюдателям, радоваться положено такому положению дел, но на душе удивительно погано…

За и против

Януковичевские и ющенковские наблюдатели иногда напускаются на членов избиркомов, а иногда сцепляются между собой. Черниговская область – в основном, за Ющенко, и его наблюдатели в большинстве своем местные. А Янукович своих привез из Донецка на автобусах. Ни много ни мало – три тысячи человек. Вот, в совсем крохотном селе, в бывшем клубе, клацающий от пронизывающего холода зубами поборник Ющенко, стыдит сподвижника Януковича. Упреки сводятся, в основном, к тому, что того за деньги купили, а сам оратор вкалывает за идею.

Оппонент из Донецка даже особенно не огрызается. Трясет головой. Разводит руками. Переминается с ноги на ногу – может, от холода, может, от неловкости – и монотонно бубнит: “Ну, деньги. Ну, да. А чего? Жить-то как-то надо. Слушай, я ж нормальный мужик! У меня детей – трое. Жена не работает уже лет 7. Ну, нет работы. Кормить их всех надо? Сам понимаешь – надо. Вот мы сюда и поехали. Какой-никакой, а все заработок. Только когда до места добрались, нам с женой сказали, что супруги на одном участке наблюдать не могут. Не положено, мол. Меня сюда запихнули. В соседнем пансионате поселили. А жену даже и не знаю, куда увезли! Всех спрашиваю -- бесполезно. А я ж волнуюсь! Слушай, ты сам-то мою супружницу не видел? Она высокая баба такая, видная. Волосы светлые, длинные. И куртка красная, дутая… Не видел, нет? А Вы, девушка, тоже не видели?”. Я сочувственно качаю головой и желаю страдальцу скорейшего воссоединения со своей лучшей половиной. Вот ведь коллизия…

В другой деревушке еще один “гость из Донецка” деликатно берет меня за рукав и отводит в сторонку. Я изготовляюсь выслушивать жалобы на давление, недопущение и прочее разное. Но мужик застенчиво шепчет: “Вы с международной организации, да? Вы мне вот что скажите. Наш кандидат-то проигрывает?”. “Не могу ответить на этот вопрос. Подсчет голосов покажет”. “Да ладно Вам. Я ж вижу – проигрывает. Я о другом совсем. Он денег нам заплатить должен. Основная сумма причитается, когда в Донецк вернемся. Так я что боюсь – если он проиграет, вдруг не заплатит, а? Вы как думаете, заплатит или нет? А если нет, может, в международные организации пожаловаться? Или не поможет?” В глазах у человека отчаянье. И, боюсь, его опасения вполне оправданны. Но что ж тут поделаешь?..

Мы ездим из села в село. Избиркомовцы встречают нас, в основном, дружелюбно. Частенько пытаются налить “для согреву”. И твердят все без исключения: “Мы только надеемся, что это уже последний раз. А то сколько можно? Устали все. Надоели людям эти выборы хуже горькой редьки. Только бы сейчас все нормально прошло. А там – праздники…”

Избиратели смеются, машут руками: “В третий раз президента выбираем. Ну да ничего, Бог Троицу любит…”

Дряхлая старуха стучит о ступеньку огромной суковатой палкой: “Из ОБСЕ приехала, да? Вы смотрите-смотрите! Чтоб это закончилось. Чтоб уже выбрали! Позору-то! Третий раз на выборы ходим! Да будь я там, наверху, выбрали б с первого тура, как миленькие!”

Немного поддавший мужичонка скалит железные зубы: “Я тебе, дочка, вот что скажу. Думаешь, мне нужен этот Янукович? Или Ющенко? Да я их в глаза не видел. Мне просто президент нужен. Новый Год через неделю. А какой Новый Год без президента? Нужно, чтобы в телевизоре был президент. И не Кучмарь. На него, урода, смотреть уже мочи нет. Чтоб настоящий президент сидел под елкой и шампанским с тобой чокался”.- Вроде бы курьёз – мужичок будто боится, что если и теперь не выберут они себе президента – кранты: в полночь 31-го не наступит Новый Год, а продолжится всё тот же День Сурка. Ну будто Деда Мороза выбирают, честно слово! Так детишки на ёлке в садике выкликают дедушку, снегурочку, ёлочку… Стоящие вокруг односельчане согласно кивают… Но дальше оратор произносит: А вообще, я ж не то чтобы за Ющенку. Я против вранья. Понимаешь, дочка? Вранье зае…ло!” - и всё меняется. Действительно, они хотят: чтобы стрелки двинулись, и календарь перевернулся. Людям в этой глубинке надоел бесконечный День Сурка, столь же холодный, что и в фильме, но – главное – заполненный неправдою.

