Одним из оснований для формирования внутренней и внешней политики России должен быть анализ современной международной конфигурации и тенденций ее развития. Один из ведущих отечественных экспертов в области безопасности и международных отношений, заместитель директора Московского центра Карнеги Дмитрий Тренин поделился с «Полит.ру» своим вариантом этого анализа, включая вопрос о месте в будущей международной конфигурации нашей страны. Предыдущее интервью Дмитрия Тренина было посвящено проблеме антитеррориcтической коалиции и пониманию руководством России источника угроз для нашей страны. Беседовал Борис Долгин.
У советских международников встречалось такое понятие, как «центры силы» для обозначения какой-то конфигурации миропространства — на Западе выделялись США, Западная Европа, Япония… Если Вам в принципе близка подобная форма описания, как бы Вы обозначили основные, на Ваш взгляд, сегодняшние центры силы, сегодняшнюю конфигурацию с тенденциями: усиления, ослабления и т.д.?
Я думаю, что сегодня в центре международной системы стоят Соединенные Штаты. И если говорить о международной системе в целом, то она сегодня представляет собой США и их отношения с другими государствами — это ядро системы. На другом уровне действуют крупные региональные игроки: прежде всего — Европа, Европейский Союз. У него есть целый ряд структурных особенностей, которые не позволяют рассматривать Европу как эквивалентную Соединенным Штатам мировую державу: Европа продолжает оставаться гибридом, Европа продолжает оставаться внутренне серьезно разделенной по многим вопросам, способность Европы выступать как самостоятельный игрок на международной арене за пределами, скажем, сферы экономики и финансов серьезно ограничена, хотя она и расширяется. Но пока это не самостоятельный и не единый игрок.
Расширяясь, он усиливается или ослабляется?
В перспективе европейская способность к единству действий повышается, но не доходит, по моим расчетам, в обозримом будущем до уровня, когда Европа могла бы действовать как самостоятельный и единый игрок на международной политической и стратегической сцене. То есть да, по сравнению с 1965-м, 1975-м или 1985-м, сегодня Европа более сплочена, но это не значит, что Европейский Союз в 2005 г. или в 2015 г. будет самостоятельным, единым игроком в области международных политических или военных отношений.
Проблема так называемой «старой Европы» и «новой Европы»?
Да, отчасти. Но я бы не сказал, что тут «новая Европа» играет особую роль. Скажем, Британия — с одной стороны, Германия с Францией — с другой. В большой степени это противостояние по линии: континентальная Европа (или значительная часть континентальной Европы) и Британия.
Когда мы говорим о «новой Европе», то это во многом показатель роли Америки в определении общей стратегии Запада, Соединенные Штаты стремятся сохранить свое преобладающее влияние в определении этой стратегии, и они наталкиваются на сопротивление, скажем, Франции и даже Германии
Но это будет долго продолжаться — хотя консолидированность Европы будет повышаться, говорить о ней как о серьезном игроке пока рано.
Еще одна региональная держава — Китай, значение которого повышается. Китай реально становится центром силы в Восточной Азии, к которому тяготеет ряд периферийных стран.
Как он будет добиваться увеличения статуса?
Я думаю, за счет роста внутреннего потенциала. То есть, роль Китая будет расти не за счет внешних акций, а за счет того, что Китайский ВВП, роль Китая как международного рынка будет повышаться. Китайская стратегия имеет долгосрочный характер, и в этой стратегии приоритет отдается самоусилению страны.
А где предполагается качественный скачок от экономического усиления, от роли региональной державы к следующему уровню? Или об этом пока речи вести нельзя?
Я думаю, что об этом можно вести речь, начиная с середины XXI в. Я думаю, что до середины XXI в. Китай будет экономить свои силы, он не будет ввязываться в борьбу за мировое лидерство раньше, чем у него появится достаточно ресурсов. А ресурсы эти появиться могут: китайская экономика может достичь такого уровня, когда китайские транснациональные корпорации создадут благоприятную международную среду для качественного усиления глобальной роли Китая.
Верно ли ощущение падения роли Японии как региональной державы?
Думаю, что да. Я думаю, что Япония вовлекается в экономическую орбиту Китая.
Индия?
Индия -самостоятельная держава, которая, несомненно, не будет частью китайского мира. Я думаю, что роль Индии тоже будет растит, и Индия вместе с Китаем — две ведущие державы Азии, державы, отношения между которыми все больше будут формировать международные отношения в целом. Но это тоже процесс длительный, и индо-китайские отношения как ведущие отношения в Азии — это все-таки перспектива второй трети XXI в, середины XXI в.. До этого тоже пока несколько десятилетий.
Арабский мир?