Наверное, чаше всего 26 декабря, кочуя по украинской глубинке, мы слышали от плохо образованных, живущих в чудовищной нищете людей именно эту сентенцию: “Надоело вранье. Терпеть невозможно”. “У нас в тот раз больше половины деревни за Ющенку голосовало. Мы все про всех знаем. Тут не спрячешься. А объявили – мол, за Януковича. Зачем народ обманывать? Мы что, скоты? Зачем нам врать? Зачем уголовника нам на шею вешать? Совсем совесть потеряли!”

Нечто похожее, просто другими словами, до и после выборов говорили и в Киеве. Говорили студенты, таксисты, лоточники, журналисты, бармены, учителя… Говорили о том, что никто из знакомых Януковича не поддерживал, и когда объявили результаты голосования, вранье стало настолько очевидным, что терпеть его дальше было невозможно. Что у людей есть своя гордость, и когда им навязывают рецидивиста, вора и насильника, они не могут этого допустить.

К слову, Янукович был осужден дважды, но отнюдь не за изнасилование – то дело было закрыто, потерпевшая забрала заявление. Но граждане-то уверены практически все без исключения, что Янукович сидел именно за изнасилование, и для многих именно это оказалось последней каплей.

Люди долго терпели, но у них есть свое достоинство. Власть обнаглела и зарвалась. Чаша терпения переполнилась. Люди поднялись не потому, что они ЗА Ющенко, а потому что они ПРОТИВ лжи и скотства. Потому что для них стало необходимым доказать себе и власти, что они не рабы, что они что-то значат. И им это удалось. Значит, победил на выборах не сам Ющенко или не только он – но в первую очередь все эти люди. Ответственность перед ними является обратной стороной легитимности Ющенко. Когда спадет эйфория и начнется обычная жизнь, они почувствуют себя вправе предъявлять ему те или иные претензии. Для Ющенко это будет непросто, может быть, даже неподъемно. А окажется ли это хорошо для его избирателей, зависит от того, смогут ли они и в дальнейшем выражать свои претензии достаточно убедительно, продолжать и далее отстаивать свое единожды утвержденное достоинство.

Конец трагедии

На следующий день после выборов я вернулась в Киев. Бегала по городу. Сидела в палаточном городке. Смотрела, слушала. Пыталась понять, как этот народ смог сделать то, что сделал. И почему россияне этого не могут.

Киев праздновал победу. На Майдане плясали. Ющенко выступал перед ликующей толпой. Палаточный городок оглох от песен. Из конца в конец Крещатика ходили маленькие оркестрики. Смеющиеся люди с головы до ног обвязывались оранжевыми лентами. На вопрос “А почему не расходитесь, ребята, ведь дело сделано?”, -- активисты кричали: “Будем стоять до самой инаугурации!” - “Зачем, боитесь, что вас обманут?” - “Нет. Но нужно до конца поддержать Президента. И еще нужно, чтобы Президент не забыл. Чтоб помнил, кому обязан!”

Толпы людей клубились вокруг трибуны на Майдане. “Чего ждете? Что здесь будет?” - “Не знаем. Но если столько народу собралось, значит точно что-то будет!” Когда каждая отдельно взятая группка увеличивалась человек до 30, кто-то обязательно запевал национальный гимн, другие самозабвенно подхватывали. Временами пела вся площадь. “Ще не вмерла Украйина…” Немолодые интеллигенты растерянно улыбались: “Понимаете, это ведь чудо какое-то. Столько лет мы над этим гимном подсмеивались. А теперь поем, не можем удержаться. Такое чувство общности, единения…”

В палаточном лагере не только люди со всей Украины. Здесь и белорусы. И грузины. Приехали поддержать революционеров. Высокий пятидесятилетний грузин с точеными чертами лица греет руки у костра. Он неприлично хорош собой, и темные глаза светятся довольством. “Ты из Москвы, да? Видишь, как оно бывает. Просто у вас в Кремле не те блюда готовят. Готовили бы лобио или хинкали, совсем была бы другая жизнь!” - “Наверное, у нас других поваров пока не завезли…”

В центре городка, в большой палатке-брезентушке, живет двадцать человек польских студентов, из Гданьска, Варшавы, Кракова… Они здесь уже пять недель. К Новому Году собираются домой. “Ребята, а зачем вы сюда приехали?”. Светловолосая красотка в толстом белом свитере с густо накрашенными ресницами улыбается совершенно голливудской улыбкой: “Так ведь революция!..” - и беспомощно разводит руками. “Да, - соглашаюсь в ответ, - не грех посмотреть. А я вот опоздала. Только несколько дней назад сюда приехала. Все самое главное пропустила. Хорошо здесь. У нас такого не будет”. “Что ты!” – вмешивается зашедший в палатку парнишка в ярко-апельсиновом шарфике, - “Мы, знаешь, как между собой говорим? В Грузии была революция. На Украине была. Теперь очередь за Россией и Белоруссией. Когда у вас начнется, я обязательно к вам приеду!” - “Если у нас начнется, то, наверное, совсем по-другому…”