Арабский мир проходит через серьезнейший кризис в связи с модернизацией, ибо то, что мы видим как международный терроризм, — это проявление этого кризиса. Традиционное общество столкнулось с вызовом глобализации, лидеры арабских стран не способны дать адекватный ответ. Есть радикальное крыло, которое пытается дать свой ответ — это, условно говоря, Осама Бен Ладен и его сподвижники. Будущее арабского мира зависит от того, смогут ли промодернистские силы консолидироваться и вместе с другими, внешними, игроками сдержать и затем минимизировать значение радикалов и, таким образом, открыть арабские страны внешнему миру и сделать их успешными в условиях глобализации. Хотя бы начиная с некоторых арабских стран, чтобы появились здесь, условно говоря, «маяки успеха».
В какой-то момент как некоторый маяк неарабского, но околоарабского мира воспринимался до революции 1979 года Иран…
Я думаю, и сейчас у Ирана сохраняется такая возможность. Но тут требуются серьезные и внутриполитические, и внешнеполитические изменения для того, чтобы Иран мог сыграть роль стабилизатора Ближнего и Среднего Востока и маяка модернизации. Но опять-таки здесь все зависит от того, в каком направлении пойдут внутриполитические события в Иране, куда пойдет та молодежь, которая сегодня составляет большую часть населения Ирана, пойдет ли она по пути модернизации, условно говоря, страны. Тогда, хотя Иран и останется исламской страной, но при этом станет страной современной и открытой, как Япония, страной, безусловно, не западной в культурном плане, но вполне западной, с точки зрения технологий современного общества. Вот, если Ирану удастся такой же прорыв, то он станет, конечно же, успешным игроком и фактором не только стабилизации, но и модернизации всего региона.
Латинская Америка?
В Латинской Америке я вижу Бразилию как очень серьезного игрока и опять-таки от того, как бразильское общество сможет справиться с вызовами XXI в. будет во многом зависеть, останется ли Латинская Америка в целом придатком Соединенных Штатов (ну, придаток — это, может быть, не слишком удачное слово, — таким вот отсталым захолустьем Северной Америке) или бразильцы и латиноамериканцы в целом смогут найти свое место в процессе глобализации, в процессе экономического, информационного, культурного развития. Я думаю, здесь очень многое будет зависеть от того, удастся ли бразильцам что-то или нет.
Мы представили себе мир середины XXI в. с Китаем, Индией, с некоторой развилкой для Ирана, Бразилией, для арабских стран и т.д. Где в этом мире место для России и какова будет динамика веса Соединенных Штатов?
Ну, прежде всего, касательно Соединенных Штатов. Я думаю, что динамика веса Соединенных Штатов — это плавное его уменьшение, начиная где-то со второй четверти XXI в.
К середине века Соединенные Штаты, на мой взгляд, не будут уже однозначно доминирующей державой, наверное, это все-таки будет самая сильная, самая мощная держава, но в более равновесной конструкции, где свою роль будет играть Китай, где будет играть роль Западная Европа, Европейский союз.
Что касается России, то у меня два сценария, я не думаю, что есть средний. Один сценарий — хороший. Это Россия как независимая, условно говоря, автономная часть западного мира. Это Россия, которая провела реформы, которая не только растет экономически, но и развивается (я бы хотел провести различие между ростом и развитием — на мой взгляд, это принципиально). Россия, где созданы условия для современного общества, для современной политической системы — демократической (я думаю, что пока у нас таких основ для демократии еще не создано, но это не означает, что нужно уходить в авторитаризм). Россия, которая не является частью Европейского Союза, но тесно с ним связана, которая не является формально союзником США, но стратегически тесно связана с Соединенными Штатами. Россия между Европой и Америкой, Россия, если угодно, как «третий Запад» — наряду с США и Западной Европой. Россия, которая находится в тесных отношениях с некоторыми республиками бывшего СССР, скажем, с Казахстаном, которые вместе с Россией являются частью этого «третьего Запада».
Это один сценарий. Другой сценарий возможен, если Россия пойдет по традиционалистскому пути, о чем мы говорили. В этом случае я вижу экономический застой и затем возможную череду экономических потрясений, я вижу огромную опасность для политической системы в результате ее делегитимизации. Авторитарная модель делегитимизирует власть — вот ее главная опасность. Опасность состоящую не в том, что эта модель антидемократична, а в том, что она уничтожает единственную связь между гражданами России и властью -выборы, способность влиять на принятие решений таким образом. Как только это будет разрушено, мало что останется между властью и населением, власть будет пребывать в воздухе и когда-нибудь она совершит жесткую посадку.
В этом случае, я боюсь, могут быть очень серьезные последствия и политического, и геополитического характера. Я бы не хотел об этом долго рассуждать — я надеюсь, этого сценария нам все-таки удастся избежать, но я считаю, что те события, которые сейчас происходят внутри России и между Россией и, прежде всего, ее западными партнерами, имеют для выбора сценария нашего развития колоссальное значение.