Вечером сижу в пивнушке со знакомым юристом “от правозащиты”. Мы с ним встречались на каких-то семинарах. Знаем друг друга в лицо и по имени. Ему лет 28. Серьезный парень в серьезных очках. Я расспрашиваю о том, как все начиналось. Он увлеченно рассказывает, как зародилась черная “Пора”, как вслед за ней появилась “Пора” желтая, чем они друг от друга отличаются. Как, когда желтая “Пора” пообещала штабу Ющенко вывести на улицы тысячи студентов, никто не ожидал, что вслед за студентами потянутся “взрослые”, но произошло именно это. Как чудные, стебовые песенки сочиняла про Януковича группа “Веселые яйца”, и как эти песенки слушали на всех базарах. Как по мотивам любимых народом “Джентльменов удачи” состряпали сериал “Проффэсор”, в коротеньких эпизодах которого запечатлели основные моменты Януковичевской кампании. “Проффэсор” - потому что именно так, с тремя орфографическими ошибками, Янукович определили свою ученую степень, когда документы в избирком подавал. И от этого “Проффэсора” вся Украина просто лежала. Как никому не известно, кто придумал для Ющенко оранжевый цвет, – у Ющенко долго не было вообще никакой кампании, и люди ждали, когда же начнется, и вдруг в сентябре на деревьях появились первые оранжевые ленты, и люди недоумевали, что это. А потом все сошлось воедино…

- Скажи,

- спрашиваю я, - а когда это только начиналось, ты верил, что так все сложится, верил, что получится?

- Нет! Что ты! Вообще не верил. Ни на секунду. Я и до сих пор не совсем верю.

- Значит, не верил. А как ты думал, это закончится?

Собеседник наклоняется ко мне через столик, проникновенно смотрит в глаза:

- Я был уверен, что все закончится трагически

.

Киваю головой. Трагически – это понятно. Перед глазами проносятся те самые картинки, которые привиделись бы любому из нас при слове “трагически”: танки на Майдане, растерзанные трупы… Но рефлекс срабатывает, и автоматически переспрашиваю:

- А что ты имеешь в виду, когда говоришь – “трагически”?

Парень отпивает глоток пива из высокой, запотевшей кружки и отвечает очень серьезно:

- Ну да. Трагически. Я боялся… Мы все очень боялись… Знаешь, как холодно было? Просто жуткий мороз. Моя жена так рвалась на этот Майдан, а я ее не пустил. “Сиди, - говорю, - дура, дома! Воспаление легких подхватишь, мне с тобой возиться придется, а у меня работа, каждый день с этими выборами по судам мотаюсь!” Так и не пустил. В общем, мы боялись, что Майдан продержится от силы неделю, максимум две. Что люди устанут, перемерзнут и разойдутся. И все закончится. То есть лидеры будут что-то горланить со сцены. Но люди уйдут. И конец.

Я с изумлением смотрю на сидящего напротив невероятно счастливого парня, почти что ровесника, который живет и думает настолько по-другому:

- И это ты называешь “трагически”? Вы не боялись, что всех перестреляют?

- Перестреляют? Нет. Силовых мер как-то не боялись. Даже в голову не приходило. Но было, правда, жутко холодно. И люди могли не выдержать, разойтись. И это была бы настоящая трагедия.

Если люди ТАК воспринимают “трагедию” - у них есть шанс. Их страна не воюет десять лет. Им не мерещатся танки. Они никогда не были империей. По их улицам не ходят в камуфляже. Они – другие. И, наверное, именно поэтому они могут то, чего не можем мы.

Возвратившись в Москву за пару дней до Нового Года, я рассказываю друзьям и коллегам оранжевые байки. “А я, между прочим, родом из Харькова”, - мечтательно вставляет близкий приятель. “А я из Черкасс. И он вот из Донецка”. “А моя бабка родилась во Львове. Погоди, ты говорила, твоя семья из Сосниц, верно? Так может, когда здесь все накроется, мы попросим убежища в Апельсиновой Республике? Между прочим, не так и плохо…” В каждой шутке есть доля шутки. И, как ни крути, а перспектива эта все-таки заманчивее, чем маячащая на нашем горизонте деревня Карабаново…

См. также: часть первую, часть вторую.

Редакция

Электронная почта: polit@polit.ru
VK.com Twitter Telegram YouTube Яндекс.Дзен Одноклассники
Свидетельство о регистрации средства массовой информации
Эл. № 77-8425 от 1 декабря 2003 года. Выдано министерством
Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и
средств массовой информации. Выходит с 21 февраля 1998 года.
При любом использовании материалов веб-сайта ссылка на Полит.ру обязательна.
При перепечатке в Интернете обязательна гиперссылка polit.ru.
Все права защищены и охраняются законом.
© Полит.ру, 1998–2024.